However long it takes

Утренний воздух, сладковатый от раскрывающихся цветов, но еще не прогретый южным солнцем, приятно охлаждал разгоряченное тело. Босые ступни, испачканные в травяном соке, были ледяными, но Кэролайн не торопилась возвращаться в тепло дома, наслаждаясь тем, как приятно ныли мышцы после трансформации обратно в человека. Адреналин еще бурлил в крови, и прошлая ночь, полная охоты, преследований, крови и абсолютного единения со зверем, что жил в ней, со своей природой, мелькала перед глазами спутанными обрывками из острых запахов и неясных силуэтов. Кэролайн вытянулась на открытой веранде лесного дома, в котором она любила проводить дни, предшествующие полнолунию, и подставила лицо ленивым лучам солнца. Оборачиваться зверем в городе было более чем некомфортно, а инстинкты, усиливающиеся перед полной луной, в мегаполисе могли просто взбеситься, потому первым ее серьезным денежным вложением стал непримечательный коттедж в сердце леса, без любопытных соседей в округе. Немного одиноко, но это было константой жизни оборотней, живущих без своей стаи. Кэролайн чуть покачала головой, пытаясь отбросить неприятные мысли, и сделала глубокий вдох, прислушиваясь к шелесту листьев. Музыка ветра чуть изменилась, шепот деревьев и трав стал предостерегающе-ласковым, а сладкий запах цветов сменился на мускусный аромат, заставивший ее вздрогнуть и напрячься. Она открыла глаза, вглядываясь вглубь леса, но странное ощущение отхлынуло так же быстро, как и пришло, и ей не оставалось ничего другого, как велеть себе расслабиться. В последние несколько месяцев ей это удавалось с большим трудом. Кэролайн всегда была помешана на контроле, откровенно называла себя невротичным контрол-фриком и тщательно планировала свою жизнь, каждый свой шаг. Ей пришлось более чем нелегко, когда в полнолуние после ее восемнадцатилетия в ней пробудился ген оборотня, но даже с этим она справилась именно благодаря разумному планированию и тому, что могла держать зверя в узде благодаря своей одержимости контролем. Еще благодаря тому, что ее близкая подруга, Бонни, оказалась потомственной ведьмой — о дивный, новый мир, что ей открылся! — и у нее имелись как книги по ликантропии, так и родственники, готовые поделиться опытом и советом. Со временем она привыкла: и к тому, что пришлось отказаться от привычного ранее вегетарианского образа жизни из-за внезапно проснувшейся любви к мясу — в дни полнолуний она вообще стала предпочитать прожарку raw, — что ранее любимый, никогда не спящий мегаполис превратился в клоаку из отвратительных запахов и бетонных коробок и что любимые серебряные украшения стали обжигать кожу. Кажется, последнее было обиднее всего. Но Кэролайн адаптировалась и даже пришла к своего рода компромиссу со своей волчицей, но сейчас, два года спустя после ее первого обращения, что-то было не так. Странное, до этого незнакомое чувство, проснувшееся в ней шесть месяцев назад, после того, как ее волчица случайно очутилась на огромной территории, принадлежащей самой большой стае в Соединенных Штатах, не давало ей покоя. Когда Кэролайн только узнала о том, кто она такая, Бонни по доброте душевной сообщила ей о нескольких известных ей стаях оборотней: одни проживали в горах Аппалачи, другие оккупировали Вирджинию, и еще одна, наиболее любопытная, чей альфа, если верить слухам, прибыл из Старого Света. Ведьма предполагала, что Кэролайн будет проще пройти через обращения, да и привыкнуть к новому стилю жизни, если она обратится за помощью. Но их совместные исследования тогда привели к простому выводу: стаи относились к одиноким оборотням, особенно девушкам, не слишком доброжелательно, снисходительно и даже считали кем-то вроде второго сорта. Кэролайн тогда искривила губы, закатила глаза и заявила, что обойдется без помощи таких высокомерных снобов. И весьма успешно избегала территорий стай во время обращения, пока полгода назад не оказалась по срочным делам в Новом Орлеане, аккурат перед полнолунием. И хоть она старалась не высовываться — и зверя в себе умоляла о том же, — инстинкты подсказывали ей, что что-то все же случилось. Что-то было не так. Ощущение ли того, что за ней кто-то пристально наблюдает; странная, доходящая до абсурда потребность, необходимость даже в чьем-то присутствии с ней рядом, словно она потеряла нечто, о чем раньше и не подозревала, и теперь