Песнь о Потерявшем Крыло

      Еще вечером воины кухру-тари и тана-тари переплели волосы из двух кос в три, а сегодня — наскоро нанесли боевую раскраску. Белые полосы на темных лицах подчеркивали глаза и скулы. Это было особым символом, поделилась Тифия. Они собираются драться до последней капли крови, что обычно значит — умереть, забрав с собой как можно больше врагов.       Лагерь нилия-тари стоял между холмами. Дети Перепела не кочевали всем племенем, лишь охотники уходили в сезоны гона — и возвращались с добычей. Нилия-тари достались территории с хорошей почвой, где легко было выращивать злаки, поэтому они и жили не в шатрах из шкур, а в прочных хижинах из ветвей и глины.       Желтый Волк рассказывал о нилия-тари как об очень воинственном племени. Когда отряд только ступил на территории Детей Перепела, он очень удивился тому, что ни один воин не сторожил границу между двумя племенами, пусть и живущими в мире. Нилия-тари приходилось не просто охранять охотничьи территории, но и беречь землю, которую они возделывали, и дома, которые нельзя перенести с места на место, как это делали тана-тари. Даже после первой схватки Желтый Волк продолжал недоумевать: один отряд — это очень мало, говорил он. Обычно границу сторожат десятки воинов.       Теперь причины странного поведения нилия-тари стали ясны: пока они готовились к нечестивому ритуалу, их землю охраняли оскверненные трупы. Отряд Красного Жука тоже столкнулся с прячущимися под землей мертвыми стражами — и трое кри погибли, а отряд кухру-тари потерял лидера, и теперь их вел Желтый Волк.        Местность превратилась в болото. Разведчики с гневом доложили о том, что не смогли отыскать даже святые камни нилия-тари. На их месте была только зловонная лужа, к которой они не рискнули приблизиться.       Копыта лошадей соскальзывали, но Желтый Волк и Красный Жук продолжали настаивать на том, чтобы ехать верхом. Они окружат деревню и по сигналу исповедника нападут одновременно, с двух сторон. Бастиан не настаивал ни на каком другом плане — то, что кри тысячелетиями воевали друг с другом, сейчас сослужило добрую службу. Они лучше знали, что делать.       — Озари светом путь к победе, чтобы мы одержали ее во славу Твоего бессмертного имени, — бормотала Тифия. Она сжимала в одной руке посох, в другой — поводья.       Полагали ли когда-нибудь сестры, что им действительно придется «сражаться на Крыле»? Они могли знать хоть все легенды кри наизусть, лучше самой матери-настоятельницы разбираться в их обычаях, но вряд ли представляли себе, как бок о бок с воинами двух племен идут против третьего.       Кровавая тень наползала на солнце, небо больше не было рассветно-розовым, оно стремительно темнело. Свет был тревожным, каким-то… тяжелым.       Конь не слушался. Бастиан не сразу заставил его стоять, когда другие остановились. Ему казалось, что животное дрожит под ним, хотя, наверное, дрожал он сам. Он избавился от теплого пончо, надел столу и вытащил из сумки промокшую, потрепанную книгу. «Слово святого Скарата» пролежало в мешке всю дорогу, Бастиан доставал его во время проповедей, да и то не всегда. Вчера перед сном он оттирал с переплета грязь, но — бесполезно.       Однако сегодня он должен быть во всеоружии.       «Мой страх ничтожен, а вера моя сильна», — Бастиан коснулся аквилы.       Тихая Птица подполз к вершине холма — взглянуть на деревню, — пока остальные ждали ниже по склону, чтобы не выдать себя. Он сказал, что племя собралось в центре, вокруг костра, что огни не горят, дым не идет из хижин, и что нилия-тари «безмятежны».       Кассандра не возвращалась. Солнце скрылось больше чем наполовину, и Колен тронула бока коня, подъезжая ближе. Едва ли рана болела меньше, но она держалась невозмутимо.       — Красный Жук спрашивает, чего мы ждем.       Он вздохнул.       — Должно быть, уже ничего, — он поднял руку. Что бы он ни сказал, его поймут только трое. — Бог-Император позволил нам дойти. Выплесните всю ярость, которую скопили по пути. Станьте штормом, который сокрушит врагов!       Семнадцать кри, две сестры диалогус и два священника — против двух сотен культистов, если не больше.       — Мы не боимся зла! Мы не боимся смерти! — он повысил голос, и сестры подхватили. Аталанта подхватила. Кри слушали, не понимая, но кивали головами. — Потому что если мы умрем, Император сам придет за нами!       — Монсеньор!       Он обернулся.       Кассандра упала на колени, скатываясь с холма. Кри заволновались, Красный Жук прикрикнул на нее, наверное, рассердился, что она могла их выдать. В конце концов, он представить себе не мог, что она была невидима.       — Там… — она сглотнула, переводя дух. — Там исповедник Кот-ли… в костре…       — Он жив? — Бастиан махнул Аталанте, надеясь, что она догадается подать Кассандре воды, пока все остальные удивленно смотрят.       Его никто даже не спросил, куда пропала Кассандра перед атакой. Как будто было нормальным, что хронист сбежала, когда дело дошло до битвы. Она всегда пряталась, спряталась и сейчас…       О, она спряталась.       — Жив, но… его явно пытали. Он очень… слаб. И связан. И… их ведет миссионерка. Одна из… из нас, — добавила она неуверенно.       — Я понял, — Бастиан стиснул зубы.       Сестра Тифия перехватила посох.       — И есть пленники. Дру… другие кри… с татуировками на лице, как у Слышащего кухру-тари, — Кассандра зажмурилась и благодарно кивнула, когда Аталанта протянула ей флягу.       Колен начала переводить Красному Жуку ее слова, и Бастиан не стал мешать. Если, как Небесный Бык, Слышащие уходили и из других племен, следуя за своими видениями, они могли попадать в ловушку культистов. Может быть, тем нужна не просто жертва, а особая жертва.       — Их лидер… что-то вокруг… выкладывает… внутренностями пленников… — она с тревогой подняла взгляд на небо.       — Император милосердный! — прошептала Аталанта.       Колен замерла на полуслове. Красный Жук громко и гневно воскликнул что-то и направил коня вперед, не дожидаясь команды. Другие кри с улюлюканьем пронеслись мимо Бастиана.       — Остальные кри как загипнотизированные, ждут, когда она закончит, — Кассандра, пошатываясь, встала на ноги. — Они заняты в основном тем, что грызут друг друга или собственные руки. Я развязала двоих пленников, вряд ли они поняли, что случилось. Бежать им некуда, но когда дело дойдет до драки, у нас есть там два союзника.       Кухру-тари и тана-тари уже скакали с холма в направлении деревни. Бастиан надеялся, что его приказ ничего не жечь они восприняли совершенно серьезно — и не забудут о нем в пылу праведного гнева.       — Мы должны присоединиться, — серьезно сказала Тифия.       И никаких вопросов о Кассандре. Матери-настоятельнице стоило беспокоиться о том, как много ее избранные сестры переняли у кри. Для того чтобы спрашивать существует особое время… Бастиан согласно кивнул, сомневаясь, что способен удержаться на коне, несущемся галопом. Но так как об эффектности появления речь не шла…       — Кассандра…       — Я переведу дух и нагоню вас, — кивнула она. — Остановите это, монсеньор. Пожалуйста.              

***

      Сверху деревня была похожа на темное море, в котором тонули всадники кухру-тари и тана-тари. Культисты стаскивали наездников, впивались зубами и ногтями в коней, гибли под копытами, но продолжали разрывать плоть. «Загипнотизированные» кри очнулись, когда появилась настоящая угроза, и, что бы ни управляло культистами, оно не заботилось, чтобы они оставались в живых.       Стремительно темнело, и Бастиан с замиранием сердца высматривал женщину в черных миссионерских одеждах, о которой говорила Кассандра. У него не было плана. Проклятье, у него не было даже понимания, что нужно сделать. Разметать костер? Тот поднимался выше деревенских хижин: прочные ветки сходились наверху, на них опирались плотно уложенные вязанки хвороста.       Бастиан не видел исповедника Кот-ли — хотя, его так подбрасывало в седле, что он вообще едва понимал, что у него перед глазами — но верил, Кассандра не лгала. Он же видел ее взгляд.       За волной культистов, у самого кострища, он заметил плотное кольцо нилия-тари. Они шевелились и не пытались остановить атакующих.       «Направь меня, — умолял Бастиан, — прошу Тебя, я не знаю, что делать, я не знаю… прошу Тебя!»       «Тогда с мольбой обратились кри к отцу мира, но бушевала в небе такая буря, что он не услышал слова внуков…»       От солнца осталась размытая узкая полоска света — кри сказали бы, что она напоминает рога быка. Бастиану она показалась издевательской улыбкой, с которой смотрел на него… никак не Бог-Император. Небо было чистым и темным, за исключением мертвенно-бледного пятна солнца, но хотя буря и не бушевала, никто не отвечал Бастиану. Император никогда не отвечал.       Сестры вели его в центр деревни, умело расчищая дорогу ударами посохов. Видимо, игуменья все же готовила их ко всему: если бы Бастиан попробовал махать палашом и держаться в седле одновременно, его путешествие, наверное, закончилось бы очень скоро.       Аталанта мчалась за ними. Вот она не боялась экспериментов — и ее меч добирался до тех, кто пытался занять место павших. Сопротивление культистов было неорганизованным. Насколько Бастиан представлял себе численность племен, в битве участвовало меньше трети воинов нилия-тари. Другие, должно быть, гнили в земле вокруг деревни, готовые выбраться, едва на их неглубокие могилы ступят воины Императора. Под копыта бросались не только мужчины, но и сипло хрипящие женщины, окруженные тучами мух, и тощие, будто высохшие подростки.       Кони понесли, напуганные бросающимися со всех сторон нилия-тари и наверняка чувствующие разлитое в воздухе безумие. Бастиан понимал, что пора, пора спешиваться, иначе он сейчас вылетит головой вперед… Пора драться, потому что если лидер культистов и прячется где-то, то — за живой стеной неподвижных, опустивших руки, серокожих кри. Мужчин, женщин, стариков, детей — все они, повесив головы и слегка раскачиваясь, широким кольцом окружали костер и смотрели на кипящий вокруг них бой, будто их ничего не трогало. Перья и бусы стали частью их плоти, кожа вздулась волдырями, глаза заплыли.       Сестра Тифия врезалась в них на скаку, собираясь затоптать тех, кто был на пути. И тут, словно те ожившие трупы, трое на ее пути взорвались, окатив живот и ноги лошади кислотой. Тифия упала, придавленная бьющимся в агонии животным.       Остальные кри не шелохнулись.       Бастиан дернул поводья на себя, конь вскинулся, и он едва удержался. Пальцами он невольно вцепился в гриву, раздавшееся ржание испугало его. Только чудом они не влетели в живую стену. Бастиан спешился, едва не вывихнув ногу, левой рукой вырвал посох из ремней, удерживавших его у седла, а правой — выхватил клинок.       Аталанта промчалась мимо, словно не чувствовала страха. Она подъехала к Тифии почти вплотную и спрыгнула — как успел показать ей Хвост Лисицы. Вышло неловко и опасно, она всплеснула руками, потеряла было равновесие, но все же не упала.       Нилия-тари не помешали ей пройти к Тифии, они не пытались заполнить образовавшуюся в их защите прореху.       Аталанта все равно не могла приблизиться — умирающая лошадь просто зашибла бы ее. Послушница замерла между двумя безвольно раскачивающимися кри, будто стала частью кольца.       — Я вас прикрою, — Колен не смотрела в сторону сестры Тифии, должно быть, старалась не допустить слабости.       Почему-то — смутно казалось Бастиану — их почти не атаковали. Кухру-тари и тана-тари, словно попавшие в муравейник жуки, пытались увернуться от множества рук, а вот процессии исповедника дали добраться до самого костра… без особых препятствий.       — Отойди! — крикнул Бастиан Аталанте, шагая вперед.       — Пусть останется, — послышался насмешливый голос.       Бастиан наконец-то увидел предводительницу культистов. Она сидела на широком бревенчатом основании кострища, закинув ногу на ногу. Миссионерские одежды на ней были безукоризненно чисты. Бастиан внутренне содрогнулся, когда заметил аквилу с оплавленными головами у нее на груди. Она болталась на одном крыле, словно небрежно висящий кулон, а не священный символ.       — Все справедливо. Ты украл у меня Слышащих, — она спрыгнула, и нилия-тари синхронно рухнули на колени. — Я возьму твою сестренку. О чем ты беспокоишься? Все равно она умрет. И ты умрешь…       — Время раскаяться! — Бастиан шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Теперь он заметил… символы на земле, выписанные кровью и оторванными частями тел. Его замутило, но не только из-за того, какой материал использовала культистка. Ни один человек не должен видеть это.       — Таши, — перебила она. — Меня зовут Таши, и я несу святое слово этим бедным людям… не знающим истинного бога.       — Ты ответишь перед Императором за свою ересь! — Бастиан шагнул вперед.       — Просто убейте ее! — закричала Тифия, поднимаясь на локтях. Боль в ее голосе подстегивала Бастиана — а вот кольцо живых бомб останавливало. Если они начнут взрываться, его убережет розариус, а Аталанту? А Тифию?..       Таши протянула руку, и тело издыхающей лошади покрылось пеной. Вопль Тифии, шипение кислоты и хихиканье культистки слились в один какофонический звук. Когда лошадь растворилась полностью и пар рассеялся, ног Тифии больше не было. Таши потянула сестру диалогус за обмякшую руку и легко, будто она ничего не весила, швырнула в круг других мертвых тел. Кровавый след образовал очередной извилистый мазок на земле вокруг костра.       — Мразь! — очнувшись, Аталанта замахнулась мечом, но Таши ловко отскочила в сторону.       Миссионерская мантия распахнулась, Таши закружилась вокруг послушницы, раскинув руки и продолжая смеяться. Мелькало бледное обнаженное тело. В одной ее руке Бастиан только сейчас разглядел кадило. Другая была пуста, но…       Он уже видел, что ей не обязательно иметь оружие, чтобы… уничтожать.       «Вверяю Тебе свою веру и свою душу, Бессмертный Император, Пастырь Человечества…»       — Аталанта, назад! — крикнул он, делая шаг в круг. Кровь Тифии под ногами зашипела и вспенилась, когда он наступил в нее, но кожу сапог не прожгла.       — Нет, постой, постой! Ты взял у меня двоих, — Таши метнулась к нему, и Бастиан почти паническим жестом рассек воздух в том месте, где культистка находилась секунду назад. — Мне нужен кто-нибудь еще! Кто-нибудь, но не ты, исповедник… ты слишком вкусный.       Он потерял ее из виду.       — Держись рядом, — предупредил он Аталанту. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, как будто спрашивая: «Как она это делает?»       Как? Она погубила свою душу, обменяла ее на невероятную силу. Поверила в ложь врагов человечества. Природа ее возможностей — грязная, демоническая, порочная, но… сила есть сила.       Бастиан не может расплавлять врагов взмахом руки! Он даже не может увидеть, как движется Таши… только грязный след, оставляемый ей в воздухе: омерзительный туман, липкий, пахнущий разложением.       «Мой страх ничтожен…»       Он смог рассмотреть костер ближе. Толстые брусья, более устойчивые к огню, пересекались наверху, как основания хижин кри, но вместо шкур их окружали вязанки хвороста. Сейчас Бастиан оказался с той стороны, где хворост был уложен не до самого верха, и понял, наконец, что имела в виду Кассандра — «в костре», а не «на костре». Исповедника Кот-ли Бастиан знал только по пиктам, но даже если бы не знал — кто еще стал бы более драгоценной жертвой для культа?.. Красные лохмотья на нем когда-то были сутаной. Было не разобрать, но Бастиан предположил, что он привязан к воткнутому в землю шесту, вокруг которого и сооружен этот огромный костер.       Как будто специально для него.       Голова Кот-ли была опущена.       — Монсеньор… — Аталанта заметила, куда он смотрит.       — Держись рядом, — повторил он. — Император, даруй нам Свой праведный гнев и Свою неисчерпаемую силу…       — …силу, — выдохнула Аталанта, приближаясь к нему и оглядываясь по сторонам.       — …сохрани нас от ударов врага…       Кольцо кри сдвинулось, теперь выхода не было. Бастиан остался у самого костра. Колен все еще билась снаружи против лениво наступающих нилия-тари.       Таши замерла перед Бастианом, как будто располневшая за эти несколько секунд. Под мантией на ней не было одежды, а под кожей что-то копошилось, скреблось изнутри. Бастиан разглядел и выплавленный на оскверненной аквиле нечестивый знак: три неровных круга и три стрелы.       — …чтобы мы могли одержать верх над ним, — повторял он, выдерживая взгляд еретички.       Если он должен быть во всеоружии, то вот он — его арсенал. Пусть подойдет, если сможет, и возьмет их кровь.       — Бессмертный Император, Пастырь Человечества и единственный защитник…       — Думаешь, возлюбленный тобой Труп соблаговолит встать с Трона и прикрыть тебе задницу? — Таши сердилась. Она оказалась старой — или постарела только что? Кожа под глазами собиралась темными мешками. — Только в одном вы правы, глупцы, смерть — действительно начало чего-то большего. Но не смерть твоего гордого, но слабого Императора…       — …распространи Свой священный свет…       Аталанта случайно задела его плечом, и Бастиану на мгновение передался ее страх.       Он выставил посох вперед. Пока они молятся, она не может подойти. Но что это дает? Время? Солнце почти полностью скрылось. Темнота густела на глазах.       Времени как раз нет.       — Я слышу твои мысли, — Таши заскребла ногтями по груди, снимая тонкие полоски кожи, — отдай девочку, и он, — голос благоговейно задрожал, и она взмахнула кадилом. Внутри тлел огонек, — он подарит тебе новую жизнь. Вечную жизнь.       «Так сюда Ты вел меня? — Бастиан сглотнул. — На костер в честь демонической твари?..»       — Бессмертный Император, Пастырь Человечества… — голос Аталанты дрожал.       А у нее одной достаточно веры, чтобы защититься?       Таши заулыбалась шире, показывая сгнившие зубы. Бастиан смотрел в ее глаза, мутные, с болезненно-желтыми белками. «Я буду спасать заблудших и карать отступников» — так он говорил в Базилике Примарис? Тогда он представлял свое будущее иначе.       — …и единственный защитник… — послушница посмотрела на него с ужасом, ведь он замолчал.       Бастиан тоже улыбнулся — и бросил палаш.       «Благородная сталь — для благородной крови…»       — …распространи…       Аталанта собиралась ударить его в спину. Бастиан чувствовал ее желание — как будто каждая человеческая эмоция превращалась сейчас в нечто осязаемое. Он медленно снял аквилу с шеи, провел большим пальцем по краю крыльев и сделал шаг к Таши.       — Старик ложится спать, и его сон будет вечным, — она самодовольно оскалилась, подпуская его ближе. — Я заберу твою…       «Я клянусь быть стражем веры, пока Он не призовет меня».       — Забери это, — Бастиан впечатал в расцарапанную грудь священную аквилу с такой силой, будто хотел пробить ребра. Да он и хотел. — И пусть твою гнилую душу поглотит варп, еретичка!       Аквила входила в ее тело, как в масло. Запах паленой плоти смешался с другими запахами смерти. Таши тонко взвыла, попятилась, и Бастиан ударил ее посохом в живот, заставляя упасть на спину, и замахнулся снова. Цепочка ее кадила звякала каждый раз, когда он бил. Ненависть наконец-то нашла выход.       Он остановился, только когда солнце скрылось полностью. Тусклое белесое кольцо света окружало кровавый шар в налившемся багрянцем небе. Бастиан опустил голову, переводя дух, и не сразу понял, что тело Таши шевелится у него под ногами.       Мгновение спустя склизкие личинки разорвали грудную клетку еретички и хлынули наружу. Бастиан отскочил, пытаясь ударить хотя бы по одной, но они оказались юркими.       — Монсе… — начала Аталанта, но поднявшийся вдруг ветер унес ее слова.       Борясь с тошнотой, Бастиан обернулся. Колен, обессиленная, медленно сползала с коня на землю. Она выронила посох, да и меча, с которым она управлялась не хуже, при ней больше не было. Однако нилия-тари больше не интересовались сестрой диалогус, все они повернули головы к костру.       Почва под ногами обмякла. Опустив взгляд, он нервно выдернул сапог из расплывающейся лужи крови. Та проступала прямо из земли, и только сейчас Бастиан осознал, что Таши отступила как раз на последнее чистое от омерзительных символов место. Твари, вырвавшиеся из нее, должно быть, добавили последние росчерки. Он запоздало попытался оттолкнуть тело, нарушить символический ряд, но земля уже жадно, как болото, всасывала жертвы.       Порыв ветра едва не сбил его с ног, и он же поднял и швырнул кадило в костер.       — Назад! — приказал Бастиан оторопевшей Аталанте. — Я приказываю, назад!       Нилия-тари не обращали внимания на то, что выжившие воины продолжали бить их. Они медленно двигались: шли или ползли, если у них не было конечностей, — к костру.       Пламя заплясало с одной стороны, быстро раздуваемое ветром. Слишком быстро.       Еще один житель деревни лопнул, как ядовитый пузырь. Кожа ошметками полетела на соседей, но те не шелохнулись. Взорвался он от яркой вспышки лазера, и воины, пришедшие с Бастианом, завыли от ненависти — но стрелка так и не увидели.       