Crazy Russian girl

Этапы 4 и 5. Рупольдинг. 5 января. Наша команда одна из первых прилетела в новое место проведения этапа Кубка мира. Тренерам не терпелось приступить к занятиям: они считали, что длительный отдых пагубно скажется на нашей физической форме, и поэтому всячески подстраховывались. Однако, помимо стандартных тренировок, нас еще ждала череда различных интервью: журналистам канала «Матч-ТВ» было необходимо восполнить «новогодний пробел». После одного из таких интервью, Занин вдруг обратился со странной просьбой: — Тань, а ты сможешь выручить? — М-м-м? — удивилась я. — Да кое-что хотим для передачи сделать, нужно несколько спортсменов собрать. Ты ж вроде как хорошо с норвежцами общаешься? Попроси их, пожалуйста, поучаствовать. — Только я хорошо общаюсь? — фыркнула я. — Ладно, когда и чего нужно? — Я попозже передам тогда тебе листы со сценарием и всё объясню, — обрадовался Дима. — Спасибо! — Пока не за что, — кивнула я и потопала в номер, размышляя, как же найти этих самых норвежцев. Дело в том, что в Рупольдинге скандинавская команда жила не в гостинице, а отдельных домиках. Топать к ним желания у меня не было, наткнуться на кого-то из ребят в столовой тоже не представлялось возможным: в коттеджах была предусмотрена кухня. Оставалось надеяться на случай. К счастью, он вскоре представился: я столкнулась с Йоханнесом по пути на утреннюю пробежку и передала просьбу Занина. Рыжик удивленно хмыкнул, но согласился оповестить друзей. — Почему вечно нас зовут развлекать публику? — фыркнул Тарьей, размахивая листами со сценарием. — И где Йоханнес? Эмиль? Я один должен отдуваться? — Не знаю, — пожала я плечами, сидя на столе и болтая ногами. — Тебе лучше знать, где твои друзья шастают. Бё-младший действительно передал мою просьбу, но сам пока не спешил участвовать. Да и остальные приглашенные: наши девочки и Симон Фуркад, — пока задерживались. Одни мы с блондином ошивались в мини-библиотеке гостиницы, периодически прислушиваясь в ожидании заливистых голосов ребят. — И что за вопросы опять? Одно и тоже, — закатил глаза норвежец и, подойдя к столу, на котором я сидела, швырнул листы, а потом оперся руками на столешницу и посмотрел на меня. — Что-нибудь новенькое не могут придумать? — Вот это уже не ко мне, — усмехнулась я и, снова уставившись в текст, прошептала. — Кто-то сегодня явно не в духе. — Просто хотел отдохнуть после тренировок, а не заучивать непонятно что, — буркнул парень. Я оторвала голову от листов, понимающе кивнула и только хотела дочитать вопросы, как заметила в конце длиннющего коридора знакомую фигуру, тарахтящую по мобильнику. О, боже! Только не говорите, что участвовать будет еще и Трифанов. Чтоб его… Белоснежные листы с печатными буквами тут же «захрустели» у меня в руках, а сама я превратилась в хамелеона, сменяя цвета от зеленого и красного до бледно-желтого. Всё это не ускользнуло от Бё. По-прежнему опираясь руками на стол, он просто посмотрел себе за спину и усмехнулся: — М-м-м, какие люди. В этот момент я поняла, что обычные наши хихи-хаха со скандинавом не прокатят. Если Илью направили работать, то нужно что-то серьезное, чтоб его взбесить и отбить охоту заниматься любимым делом. Ох, и, кажется, я придумала что… Не знаю, откуда у меня появилось столько смелости и наглости, но я тут же схватила Тарьея за одну руку и дернула к себе. Хотя, возможно, мной двигала простая злость… — Не понял? — вздрогнул от неожиданности норвежец. — Ну, ты же говорил: «обращайся, если что», — хмыкнула я. — А-а-а, дубль двести восемьдесят семь, значит, — впервые за весь вечер слегка улыбнулся спортсмен и выпрямился. — Подсказки нужны? — На этот раз сама справлюсь, — фыркнула я и, не выпуская рукав парня, снова потянула его к себе. — Встань тут, пожалуйста. — Как угодно, — ухмыльнулся биатлонист и остановился ровно напротив меня. — Хм, кажется вечерок становится веселее. — Буду благодарна, если наклонишь голову немного влево, чтоб я могла видеть ситуацию, — шепотом попросила я, закидывая руки на плечи