не могла нормально функционировать без этого; возбуждение, приходящее к ней после снов, что оставляли ее в смятении, и которое не могли в достаточной мере удовлетворить ни ее случайные связи, ни собственные пальцы. Какая-то отчаянная жажда, засевшая в костях и в крови, от которой она была готова выть на луну даже в человеческом облике. Книги Бонни давали какие-то сумасшедшие советы, а ее мать, ничтоже сумняшеся подслушав их разговор, хрипло рассмеялась и заявила, что все на самом деле куда проще, чем Кэролайн думается, и она все скоро поймет. Ведьмы и их загадки уже сидели у нее в печенках. Но спорить с ведьмами Беннет не выходило, потому Кэролайн махнула на это все рукой и решила уехать в коттедж пораньше, чтобы выпустить зверя наружу несколько раньше, надеясь, что это успокоит ее и даст собраться с мыслями. Именно следствием этого решения и стала предыдущая ночь, предшествующая полной луне, и Кэролайн показалось, что она приблизилась к тому, что можно было бы назвать спокойствием и умиротворением. Никакие странные чувства или предчувствия не помешали ей заняться своими делами: она поработала до полудня, отправила несколько заметок своему боссу, но уже после дневного сна, уже привычного перед ночной охотой, нервозность вернулась с утроенной силой. Кожа неприятно горела, словно прикосновение к ней обычно приятной хлопковой одежды теперь лишь раздражало ее и обжигало, подобно акониту. Сердцебиение отчего-то ускорилось, а шелест листы в сумерках стал словно предупреждающим и угрожающим. Было странное ощущение, что даже десны ныли от странного волнения или предвкушения — она не могла найти достойного определения этим чувствам, что вынуждали ее желать скинуть собственную кожу. Полная луна показалась на небосводе, и Кэролайн уже была готова выпустить наружу беснующуюся волчицу, когда из глубины чернильной ночи, откуда-то рядом с лесным озером, послышался волчий вой. В округе не было волков, кроме нее. Кэролайн не успела даже запаниковать, когда волчий вой повторился. Что-то толкнуло ее вперед, словно заставляя сделать шаг, еще один, идя навстречу этому странному, дикому и первобытному зову. Словно она услышала не дикого зверя или чудовище, а чью-то тоску и жажду, которая манила ее к себе. Она не успела понять, как так быстро оказалась у озера, и в нервном жесте обхватила себя руками, оглядывая серебристую гладь воды, в которой так явственно отражалась луна. Ноющая боль, отдающая внизу живота, только усилилась, и Кэролайн едва сдержала болезненный стон, как хруст ветки за спиной заставил ее обернуться и сделать шаг назад. Это был мощный, огромный волк, больше ее волчицы раза в два. Шерсть его отливала густым, медным цветом, глаза горели огнем точно так же, как и ее собственные, и она без труда догадалась о том, что перед ней такой же оборотень, как и она сама. Это не уняло ее страха — такая махина без труда могла ее сожрать, — и она вновь отступила назад, абсолютно неуверенная в том, как и что ей делать дальше. Волк — она могла в этом поклясться! — внезапно насмешливо фыркнул, и несколько мучительных минут спустя перед ней стоял мужчина. Очень привлекательный, обнаженный мужчина. Она старалась не пялиться, хотя влага тут же испарилась из ее рта, стоило его глазам, в сумерках казавшихся темно-серыми, впиться в ее. — Кэролайн, — протянул он, смакуя ее имя, и она ощутила легкую дрожь, что прошла по ее телу сладкими мурашками, словно в его низком голосе было заключено все то, чего ей так не хватало. — Откуда ты меня знаешь? — требовательно спросила она, скрещивая руки на груди. С человеком дело иметь было гораздо приятнее, чем с волком, и она была уверена, что если что — она с ним справится. — Я искал тебя, — улыбнулся ей незнакомец, обнажая ямочки на щеках и приближаясь к ней, так плавно и медленно, что она даже не поняла, в какой момент он успел так близко к ней подобраться. — После нашей короткой встречи в Новом Орлеане ты сбежала, love, а я не мог тебя отпустить. — Да, только личного сталкера мне и не хватало, — пробормотала она, удивляясь тому, что страх и нервозность испарились, и не замечая того, что ее сердце бьется в унисон. Он ухмыльнулся ее словам и пожал плечами: — Если бы ты не поспешила покинуть мой город, все было бы куда проще. Но… я люблю хорошую охоту, пусть даже и за своим мэйтом. — Прости, что? — выпалила она, вылавливая лишь