Звезда Севера

      Северус Снейп       Печаль. Вот, что я испытывал, рассматривая себя в зеркале. Астра четко и недвусмысленно объяснила, что заклинание, наложенное ей, было именно лечением и ничем более. Поэтому сейчас я испытывал ту самую взрослую печаль, что ложится горечью на губы, молчаливая и глубокая, отчаянная, тот призрачный вкус, четко отграничивающий детство в жизни любого человека, вкус горького сожаления о безвозвратно ушедшем.       Когда-то, немало лет назад, я робко заглядывал в крохотное зеркальце матери, позже были зеркала в ванных комнатах Хогвартса, после же ни на одной отражающей поверхности я не задерживал взгляд, убеждая себя, что ничего нового не увижу. Зеркала стали моей фобией, сколько бы я не учился, что бы ни изобретал, чего бы ни достиг, они неумолимо показывали тощего, некрасивого мужчину, не способного привлечь даже собственный взгляд. Презрение и самоутверждение за мой счет мужского пола уничтожало гордость, а жалостливое недоумение женского болезненно ранило чувства, заставляя закрываться от всего мира за маской язвительной, равнодушной сволочи. Истинная же суть ранимого и мечтательного мальчика отошла на задний план, а с годами и вовсе забылась, маска приросла, и теперь люди боятся чудовища, которое создали сами.       Пальцы, скользящие по светлой ровной коже без распухших узлов суставов, стали тонкими и музыкальными. Спина, не измученная ранним радикулитом, без усилий держала ровную осанку и широкий разворот плеч. Множество шрамов больше не скрывало красивый рельеф мышц. Отвратительные «звездочки» варикоза не скрывали длинные ровные ноги. Даже нос, неправильно сросшийся в далеком детстве, больше не казался огромным и толстым крючком, а создавал гордый греческий профиль. Взгляд скользил по телу, делая все новые и новые открытия, а горечь становилась отчетливей, понимание, что винить, кроме себя, некого, накатило удушающей волной. Когда-то я поверил в холодное отцовское «урод», поверил настолько, что пронес через всю жизнь, не задумываясь об элементарном лечении, принимал, как должное, свою внешность и болезненность. И лишь сейчас, в тридцать с лишним лет, для меня наступил переломный момент переоценки себя и мира, что меня окружает…       — Север, — теплые ручки обвили талию, обнимая, и рядом со мной в зеркале отразилась мордашка с комично надутыми губами, философские размышления были моментально забыты. — Я тебя заждалась, там Малфой-старший пытается «тонко» выпытать, зачем мне понадобилось огромное количество магии именно сегодня, и «ненавязчиво» намекает о плюсах леди Нарциссы, как крестной матери. Он всегда такой… продуманный?       — «Малфой» в магическом обществе — имя нарицательное, не зря они поколениями строили себе репутацию беспринципных бизнесменов и политиков, но против семьи они никогда не пойдут. Поверь мне, я этого скользкого типа знаю большую часть жизни.       Астра задумчиво кивнула и погрузилась в размышления. Наблюдая за сменой эмоций на детском личике, я не мог сдержать улыбки, пара минут, и все темные мысли растворились, а сознание полно идей, одним присутствием она дарит мне вдохновение, когда-то забытое даже на уровне понятия, полет души и легкость мышления, это то, что я готов назвать счастьем.       — Ты согласишься с кандидатурой Нарциссы?       — Пожалуй, — кивнула девочка. — Но не сразу, любопытно дослушать презентацию до конца.       — Мне, признаться, тоже, — подмигнул я, зрелище и правда не рядовое. ***       Полночь. Тишина. Три неподвижные фигуры застыли вокруг небрежно отшлифованного камня неправильной прямоугольной формы, на котором лежит обнаженная девочка, укрытая лишь пушистым покрывалом собственных волос. Фигуры в белоснежных мантиях молчат и словно к чему-то прислушиваются, ожидая сигнала. И вот луна заняла высшую точку небосклона и, будто почувствовав, встрепенулась фигура у вершины алтаря, плавно положив руки на лоб и грудь ребенка, она запела низким бархатным голосом древние слова, призванные защитить драгоценное дитя, подарить ему вторых родителей, дать дополнительную защиту от жестокого и агрессивного внешнего мира. Песнь — вопрос отца к стоящим у алтаря магам, готовы ли они принять в семью