атлета, и, несмотря на внешнюю нагловатость, всё же засмущалась. — А ты быстро учишься, — на лице скандинава наконец появилась знакомая широкая улыбка. Он слегка похлопал меня по коленям, намекая развести их в стороны, и на моё возмущенное выражение лица ответил. — Ничего не подумай, просто правдоподобнее будет выглядеть, если я встану чуточку ближе. — Хорошо, — кивнула я и послушалась «совета». — Кстати, голову можешь и ко мне наклонить. — Способная ученица, — в голубых глазах засверкали искорки азарта. — Вот так будет достаточно, — остановила я норвежца, оперевшись рукой в его грудь, когда мы едва не стукнулись лбами. — Ладно, — хмыкнул он и замер. Со стороны картина выглядела забавной, ненатуральной, но уж больно милой: на столе среди разбросанных и смятых листов сидела девушка, руками неловко обвивая шею псевдо-ухажера и устремив взгляд в пол. Парень же с блаженной улыбкой водил глазами по светлой матовой коже, усеянной маленькими красными пятнышками явно от стыда, и наслаждался дрожанием опущенных пушистых ресниц. Дыхание ребят перемежалось, был слышен стук сердец, которые внезапно замедлили свой ритм, создавая настоящую библиотечную тишину. Несколько мгновений, и руки спортсмена, до этого свободно вытянутые вдоль туловища, вдруг закрались за спину российской биатлонистки, сомкнулись замком и стали медленно притягивать к хозяину. Девушка испуганно подняла шоколадные глаза и невольно встретилась с голубыми. Сейчас в них не было привычной усмешки, лукавого нахальства, скандинавского холода. Напротив, глубина озер и широта бескрайнего неба отразилась в этих двух прищуренных «капельках», которые почему-то стали всё ближе, ближе и ближе… Слегка пухловатый нос едва дотронулся нежной щеки. Раз. Два. И теплые, немного обветренные губы коснулись розовых девичьих, соблазняя и искушая на что-то новое, непривычное, но отчаянно манящее. И даже громкие бранные слова, произнесенные за широкой норвежской спиной, не смогли прорваться в маленький мирок и разрушить и без того хрупкую идиллию… Осознание, что происходит, пришло лишь когда громко хлопнула дверь, ведущая в коридор. В ту же секунду я резко оттолкнула Бё-старшего и спрыгнула со стола: — Зачем? Какого черта ты это сделал? — Ну-у-у, — на мгновение смутился норвежец, чем ввёл меня в ступор. — Для достоверности, да? — сама придумала я отмазку. — Заигрался немного? — Заигрался? — нахмурился спортсмен. — Ну да. Ведь для тебя это — очередная игра, забава, — усмехнулась я и направилась к двери. — Бабник несчастный… — Таниа, — парень коряво произнес моё имя на русском. — Постой! — Нет, — фыркнула я. — Всё, с меня хватит. Спасибо за помощь, но игра окончена. С этими словами девушка выскочила в коридор и быстро понеслась по нему, поэтому совсем не услышала, как вслед ей донеслось: — Ну уж нет. Раз это — игра, то всё только начинается… 6—10 января. С того вечера моя жизнь превратилась в шугания от еще одного человека, который умудрялся найти меня где угодно: до и после тренировок и гонок, в столовой, которую стал теперь посещать, в коридорах гостиницы, на улице, — везде. Я бы и не парилась с этими столкновениями, если бы не одно «но»: каждый раз, на самом деле, каждый раз, Тарьей, завидев меня даже издалека, прерывал беседу или менял планы, и оказывался рядом, а потом с довольной ухмылкой впивался в мои губы. Я пыталась убежать, спрятаться, отбивалась, когда меня всё же догоняли или находили, рычала, била норвежца по всем частям тела, попавшимся мне под руку, но он отстранялся, только дождавшись, когда у меня собьется дыхание, напоследок подмигивал и, прошептав: «улыбнись, тебе идет», исчезал из поля зрения. Я психовала, топала ногами, стучала кулаком по стене или столу, грозилась сломать скандинаву палки, винтовку и лыжи об спину и голову, роняла книги, швыряла тарелки на пол, — всё бесполезно: наглый спортсмен был непреклонен в своих желаниях, а обычных разговоров просто избегал. И ведь во время «представления» обязательно кто-то из знакомых или вообще целая толпа оказывались рядом… И