Please don't confront me with my failures,
I had not forgotten them.
Пожалуйста, не напоминай мне о моих ошибках,
Я их не забыла.
Nico - These Days
— Сэба! Михо резко обернулась, сильнее сжав в руке металлические инструменты, которые собирала по реанимационным палатам для стерилизации. Ее окликнул молодой хирург Шоичи-сан, которого недавно окрестили главным в отделении. Его внешний вид и выражение лица подтверждали тот факт, что быть срочным преемником — дело не из легких. И явно не из приятных. Гражданским врачам никогда не было просто. Их физические способности не позволяли полностью противостоять медицинским тяготам. А ирьенины, как правило, хоть и умирали раньше срока, но умели проявлять большую эффективность для системы. Он устало потер лоб и жестом руки подозвал Михо к себе. — Вы меня звали? — сипло отозвалась она. — Да, — спокойно отозвался он, с долей удивления отреагировав на голос. — Слышал, как ты диагностировала диабет по первичным признакам. Похвально. Ответом на это послужил равнодушный кивок. Михо вспоминала тот случай. Кучка интернов во главе с лечащим врачом делали обход в одной из палат, в которой, так уж совпало, ирьенин мыла лежачих больных. Большинство этих пациентов были не в сознании или не способны осознавать что-либо. Юные будущие врачи — в большинстве своем, ровесники Михо — поочередно и с волнением отвечали на вопросы строгого руководителя. И каждый неправильный ответ вызывал едкий комментарий со стороны учителя. Михо хмыкнула, вспоминая, какие самозабвенные подзатыльники получала от Цунаде за удачные и не очень ответы. «Да-а, были времена.» Терять ей было нечего и, не переставая протирать лежачего пациента мокрой губкой, она на каком-то рефлекторном уровне ответила на вопрос учителя. Цунаде учила определять подобные заболевания чуть ли не по запаху. Эти навыки Михо никак не пропьет — как бы ни старалась. — У меня есть медицинское образование, — сухо добавила Михо после пару секунд раздумий. Было непросто понять, что от нее хотел этот хирург и зачем он завел разговор с похвалы. — Я в курсе твоей истории, — его тон также оставался спокойным и даже равнодушным, но Михо не смогла подавить в себе внезапную волну негодования и стыда. Она знала, что о ней шептались и сплетни разлетелись по больнице с поразительной скоростью, и, впрочем, с такой же быстротой утихли. Но тот факт, что за ней закрепился образ наркоманки, оскорбительно напоминал о себе время от времени. Ее не запомнили как юного ирьенина, который пять дней протащил на себе взрослого шиноби и вернул его деревне живым. Ее не запомнили как куноичи, которая делала операции прямо на поле боя, чтобы успеть спасти товарищей. Не запомнили также и то, что она отдала всю свою чакру напарнику — до последней капли — чтобы он не умер на месте. Все эти случаи были ее прямыми обязанностями — Михо не ждала вознаграждения или признания. Но в глазах медицинского сообщества она в одночасье стала наркоманкой, хотя они не знали, что на тяжелые наркотики она так и не подсела. Было обидно, что ни хрена они не знали. — Еще можешь работать с чакрой? — Практикуюсь каждый день, есть заметный прогресс, — быстро отозвалась куноичи, смекая, куда ведет эта беседа. — Не буду ходить вокруг да около. Скажу прямо: хочу взять тебя в свою команду. Там одни гражданские, но нас максимально нагружают военными. Твои способности очень пригодятся. Я поговорил с главврачом, он, в общем, дал добро, но с нюансами. Пока оставшийся месяц побудешь в должности санитарки, но будешь рядом со мной. Ты мне нужна на операциях. Без страховки из чакры не обойтись. А потом посмотрим, как ты себя проявишь. — Я могу приступить прямо сейчас? — выпалила куноичи. В эту же секунду ей захотелось оказаться в стерильной операционной, вдыхать специфический запах трепанации какой-нибудь кости. Шоичи усмехнулся, было видно, что ему импонирует такое рвение. Потерев лоб, он добавил: — Для начала проверим, на каком уровне находится твоя чакра.***