его ребенка, воспитывать, обучать и хранить, как собственную кровь и плоть. Мелодия обрывается на высокой ноте, но тут же подхвачена певучим баритоном, привычно растягивающим гласные, песнь — обещание от мужского начала, краткая и четкая, как лязг крепостных ворот родного дома, отделяющих семью от посторонних. Скинутая с широких плеч мантия бережно укутывает ребенка, признавая его своим, правая ладошка тонет в ухоженной, но знающей оружие и сражения большой мужской руке, песнь тянется на одной низкой ноте. Дыхание кончается, но мелодия не гаснет, бережно подхваченная мягким женским голосом, постепенно выводящим ее все выше и выше, мягкими переливами окутывая пространство и людей, объединяющихся в целое, широкая мантия колыхнулась, выпуская обнаженного мальчика, мягким толчком руки направленного на алтарь, где, плотно прижавшись к боку девочки, он взял ее левую руку, переплел пальцы и закрыл глаза, расслабляясь, вплетая свой узор магии в творимый древний обряд. Женщина поет, обещая и надеясь, словно в мольбе и просьбе обращаясь к кому-то неведомому ни для кого, кроме материнского сердца, и само мирозданье, казалось, готово склониться перед этой хрупкой силой. Мягкая рука сжимает руку сына, через него принимая младшее дитя в свою жизнь, губы касаются лба девочки, и женщина замолкает, но невидимые струны магии еще некоторое время продолжают петь, даря ощущение душевного покоя от свершившегося чуда, пока и они не замолкают после яркой вспышки алтаря, погружая ритуальный зал в тишину и отпуская луну продолжать свой каждодневный путь по звездному небу, а трех взрослых магов шокированно смотреть на лежащих на родовом камне Малфой-мэнора мальчика и девочку лет двенадцати на вид.       Северус Снейп       Едва стихла Песнь и пропало сияние, я обомлел, на алтаре лежала изрядно подросшая Астра, белая тонкая мантия не скрывала увеличившийся рост и наметившуюся грудь, а из черт лица почти ушла детская округлость, девочка хоть и осталась почти на голову ниже Драко, но явно стала его ровесницей. Какого Мордреда здесь произошло?! Судя по охреневшим лицам Малфоев, они тоже не в курсе происходящего. Пока я метался между желанием рвать на себе волосы или вцепиться в некую белобрысую шевелюру, моя девочка зашевелилась, поморщилась и, открыв глаза, сказала:       — Не зря предупреждали, что «хамелеон» — очень неприятное заклятье, — носик снова сморщился словно от досады, Астра осторожно присела, отчего и без того почти прозрачная ткань окончательно съехала. Нарцисса тут же метнулась прикрыть явно дезориентированную девочку, Люциус тактично отвернулся, а Драко мучительно покраснел и закрыл глаза, мне же даже в голову не пришло смутиться — так и рассматривал хрупкое тельце, ища отличия, пока Цисси, возмущенно фыркнув, не заслонила от меня Астру. Чего это она?       На следующее утро мы чинно собрались в малой столовой и неторопливо позавтракали, поддерживая светскую беседу и ничем не показывая буквально сжигающее любопытство и стараясь не пялиться откровенно на посвежевшую после сна Астру. Вчера задать вопросы не было возможности, мелко дрожащая и пребывающая в полуобморочном состоянии девочка была немедленно отправлена в постель Нарциссой. Стоит ли говорить, что спать я был практически не в состоянии, кое-как продремав остаток ночи, я вскочил ни свет, ни заря и пробрался в комнату своей Звездочки, она, конечно, проснулась, но опознав меня, снова расслабилась, где и сидел рядом с ее кроватью, изучая изменившиеся черты родного лица.       — Кхм, Астра, поскольку мы теперь одна семья, я позволю себе спросить, почему ты после обряда так изменилась? Ни в одной книге не упоминается подобных случаев.       Люциус, Люциус, куда только подевалась твоя хваленая выдержка? Хотя заинтересованность ответом проявили даже домовики, вон как уши шустро развернули.       — Ну… Это было не совсем следствие обряда, — Астра задумчиво нахмурилась подбирая слова. — Точнее, совсем не оно. Насколько вы знаете, я из другого мира, и, естественно, мои физиологические параметры несколько отличаются.       