если поначалу народ изумлялся, то потом просто выдавал фразу: «последняя крепость пала перед норвежским обаянием…» и тыкал в меня пальцами, посмеиваясь. Даже от моих девчонок не было поддержки. — Если бы это действительно тебя так бесило, то уже давно бы навешала ему таких люлей, что не снились ни одному боксёру, — фыркала Юрлова на мои очередные изливания, сетования и психи по поводу случающегося. — Отомстить Трифанову решила, заварила всё это, вот теперь и расхлебывай. О репутации можешь и не беспокоиться: её уже просто нет. — Ка-а-ать… — вздыхала я и затыкалась. Я и сама понимала, что всё идет слишком странно, неправильно, но поменять ситуацию, развернуть её в свою пользу у меня не получалось, никак. Разумеется, я пыталась дать отпор наглецу, и не раз. Но этого ж никто не замечал… Все видели только самый «смак» из поцелуев и моих колотушек, считая, что это — часть наших заигрываний. Но самое обидное было не в этом: в какой-то момент я словила себя на мысли, что происходи это всё не в людных местах, не так неожиданно и экстравагантно, я, кажется, была бы совсем не против близкого «общения» с Бё-старшим. Чё-ё-ёрт! Только этого еще не хватало… — Ну и что теперь ты мне скажешь? — хмыкал Трифанов, кивая на Новикову, в очередной раз пойманную и прижатую к стене норвежцем. — Что ты всё такой же дурак, — усмехалась Светлана. — Они же специально играют, чтоб тебя позлить. Неужели, не замечаешь? Хотя на твоем месте, я бы отстала и от Тани, и от Тарьея. Лучше успокойся, забудь и, наконец, найди себе другую девушку. — Но… — Никаких «но», Илюх! Таньку ты давно упустил, пора уже отпустить и начать новую жизнь. 11 января. Сегодня у меня было настолько паршивое настроение и состояние, что когда я увидела Тарьея в трех метрах от себя, то даже не стала прятаться, а просто прикрыла глаза и смирилась, почувствовав, как меня обняли и уже склонились к губам. Но поцелуя почему-то не последовало, вместо этого норвежец тихо спросил: — Ты там жива? С тобой всё в порядке? — Целуй уже и отпусти, пожалуйста, — хмыкнула я. — Таня! — Бё четко выдал моё имя на русском, а затем продолжил по-английски. — Посмотри на меня, пожалуйста. Что случилось? — Ничего, — прошептала я, не поднимая глаз, из которых уже по закону подлости побежали слезинки. — Давай целуй и вали отсюда. Биатлонист проигнорировал агрессию, нежно взял мое лицо в свои руки и, стерев большими пальцами несколько капель, повторил просьбу: — Посмотри на меня, пожалуйста. Что произошло? Тебе нужна помощь? — Ты вроде как уже помог, — фыркнула я и наконец уставилась прямо в глаза спортсмену. В них отражались неподдельная тревога и беспокойство, что, как мне казалось, совсем было не характерно скандинаву-хулигану. — Пойдем, тебе нужно на свежий воздух, — пропустил ёрничество атлет и потянул меня за руку к выходу. — Ну как, легче стало? — спросил парень, когда я вдохнула полной грудью морозную свежесть, стоя у входа в гостиницу. — Да, немного, — кивнула я. — Ну, значит, скоро совсем хорошо станет, — хитро улыбнулся Тарьей. — Решил скинуть меня в сугроб для полного эффекта? — поежилась я, уже ожидая подобную выходку. — Я так предсказуем? — прищурился блондин, а потом, к огромному удивлению, просто снял с себя пуховик и накинул мне на плечи. — Не замерзни (англ), грустинеяшка! (рус) — Где ты научился таким словам? — обалдела я, услышав «грустняшка» почти без ошибок. — Пусть это пока останется моей тайной, — подмигнул Бё-старший. — Так что произошло? Опять столкнулась с журналистом? — Нет. К счастью, нет. Просто всё достало, — вздохнула я. — Что именно? Поделишься? — Ну, например, то, как ты не даешь мне проходу, а потом я слышу насмешки в свой адрес, фырканья подруг и лекции тренеров о своем недостойном поведении, — хмыкнула я. — Малоприятно, знаешь ли? Я — не распутная девка. Чего ты добиваешься? Я спросила в наглую открыто, хотя понимала, что норвежец, скорее всего, увильнет от ответа. Но, видимо, мне никогда не суждено предугадать действия этого человека. — Прогуляемся немного? — выдал