When I'm not drinking, baby, You are on my mind. When I'm not sleeping, honey, When I ain't sleeping, mama, When I'm not sleeping Well you know you'll find me crying. Когда я не пью, детка, Ты в моих мыслях. Когда я не сплю, родная, Когда я не сплю, мама, Когда я не сплю, Что ж, ты знаешь, что я плачу.
Jackson C. Frank — Blues Run the Game
Несмотря на то, что большая часть ее жизни проходила в стенах госпиталя, Михо не была знакома противоположная сторона этого места — жизнь в качестве пациента. И с каждым днем реабилитации она становилась все невыносимее. Время неспешно тянулось, заставляя обдумывать каждую жалкую мысль, затесавшуюся в голове, которая уже давно не работала без утренней дозы седативных препаратов. Но без лечения нет пути вперед — ведь теперь, когда она находилась под пристальным наблюдением коллег врачей, да еще и в психиатрическом отделении — у нее не было права на ошибку. Временами она была убеждена, что обратный путь в медицину ей закрыт. Но видя, как раненых шиноби пачками привозят в больницу и за неимением свободных мест размещают везде, где только можно, закрадывалась надежда, что у нее еще был шанс обратно протиснуться хотя бы в ряды санитарок. Ей казалось, что большего и не надо — лишь бы снова быть занятой и, не поднимая головы, бегать туда-сюда и выполнять работу. В пасмурные дни ее самочувствия Михо накрывало приступами судорог: она сама себе не хило навредила, и разобраться с этими последствиями было непросто. По иронии судьбы процесс восстановления был еще сложнее, чем саморазрушение. В первые дни после комы в попытках встать с кровати она падала на пол из-за того, что ноги элементарно не могли держать туловище в равновесии. И Михо приходилось оставаться на холодном полу и пытаться руками приподнять себя, вцепившись в изголовье кровати. Но эти попытки были, в большинстве своем, неудачными и она была вынуждена смиренно ожидать, что кто-то из медсестер войдет в реанимационное отделение и с противной ухмылочкой поможет ей дойти до туалета. — Если еще раз протянешь эту лыбу, напружу прямо на пол — тебя ведь заставят убирать, а не меня, — сердито ворчала она в ответ. Но одно мудрое изречение гласит, что терпение — золото, и это ее напоминание самой себе врезалось в память раз за разом и тем самым неимоверно выводило из себя. Теперь ее бесило все, что угодно — слепящее солнце, выглядывавшее из-за штор, чесотка по поверхности всей кожи, любимые апельсины, которые приносил Генма, но которые ей нельзя было есть. Все вокруг казалось большим издевательством, и отнюдь не покорный психоз, вырывавшийся изнутри, всегда прерывал жалкие попытки медитировать с целью восстановить хотя бы чуточку чакры. Время еще не пришло. А придет ли оно вообще? И у нее опускались руки. — Это еще долго продлится? — тихо спросил Генма, поймав в коридоре лечащего ирьенина, который немногим был старше его самого. В тот день он навещал Михо, а Райдо уже как неделю был на миссии. — Только вчера мы нормально говорили, она даже смеялась, а сегодня лежит и смотрит в одну точку, ни на что не реагирует. А позавчера вообще кидала в меня апельсины. — Ты это мне говоришь? — хмыкнул доктор, поправляя очки на носу. В его практике были случаи, когда пациенты кусали его за руки, когда тот лечил их чакрой. — Остается лишь переждать, ведь она получает необходимое лечение. Хотя, если честно, все ученики Цунаде немного шизики, — он начал внимательно рассматривать снимок, который находился в его руках. — Но вы все равно приходите к ней — ей это нужно, даже если она сама этого еще не понимает, — бросил он напоследок, похлопав удивленного Генму по плечу. В один из дней, которые Михо проводила взаперти больницы, из ее палаты выписали четырнадцатилетнего гражданского мальчика, который не рассчитал сил с метадоном. Они периодически играли в шоги и болтали — Михо без деталей рассказывала ему о некоторых адских миссиях, а он давал ей почитать свои манги о Ханзо Хасаши*. Парнишка, в сопровождении вечно судачащей матушки, понуро опустив голову, покинул медицинские покои, бросив на Михо последний затравленный взгляд человека, которому всю жизнь придется сидеть на бочке с порохом. Проснувшись на следующее утро, куноичи обнаружила, что