одно слово из его речи. Мэйт. Одна из городских легенд оборотней, как она читала в одной из ведьмовских книг. Связь, между оборотнем и тем, кого магия или природа считала подходящей парой для него. Сказка, которую она пролистнула, закатив глаза на подобную наивность. — Мэйты — это просто легенды, — выпалила она, упрямо сжимая кулачки и игнорируя боль, которая лишь усиливалась, словно его присутствие стало катализатором для всех ее чувств и эмоций. — Как и оборотни? И ведьмы? — нахально предположил он, окидывая ее таким взглядом, что Кэролайн захотелось и заехать ему по самодовольной роже, и почувствовать удовольствие от того, что кто-то смотрит на нее таким… обожающим взглядом. — Меня зовут Клаус, — продолжил он. — И я искал тебя по всей Америке, love. Последние шесть месяцев должны были быть сущим адом и для тебя. — Его ладонь осторожно коснулась ее щеки, и Кэролайн буквально дернулась от того, как простое прикосновение отозвалось в ее измученном теле, вызывая у него самодовольную усмешку. — Шесть месяцев, — прошептала Кэролайн, пытаясь сосредоточиться, хотя буквально все ее существо было готово подчиниться и только ее впечатляющий контроль удерживал ее на ногах. — Я встретила тебя ночью? — Верно, — почти промурлыкал Клаус, носом касаясь ее шеи и скользя по ключицам сухими, горячими губами. — Мне хватило увидеть твою волчицу, Кэролайн, но наутро ты испарилась… Представь себе мое недовольство, — в хриплом голосе появились рычащие нотки, но вместо страха или каких-либо других, адекватных чувств она испытала лишь прилив возбуждения, чувствуя, как соски затвердели, как стало горячо между бедер. — Прекрати сопротивляться, Кэролайн, — практически взмолился Клаус, опуская горячие ладони на ее талию и задирая ее тонкую футболку. — Я знаю, что мучило тебе все эти месяцы, sweetheart. Я знаю о твоей тоске и одиночестве. — Он коротко поцеловал ее в уголок губ, а затем серьезно посмотрел в глаза. — И я знаю, что это за разрушающие чувства. Ты больше никогда не будешь одинокой, Кэролайн. Она уперлась ладошками в его плечи, словно размышляя над тем, оттолкнуть или нет. Впрочем, Кэролайн понимала, что оттолкнуть его сейчас будет практически невозможно, и хотя у нее был миллион и один вопрос и столько же тем, которые ей нужно было с ним обсудить, рациональная ее часть уступила ее эмоциям, ее природному началу, которое больше всего хотело поддаться ему, уступить и наконец почувствовать его поцелуи. Должно быть, Клаус прочел это в ее глазах, когда с рычанием примкнул к ее губам в жестком, властном поцелуе, который лишь сильнее распалил ее. Это была, безусловно, одна из самых сумасшедших вещей, которые она творила в своей жизни, но когда его губы сомкнулись на ее возбужденном соске — она даже не поняла, в какой момент лишилась своей футболки, — все связные мысли исчезли из головы. Осталось биение сердца, одно на двоих, шепот весенней листвы, раскачивающееся небо над головой и горячие поцелуи, выжигающие метки на ее коже. Тихий, рычащий голос, зовущий ее по имени, и сильные пальцы, сдергивающие с нее остатки одежды и касающиеся ее обжигающей влаги. — Пожалуйста, — всхлипнула Кэролайн в какой-то момент, больше не в силах выносить удовольствие такое сильное, что граничащее с болью. Она столкнулась с золотом его глаз, которое лишь отражало то, насколько сложно было ему сдерживаться, а в следующий миг почувствовала под собой влажную листву и мягкую землю, и его руки, крепко держащие ее, словно она еще могла вырваться и испариться из его объятий. — Клаус, пожалуйста, — выдохнула она во второй раз, прижимаясь губами к его шее, там, где отчаянно бился пульс и ярко выделялась родинка, пробуя его кожу на вкус. Ответом ей стало его почти звериное рычание и то, как он заполнил ее собой в одном резком движении, заставляя ее изогнуться, а вскрик взметнуться к верхушке деревьев. …Им определенно надо было поговорить о многом, и это многое вызовет много споров и ссор, лениво подумала Кэролайн, наблюдая за тем, как звезды бледнеют в небе, и позволяя Клаусу взять себя на руки — она была слишком утомлена и удовлетворена для того, чтобы стоять на своих двоих. И пока он нес ее к дому, ее голова покоилась на его плече, Кэролайн внезапно поняла, что уже очень, очень давно не чувствовала себя в такой безопасности и так спокойно. Словно она после долгой отлучки вернулась домой.