***
Коноха не знала таких масштабных и странных похорон. Весь квартал некогда влиятельного и могущественного клана превратился в пустырь или, точнее сказать, одно большое захоронение. Резко оборвавшиеся жизни, энергия которых еще недавно кипела и бурлила среди домов и улиц, застряла и одним большим свинцовым полотном накрыла опустевшую часть деревни. Тело Шисуи так и не нашли. Ни днями, ни месяцами позже. Создавались специальные группы, которые с помощью сенсоров пытались отыскать хотя бы крупицы чакры шиноби, но все эти попытки оказались тщетными. Шисуи Учиха канул в небытие, будто бы его никогда и не было. Воспоминания — это все, что от него осталось. Во всяком случае, для Михо. Спустя шесть дней реабилитации, пройти которую ее заставила Шизуне, Михо сама кинулась искать его — в возбужденном воображении ей все же казалось, что он еще мог быть жив. Ей не верилось, что Итачи мог убить Шисуи — раз он не тронул Саске, значит и Шисуи остался невредим. Ведь они были, как братья. К тому же, Шисуи невероятно силен. Нет, он не мог пасть от руки Итачи. Но тогда где же он? Михо очень хотелось верить в то, что он жив, что он спрятался где-то или попал в плен, что, конечно, считается еще худшей участью, чем смерть. Но остатки здравого смысла твердили, что это не похоже на Шисуи. Он не мог исчезнуть во время того, когда убивали невинных людей. Но вместе с тем ей было все равно до мотивов Итачи на жестокую массовую резню. Впервые она осознала, насколько ей плевать на остальных людей, кроме одного единственного. Того, ради которого она была готова умереть сама. Еще полтора месяца после смерти клана она отрабатывала дневные смены в госпитале под надзором Шизуне, ночью пускаясь на поиски Шисуи. Сильное эмоциональное и физическое истощение вылилось в то, что Михо уже не могла лечить чакрой. Работа ирьенина превратилась в простую медико-санитарную помощь. Но Михо это уже нисколько не заботило. Множество седативных препаратов, которые она забывала принимать, уже никак не успокаивало лихорадочное состояние ее разума. Словно утопающая, Михо цеплялась за самую крохотную надежду на то, что Шисуи еще мог быть в живых, и эта упрямая мертвая хватка не давала ей лишиться рассудка. Она слезно умоляла Райдо разузнать в резиденции Хокаге официальные данные о найденных телах Учих в квартале и за его пределами, и когда тот, наконец, сдался, все равно осталась без ответов. Точнее сказать, ответ был: Шисуи Учиха мертв. Но то, что было захоронено на клановом кладбище — точно не его тело. — Михо, этот убийца Учих либо забрал его труп с собой, либо избавился от него с помощью специальных техник. В резиденции, конечно, это опровергают, но я вообще считаю, что они вдвоем были за одно… — начал было Райдо, но был резко остановлен. — Бред, — отчеканила Михо, выдыхая дым от сигареты. Они проводили Цунаде и Шизуне и теперь стояли в нескольких метрах от ворот. Пост главного врача был передан семейному доктору одного из советников Хокаге. Случись это событие несколькими месяцами раньше, Михо была бы очень опечалена уходом подруги и наставницы, но теперь ее ничего не волновало. Ничто не могло заставить ее грустить или смеяться, плакать или сердиться. Все чувства, на которые она была способна, вылились в безликую навязчивую идею отыскать Шисуи. — Если бы ты хоть немного его знал, ты бы так не думал. Но мне нужно понять, что с ним случилось. Мне нужно. Или я сойду с ума. — По-моему, ты уже, — хмуро отозвался Райдо и внимательнее рассмотрел девушку. От былой Михо уже мало что осталось. Она и раньше была достаточно худого телосложения, но это уже была не та прежняя спортивная девочка. Михо сильно похудела и осунулась, под глазами залегли фиолетовые тени, контрастно выделявшиеся на бледном лице. На острых скулах не было и намека на румянец. Ее взгляд часто был направлен в одну сторону и выражал собой глубокую задумчивость и пугающую апатию. Новенькие медсестры подшучивали над ней, что она умственно отсталая, но Михо было тотально безразлично. Голубая форма медсестры мешком сидела на костлявых плечах и из-под круглого выреза рубашки отчетливо виднелись выпирающие ключицы и верхние ребра. Обкусанные ногти на длинных и тонких пальцах, державших сигарету, были неестественного лилового оттенка, будто ей все время было холодно. Все ее движения вплоть до мимики лица были словно механическими и автоматически воспроизводимыми, в то время как мозг был занят чем-то абсолютно другим. — Шизуне очень переживала, что оставляет тебя в таком состоянии, — тихо проговорил Райдо. — Даже Цунаде-сама попросила нас с Генмой присматривать за тобой. Пожалуйста, постарайся придти в себя хотя бы ради… — Мне нужно найти Итачи, — перебила его Михо. — Это невозможно, — как можно более мягко возразил Райдо, внезапно