Wherever I have gone, Wherever I've been and gone, Wherever I have gone The blues are all the same. Куда бы я ни шла, Где бы я ни была и куда бы ни шла, Куда бы я ни шла, Грусть везде одна и та же.
У куноичи практически не было сомнений в том, что ей удастся незаметно выбраться из госпиталя — стоило лишь спуститься в хирургическое отделение, где как раз находился запасной выход. А там после обходов коридоры пустели. По вторникам его не закрывали, поскольку именно оттуда в районе десяти часов завозили новые стерильные одноразовые инструменты. Обычно туда приставляли какого-нибудь субтильного гражданского медбрата, который принимал товар и, при необходимости, мог помочь перетащить коробки две-три. На первом этаже Михо незаметно проскользнула в подсобку. В ней хранились медицинские халаты, одежда, постельное белье, рубашки и холодильник для еды, которую врачи приносили с собой. Ей несказанно повезло, что там никого не было, поскольку сама куноичи полагалась лишь на интуицию и надежду, что в это время дня данное помещение будет пустым. В противном случае пришлось бы соврать, что она ищет своего лечащего ирьенина и издалека выжидать момента, когда все оттуда выйдут. Даже не притрагиваясь к висящим женским халатам — они все до единого были ей коротки в рукавах — Михо начала рыться в поиске определенного мужского экземпляра. А именно — второго халата Ясуо-сана — сорокалетнего лысеющего анестезиолога с алиментами и абсолютно рассеянным и потухшим взглядом на мир. Найти его рабочее одеяние было несложно — его ярко выдавало жирное пятно от тамагояки*. Михо быстро сняла халат с вешалки и надела его на себя, тут же запустив руки в карманы. Она довольно улыбнулась, нащупав то, что и рассчитывала там обнаружить. Владелец этого халата всегда забывал перекладывать деньги, когда менял свою заляпанную соусом одежду — куноичи приметила за ним это еще давно, по детской привычке следя за руками людей и их карманами. — Моя ты лапушка, — протянула Михо, доставая из карманов пару купюр — этого было немного, но на пачку сигарет и что-нибудь еще вполне хватало. Михо мысленно усмехнулась, пытаясь предположить, что может означать это «что-нибудь еще». «Снова лезем в могилу, да, Михо? Надеюсь, хоть в этот раз не облажаешься». Оглядываясь по сторонам, она осторожно вышла из подсобки и стремительным шагом двинулась по коридору в сторону запасного выхода. Как и предполагалось, там перетаскивали коробки, а пройти мимо грузчиков не составило труда — стоило лишь без лишних движений с легкой ухмылкой пройти мимо них с фразой: — Куча работы сегодня — даже врачам нужен перекур. Ребят, не найдется сигаретки? В ответ она получила пару понимающих кивков и протянутую одним из мужчин дешевую забористую папиросу. Михо прикурила сигарету и, поблагодарив их, отошла на пару шагов от выхода, затягиваясь густым, вязким дымом. В горле неприятно горчило, но после нескольких месяцев перерыва было так славно вновь ощутить, как никотин медленно приливает к голове. Грузчики, как ни в чем не бывало, продолжали свою работу, перекидываясь обыденными разговорами, и никто из них не заметил, как в одно мгновение куноичи без следа исчезла, оставив после себя лишь один тлеющий окурок. Михо вышла в город, щуря глаза и нехотя подставляя лицо под теплые ласкающие лучи летнего солнца. Внешний вид ее вызывал вопросы и желание в недоумении обернуться ей вслед — бледность лица, собранные в высокий пучок, но, тем не менее, растрепанные волосы, помятый медицинский халат с огромным желтым пятном на груди, черная безразмерная футболка до середины бедра, странная обувь, отдаленно напоминавшая кроксы. Складывалось впечатление, что девушка сбежала из сумасшедшего дома, что отчасти и являлось правдой. Последние месяцы реабилитации были поистине тюремными — со строго расписанным днем, приемами лекарств, разговорами с психиатром, ограниченными по времени прогулками, запланированными визитами Райдо и Генмы, которые всматривались в глаза Михо, не видя своей прежней подруги и будто желая достучаться до нее. Куноичи теряла связь с внешним миром, все