Индия, Калькутта, 2009г.
Колката или же Калькутта был густонаселен, беден и тесен, но так красочен. Он создавал яркий контраст из движения, пестроты и жизни, помогая на время забыть о том, что их жизнь, именно их личная, семейная жизнь, застыла в пространстве. Филиппина вновь была с ним, вновь дала шанс по совету Агаты, и была самым прекрасным цветком в мире. Если бы каждый смотрел на нее его глазами, то, возможно, этот цветок испытал меньше боли, ведь никто, смотрящий на нее с должным благоговением, не посмел бы причинить вред. Только вот Ганнибал был единственным в мире человеком, смотрящим на свою жену так. Они медленно шли по узкой улочке, каждый отдельно думая над такой непохожей погодой. Октябрь здесь и октябрь в Италии или Чехии отличался, нельзя было сказать плохо это или хорошо. Температура была средней – 27,5 °C – для этого времени года, и Ганнибал облегченно вдохнул раскаленный воздух и порадовался, что надел рубашку-поло и льняные брюки, а не костюм. Его донна шла чуть впереди, облаченная в красное сари с чередованием мелкого и крупного национального орнамента, украшающий подол юбки и край накидки. Бинди удивительно шло ей, будто всегда было её частью. Вообще она была из тех красивых женщин, которым шло абсолютно всё – чужие национальные ткани и рисунки, классические туалеты, современная молодежная мода или же смятая утренняя простыня, обернутая вокруг разомлелого обнаженного тела. Умело сочетая и подбирая себе подходящее, такие женщины завораживали, заставляли задуматься об их происхождении и удивительном чувстве вкуса и меры. - Тебе нравится праздник? – он вздрогнул от чистоты ее голоса и медленно повернул голову к жене. Они сидели на скамье около одного из фонтанов, пока местное население второй день подряд отмечало праздник в честь богини Дурги. Дурга-пуджа – именно то событие, что привело их в эту страну. Что привело её в эту страну. - Необычно. Не совсем то, к чему я привык, но... мне нравится. Всё здесь дышит историей и... – он хотел сказать «тобой», но исправил: – ... жизнью. - Эти четыре дня в честь храброй воительницы, непобедимой... – выдохнула Филиппина и вдруг посмотрела сквозь толпу невидящим взглядом. – Ты знаешь, что каждое из орудий ей подарено каким-либо богом? - Да, но, пожалуйста, расскажи поподробней, – попросил Ганнибал. - Шива вручил ей свой трезубец, Ваю вручил свой лук, Индра – свой ваджр. Это что-то вроде палицы или жезла, символ высшей власти... – она затихла, вдруг осознав, что муж внимательно слушал её рассказ. – Дурге можно приносить кровавые жертвы, даже людские... Её... её обычно призывают для защиты, для устранения помехи... Жаль, что я не знала её мантры раньше, они бы пригодились. - Она бы спасла тебя? - Да, спасла бы. Забрать с собой она не может, но я знаю ту, кто могла бы. Очень хорошо знаю, – она помолчала, и Ганнибал мысленно начал перебирать в памяти всё, что он когда-либо знал об индуизме, как Филиппина вдруг заговорила: – Я хотела бы посетить одно место, если ты не против. Это недалеко. - Могу я тебя сопровождать? Пешком они добрались за два с лишним часа, и только в конце пути Лектер узнал, что на машине можно было доехать минут за двадцать. Дакшинешвар на его взгляд ничем не отличался от остальных городов этой тесной и жаркой страны, однако донна упрямо шла куда-то вперед, а когда терялась, спрашивала у местных дорогу. Перебравшись на восточный берег Хугли, он, наконец, смог увидеть то, зачем они проделали такой путь. Jay mata Kali Jay mata Durge Kali Durge namoh namah Kali Durge namoh namah Jay mata Kali Jay mata Durge Jay mata Kali Jay mata Durge Kali Durge namoh namah Kali Durge namoh namah Jay mata Kali Jay mata Durge Jay mata Kali Jay mata Durge Kali Durge namoh namah Kali Durge namoh namah Jay mata Kali Jay mata Durge Какая-то женщина, как Ганнибал определил её «бродяжка», пела тягучую песню, отбивая ритм бубном. Филиппина широко улыбнулась, услышав слова, и вскоре направилась прямо к ней. Какое-то время они проговорили, иногда указывая руками на огромный храмовый комплекс из белого камня. Ганнибал, недолго думая, направился к торговцам и купил корзинку красных гибискусов. Миссис Лектер всё ещё общалась с бродяжкой, но когда та что-то восхищенно забормотала, то обернулась и тепло посмотрела на