ширма, отделявшая свободную койку, была задернута — значит, за ночь в палате появился новый пациент. Неохотно, но без сопротивления выпив необходимые таблетки в процедурной, слегка поклевав завтрак, который через полчаса все равно, скорее всего, покинет желудок, Михо двигала правой рукой штатив от капельницы, направлялась в тишину привычных белых стен. В последнее время апатия с головокружительной силой настигала ее и крепко держала в своих острых и мучительных объятиях. И это неприятное чувство в груди, которое холодной водой растекалось изнутри по всему телу. Это была грусть, которую ни с чем не спутаешь — то, отчего люди прячутся всю свою жизнь, занимая себя широким изобилием разнообразных дел. Работа шла, вместе с ней и время. Теперь никакой работы не было — а времени навалом. И чувство тупого ноющего уныния крепко вцепилось в каждую секунду пребывания в этом месте. Михо вошла в свою палату и закрыла за собой дверь — коридор в это время дня был переполнен шумом больничной жизни, которая так иронично заставляла по себе скучать. Вынув из-за щеки таблетку диазепама, она аккуратно и незаметно закопала ее вовнутрь земли герани, которая мирно росла в горшке на подоконнике. Михо, будучи медиком, не пренебрегала отнюдь не щадящим лечением, но этот препарат решила самостоятельно исключить — он вызывал необоснованно сильный тремор. Сегодня ей не хотелось дрожать. Узнай об этом кто-нибудь из врачей — жди больших неприятностей, поэтому ирьенин надеялась, что цветок не загнется хотя бы за время ее реабилитации. А как долго она еще здесь пробудет? В тысячный раз с раздражением отгоняя от себя эту назойливую мысль, Михо приблизилась ко второй койке, закрытой плотными бежевыми шторами. С еще не утерянной профессиональной ловкостью, она открепила длинный катетер от капельницы, оставляя ее позади себя. Делая это даже не из особого любопытства, а просто чтобы лишний раз подвигаться и разбавить ежедневную тоску, она одним движением приоткрыла завесу и беспардонно шагнула внутрь личного пространства нового соседа по палате. Им оказался мирно спящий Хатаке младший. Гениальный шиноби Скрытого Листа, Копирующий Ниндзя, Шаринган Какаши — все эти громкие прозвища никак не вязались с образом молодого парня, лежавшего в глубоком сне на дешевых больничных простынях. Вихрь из жестких серых волос разметался по подушке, и юноша казался таким худым и изможденным — совсем ребенком, насколько позволяла об этом судить открытая поверхность его безмятежного лица. Левый глаз был плотно перебинтован, а нос, рот и щеки закрывала обыкновенная медицинская маска, наверняка заботливо надетая на него кем-то из медиков. Михо периодически видела его в резиденции и знала, что после использования в бою злосчастного шарингана он каждый раз попадал в больницу в тяжелом состоянии. Чудом являлось то, что он всегда упорно оставался в живых. Лечить его или следить за его состоянием ей не доводилось, поскольку Цунаде эту задачу всегда брала на себя. Когда-то эта обязанность лежала на хрупких плечах Нохары Рин — близкой подруги Хатаке. Рин была старше Михо на несколько лет и тоже являлась ученицей Цунаде — невероятно талантливой — наставница души в ней не чаяла, насколько это слово вообще могло быть применимо по отношению к даме Сенджу. Чтобы было с чем сравнить: самое милое, что прилетало Михо от ее учителя — это подзатыльники за неточности в поставленных диагнозах. И это было весьма комично — поскольку уже тогда ее самая маленькая ученица была выше своего сенсея на добрых двенадцать сантиметров. Но на Рин повышать голос никогда не приходилось, ее ставили в пример и отправляли на самые сложные миссии уже в таком юном возрасте — еще бы, ведь воспитанница самого Четвертого. Но так жертвенно и трагично пала от руки лучшего друга, который теперь лежал перед куноичи. Несмотря на наплыв воспоминаний, в ее голове хладнокровно крутился лишь один вопрос — как Копирующий не рехнулся от пережитого? Проходил ли он тайное психиатрическое лечение, принимал ли что-нибудь? Может, он все-таки тронулся умом, но об этом мало кто знает? Михо с интересом рассматривала Какаши, подавляя в себе абсурдное желание потыкать пальцем его лицо и снять с него повязку, чтобы увидеть