However long it takes

Когда-то давно он произнес обещание — обещание, ради которого пришлось наступить на горло собственным принципам и привычкам. Это обещание забрало у него его Кэролайн с ее острым языком и сияющими голубыми глазами. Это же обещание дает ему возможность держать ее в своих объятиях, когда она находит в себе силы признаться в том, что он небезразличен ей, дает ему возможность целовать золотистую кожу, сладость которой отдавала горечью травяного сока, что раскрасил их тела одним ноябрьским вечером. Это обещание разводит их в разные стороны: она ищет себя, он ищет свою семью, осторожно храня в сердце ее нежный образ, не позволяя себе думать о том, как оно могло бы быть, позволь он себе нарушить обещание и попробуй хитростью заманить в город Полумесяц, точно так же, как и Гадес однажды заманил к себе нежную Персефону. Впрочем, ему в Орлеане скучать некогда: у него нескончаемое количество врагов, а когда Аврора объявляется в городе, сумасшествие, присущее Big Easy, переваливает за все разумные границы. На его руках погибает Ками — и в первые секунды, увидев золотистые пряди волос, обагренные кровью, его охватывает страх, что это совсем другая девушка. Несколько секунд первобытного страха — а затем Клаус испытывает эгоистичное чувство облегчения, когда понимает, что его Кэролайн в безопасности и совершенно далека от безумств его царства. Когда он в крепкой хватке держит тонкие руки леди де Мартел и вглядывается в кошачью глубину ее глаз, к собственному удивлению, понимает, что огонь, так привлекавший юного Ника, давно не манит тысячелетнего Клауса. Ник, впервые ступивший на путь вампира, был очарован колдовским безумием Авроры. Сотню жизней спустя Клаус начинает ценить чистое небо в глазах другой, что умеет бороться с собственным сумасшествием и чья человечность отравляет его самого.