Кассандра хорошо умела ориентироваться в ситуации. В хаотическом потоке событий она выбрала единственно верный шанс, когда стоило использовать свое техническое преимущество. Бастиан вытолкнул Аталанту в образовавшуюся прореху.       — Помоги остальным. И продолжай молиться! А лучше пой…       Он обернулся и встретился глазами с Кот-ли. Понимал ли исповедник, что происходит? Он не казался ни безумным, ни испуганным, а его губы шевелились, повторяя молитву. Бастиан узнавал слова: «Я не боюсь смерти, потому что сам Император явится за мной»…       Огонь быстро скрыл пленника, но тот все еще был внутри костра. Кот-ли скорее задохнется, чем сгорит…       — Псалом пятьдесят четыре, — Аталанта все-таки попятилась.       Костер уже полыхал целиком, но дым не поднимался вверх, он сползал к земле и клубился над телами.       Темное небо пошло тревожными волнами. Бастиан запрокинул голову: вот и его сны сбываются, только вместо собора кругом оскверненные земли нилия-тари.       — Милосердный Император, Единственный владыка вселенной… — начал он.       — А-а, ты все-таки дошел, — потусторонний голос хихикнул.       Грязь и гниль теперь поднимались зловонной стеной, отсекая Бастиана и костер от остального мира. В вязкой земле виднелись останки принесенных в жертву кри, темные руки сестры Тифии…       Небо стремительно падало, а земля — поднималась навстречу. Бастиан знал, что за лицо выступит из неестественной темноты: медленно, сначала широкий нос, затем изрытый язвами лоб, жирный подбородок…       — Твоим именем и во имя Твое, я — Твой голос…       — Ну, ну, Бастиан Вален. Ты сам-то видишь, насколько жалок? — не до конца проявившиеся губы демона вытянулись трубочкой, и он жадно, шумно вдохнул, всасывая в себя жертвенные тела вместе с землей. Сплошной кокон вокруг костра закружился, и Бастиану вновь пришлось бороться с тошнотой. — Ты ведь сделал это для меня, а? — он облизнулся. — Последняя девочка даже ничего. Вкус обожания!..       — …я — Твоя карающая длань!       — Мы это уже проходили, — разочарованно протянул демон, — давай новенькое что-нибудь.       Склизкая земля волновалась под ногами. Бастиан впился в аквилу. Священный орел единственный оставался чистым до сих пор, несмотря ни на что. Блики огня отражались на крыльях, и это сияние единственное связывало Бастиана с миром по ту сторону грязевой клетки.       — Это место не так уж свято, правда? Теперь мы поменялись местами! Ты в храме Отца Разложения сегодня, маленький священник…       — Эта земля — храм Императора, — промолвил он. Язык будто распух.       — Что — более вечно, чем смерть?.. Что более совершенно и постоянно? Повелитель Чумы расположится здесь, и народ, который служил богу-трупу, послужит истинному властелину! Тому, кому подвластно все, — он выдул целый рой мух и ласково улыбнулся им.       — Именем Бога-Императора и во имя Его, сгинь, тварь!       Демон кривился, но все еще не пытался раздавить Бастиана на месте. Если Аталанта и пела снаружи, Бастиан этого не слышал. Он будто оказался в другом мире, темном, задымленном и… пропитанном Хаосом.       — Теперь Властелин Разложения позаботится об этой планете. Здесь будут жить прекрасные создания, совершеннее вас, сильнее… Бессмертие — в умирании. Не присоединишься к торжеству вечности? — демон хихикнул. Слова Бастиана как будто действительно ничего не значили.       — Попробуй забери меня, — Бастиан боролся с отчаянием.       Он еще жив. Он еще стоит, и аквила сияет… на самом деле. Грязный ритуал мог призвать Великого Врага, но это пламя рядом — всего лишь один костер на всем Крыле. Точка, откуда болезнь распространится, только если Бастиан допустит…       Он расслышал судорожные вдохи. Не на самом деле услышал — но почему-то взглянул на костер снова и увидел задыхающегося Кот-ли.       Демон уже почти здесь, но он все еще не может… войти. Он ждет, тянет время, потому что… последняя жертва еще жива.       — Мой страх ничтожен…       Бастиан выронил посох и, не раздумывая, бросился к костру. Пропитанная мокрой грязью одежда не занялась огнем сразу, но жар пахнул в лицо. Перчатка мгновенно прилипла к коже, стоило схватить первую же вязанку хвороста. Искры осыпали его, огонь радостно лизнул тело.       «Боль, — повторял Бастиан про себя, — ничего не значит, пока Ты со мной».       Ветер превратился в ураган. Бастиан не оборачивался, отчаянно пытаясь пробиться внутрь. Он теперь тоже задыхался, а еще — почти ничего не видел. Дым разъедал глаза. Он работал правой рукой, левую — с аквилой — отставив в сторону, как будто мог отгородиться от демона.       Боль была… опосредованной. Он понимал, что не чувствует ее всю, хотя тело протестовало всякий раз, когда он хватался за пылающие ветки. Боль отступала перед твердой уверенностью, что он обязан успеть.       Кот-ли не стоял на ногах — он потерял сознание от нехватки кислорода. Бастиан выволок его из костра, и они оба рухнули в грязь. Пожалуй, другого способа потушить занявшуюся огнем одежду и не было.       Кожа на правой руке почернела и покрылась волдырями. Одна мысль о том, чтобы взяться за оружие, приводила в ужас.       Бастиан покачнулся, но все же выпрямился над бесчувственным исповедником и поднял голову. Лицо исчезло, над грязевым колодцем нависал сплошной черный купол. Демона не было.       — Спасибо, — прошептал он и вздрогнул, когда смеющийся голос язвительно поинтересовался:       — Думаешь, ты его спас?       Голос доносился из-за спины. Бастиан медленно повернулся.       Демон, шатаясь под весом своего физического воплощения, вырос из земли между ним и горящей клеткой. Если он даровал невероятные способности своей союзнице здесь, должно быть, для него самого преграды реального мира и вовсе были условны.       «Он все-таки здесь!»       Бастиан отчаялся просить Императора дать ему сил. Он ощущал себя одним из комочков грязи на пути этого чудовища. Физическая оболочка демона казалась непостоянной. Огромное тело колыхалось с каждым шагом. Его кожа состояла из лиловых заплаток разного оттенка, татуировки Слышащих опоясывали живот, нависающий над множеством коротких толстых ног. Священных орлов, выбитых на коже, едва можно было узнать: они были растянуты, скручены, исковерканы. Руки жертв все еще шарили по телу, будто разыскивая себе подходящее место. Они щупали лоснящиеся от жира складки, то ныряли внутрь, оставляя темные язвы, истекающие темной гнилой кровью, то разрывали кожу с другой стороны. А найдя, наконец, место, сливались в два гибких уродливых щупальца, живо напомнивших Бастиану о столкновении в соборе.       Он узнал косички Тифии, свисающие с широкого отвратительного лица подобием бороды.       — Милосердный Император, Единственный владыка вселенной… — Бастиан понимал, что плачет.       — Поглотить любимца кри было бы неплохо, — омерзительное существо развело непропорционально тонкими щупальцами.       — Твоим именем и во имя Твое, я — Твой голос, я — Твоя карающая длань! — свет аквилы как будто стал тусклее.       «Не оставляй меня… пожалуйста… не сейчас…»       — Но и ты сойдешь, — демон — выше Бастиана вчетверо — склонился, и из пасти вывалился длинный язык.       — …именем Бога-Императора и во имя Его…       И другая, жалкая мысль: почему так долго? Почему не схватит и не сожрет их обоих, если…       — …изгоняю тебя, нечистый дух, враг человечества, и всех, кто пришел с тобой…       …если может?       — Тут никого нет, кроме нас, — демон пододвинулся, подавшись вперед всем своим смердящим телом. — Оглянись.       Темный купол над костром, дым, стелющийся по оскверненной, пересыщенной смертями земле… Он — и демон, и едва живой исповедник Кот-ли за спиной, и все. Мир заканчивается, замкнутый, маленький, как мир сна.       — Ты забавный, Бастиан Вален. Ты ведь как они, — он рассмеялся, и все его разноцветные складки, и косички Тифии на жирном подбородке затряслись, — как мои дети, в которых я вдохнул истинную жизнь. Ты мертвец, который ходит по земле.       Ноги Бастиана подкосились. «Ты умрешь снова…» Он продолжал читать молитву, хотя видел, что экзорцизм не помогает. Тварь перешагнула границу…       — Ты принадлежишь мне!       — Я принадлежу только Бессмертному Императору! — сорвался Бастиан. — Мою веру не поколеблет твоя ложь!       — Я не лгу, — хихикнул демон, кокетливо прищуривая заплывший глаз, — ты был мертв, когда пришел в этот мир.       Свет аквилы не успокаивал — он заставлял стоять на ногах, хотя Бастиану давно хотелось упасть.       