Отвергнутая.

Стайлз чувствует мягкое прикосновение к лопаткам и закрывает глаза, медленно выдыхая. — Как ты себя чувствуешь? — осторожно спрашивает муж. — Нормально, — Стайлз открывает глаза и смотрит в окно. — То есть… это странно, Дитон навязал пить мне какую-то дрянь, от которой меня иногда рвёт, но в основном пока нет никаких проблем. То есть… я же не истеричка, нет? — Нет, — усмехается оборотень и целует её за ухом. — Всего лишь припадочная, а в целом... — Козёл, — Хейл бьёт его локтём, она надеется, что попала в печень. Оборотень охает, словив болезненный удар, но не возмущается. — В твоей голове слишком много тараканов, — Питер поворачивает её лицом к себе, сокращая расстояние между ними до минимума и сжимает её прохладные пальцы в своих руках. — И да, не надо на меня так смотреть, ты чертовски права, я не привык с кем-то делиться планами на будущее и всегда поступаю так, как считаю нужным. Мы это уже обсуждали, обсуждаем и, наверное, будем обсуждать до бесконечности. — И ты исправишься? — Не надейся, — оборотень наклоняется за поцелуем, но Стайлз отворачивается и его губы задевают её щёку. — Серьёзно, ты точно волк, а не козёл? — фыркает Стайлз, но беззлобно. — Я очень удивлюсь, если у тебя родятся козлята, — усмехается Питер. — Хотя сразу будет понятно, что они пошли в маму. — Я буду проклинать тебя за лучшие годы своей жизни всю твою никчёмную жизнь, — Стайлз закатывает глаза. Как ему это так ловко удаётся все её колкости направить против неё же самой? — Ох, брак та ещё пытка. И Питер отпускает её руки, но в следующую секунду Стайлз чувствует прикосновение его ладони к своему животу и озадаченно смотрит в глаза оборотня. Что-то не так? Он что-то почувствовал и ребёнок… — Я не создан для романтической ерунды, Стайлз, — Питер серьёзно смотрит ей в глаза, — и никогда не думал, что соберусь заводить свою семью. У меня на глазах истребили всех моих близких…. Я не думал, что после увиденного вообще решусь заводить своих детей. Они кричали в предсмертных муках, Стайлз. Некоторым повезло задохнуться от дыма прежде, чем огонь добрался до них. Я… боюсь, понимаешь? Стайлз цепенеет и нервно сглатывает. Она чувствует его ладонь, но она кажется ему холодной. — И я готов сделать всё, что угодно, чтобы с нашими детьми ничего не случилось. Чтобы обезопасить их от всех возможных опасностей. Хотя, скорее всего они будут своевольными засранцами, но всё же я буду натаскивать их быть сильными и способными постоять за себя, если меня не окажется рядом. — Ты… — Для меня всё это тяжело – семья, дети. Шаг, на который я бы никогда не пошёл добровольно… но в тебе я увидел что-то… что стоило этого, понимаешь? Ты стоишь того, чтобы рискнуть и идти против своих страхов. Нам ещё понадобится время, чтобы притереться друг к другу, но у нас в запасе целая жизнь. Я не обещаю тебе исправиться и не клянусь… быть самым любящим. Но я буду надёжным настолько, насколько смогу и сделаю всё для нашей стаи. Ты моя волчица и я тебя признал. Это… — …много значит, — договаривает за него его жена. Она понимает. По крайней мере ей кажется, что сейчас она понимает Питера. Потому что до всего этого не смотрела на ситуацию его глазами. Стайлз лишилась матери будучи ребёнком, но та умерла от болезни. А Питер лишился всей семьи за одну ночь и он видел, как они умирали. И он жил с осознанием, что ничего не смог сделать. И создавать новую семью, видя собственными глазами, что сделали с твоей прошлой – это действительно тяжёлый шаг. — Да, малышка, — Питер притягивает её к себе и целует. И Стайлз чувствует себя одновременно счастливой и глупой. Глупой из-за того, как повела себя, что поставила всех на уши, чуть в конец не перессорила своего мужа и отца, повела