— Здорово, — ухмыльнулась Михо, спешным шагом заходя в одноместную палату. Какаши Хатаке вновь попал в больницу после использования шарингана на миссии. Михо оглядела его на расстоянии — недавно пришел в себя. Он был бледен и с трудом держал глаза открытыми. Михо в который раз удивилась: как он вообще остается в живых? И какого черта продолжает использовать этот проклятый шаринган? — На этот раз пациент только ты, — она подошла ближе и, наклонившись к нему, начала проводить осмотр. Как часть команды хирургов теперь она наделена большим спектром ответственности — в том числе и дежурство не обходило Михо стороной. — Ну, как оно? Какаши смотрел на нее из-под полуприкрытых век так, словно пытался вспомнить, кто она такая. Было заметно, что ему все еще сложно фокусировать взгляд. Звуки доходили так, будто его накрыли стеклянным колпаком, и нужно было сильно постараться, чтобы что-то услышать. — Еще сложновато, понимаю, — спокойно произнесла Михо, проверяя его зрачок на родном глазе. Она дотронулась до его запястья и измерила пульс, потом начала ощупывать перебинтованные ребра. — Так больно? Шиноби слегка поморщился и тут же об этом пожалел, из-за шарингана левая глазница отозвалась ноющей болью, которая затем перетекла на всю макушку. — Терпимо, — судорожно выдохнул он. — Можешь приподняться и сесть. Если слишком больно, лежи, — проинструктировала Михо, крутя большим пальцем кольцо на мизинце. — Сейчас будем разбинтовывать глаз, не открывай его сразу, — размеренно произнесла Михо, аккуратно разрезая бинт на затылке этим же кольцом. Генма подарил ей его на день рождения — и эта вещица стала незаменимой в работе и в повседневной жизни. Справившись с бинтами, ирьенин вновь достала из кармана халата диагностический фонарик и попросила пациента открыть глаз. Активированный Мангекью шаринган глядел на нее беспристрастно. Внутри у Михо похолодело, а сердце пропустило удар. Уж чего она точно не ожидала — такой реакции. Огненный шаринган вызвал слишком много воспоминаний, которые заставили ее переживать те многочисленные моменты из прошлого. Алый проблеск шарингана Шисуи — он ярко выделялся среди серых тренировочных будней, когда они сражались вдвоем, совсем недалеко от злосчастной реки Нака. Смутно, словно в замедленной съемке промелькнули алые вспышки — прямо перед ее глазами, будто это происходило в этот самый момент, а не много-много лет назад. Моргнув, она вспомнила глаза Итачи, через которые были переданы те самые слова. Эти слова перевернули все ее существование. Как оказалось, вернуть все в былое русло не удалось. Да и было ли это возможным? И был ли в этом какой-то смысл? — Все нормально? Слегка недоумевающий тон Какаши вернул ее в реальность. На мгновение куноичи было сложно оторвать взгляд от левого глаза пациента и вновь сфокусироваться на лице. — Можешь двигать глазом? — слегка отчужденно спросила она, ощущая приближающийся нервный тик. Нужно срочно взять себя в руки. Хатаке попробовал подвигать глазами, поглядел в разные стороны, не приводя в движение голову. Было заметно, что эти незамысловатые движения даются ему непросто — слишком болезненно, но отсутствие кровотечения сулило хорошие шансы на быстрое восстановление. — Что ж, приятель, что могу сказать… ты крепкий орешек, — Михо с трудом вернула свой привычный шутливый тон. Она собрала использованные бинты и бросила их в урну. — Пока не напрягай глаза: немного подвигал, осмотрелся, потом отдыхаешь, лежишь с закрытыми. Надо полечить сосуды чакрой — этим как раз и займемся. Закрывай глаза. С этой фразой она прикрыла его шаринган правой ладонью, а левой коснулась затылка Какаши. Волосы его были жесткие и колючие, но когда резкое зеленоватое свечение охватило ее руки, Михо перестала чувствовать что-либо.***