вспомнив, что при разговоре с душевнобольными нельзя позволять себе грубости и раздражения. — Он нукенин, скрывающийся от всех силовых группировок Конохи и не только. — Я знаю, — просто согласилась Михо и потушила сигарету об ствол ближайшего дерева. Но искать Итачи ей не пришлось — хоть и не физически, но он объявился сам. Уже на следующий день Михо возвращалась домой в одну из окраин деревни. Из-за низкой зарплаты медсестры-санитарки арендная плата была ей больше не по карману, и ей пришлось переехать в комнату старого мотеля — с тараканами, клопами, единственным туалетом на весь этаж и прочими прелестями жизни. В семь часов утра после ночного дежурства она, держа в трясущейся руке поржавевший ключ, открывала хлипкую дверь съемной комнаты, внутренне надеясь, что валиум подарит ей хотя бы пару часов сна. Дрожь в руках все никак не давала отпереть замок, и рассеянный взгляд Михо поднялся на лакированную табличку с номером комнаты. Посмотрев в отражении на собственные безжизненные глаза, она вдруг увидела алый проблеск на пыльной ламинированной бумаге. И внезапно резкая до мурашек боль пронзила ее голову, будто что-то инородное проникло в нее. У Михо сперло дыхание, и она, чувствуя приближавшуюся агонию, выронила ключ, который глухим звоном упал на потертые половицы темного коридора. Обхватив голову руками, она прислонилась спиной к двери и закрыла заслезившиеся глаза. Внезапно, в ее голове раздался голос, принадлежавший, как она отчетливо помнила, Учихе Итачи: — Я знаю, что ты хотела отыскать меня. Мое упущение, я должен был рассказать тебе об этом раньше, — эхом зазвучало в висках. Михо в шоке оглянулась по сторонам — коридор был полностью пустой в этот ранний час. — Шисуи мертв, Михо, — продолжал без тени эмоций Итачи. — Он пытался сохранить мир и спасти соклановцев, и ради этого ему пришлось покончить с собой. Он не желал, чтобы его телом воспользовались с плохими намерениями, поэтому его никогда не найдут. Он хотел как лучше и… — на мгновение голос в ее сознании осекся и будто стал мягче. — Шисуи, правда, любил тебя. Пару секунд спустя после еще одной резкой вспышки боли ее голова будто ощутимо опустела и будто бы стала легче. Михо обнаружила себя сидящей на грязном полу в мрачном коридоре мотеля. Она обхватила руками колени и, дрожа всем телом, прерывисто дышала, словно в приступе астмы. Осознание только что услышанных слов пропитывало каждую клеточку ее тела. И от этого уже некуда было бежать. Это было то самое худшее предположение, которое она все время пыталась оттенить и вытеснить из своих мыслей, заставить уйти. Но теперь ей самой нужно уходить, и ей казалось, что она знает, куда. Она всегда знала. Мышечная память ног сделала свое дело — и вот уже спустя немного времени Михо со всех оставшихся сил барабанила руками по прогнившей черной двери шаткого трущобного здания. В нескольких шагах от него стоял ее родной дом. Даже в нежных лучах утреннего солнца здесь все выглядело уныло и отталкивающе. Этот район деревни не изменился за те годы, которые ее здесь не было. За годы, которые она так старательно избегала этих улиц. Михо решила, что раз она родилась в этой грязи, то в этой же грязи и умрет. Говорят, что первая доза героина не нравится никому. Она вызывает странные чувства и не дает никакого ощущения, которое хотя бы отдаленно напоминало нечто приятное. Часто Михо слышала, что приходится еще пару раз распробовать, чтобы понять, что к чему. Простое человеческое любопытство открывает множество интересного и чудовищного. И даже здесь не обходится без настойчивой жажды узнать: что же это такое и как оно может помочь. Но у Михо не было желания познавать что-то новое — для этого у нее банально отсутствовало достаточное количество времени и средств, если это в принципе применимо к наркоманам. Она решительно хотела избежать момента, когда ей бы пришлось занимать деньги и продавать все, что у нее есть. В мыслях еще оставалось что-то вроде плана, что она не позволит себе дожить до этого. Ей просто хотелось забыть всю горечь, всю печаль, все разочарование, всю тоску и всю невыносимую боль и слабость. Забыть себя, свою жизнь и все, что в ней было. Все то, что она даже не могла выплакать, прокричать и отпустить. Купленная доза, украденная с общей кухни ложка, шнурок от старого ботинка, зажигалка в кармане брюк. Голос Итачи, до сих пор звеневший в голове:«Шисуи мертв».
Пока что стерильный шприц, залежавшийся в рабочей сумке. Какой еще конец мог бы быть у девочки, у которой на роду написано гнить в самом низу выгребной ямы?«Правда, любил тебя».
Впервые за два месяца Михо улыбнулась, и ей так непривычно это незамысловатое напряжение лицевых мышц, словно она разучилась растягивать губы в улыбке. Ей давно не было так тепло и спокойно.