себя так по-девчачьи, слишком уж по-девчачьи, хотя считала себя выше каких-то мелких истерик. А счастливой из-за того, что для Питера она не пустой звук и… она не может требовать от него чего-то большего, они ведь не любили друг друга до свадьбы, да и сам брак был вынужденным, но теперь у Стайлз была уверенность, что всё это ещё может оказаться чем-то счастливым и прекрасным. — Если хочешь, — Хейл отстраняется, но уже держит её в крепких объятиях и смотрит прямо в глаза, — то мы можем пройти обряд на доверие. — Что это за обряд? — хмурится Стайлз. — Мы поклянёмся быть друг другу верными и не предавать, — хмыкает оборотень. — Просто мне верить тяжело, я понимаю. — Не нужно, — Стайлз отрицательно качает головой. — Он нам не нужен, Питер. Мы сможем стать семьёй и без дурацких обрядов. И она и вправду в это верит. Сейчас верит, потому что знает, понимает и чувствует, что для своей семьи Питер готов на многое. Наверное и на что-то подлое, но он будет готов делать это ради них. — Ты уверена? — Не совсем, — усмехается Стайлз, — но это мой первый шаг к тому, чтобы учиться верить тебе. И это правда. А Питеру нужно ещё научиться верить, учитывая, сколько раз он предавал и вёл себя как конченый мудак. Но тогда и Стайлз не была для него кем-то, просто препятствие на пути к достижению цели. И сейчас всё поменялось, как между ними, так и в целом мире. Это, конечно, всего лишь глупое ощущение, но оно казалось самым верным. — И не придумывать всякие глупости? — Уж этого обещать не могу, — улыбается Стайлз. — Порой ты просто выпрашиваешь хорошую взбучку. — Ты ранишь моё сердце, как можно быть такой жестокой? Стайлз тянется за очередным поцелуем, но у неё звонит телефон и она с тяжёлым вздохом отстраняется от мужа и идёт за мобильником. Питер молча наблюдает за женой, как она ходит перед ним и что-то отвечает. Кажется, это её извечная подружка. Оборотень даже не пытается прислушаться к телефонному разговору, хотя в другой бы раз точно в наглую бы подслушивал. Но для Хейла это возможность погрузиться в собственные мысли. Он смотрит на свою руку и всё ещё чувствует холод и покалывание. Ребёнок Стайлз – это нечто и Питер подозревал, что он не будет оборотнем. Уже сейчас он чувствовал отторжение на каком-то волчьем инстинкте. Дитон вынесет свой вердикт к концу второго месяца беременности. Хотя и у друида уже есть некоторые подозрения. И Питер даже не удивится, что к этому мог приложить руку Джерард, когда проводил обряд, от этого сукина сына можно было ожидать всего. Но и благодаря Джеральду он снова стал альфой. В Стайлз мог развиваться и обычный ребёнок, что было весьма маловероятно, и какая-нибудь новая неведомая тварь. Но, не смотря на то, что они попали в такое положение, Хейл точно не сделает две вещи: не скажет Стайлз о том, что их ребёнок не оборотень и не заставит её делать аборт. Питер не откажется от своего ребёнка, кем бы он не родился, а Стайлз… он всё объяснит потом. Сейчас их отношения и так не выглядят крепкими, да и Хейл не знает, как к такой новости отнесётся его жена, потому что беременность делает её гиперчувствительной и падкой на всякие выдумки и теории заговоров. Пусть ребёнок сперва родится. Но Питер был уверен, что Стайлз глубоко плевать кем родится ребёнок и она совершенно не расстроится, если это будет кто-то похлеще канимы. — На чём мы остановились? — Стайлз подходит к нему, отключая вызов. Похоже, разговор уже закончен. — Я принял решение отнять твоё право давать имя ребёнку, — ухмыляется Хейл. — Я уверен, что ты выберешь что-нибудь отвратительное. — Ах ты волчара! — возмущается Стайлз. И он обнимает её, прижимая к себе и закрывает глаза. Ощущение семьи всё ещё зыбкое, но Питеру кажется, что он счастлив.