глубже уходя в себя и ощущая обыкновенную грусть, которая не прекращала напоминать о себе ни на минуту, в любое сознательное время дня и ночи. Когда Михо просыпалась, первое, что она чувствовала — это грусть, ледяным свинцом разливавшаяся где-то в легких и заполнявшая все оставшееся тело. От этого нигде не спрятаться, никуда не убежать — где бы она ни была, грусть командует ее существованием. И даже свободно прогуливаясь по деревне в жаркий летний день, Михо чувствовала то же самое, что и лежа на жесткой холодной больничной койке — отчужденное осознание собственной ненужности. Что самое мучительное — ненужности самой себе. Она не знала, куда идет — ноги сами без помощи головы несли куда-то вперед, петляя по тенистым переулкам, завешанным свежевыстиранным бельем. Детские крики и оживленный гул дневной жизни оркестром гудели в ушах, позволяя складывать для них неспешный ритм из шагов во время ходьбы. У этой прогулки не было цели, как бы старательно Михо не пыталась ее придумать, смотря на разноцветные дома через окно своей палаты. Хотелось бы быть уверенной, что ей хватит духу поступить так же, как и единственный человек, которого она когда-либо любила в этой жизни. Ступить вперед в пропасть и с улыбкой встретить смерть, не страшась неизвестности. Тогда в своей комнате Михо признала свое малодушие и решила, что героин поможет притупить боль перед последним вздохом. Но ее ожидало совсем не то, чего она хотела. Это было не воссоединение с Шисуи, а то чувство пустоты, которое разбудило ее дважды из комы. И если все, что произошло с ней после — это и есть смерть, то ее определенно стоит бояться. Но куноичи должна была быть храброй, чтобы последовать по стопам любимого человека. Чтобы набраться смелости, ей вновь нужна была хотя бы одна затяжка. И тогда она точно будет готова. Она сама не заметила, как забрела в бедные торговые лавки на окраине. Михо неспешно зашагала к ближайшему ларьку, чтобы купить сигарет, как вдруг мужская брань заставила ее рассеянно обернуться на источник шума. Какой-то торговец лет пятидесяти с грязным фартуком и невменяемыми глазами держал за ворот светловолосого мальчика шести-семи лет с забавными полосами на лице. Конечно, Михо догадалась, кто это — малыш, в котором запечатан демон, разнесший к чертям половину Конохи. Люди ненавидели этого ребенка, лицо которого в данный момент напряженно застыло в ожидании удара, но глаза поразительно смело смотрели в лицо обидчику. Вокруг было немало зевак, но никто и не думал вмешаться в это откровенное насилие. — У меня было все, ты отнял у меня самое ценное, — мужчина сильно дернул мальчика за футболку, отчего тот съехал по земле и упал на локти. — Ты, сукин сын, уничтожил все! Михо передернуло от отвращения. Больше всего на свете она презирала людей, которые вымещали свой внутренний яд на детях, ведь когда-то она сама была ребенком, которого не чурались избить до полуобморочного состояния. — Эй! — крикнула Михо, приближаясь к ним. — Пьяная рожа, отпусти его. — Пошла на хуй отсюда, или и тебе прилетит! — Ну и запашок, — Михо поморщилась от запаха перегара, с омерзением смотря на его красное лицо. — Ты полегче, я ведь и расплакаться могу. Любишь бить женщин и детей, да? — она специально провоцировала его, чтобы он полностью сфокусировал свое внимание на ней и забыл на время о своей жертве. — Ты че, блять, давно по лицу не получала? — Очень давно, если честно, — Михо закивала, держа руки в карманах. — Ну, давай, снимай штанишки, и я надеру тебе твой вонючий зад. Чур, не прикасаясь, — она, ухмыляясь, шутливо развела ладони. — Сама напросилась, тварь, — гневно выплюнул он и отпустил мальчика, а в следующую секунду здоровенной рукой грузно замахнулся на лицо Михо. Куноичи отошла в сторону, ловко увернувшись от кулака, и поставила шагнувшему вперед врагу подножку, отчего тот сразу же упал на землю. Прежде, чем он успел хотя бы предпринять попытку подняться, Михо силой наступила ему на спину и, схватив его руку, вывернула ее. Противник вскрикнул от боли и уткнулся лицом в песок. — Еще раз обидишь маленьких, — спокойно