он на мой вопрос. — Э-э-э… Не замерзнешь? — усмехнулась я, оглядывая атлета, оставшегося в одном спортивном костюме. — Переживу, — улыбнулся скандинав и, снова взяв меня за руку, потянул куда-то. — Я и не знала, что здесь есть такое, — охнула я восхищенно, оказавшись в небольшом зимнем саду. — Случайно на ресепшне узнал. Только в этом году открыли, — пояснил Бё и вдохнул аромат какого-то цветка. — М-м-м, как говорит Эмиль, (англ.) лепота-а-а… (рус.) К счастью, наш путь был недолог, поэтому надежда, что спортсмен не заболеет, сохранялась. В помещении было очень уютно и тепло, и я, заметив у входа вешалку, сняла черную куртку и повесила её. — Да, здесь очень мило, а главное, никто не прервет разговор, — кивнула я и тоже прикоснулась к листьям какого-то дерева. — Может быть, ты всё же ответишь на мой вопрос? — Какой именно? — прищурился атлет. — Чего ты добиваешься своими поцелуями? — выпалила я и посмотрела прямо в голубые глазенки. — Только одного, — улыбнулся парень и подошел ко мне вплотную. Я сглотнула и скрестила руки на груди, типа сохраняя между нами расстояние. Норвежец только усмехнулся на подобное и наклонился к моему лицу. — Я добиваюсь всего лишь одного: чтобы ты перестала считать всё происходящее игрой. — А для тебя это разве не так? — я удивленно захлопала ресницами. — Не так, — прошептал биатлонист, а потом вдруг отошел от меня. — Ты, возможно, считаешь, что я — бабник, балбес, совершенно не знаю нормы допустимого, постоянно перехожу все границы, но, на самом деле, всё совсем не так. Хотя, конечно, если подумать, я сам виноват, что завязалась подобная игра… — Виноват? — Ну, я же поспособствовал вашему разрыву с этим, как его… Илией… еще на летнем Чемпионате. А что уж потом устроил… Услышав такое, я сначала вздрогнула, но затем собралась и опровергла сказанное: — Много на себя берешь, Тарьей. Да, та нелепость послужила, конечно, малоприятному продолжению, но поверь, у нас и без неё хватало проблем. Так что не выдумывай. — Значит, — биатлонист обернулся и выдохнул. — Ты совсем не злишься на меня за ту ссору? — Не злюсь, — покачала я головой. — Стоп! Ты поэтому и согласился подыгрывать мне? В качестве извинений? — Нет, но мне правда было стыдно, что я всё же вас поссорил. Пусть даже частично. — Тебе? Стыдно? — засмеялась я. — Да, мне, — кивнул Бё и снова подошел вплотную. — Знаешь, эта игра… Всё это как-то неправильно. — Угу, — вздохнула я и повернулась в сторону выхода. — Рада, что мы это выяснили. — Но в библиотеке я совсем не играл, — выдал вдруг шепотом спортсмен. — Что? — напряглась я, оборачиваясь. — Эм, а весь цирк, что ты устраивал потом? Как это понимать? — Ты ляпнула про подыгрывания, ну я и разозлился, — скандинав потупил взгляд в пол, как нашкодивший мальчишка. — Решил вот завоевать твое расположение подобным способом… — И заодно проучить, да? — фыркнула я. — Хорош план! Ничего не скажешь. — Да не собирался я тебе мстить, — усмехнулся парень и в одно мгновение сократил расстояние между нами. — Не мстить, не играть. — Неужели? — хмыкнула я. — Угу, — атлет неожиданно, но аккуратно притянул меня к себе. — К тому же, ты должна знать. Я никогда ничего не планирую. — И как же ты действуешь? — пульс почему-то участился, а потом я вообще стала тонуть в этих бездонных глазах цвета неба, совсем как неделю назад. — По ситуации, — хитро подмигнул норвежец и вдруг, проговаривая каждое слово не без напряжения, выдал на русском. — Прости за всё, Таня! Повторно задать вопрос о лингвистических познаниях Тарьея мне не дали его теплые губы… На сей раз ощущая реальный кайф от поцелуя наглого биатлониста и ни капли не сопротивляясь, я и не сразу заметила, как позволила одной малоприятной мысли прокрасться в голову… — Нет, не могу. Я так не могу, — вскрикнула я на русском и резко вывернулась из объятий Бё-старшего. — Нет? — повторил ошарашенный спортсмен тоже на русском, а потом заговорил на английском. — Что случилось? Что ты имеешь ввиду? — Я не могу быть с тобой. Ни с кем не могу, — замотала я головой и