Пора ли сдаться?       — Жаль, что ты уже не сможешь ни о чем спросить своих хозяев, — насмешливо продолжала тварь, — люди обожают лгать, правда? Мне вот лгать незачем. Я владею миром, а ты? Только тявкаешь…       Голос превратился в шепот:       — …сгинь, ибо Он повелевает тебе…       Демон протянул щупальце и легко коснулся левой руки Бастиана. На коже мгновенно вздулся рубец, рука бессильно упала, и Бастиану пришлось перехватить аквилу правой — чтобы священный символ не упал в грязь.       Почему-то он был уверен: если это случится, стены, сдерживающие здесь демона рядом с ним, исчезнут.       Когда теплый металл коснулся обожженной ладони, он не сдержал крик.       — Чтобы меня прогнать, нужно чуть больше изобретательности, — почти снисходительно заметил демон. — А не заученные кричалки, — маленькие глаза зло вспыхнули. — Я же не заглянул в гости, как на борту той скорлупки, Бастиан Вален, я пришел. Я здесь. Это мой мир.       Слюна капнула с оттопыренной губы.       — Так что, если не возражаешь, я поглощу и тебя… ты будешь десертом.       Бастиана замер, пораженный неожиданным откровением. Сон, увиденный им на святых камнях. Голос, который он слышал… слова, не имевшие смысла, но от которых бросало в дрожь…       Он вскинул голову. На темном куполе проступало, будто сквозь плотный туман, бледное рассеянное кольцо света.       «Сквозь лиловую дымку видели они красноватый шар солнца и молились ему, но лишь слышали в ответ тихий шепот».       — Изобретательность? — Бастиан впился в аквилу крепче, чтобы случайно не выронить. — У меня есть кое-что получше!       Демон хлестнул щупальцами совсем рядом с ним, но не задел. Он зарычал, затрясся, недовольный тем, что упрямый исповедник до сих пор не ползает на коленях.       — Именем Бога-Императора и во имя Его, — Бастиан выставил правую ногу вперед, пытаясь обрести устойчивость, и поднял аквилу выше. — Он приказывает тебе уйти! Я приказываю тебе уйти! Я знаю твое имя, и ты повинуешься мне, — тонкий визг оглушил Бастиана. — Я знаю все твои имена!       Чистый и спокойный, голос, живущий в его памяти, снова нашептывал на ухо набор слогов и звуков, будто не имеющий смысла. Бастиан только шевелил губами. Он понимал, что искажает то, что слышит. Сами звуки менялись, заталкиваемые в рамки возможностей человеческого горла. Но все же это было его имя, на всех языках, когда-либо существовавших — и не известных ни одному разумному народу. Ярость демона это подтверждала.       Произносимые бестелесным голосом, тихим, но четко различимым, эти слова имели невероятную силу, Бастиан лишь передавал ее. Передавал Его волю.       — Харукус Утбурт Вроман…       Тело демона дрожало, как желе, земля вокруг вздувалась волдырями, взрывалась фонтанами кислоты всякий раз, когда демон бил по ней. Каждый удар мог бы сбить Бастиана с ног, раздавить в лепешку — и розариус не спас бы, но…       Бастиан еще стоял.       — Йис Даблан Цибис Гласеа…       — Как?! — завыл демон. Он уменьшался на глазах, скукоживался; тело иссыхало, чужая кожа обвисала.       Ветер поднялся снова, но на этот раз он разрывал темноту, и светлое кольцо становилось все отчетливей.       — Я — Его огонь!       Теперь глаза демона, полные ярости и ужасающего хаоса Имматериума, оказались на одном уровне с глазами Бастиана.       — Ты пойдешь со мной! — тонко завопила тварь.       Демон навалился на выставленную вперед руку Бастиана, пытаясь закрыть собой сияние аквилы. Он еще сохранил силы, но тело, подаренное ему еретичкой, слабело по воле Бога-Императора. Аквила плавила его насквозь, рука погружалась все глубже.       — Он испепелит тебя! — Бастиан чувствовал, что физически не сможет выстоять дольше. Ни минутой дольше. Голос больше не отдавался внутри черепа, но Бастиан не чувствовал себя покинутым. Мысленно он молился об одном: выдержать жалящую кислоту, поглощающую его руку, и не упасть раньше. — Изгоняю тебя, нечистый дух… враг человечества…       Он перестал чувствовать руку. Зловонное тело насело на него, мертвая кожа прижалась к лицу, и Бастиан, отворачиваясь, выдохнул:       — И всех, кто пришел с тобой!       Демон взорвался, как шарик с кислотой, и маленький темный мир сна схлопнулся.