проговорила Михо, поднимая выше его предплечье под несвязные крики. — Я тебя найду и вырву твой аппендикс без наркоза, договорились? Было поразительно, что после долгого времени без тренировок она еще не забыла основ тайдзюцу, но потом куноичи осознала, что всего лишь расправилась с нетрезвым гражданским — невелика победа. Убедившись, что его кость не повреждена, но парочка связок в плечах точно порвана, что являлось еще большим уроном, Михо отпустила мужчину и повернулась к ребенку. — Ты что здесь забыл, приятель? — поинтересовалась Михо у мальчика, пытаясь громко переглушить крики обидчика детей. — Тут малышам не место. Он все еще сидел на земле, опираясь на локти и ошеломленно смотря на Михо. — Ладно, пошли отсюда, — сказала она, протягивая руку, чтобы помочь светловолосому подняться. Они побрели вдоль улицы к центру деревни. Точнее, Михо спокойно шагала в своем неспешном темпе, а мальчик неуклюже семенил следом — его ноги были намного короче, чем у куноичи. Убедившись, что они уже в достаточно людном и безопасном месте — насколько это могло быть для джинчурики — Михо остановилась и, прежде чем оставить его, дежурно поинтересовалась: — Ничего не болит? Мальчик отрицательно покачал головой и продолжил исподлобья смотреть на куноичи. Она, в свою очередь, кивнула и, засунув руки в карманы, мягко произнесла: — Ну, бывай. Не гуляй больше по окраинам — там живут монстры. С этими словами она двинулась вперед по дороге, оставив его позади. Но ребенок тут же устремился за ней, быстро перебирая ножками и будто пытаясь ухватить подол развевающегося на ветру мятого халата. — Ты чего за мной увязался? — развернувшись на выдохе, спросила Михо, отчего мальчик чуть не врезался ей в ноги. — Как тебя зовут? — смешно выпалил он, все так же смотря на нее снизу вверх с пытливым любопытством. Ирьенин устало смерила его взглядом, в мыслях раскидывая, что в это время она уже могла бы стоять у обрыва и самозабвенно курить свою последнюю сигарету. «Черт! Забыла сигареты», — выругалась про себя куноичи. — Михо. Давай лапу, — она протянула ему свою правую ладонь. — А тебя как? — все же спросила она, мысленно зная ответ на этот вопрос. — Я Наруто Узумаки, — уверенно произнес малыш, глядя ей в глаза. — Ну что ж, Наруто Узумаки, не ходи за мной — я плохая, — сказала Михо, прежде чем снова развернуться и уйти подальше от этого неугомонного мальчишки. — Как ты можешь быть плохой, если ты мне помогла? — не унимался ее новый знакомый. — Я антигерой, прямо как Скорпион, — усмехнулась Михо, про себя отметив, что несет откровенный бред. — Слыхал про него? — Конечно, даттебаё! Я даже прочитал целых две манги. Правда, я пока не очень хорошо читаю, но я учусь, — Наруто упорно шагал наравне с Михо, чуть ли не переходя на легкий бег. — Но Ханзо добрый, а значит, ты тоже! — Очень странный вывод, ну да ладно, — усмехнулась куноичи, оглядываясь по сторонам в некоем замешательстве — она не знала, куда ей идти и что делать, пока этот мальчишка находился рядом. Но удивительным являлось то, что ей не хотелось его прогонять. Она была не против компании Наруто. В конце концов, детям быстро надоедают взрослые, которые не горят желанием разговаривать. Поэтому он сам быстро отвяжется. Наверное. Михо оглянулась по сторонам, слегка прищуриваясь от слепящего солнца, и ее взгляд остановился на одном предмете, который находился в нескольких метрах от нее. Куноичи вновь засунула руки в карманы и направилась к ближайшей деревянной скамейке у тропинки. Рядом располагалось высокое дерево, которое немного ограждало лавочку от полуденного зноя. Девушка села на скамейку, закрыла глаза и, сделав глубокий вдох, откинула голову назад. Наруто, как и предполагалось, устроился рядом с ней — перед этим предприняв две попытки залезть на высокое сиденье. Он посмотрел на ее лицо, на котором плясали тени листьев вперемешку с солнечным светом. Мальчик не говорил ни слова — то ли не решаясь или просто не желая что-либо сказать. Михо чувствовала этот взгляд и поэтому не спешила открывать глаза. — Как же тебе, наверное, одиноко, раз в такой день