побежала к двери. — Прости, я не могу. Вырвавшись на улицу, я вздрогнула, потому как холодный ветер тут же растрепал все волосы и пробрался даже под толстовку. Чёрт! Где тут ближайший сугроб? Я хочу утопиться… Побежав вперед, пока мои «мечты» не сбылись, уже через пару секунд я почувствовала, как меня перехватили. Резко развернув к себе лицом, взволнованный Тарьей уставился мне прямо в глаза: — Что происходит? Почему ты убежала? — Пожалуйста, оставь меня в покое, — прошептала я и вновь дернулась из цепких рук атлета. Но вырваться на этот раз мне не удалось, напротив, я еще умудрилась оступиться и утянуть с собой норвежца… В общем, мои мысли всё же любят материализовываться: я оказалась лежащей в ближайшем сугробе, да еще и придавленной спортсменом. — М-м-м, так вот для чего задумывались все эти догонялки, — хитро улыбнулся скандинав и уже потянулся к моим устам. — Такие игры мне нравятся. — Пож-ж-жа-а-луй-ст-т-т-та, — дрожащими губами произнесла я, чувствуя, как холод и сырость уже забрались даже под футболку. — От-т-тпу-у-усти-и-и. — Нет, мы пролежим здесь до тех пор, пока ты не скажешь, что произошло там, в саду, — помотал головой Тарьей. — Тогда я просто заболею и сдохну. К общему удовольствию многих, — фыркнула я, прикрывая глаза и думая, что парень всерьез решил меня пытать, пусть даже таким диким во всех смыслах способом. — Ну уж точно не к моему, — усмехнулся норвежец, и вскоре я почувствовала, как с меня не только слезли, но еще и хотят поднять. — Спасибо, но я сама, — собрав последние силенки, я резко встала с белой «перины» и, не отряхиваясь, понеслась в гостиницу, к счастью, на этот раз не обнаружив погони за собой. Я лежала на кровати, слушая заунывную музыку, и прокручивала в голове события прошедшего часа. Рядом в ноутбуке копошилась Катька в поисках новостей про сборную лыжников. Вдруг в дверь постучали. Мысленно молясь, чтоб это не был тот, о ком в первую очередь подумала, я вздохнула и повернулась к Юрловой, одним взглядом намекая о просьбе узнать, кто пришел. Девушка только усмехнулась и пошла открывать. Тишина, возникшая после щелчков и скрипов двери, насторожила меня. Вынув наушники, я приподнялась на кровати. В этот момент гость, личность которого, мягко говоря, повергла меня в шок, прошел на середину комнаты и остановился: — Привет. — Я за бананами, — глупо хихикнула Чемпионка и исчезла за дверью. — Что-то случилось? Тарьей? — обеспокоенно глянула я на Свендсена, даже не удосужившись поздороваться. — Нет. С ним всё в порядке вроде как, и я хочу поговорить совсем о другом, — Эмиль поджал губы и внимательно посмотрел на меня. — Вернее, почти о другом. О его чувствах. — О-о-о, небось начнешь сейчас читать мне лекцию о том, что я должна и не должна делать? — я встала с кровати, чтобы чувствовать себя менее уязвимой. — Или скажешь, чтоб я держалась подальше от твоего друга, так как мешаю ему готовиться к домашнему Чемпионату? — Что? — немного опешил норвежец от такого напора. — А есть еще какие-то претензии? — фыркнула я. — Никаких претензий, — замотал головой парень. — Я просто пришел поговорить и, возможно, помочь разобраться в случившемся. — Э-э-э… — теперь пришла моя очередь впадать в ступор. — Ты когда-то сказала, что помогаешь всем советами, а тебе никто. Пора это исправить, — спортсмен немного улыбнулся и, обнаружив свободный стул, кивнул. — Я присяду? — Д-д-да, конечно, — ответила я и опустилась на кровать, продолжая пребывать в шоковом состоянии. — Я не до конца понимаю, что между вами происходит, — начал скандинав, развернув стул спинкой вперед и перекинув ногу как через коня. — Но если не разобраться, то всё может окончиться не так радужно, как бы хотелось. Атлет оперся руками на спинку и положил голову сверху: — Мне сейчас стоило больших усилий удержать Тарьея от похода к вашим журналистам, чтобы устроить взбучку одному из них. Он считает, что спецкор у мужчин во всем виноват. Спортсмен напрягся, явно ожидая мою реакцию. Я только ойкнула и тяжело задышала. Кивнув, парень продолжил: — Если тебе сложно объяснить ему причину своих шуганий, может расскажешь мне? Чем тебя не устраивает Тарьей? — Всем устраивает, — вздохнула я и, встав, подошла к окну. — Напрягают, конечно, некоторые моменты с его распущенностью, мимолетными интрижками. — И где ты видела мимолетные интрижки? — фыркнул атлет. — Одну, летом еще, — вздохнула я. — С кем не бывает. И, между прочим, кто еще сделал её мимолетной, — хмыкнул Эмиль, намекая, что это Света фактически сразу дала отворот-поворот Тарьею. — Да знаю, — нахмурилась я. — И понимаю, что прошлое есть у всех, что не нужно на этом зацикливаться. — Молодец, но ты должна понимать еще один момент: всё зависит от самой девушки. Как она себя поставила в отношениях, чего хочет, так и будет. — Ладно, — хмыкнула я, поняв, что всё равно не отвертеться. — Дело совсем в другом, но мне тяжело это объяснить. — Понимаю. Но иногда людям, которые тебя знают не так близко, проще открыть душу, — тихо произнесли позади меня. — У меня получилось. Почему бы и тебе не попробовать? — Хорошо, — вздохнула я и, обернувшись, взглянула прямо в прищуренные карие глаза. — Тарьей угадал виновника. Мне нанесли глубокую душевную рану, и боюсь, я не скоро пущу кого-то в своё сердце. Я сглотнула комок, уже подкативший к горлу: — Я всегда была одна, потом вот позволила распахнуть свою душу, получила ожог и теперь опасаюсь любой мелочи, подстраховываюсь от всего и вся. Возможно, со стороны совсем не заметно, но это и вправду происходит у меня на сердце. Пока я верила, что Тарьей мне всего лишь подыгрывает, было легко и просто. Я даже не заморачивалась. Но когда начались догонялки, прятки, заигрывания… Впрочем, ты сам многое видел, да и думаю, о недавних событиях тебе всё рассказали, ведь так? — усмехнулась я. — Он рассказал только то, что объяснил тебе свои действия, а ты убежала, сказав, что не можешь быть с ним, — покачал головой Эмиль. — Тарьей никогда не вдается в подробности, да и сам не расспрашивает. Для него свято то, что происходит между двумя людьми. Я округлила глаза, а атлет закивал в подтверждение своих слов: — Да-да, можешь не верить, но это действительно так. Понимаю, ты привыкла слышать и видеть нас безумными с дикими поступками, но при более близком рассмотрении, поверь, мы — совсем другие, и только узкий круг людей знает об этом. Я задумалась о сказанном спортсменом, параллельно вспоминая некоторые моменты из собственного опыта и рассказов той же Светы. Да, норвежцы определенно были хороши не только на трассе, но и в умении носить маски и пускать пыль в глаза посторонним. И всё же многое меня смущало, да и прошлая боль давала о себе знать. — Но я же не вхожу в ваш круг избранных, — хмыкнула я, возвращаясь к кровати. — Ты так думаешь? — Свендсен удивленно поднял брови. — После всего того, что было? — Не знаю, — вздохнула я, опускаясь на постель. — Возможно, всё замечательно, а я этого просто не замечаю. Извини за откровенность, но… Мне когда-то было очень больно и обидно, Эмиль, понимаешь? Я не хочу снова это всё прочувствовать. Не хочу… Я боюсь… — Откуда ты знаешь, что тебе снова причинят боль? Не нужно мерить всех мужчин по примеру одного или парочки, — фыркнул атлет, явно намекая на Трифанова. — Не делай этого. Просто начни всё заново. Дай шанс другим. — Легко говорить, сложно сделать, — прошептала я. — Но на трассе же у тебя это получается, — подмигнул парень. — А ведь личная жизнь, мне кажется, всё же важнее медалей и кубков. — Тебе ли не знать, — ляпнула я. — Ой, прости… — Тут ты права. Что есть, то есть, — к моему удивлению, бывший супер-финишер отреагировал совершено спокойно. — И знаешь, я ни капли не жалею. Ладно, всё что нужно, я уже выяснил, так что пойду и передам этому чудику, чтоб просто запасся терпением и фантазией. — Эмиль! — я с возмущенной моськой встала с кровати. — А еще подскажу, чтоб завоевал твоё расположение без единого поцелуя. Их и так в последнее время было предостаточно, — подмигнул скандинав и мгновенно выскочил за дверь, поскольку увидел, как в него летит