Ирьенин сидела за одним из рабочих столов в пустой ординаторской, которая соседствовала с кабинетом хирурга Шоичи. Последний, словом, совсем отвык выполнять свои обязанности без подстраховки в лице Михо. Куноичи зарекомендовала себя с лучшей стороны, поэтому главный хирург без опасений отдавал ей добрую половину своих операций. Михо ловила его взгляд, направленный на ее руки в процессе работы — это был взгляд зависти, и Шоичи этого даже не скрывал. — Эта способность упрощает жизнь врача в миллионы раз. Если бы только я мог так же — душу бы продал за это, — как-то обмолвился он после очередной операции, промывая руки под струей теплой воды. — Быть ирьенином не так-то просто. Тебя отправляют на задания, где твоя первоочередная и, в общем-то, единственная цель — это сохранить бойцов в живых, — равнодушно ответила Михо, вытирая лицо влажным полотенцем. — А что будет с тобой — это уже дело десятое. Ты реально подписываешь в контракте, что, в случае чего, отдаешь всю чакру во спасение напарников. Слишком часто бывает так, что ирьенины умирают от истощения — им не хватает собственной чакры для элементарной регенерации… Благодаря таким пунктам в договорах понимаешь, кем власти дорожат больше, — задумчиво произнесла она после небольшой паузы. — Если шиноби — это инструменты, то ирьенины — запчасти для них. Михо мотнула головой, отгоняя из головы этот внезапно всплывший в памяти разговор. Перед ней лежала медкарта Хатаке Какаши, которую она захватила после дневного осмотра. Она начала листать немногочисленные страницы — до появления в его теле шарингана обращения в госпиталь в жизни юного Какаши были весьма редкими — плановая проверка учеников Академии, анализы перед экзаменами на генина, чунина, джонина. Ее взгляд задержался на одной из страниц: внезапное психиатрическое освидетельствование. Рядовой доктор и не задумался бы, откуда возникла нужда в психиатре после основных экзаменов — мало ли потрясений в жизни ниндзя. Но у человека из мира шиноби есть понимание того, что подобного рода освидетельствования необходимы при вступлении в тайные организации. «Почему они оставили это в его карте?», — задалась вопросом Михо. На следующей странице разместилась короткая выдержка с последнего психиатрического осмотра — было установлено посттравматическое стрессовое расстройство. Даты подтверждали, что диагноз был поставлен после смерти Рин на миссии. В последствии Какаши прописали Золофт. «Мощная штука. В последних его анализах следов антидепрессантов и других ингибиторов обнаружено не было. Значит, он на нем уже не сидит. Была бы это я, не слезла бы точно…» Найдя подтверждение своим тайным предположениям, Михо не почувствовала облегчения или удовлетворенности. Она сама не до конца понимала, чем ее так заинтересовало клиническое прошлое Хатаке. Если быть точнее, психиатрическое прошлое. На секунду ей показалось, что в обществе шиноби есть еще один человек, обремененный зависимостью и давлением из прошлого. Но просмотрев карту Какаши, она поняла — их случаи разные. Во-первых, силы воли у него точно побольше. Во-вторых, даже если имеются сходства, полная картина Михо все равно не известна. Делать выводы, основываясь лишь на собственных суждениях было как минимум глупо. Впрочем, только это и оставалось сделать: поступить не очень разумно и забыть об этом. Неужели для нее так важно осознавать, что она не одна с подобной проблемой? «Покажите хотя бы одного шиноби, который не пережил потерю близкого человека, мы вышлем вам чек — получите, распишитесь, — усмехнулась Михо. — Но от мысли, что ты не один, не так уж и приятно. Сколько еще дерьма вообще существует в этом мире? И долго еще нам его разгребать?» Дверь ординаторской распахнулась. Ее мысли прервало присутствие Генмы. Михо вздохнула и в шутку закатила глаза: появлялся он на ее работе с относительной периодичностью. Передавал не существующие приветы от всех и вся, узнавал, как у нее дела, реже — приносил кофе, и это было как никогда кстати. А вот Райдо появлялся в госпитале только в случае крайней необходимости — не любил он это место. Михо знала, что Райдо и Генма все еще беспокоятся о ней, хотя за последние три года куноичи не давала ни одного повода усомниться в своем желании жить «чистой» жизнью. Благодарность проявлялась приливом нежности к своим друзьям — они и вправду стали ее