Теперь пришла наша очередь хмуриться, странно, но четко осознавая ее инородность и обещая адаптировать под нее зелья, я не задумывался о глобальных отличиях, каждый день наблюдая, как она спокойно ест нашу еду, пьет нашу воду, разговоры, жесты, мимика, Астра ничем не выделялась. В какой-то момент мы перестали отделять ее от людской массы, хотя крылья как бы намекали, что девочка-то и не человек вовсе, не зря же она всегда говорит «разумный».       — Крылатые, так называют мою расу, отличаются более долгим сроком жизни, и мы очень медленно растем и стареем. Но жизнь непредсказуема, и бывает, что крылатый влюбляется в разумного другой расы, решая разделить с ним жизнь, в таком случае лишь смерть может встать на его пути, и Род вынужден отпустить свое дитя, прежде наложив на него заклятье «хамелеона». Ночь, проведенная рядом с представителем другой расы, как бы закукливает наше тело, превращая в максимальное подобие предлагаемого образца и появляется возможность прожить жизнь рядом с любимым или любимой, встретив вместе старость, после смерти партнера обличье «сбрасывают», вернув исходное тело. Но некоторые черты скрыть все же невозможно, например, я не могу скрыть крылья, ведь они призываются магией, и свечение крыльев, они накопитель и хранилище.       — Состариться вместе, это, конечно, очень романтично, но чувствую, это не главная причина вашего оборотничества.       Люциус почуял недоговоренность, все же в опыте интриг и уме ему не откажешь.       — Представьте живучего, сильного, способного накапливать и отдавать магию до самой, весьма неблизкой, смерти красивого и молодого раба, не имеющего и малейшего шанса предать.       Друг мечтательно зажмурился.       — А если рабыню? — иезуитски улыбнулась девочка.       Мечтательность стала предвкушающее-хищной, я и сам ощутил что-то такое, завораживающе-темное, живущее в каждом человеке испокон веков, желание обладать и подчинять.       — Вот и нечего вводить разумных в искушение, тем более заклятье, способное захомутать крылатого, было изобретено очень давно и, несмотря на скоротечную ликвидацию «гения», успело расползтись по миру, как не выжигали эту заразу, демоново знание всегда где-нибудь да всплывает, бывало и по истечении веков покоя. Хорошо, что в этом мире оно неведомо, а другие подчиняющие на нас не действуют.       Девочка говорила спокойно, но в последней фразе проскользнуло ощутимое предупреждение, Люц моментально перестал мысленно подсчитывать плюсы такого приобретения, чисто теоретически, конечно же, и сделал вид, что ничуть не смутился и ни о чем таком он не думал и думать не мог.       — Выходит, ты применила этот «хамелеон» к Драко? Это не опасно для вас? Нарциссу больше волновали последствия, и то, что она включила в круг заботы Астру, приятно согрело сердце, теперь у моей девочки есть женский пригляд. Учитывая ее нынешний возраст, это очень актуально, представив, какие вопросы может задать двенадцатилетняя девочка, непроизвольно передернулся, чур меня, да лучше зелья преподавать до конца своих дней.       — Нет, конечно. Я бы не стала подвергать опасности ребенка, — интересная оговорка, — заклятье я применила к Северу в одну из первых ночей, для настройки требуется не один час, а сегодня я воспользовалась моментом и установила планку изменения на возраст Драко, теперь мы ровесники, и дальше я буду расти и развиваться как человек, верхней же границей служит возраст Севера.       — Понятно, ты учла, что осенью поступаешь на второй курс и одногодком сокурсников быть комфортней, — одобрительно кивнул Люциус. — А…       — На этом с вопросами я предпочту закончить, — мягко перебила девочка. — Технические детали вам будут не интересны, а само заклятье не нужно, ведь возможность его повторить у людей отсутствует.       — Люциус, помнишь, я просил помочь Астре с трансфигурацией? — посчитал я нужным сменить тему.       — Как бы я мог забыть? — оживился Малфой, еще бы, такой шанс выяснить возможности моей девочки. — По программе, насколько я знаю, ты догнала второй курс, но заклинания используешь беспалочковые, поэтому с трансфигурацией у тебя затруднения. От себя обещаю, что как только вы приобретете палочку, я подтяну тебя до необходимого уровня, таковым я считаю изрядно сверх школьной программы, поэтому отлынивать не надейся, — Драко состроил сочувствующую моську и закатил глаза, показывая, что он уже пережил подобное. — Северус рассказывал, дополнительную литературу ты читаешь правильную, но не все можно найти в общественной библиотеке или в магазинах. Поэтому я буду тебе выдавать книги, по которым обучаются наследники и наследницы родов, ведь ты теперь входишь в семью Малфой и не имеешь права не быть лучшей, моя крестница должна быть леди до кончиков пальцев ног.       Что-то Люц разошелся, судя по круглым глазам Драко и задумчивому прищуру Цисси, не я один понял, что сиятельный лорд изволил проколоться, открыв желание воспитывать девочку, горящий взгляд как бы намекал, что выйти из его рук должна как минимум принцесса. Эй, друг, это, вообще-то, моя дочка, поэтому выйдет она из МОИХ рук и, безусловно, королевой!       Только веселое хихиканье Нарциссы удержало меня от немедленного озвучивания данного «перла» и заставило смутиться: она слишком давно нас знает и прекрасно читает по лицам.       «Ну и кто после этого павлин?» — ясно читалось в лукавых глазах.       — И все равно это моя девочка, — буркнул я, смущенно отведя взгляд, ответом мне был задорный хохот леди Малфой.       Отступление       На небольшой уютной веранде домика в самой глуши Запретного леса сидели и выпивали коллекционный огневиски сиятельный лорд Малфой и скромный профессор зельеварения Северус Снейп. И если зельевар расслабленно наблюдал за движением облаков, то взгляд его друга внимательно следил за сыном, который, в свою очередь, не сводил глаз с мисс Снейп. Лорд Малфой изволил строить планы.       «Нужно предложить Северусу заключить помолвку, а что, девочка теперь связана с семьей неразрывными узами, Драко она явно нравится, особенно в нынешней двенадцатилетней версии, был бы чуть постарше, слюнями бы все закапал», — добродушно усмехнулся лорд.       «Астра красива», — стальной взгляд скользнул по гладкому крепкому телу, еще не до конца округлившемуся, но сулящему головокружительные перспективы, затянутому в травянисто-зеленый сарафан до середины бедра и короткие шорты в тон, босыми ножками девочка энергично болтала в воздухе, лежа на животе.       «Умна», — вспомнив внушающий уважение список прочитанного и, главное, обдуманного за какие-то два с хвостиком месяца, мужчина довольно кивнул своим мыслям, да и сейчас девочка внимательно изучала новую книгу по традициям чистокровных родов.       «Магически сильна», — в длинных сияющих волосах игриво отражались лучи солнца, подчеркивая мощь их обладательницы.       «Талантлива», — практически освоенная программа двух курсов и изучение истории, традиций и законов совершенно незнакомого мира, да еще за столь малый срок говорят сами за себя.       «Перспективна», — взгляд скользнул на покорно валяющуюся на спине зверюгу, на животе которой, покрытой более мелкими чешуйками, и возлежала девочка, тварь заметила внимание, скосила налитый кровью глаз и демонстративно зевнула во все три ряда клыков. — «Очень перспективна», — поспешил поправиться сиятельный лорд. — «Кстати…»       — Астра, а почему твоего зверя зовут Огонек? Ничего огненного ни в окраске, ни в характере я не заметил, откуда кличка?       — Чтобы подчинить гура, хозяин должен победить его на арене. Я уже через полчаса еле на ногах держалась, вот и подожгла его, он так забавно по песку катался, чтобы пламя погасить, вот и назвала его Огоньком, — не отрываясь от чтения, ностальгически улыбнулась девочка и пощекотала чешуйчатый подбородок своего питомца, по огромному телу прошла дрожь, и тварь довольно зашипела, пустив слюни, от прикосновения которых дымилась, растворяясь, трава.       — Эм… мило, — только и смог прохрипеть внезапно пересохшим горлом старший лорд и одним махом опрокинул в себя полстакана крепчайшего огневиски.       «Маленькие они еще для помолвки, да и незачем вовсе вмешиваться старикам-родителям в дела амурные, в конце концов, дети могут влюбиться и естественным образом».       Люциус Малфой экстренно пересматривал планы, он очень не хотел забавно кататься по песку.       Северус Снейп все так же с философской невозмутимостью наблюдал за плывущими облаками, чуть заметно загадочно улыбаясь.       Конец отступления