подушка. Уже вечером я вышла на тренировку с головной болью, хотя старалась этого не показывать. А к концу тренировки мое самочувствие выдало себя с потрохами, ибо кашель и сиплость ничем нельзя было заглушить. Тарьея я видела мельком, и кажется, заметив, что я неважно себя чувствую, он постарался умотать поскорее в сторону. Ну да, болеть у нас никто не любит. С одной стороны, я была рада, что норвежец держится на расстоянии, с другой — стало немного обидно: как в снегу поваляться — так пожалуйста, а как про самочувствие спросить… 12 января. День. — Ну и кому мне по шапке давать? — спросила Юрлова, стряхивая градусник и протягивая его мне. — Тебе или этому блондину? — Ка-а-ать, — просипела я, пристраивая пластмассу с электронным циферблатом у себя под мышкой. — Что Кать? — фыркнула подруга. — Думаешь, я и еще полгостиницы не видели ваши вчерашние возлежания на белом снегу? Я, конечно, понимаю, романтика и всё такое, но головой тоже нужно думать иногда. Чего без черной куртки с лейблом «DNB» выскочила, а? — А он тоже заболел, да? — тихо спросила я. — Тудыть-перетудыть, — закатила глаза Чемпионка. — У неё температура под 39 и не спадает, голова трещит, голоса почти нет, а она еще об этом, ух, я бы сказала… Ладно, чудике, беспокоится. Нет! Скачет твой милый Тарька, как скандинавский горный козел. Даже выскочил из норвежского домика с утра пораньше и умотал куда-то, да еще с такой лыбой довольной… — Понятно, — кивнула я и прикрыла глаза в ожидании писка градусника. Примерно через полчаса раздался стук в дверь. — Кого еще принесла нелёгкая? — фыркнула соседка и потопала открывать дверь. — Ого! Тань, тут тебе подарок… — Что там? Цветы? — спросила я сипло, в глубине души догадываясь от кого они могут быть. — Да нет, — как-то странно ответила подруга и, захлопнув дверь, встала посреди комнаты с плетенной корзинкой. — Хех, признаюсь, даже меня сразили. — Что это? — подскочила я на кровати. — Написано по-русски «Таня, поправляйся», — зачитала девушка и, поставив корзинку на стол, принялась выкладывать содержимое. — Так, что тут у нас? Гостинцев-лекарств оказалось много, некоторые были совсем неожиданными: две бутылки настоящего деревенского коровьего молока, сливочное масло в пластиковом корытце, баночка горного меда, малиновое варенье в небольшом берестяном «бочонке», ромашковый и липовый чай в пакетиках, красные и зеленые яблоки. Угадывать от кого подарок и не нужно было: на дне корзины лежала связка бананов. — Да ты посмотри. Самым дорогим пожертвовал, — парировала Катерина и сняла бирку с хвостиков. — А это что? Хм, рецепт от першения в горле. Пюре из одного банана залить стаканом горячего… Что ж, попробуем. Я не выдержала и, поднявшись с кровати, подошла к столу. Ручка корзины была обмотана красной атласной ленточкой, завязанной на самой верхушке в бантик и удерживающей небольшую ромашку. Я тут же вытащила цветок, вдохнула его аромат и заправила за ухо, а потом повернулась к подруге. — Трифанов что ли подсказал, где надыбать? — усмехнулась петербурженка. — Не знаю, — прошептала я, поджимая губы и удерживая слезинки. Подобная забота растрогала меня до невозможности. — Главное, что он старался. — Так, хватит умиляться. Марш в постель! — рыкнула Чемпионка. — Сам виноват, вот пусть отдувается теперь. Я еще найду к чему прицепиться. Ага! Девушка с победной улыбкой вытащила плитку шоколада, лежащую на самом дне: — То же мне доктор нашелся, рецепты заумные пишет, а про то, что шоколад еще большее першение вызывает… — Зря ты так, — покачала я головой и, увидев надпись на упаковке, засмеялась. — Сейчас ты точно лопнешь. Почитай. — Что там еще? — фыркнула биатлонистка и, развернув к себе обертку нужной стороной, зачитала вслух на английском. — Екатерина, спасибо за заботу о Тане. Это тебе. Я еще громче захихикала и тут же закашлялась. — Хех, думает, что меня этим купит? — Катюша была непотопляема. — Не знаю, но удивил точно, да? — хитро прищурилась я и, оторвав один банан, всё же потопала к кровати. — Ладно, сдаюсь, — усмехнулась