семьей. Очень странной семьей, в которой двое из друзей — специальных джонинов Конохи — большую часть времени пропадали на миссиях. После этих миссий их собственноручно лечила Михо, и если уж они оказывались в госпитале, то врачом для своих друзей нанималась она, и только она. Но бывали и исключения. — Йо, как оно? — Йо, переобщался с генинами? — саркастично поинтересовалась Михо, откладываю карту Хатаке в сторону. — Оно нормально, как там Райдо? Вернулся? — Намиаши был на затяжном задании по личному поручению Третьего. — Вернулся и дрыхнет, — отмахнулся Генма, усаживаясь на стул напротив. — А почему не спрашиваешь, как мои дела? Я что для тебя, шутка? — Ну, так что у тебя? — тон у Михо был нарочито безразличный. — Спасибо, детка, что переживаешь за меня. А дела у меня не так хороши. Кажется, я подхватил что-то от одной юдзе, — интонация Генмы из беспечной с завидным актерским мастерством сменилась виноватой. — Чувак, опять? — Михо приложила ладонь ко лбу и прикрыла глаза. — Совсем недавно ведь назначила тебе лечение. Ты хотя бы закончил курс тех препаратов? — Ну, почти, да. Не все, конечно, допил, но… Эй, не смотри на меня так. С кем не бывает? — Генма в оборонительной манере поднял ладони вверх. — Я же не буду бегать по заданиям, надирать задницы врагам и греметь таблетницей? — Именно это тебя и ждет в будущем, если не научишься пользоваться резинкой, — закатила глаза куноичи, достав из тумбочки пару стерильных медицинских перчаток. — И сколько раз тебе говорить: я не уролог и не венеролог. Пора бы уже перестать стесняться докторов. — Во-первых, я был в резинке, просто она предложила кое-что, а… — Ксо, Ширануи, избавь меня от подробностей! Я поела полчаса назад. — А во-вторых, — увлеченно продолжил он, не обращая внимания на подколы подруги. — Стеснение и лень — разные вещи. Просто к урологу надо же еще записаться, ждать свободного времени, а моя жизнь — это непредсказуемый вихрь. Сегодня тут, завтра там. К тому же, зачем ждать, если есть ты — лучший ирьенин Конохи. — Давай, поэт, снимай штаны. Но если в ординаторскую кто-то зайдет, будет ой как неловко. — Да ладно, ты же врач. Куноичи в который раз за день закатила глаза. — Приятель, скоро твоим именем можно будет назвать новую венерологическую болезнь, — присвистнула Михо, осматривая больного. — Люди будут говорить: «Блин, кажется, я подхватил Генму. Надо было слушать маму и предохраняться». — У меня есть чувства, знаешь ли, — обиженно уведомил Ширануи, обратно застегивая ремень на брюках. — Ну, так что? — Выделения есть? — Не особо. — Да вроде не хламидии. А может, это недолеченное воспаление. Запишу тебя на мазок к урологу. Как раз сегодня и сделаешь, раз ты свободен, — спокойно проговорила она, выкинув использованные перчатки. Тут настала очередь Генмы закатывать глаза. — А чего ты ожидал? Плазменный телевизор? — вскинулась Михо, вспомнив как никогда подходящую шутку. — И вообще, хватит уже таскаться по всяким гадюшникам. Найди нормальных, проверенных юдзе — если пожелаешь, дам контакты. А если уж совсем серьезно, то найди девушку. Гражданские ведь любят вас, джонинов. — Хорошо, мам. — А еще, я вас с Райдо запишу на массаж простаты, — как бы между делом добавила она. — Чего? — оторопел ее собеседник, плюхнувшись на стул напротив. — Важная процедура. С твоими воспалениями так вообще — необходимая. — А Райдо-то зачем? — Для профилактики. Лет через десять спасибо мне скажете. — И зачем только я к тебе зашел, — со вселенским сожалением вздохнул Генма. — Хотел ведь позвать в бар сегодня вечером. Посидели бы втроем, как раньше, — сказал он, положив в рот взявшийся из ниоткуда сен-бон. — Я не пью, ты же знаешь, — возразила она, складывая нужные ей документы в стопку. — Так я тоже, раз опять на антибиотиках буду сидеть. Просто надо же и отдыхать. Давай, Михо, когда еще мы втроем будем свободны в один и тот же вечер? Работа — это хорошо, но друзья после работы — еще лучше. — А ты проставляешься? — Вообще-то, это Райдо вернулся с миссии, так что проставляется он. — А он об этом в курсе? — Сообщим ему вечером. — Ладно. Сегодня освобожусь в восемь.***