ты предпочел мою компанию, — протянула Михо, лениво разлепив веки. Наруто все так же оставался безмолвным, будто бы обдумывая эти слова, и Михо поняла, что уколола его в самое больное. У мальчика не было друзей — а как могло быть иначе, если все в деревне ненавидели и боялись его. — Эй, — она взглянула на него. — Не грусти, приятель, — Михо попыталась улыбнуться, но тут же пожалела — настолько жалкой оказалась эта попытка. — Я никогда не грущу, — вскинулся Наруто, забавно склонив голову набок и одарив Михо самой искренней детской улыбкой, на которую был способен. — А вот ты грустишь. Я это вижу, даттебаё. — Тут ты прав, — усмехнулась куноичи, наблюдая за редкими прохожими. — Почему ты грустишь? — Ну-у-у… — Михо вскинула брови и прикусила верхнюю губу, отчего получилась весьма интересная рожица. — Это долгая нудная история — ты сразу уснешь. — А вот и не усну! — воскликнул он, с особым азартом смотря на свою собеседницу. — Ладно-ладно, — она шутливо закатила глаза. — Вот что со мною случилось, я… — Михо осеклась, уставившись в одну точку перед собой. Она не знала, что сказать, поэтому было принято решение говорить правду. — Мой очень близкий друг, он… покончил с собой, — куноичи зажмурилась и сто раз мысленно выругалась, что рассказывает об этом семилетнему ребенку. Она осторожно открыла глаза и покосилась на Наруто, который всем своим видом выражал… соболезнование? Куноичи покачала головой — этого быть не может, зачем она вообще решила говорить эту чертову правду человеку, у которого жизнь явно не слаще. В одно мгновение к ней пришло осознание, что они с ним похожи. И это было очень странно. — А почему он это сделал? — поинтересовался Наруто, усаживаясь по-турецки на скамейке. — Я не знаю, — честно ответила Михо. — Но у него были веские причины. Ты, наверное, знаешь, что в мире шиноби самоубийство — это позорно. Но мой друг ушел с достоинством. В этом нет никаких сомнений. Позорно — это то, что деревня такое допустила, — Михо впервые говорила о Шисуи — она не могла обсуждать темы, касающиеся его, с Райдо, Генмой и даже лечащим психиатром. Ей все время казалось, что если она капнет чуть глубже и поделится этим с кем-то еще, то весь карточный домик ее самосознания рассыплется, и Михо уже не сможет быть уверена, что она не сошла с ума. — Когда я стану Хокаге, я такого никогда не допущу! — вскинулся Наруто. — Уж постарайся, — горько усмехнулась ирьенин. — Но у тебя есть, по кому скучать. Я считаю, что это важно, — чуть подумав, проговорил мальчик. — Ты знала своего друга, и ты всегда будешь его помнить, поэтому он всегда с тобой. Я, вот, не знаю своих родителей, но все равно скучаю по ним. Может быть, они тоже всегда со мной. Михо посмотрела на Наруто, слегка опустившего голову в своих совсем не детских раздумьях. Неожиданно для себя самой она почувствовала боль чужого человека, которая так ярко и знакомо пульсировала в венах — но это были не ее страдания. В один момент грусть маленького сироты и изгоя настигла и ее — все то, что чувствовала она когда-то, будучи ребенком, вернулось к ней. И вернулось новой мощной волной, приливом невиданной силы, которая оставила после себя лишь сострадание. Михо впервые в жизни ощутила сопереживание чужой грусти. И эта грусть оказалась такой знакомой. Куноичи отвела взгляд в сторону. У небольшой лавки столпилась кучка детей — там продавали рисовое мороженое. Михо засунула правую руку в карман и сжала в кулаке деньги. С сигаретами точно покончено. По крайней мере, на сегодня. — Как насчет мороженого? — спросила она у Наруто будничным тоном. У мальчика от удивления округлились глаза — он не верил тому, что только что услышал. От шока он не вымолвил ни слова и лишь активно закивал. Михо не сдержала улыбки. Было бы неплохо поесть чего-то вкусного, прежде чем вновь вернуться к пресной больничной стряпне. _____________________________________________________Ребята! На данной главе работа приостанавливается. Не могу сказать, когда выпущу продолжение, но то, что оно будет - это точно. Эта работа обязательно придет к своему логическому завершению.