Юрлова. — Выяснить народные методы лечения, смотаться рано утром на фермерскую ярмарку в соседний городок, а не поспать подольше или покуролесить, еще и на русском написать. Да-а-а, даже Трифанов подобного не проделывал… — Он — другой, — прошептала я, укладываясь поудобнее и вспоминая разговор со Свендсеном. — Илья? — приподняла одну бровь Чемпионка. — Нет, Тарьей, — вздохнула я. — Эмиль сказал, что не нужно всех мужчин под одну гребёнку грести. — О, да! Великий тусовщик теперь стал проповедником и знатоком в правилах приличия? — закатила глаза соседка. — Нет, — покачала я головой. — Но, он — единственный, кто не посмеялся над происходящим, не прочитал лекцию о моей репутации, а просто вызвался выслушать и по возможности помочь. Без всяких укоров и подколов, он докопался до истины, попробовал вправить мне мозги… и сердце… — Тань, — шепотом произнесла Катя. — Я хочу отдохнуть, — перебила я подругу и, положив остатки банана на тумбочку, отвернулась к стенке и постаралась задремать. 12 января. Вечер. — Ты с ума сошла? Никуда я тебя не пущу, да еще в таком состоянии. Нет, и точка! — взревел, как медведь, Сергей Александрович, услышав мое нежелание пропускать индивидуальную гонку. — Понимаю, что твоя любимая дистанция. Но самочувствие оставляет желать лучшего, так что иди и лечись. — А я всё равно побегу, — прошептала я. — Я ж не в певицы собираюсь, мне голос беречь не нужно. — Мозги тебе беречь нужно, — хмыкнул Сергей Владимирович. — И сердечко, — подмигнул Николай Степанович. — Я всё равно побегу, — проигнорировала я подколы и намеки и внимательно посмотрела на старшего тренера женской сборной. — Заявите меня в жеребьевку. — Хорошо. Заявлю, — сухо ответил Коновалов. — В третьей группе побежишь, если не передумаешь. — Спасибо, — улыбнулась я как можно приветливее и выскочила поскорее за дверь. Всё равно побегу. Плевать, что трасса будет уже в хлам. Я не отступлю… 13 января. — Охо-хо, — покачал головой Эмиль, увидев старт-лист. — Ты посмотри, прям героиня. — Ты про кого? — удивился Тарьей и подошел к другу. — Про ту, которой ты вчера утром корзинку под дверь ставил, — подмигнул Свендсен. Бё-старший выхватил бумажку и пробежался глазами по списку, а затем блаженно улыбнулся: — My crazy russian girl! — Именно, crazy, — усмехнулся норвежец. — Видимо, русские народные методы лечения оказались действенными. В следующий раз испытаю на себе. — Не, это она очень сильная, — вздохнул блондин. — Я так и понял, — засмеялся ученик Уле. — Или что-то, а может кто-то окрыляет. — Да иди ты, — блондин слегка стукнул кулаком коллегу в плечо. — Иду уже иду. Ты со мной? — загоготал Эмиль, накидывая куртку и открывая дверь. — Конечно. Пропуск на стадион взял? — закивал Тарьей и поспешил за другом. «Видимость ноль. Иду по приборам.» — именно так можно было в двух фразах описать индивидуальную гонку. Снег шел стеной, как выступили мои девчонки, ушедшие еще в первой тридцатке, я и не знала. Просто не хотела дергаться. Загурский до последнего уговаривал меня сняться с выступления, но я была непреклонна, поэтому мужчина просто махнул рукой и ушел «сторожить» трассу. Заключительная стойка. Ноль. Как я шла дальше — не помню. В голове творился полный бардак: свист в ушах, боль в висках, дикое першение горла. Ох, еще и температура, кажется, снова поднялась. Ох! Только доползти. И зачем я только вышла на старт? Кому и чего хотела доказать? Ай, плевать. Только дойти. Дойти… Финиш. Трибуны ревут. Впереди видна красная черта, а за ней куча девчонок, склонившихся над лыжами, лежащих прямо на снегу, дающих интервью. А мне бы только дойти, доскользить. И всё ради того, чтобы потом случайно заметить эти нереальные глаза. Он обязательно будет наблюдать за гонкой. Я не сомневаюсь. И плевать, что отразится в «каплях голубой озерной воды»: восхищение или ужас. Я просто хочу их видеть. Эту бездну. Эту запредельность… Последнее, что я помню — ярко-красные буквы, складывающиеся в моё имя, на мигающем табло, а еще снег, колючий, холодный и совсем не отрезвляющий.