Михо пришла в бар раньше остальных. Заведение было людным, но не переполненным — все же вечер был не пятницы, а среды. Сев за стойку между какими-то рабочими, она заказала у бармена рюмку сакэ. Это не было намеренным желанием — придти и выпить чего покрепче. Михо порядком замерзла, пока пешком добиралась до бара, но почему-то не стала использовать чакру, чтобы согреться. Отчасти это было потому, что чакры после интенсивного рабочего дня осталось не так уж и много. Но также ей захотелось прочувствовать весь осенний холод, чтобы потом с наслаждением вновь согреться. Когда она была совсем маленькой, осенью и зимой мать наливала ей немного алкоголя — чтобы Михо не ревела по ночам от холода. Годами позже она вместе с другими детьми со двора выпивала украденную кем-то огромную бутылку пива. Иногда даже бывало, что кто-то украдет на рынке домашнее сакэ. И они по очереди глотали обжигающее глотку пойло и спорили, кого вырвет первым. Михо почти никогда не тошнило — тогда ей все страшно завидовали, но они, да и сама куноичи не догадывались, что это была генетическая выносливость, доставшаяся ей от какого-то шиноби в роду. Может быть, даже отца. Раньше она не задумывалась о своем детском алкоголизме. А это, действительно, был алкоголизм — потому что пить хотелось каждый день вплоть до поступления в Академию. Учеба переменила образ жизни на все сто, и с выпивкой получилось покончить с того самого дня, как пришлось сдавать мочу на анализ. К тому же, бывшие друзья уже не были рады ее компании — раз она училась в Академии, то круг ее общения должен состоять не из всяких беспризорников. Конечно, Михо так не считала. Но раз ее вычеркнули, то тут ничего не поделаешь. Иронично, что для однокурсников в Академии отбросом являлась она. А для старых приятелей вдруг стала недостаточным отбросом. Особых эмоций у нее это не вызывало, да и не было времени горевать — была учеба, подработка, потом снова учеба и так по кругу. Единственное, что она помнила отчетливо — то, как она переживала, что Шисуи узнает о ее детстве и прошлом образе жизни. «Что ж, даже если он и разузнал что-то, то виду не подавал.» Углубившись в свои воспоминания, ирьенин положила локти на барную стойку и запустила пальцы в свои золотистые волосы. Несколько седых прядей выбивались и лезли на лоб, но Михо все продолжала гипнотизировать перед собой одинокую рюмку сакэ, к которой так и не притронулась. Окруживший ее гул голосов никак не мешал ей плыть где-то в своем разуме, распутывая по ниточке клубок из прошлого. Вспомнился Какаши Хатаке с его шаринганом, и ей вдруг стало интересно, каково сейчас его состояние. После лечения чакрой он почувствовал, что боль отступила, и искренне поблагодарил ирьенина. Потом перед ее глазами возник рецепт Золофта, предназначенный Хатаке. Принимал ли он вообще эти колеса? Так или иначе, сейчас он чистый и ни на чем не сидит. А понимает ли он, что какой-нибудь мощный обезбол может избавить его от этих болей, но потом превратить жизнь в еще больший ад? Конечно, он понимает. Именно поэтому и антидепрессантом не стал увлекаться. «Умный. Но наверняка прибухивает.» Вдруг Михо потянулась к рюмке и придвинула ее к себе. Подняла, приблизила к носу, повертела жидкость. Но затем потоком чакры прикрыла рюмку и, перевернув, положила обратно на стойку, оставив нетронутое сакэ внутри. Под недоуменный взгляд бармена она спустилась с высокого стула и пошла в сторону выхода, где уже появились ее друзья. Вместе они направились к своему столику. Подозрительный взгляд Райдо заставил ее объясниться, и Михо решила идти по пути истины. Она сказала как есть: — Я заказала рюмку сакэ и все думала: хочется мне или не хочется. — И что надумала? — спросил Генма. — Не хочется, — абсолютно честно ответила она. — Но дико хочется окси. Генма опасливо покосился на напарника, а тот не сводил с Михо каменного взгляда. — Да шучу я, шучу, — заверила она. К всеобщему удивлению, Райдо усмехнулся.