этот проклятый шаринган. Заставив себя оторвать от него взгляд, куноичи посмотрела на прикроватную тумбочку, на которой традиционно стояли графин с водой и чистый граненый стакан. Рядом лежала небольшая красная книжка с чудаковатым рисунком бегающей парочки. Недолго думая, Михо взяла ее и, закрыв за собой шторку, поплелась к своей кровати, громыхая шумными колесиками капельничного штатива. Все комиксы о приключениях Скорпиона были перечитаны от корки до корки и ко всем присутствовавшим там персонажам были пририсованы рожки и усы — скука не щадила бумаги и свободного времени. А принесенная Райдо книга о контроле чакры пылилась в недрах деревянной тумбочки — это чтиво должно было учить концентрации и спокойствию, но на деле лишь вызывало желание вырвать оттуда все страницы. Чтобы случайно не поддаться этому искушению, Михо во избежание проблем кинула ее куда подальше — в противном случае за вырванные листы Райдо мог вырвать гланды. Не волнуясь особо по поводу того, что можно разбудить Хатаке, Михо громко плюхнулась на свою кровать, отчего та противно заскрипела. Поджав под себя скрещенные ноги, она принялась за чтение. Минуту спустя, не совладав со вниманием, она начала рандомно перелистывать страницы, все чаще поднимая от изумления бровь. — Кто бы мог подумать, что тебе, приятель, такое нравится, — присвистнула она, вчитываясь в описание особо изощренного полового акта, как вдруг за ширмой послышалось какое-то копошение. Солнечный свет отбрасывал тень на занавески, отчего можно было увидеть, как темный силуэт парня медленно приподнимается на локтях и садится на кровати. Было поразительно, что он в принципе был способен на эти телодвижения, когда как по большей мере треть его чакры даже не успела восстановиться. Михо уже хотела по привычке пожурить пациента, но вдруг в ее голову в который раз врезалась мысль, что она сама теперь являлась больной. Советы и рекомендации из ее уст отныне не имели никакой медицинской ценности. Внезапно раздался энергичный стук в дверь, который заставил Какаши с невероятной скоростью снова лечь на широкую подушку — будто он задолжал большую сумму денег, и ему срочно нужно было залечь на дно или прикинуться мертвым. В палату бодро вошел юноша в облегающем зеленом и до жути нелепом костюме. Его лицо украшали массивные брови, которые заставили Михо вспомнить, как ее саму когда-то в детстве дразнили не только из-за роста, но и из-за непослушных бровей. Широкая жизнеутверждающая улыбка с лихвой смягчала довольно грубые черты лица посетителя. Весь образ парня разил оптимизмом, таким чуждым и неуместным для этой комнаты, что, казалось, от этого вот-вот защиплет в глазах. — Доброе утро! А Какаши… — Господи, приятель, ты в больнице или где? — звучным шепотом возмутилась Михо. — Говори тише: человек спит. — Ой, извиняюсь, — мгновенно смутился он, неловко улыбнувшись и почесав затылок. — Погоди, я тебя знаю, — прищурилась Михо, размещая раскрытую книгу на своем животе. — Конечно, — все так же весело откликнулся он, но в несколько раз тише. — Ты мою сломанную ногу лечила, помнишь? — Да, точно, — без ответного энтузиазма соврала Михо, странно и без эмоций уставившись на его лицо — она точно его видела, но физиономии всех ее пациентов калейдоскопом смешались в голове. На душе стало еще более скверно от того, что он ее узнал — и раз этот пышущий жизнелюбием не спросил, почему она здесь — то, очевидно, слух о ее недееспособности прошелся не только в стенах госпиталя. Михо была готова к этому, и в мыслях она была куда более безразлична, в то время как реальность гадко напомнила, что становилось сложнее с каждым днем. — Ну и как нога? — отчужденно поинтересовалась она. — С тех пор ни разу не беспокоила, спасибо. Я уже заходил на рассвете после тренировки, вот, принес вещи Какаши, тут одежда, — он приподнял пакет в правой руке. — Хотя он вряд ли пробудет здесь дольше суток, уж я его знаю, поверь… — У тебя есть сигареты? — вновь перебила его Михо, даже не пытаясь скрывать, что разговор ей абсолютно не интересен. — Нет, я не курю, и тебе не советую! — горячо откликнулся он. — Остынь, дружище, — тихо цокнула ирьенин. — Его нельзя тревожить громкими звуками, забыл? — она покосилась в сторону соседа. — Положи это добро рядом с его койкой, я передам, что ты заходил. — Благодарю, — воодушевленно прошептал парень, все равно оставаясь несуразно шумным. Последовав указанию куноичи, шиноби вдруг остановил свой взгляд на книге в ее руках. — О, кажется, вам будет, о чем поговорить, когда он проснется. Выдавив что-то наподобие улыбки, Михо выслушала пожелания о скорейшем выздоровлении и проводила молодого человека взглядом, пока тот не скрылся за дверью. Не успела она недоуменно посмотреть на кровать Какаши, как его друг вновь энергично приоткрыл дверь: — Совсем забыл — скажи ему, что заходил Майто Гай. — Я помню твое имя, — опять устало солгала Михо, борясь с диким желанием закатить глаза и кинуть эту книжонку прямо в неунывающее лицо Гая. Но оно скрылось за закрывшейся дверью, и в комнате снова воцарилось безмолвие. Пару мгновений спустя Хатаке медленно встал с кровати и задвинул шторку так, что Михо смогла его увидеть. Слегка приоткрытый черный глаз окинул ее изучающим взглядом — начиная от свободного пучка на ее голове из местами поседевших волос вплоть до щиколоток, которые не закрывали выцветшие джоггеры и короткие носки. Перед тем, как направиться в туалет, он сдержанно кивнул ей — судя по всему, это означало что-то вроде «спасибо». Но у Михо на возвращение своеобразного долга был свой план: — Приятель, окажи мне ответную услугу, — выпалила она, дождавшись, пока тот выйдет из уборной. Она все так же сидела на кровати, скрестив ноги, но теперь все ее тело напряглось и выражало особую сосредоточенность. — Если кто-то из врачей зайдет сюда, а медсестра по любому придет ставить укол, то скажи, что у меня приступ диареи и я сижу на толчке. Сразу проверять никто не станет — хватятся только к вечернему обходу, — спокойно проговорила Михо, сверля взглядом Какаши. — Но я к этому времени уже вернусь, — секунду подумав, все-таки добавила девушка. «Наверное». Хатаке остановился на полпути к своей постели и равнодушно уставился на Михо. Даже по абсолютно ничего не выражавшему телу было видно, что помогать он ей не собирался. Михо отчетливо представила, как он флегматично пожмет плечами, и гадай теперь — да это или нет. В таком случае ей придется сбежать, положившись на незнакомого ей человека, а когда Какаши спросят, где она, то ответом послужат те же плечи и ничего не выдающий взгляд. Ее безуспешно начнут искать по больнице, а затем перейдут на улицы Конохи, подключив при этом Райдо и, может быть, Генму. Она представила обеспокоенные и разочарованные лица друзей, и это нисколько ее не расстроило. Все вокруг стремительно теряло смысл. Время застряло в сыпучем песке, который вязким и тугим захватом тянул Михо вниз — не отпуская, не жалея и не встречая на своем пути ни малейшего сопротивления. Может быть, потому что ей самой хотелось утонуть как можно скорее. Михо кивнула, смотря на Хатаке, внутренне желая вновь почувствовать былую ярость, которая всю жизнь вскипала в ней и была ее личным топливом в дороге жизни. Бешенство и наглость, с которыми растут беспризорные дети — именно они давали силы биться в кровь об любые стены, которые, все же, рассыпались, просвечивая маленькие лучики надежды. Ярость, которая ведет к свету, бесследно исчезла. Слабые отголоски внутреннего пламени по инерции вырывали колкости — но без всякого эффекта. — Ладно, — безразлично пожала плечами Михо. — Не помогай, если не хочешь. Она встала с кровати, надела свои тапки, в которых некогда носилась по госпиталю с кучей дел, взяла без спроса взятую книгу и всучила ее в руки Какаши. — А книжка — редкостное дерьмо, приятель. Главный герой переспит с лучшей подругой своей невесты. Она вышла из палаты с этими словами, в которых все же не было ни грамма злости и правды. _____________________________________________________Данная глава является первой частью одной большой главы, в следующей события будут разворачиваться после описанных здесь. Но хотела попросить вас оставлять отзывы и критику, поскольку без обратной отдачи мне сложно писать — чем меньше отклика я получаю, тем дольше и труднее пишу. Поэтому не бойтесь ругать или спрашивать о чем-то, если хотите продолжения. Буду очень рада, если вы таким образом принесете еще больше вдохновения)