супруга. - Надеюсь, ты купил их для неё? – Филиппина мягко коснулась гибискусов в центре корзины и стрельнула глазами в сторону Храма. – Спасибо, что сегодня ты здесь. Со мной. Доктор Лектер просто молча пошел за ней. - Калигхат связан с Сати, женой Шивы. Однажды Шива сотворил в своем гневе ужасное чудовище, разрушившее все вокруг, а сам отсек отцу Сати голову. Когда гнев Шивы утих, он стал оживлять мертвых, но Сати, во искупление его поступка, совершила самосожжение. Слово «сати» теперь нарицательное – это вдовы, которые сжигают себя заживо на погребальном костре мужа. – Ганнибал посмотрел на спокойное лицо жены и отчего-то кровь в его венах похолодела. Филиппина изменилась, это невозможно было отрицать. - Почему именно гибискус? - Его лепестки символизируют пять чувств человека, а пестик – дух. Это... старый символ, не знаю. Почему ты спрашиваешь всё это? - Потому что хочу слышать твой голос и говорить с тобой. Потому что мне интересно каждое твоё слово, – он помолчал, рассматривая её замершую на месте тонкую исхудалую фигуру, и добавил: – Красный цвет означает динамику жизни, так ведь? Кровь, страсть, любовь... - Д-да. Да. - Тебе идёт этот цвет. Очень. Богиня предстала в виде огромной статуи четырёхрукой длинноволосой обнажённой женщины с голубой кожей. В верхней левой руке она держала окровавленный меч, разрушающий сомнения и двойственность, в нижней левой — голову демона, символизирующую отсечение эго. Три глаза богини управляли, по словам Филиппины, тремя силами: творением, сохранением и разрушением. На ней пояс из человеческих рук, которые обозначали неумолимое действие кармы. Гирлянда черепов на шее значила череду человеческих воплощений. Её тёмно-синий цвет – цвет бесконечного космического, вечного времени, а также смерти – не мог не завораживать. - ... многоликая Богиня, которая руководит жизнью с момента зачатия до смерти, – шептала Филиппина, и в её чайных глазах граф Лектер прочел бесконечное поклонение и восхищение. Но не самим собой, а местом. Богиней. Благовония и ненавязчивый шепот со всех сторон странно убаюкивали, но он не мог отвести взгляда от супруги. Не должен был. Ганнибал проснулся от легкого прикосновения к лицу. Рядом никого не оказалось, храм был совершенно пуст, а его супруга сидела на алтаре Кали и что-то напевала. Присмотревшись, Ганнибал заметил кровь и слезы. - Филиппина!.. - Тшш, не шуми в Калигхате, прояви уважение. - Как ты?.. – он осекся, услышав вдруг со всех четырех сторон завывания, шепотки и песнопения. Так похожие на ту мантру, что пела бродяжка. – Мы можем уже уйти отсюда? Миссис Лектер, сидящая в позе лотоса, открыла глаза и посмотрела на мужа. Он был необычайно взволнован и растерян, весь его вид заставлял её сердце сжаться от вины и боли, а затем наполнится бесконечной любовью. - Мне здесь нравится, – она протянула к нему руки. – Столько крови на твоих руках... Разве ты не чувствуешь это место? Разве не чувствуешь, как она прощает тебе всё? - Ч-что?.. – он медленно начал озираться по сторонам и позволил себе попытаться. Это место действительно было спокойным, живым и древним. Он искренне понимал, почему они посетили этот храм. - Потому что ты не есть всё это, муж мой. Ты – не твои знания, внешность, титул, качества, хобби, приятели... Ты не есть всё это, – её тихий родной голос баюкал, слезы текли из глаз, и при всем желании Филиппина не смогла бы их остановить: – Люби меня прямо здесь, я так этого хочу... До последнего своего дня Ганнибал не смог объяснить, что тогда завладело им, что заставило безропотно согласиться и взять жену прямо на алтаре. Стоны отражались от расписных стен, взмывали под своды потолка, толчки становились грубее и беспорядочнее, затем в финале их стоны и вскрики слились во что-то единое. Кровь Филиппины капала и стекала по алтарю, но Ганнибал не мог по возвращению в отель найти ни одной раны.***
Индия стала в их жизни свежим дыханием, особенно остро это почувствовалось одним утром, когда Филиппина пыталась коснуться пальцами лучей первого мартовского солнца, восхищенно бормоча себе под нос что-то о радуге и преломлении света. Ганнибал заворочался слева от нее. - Посмотри, посмотри, я вижу столько цветов, так много и одновременно ничего, они ускользают, рассеиваются в моих руках. Взгляни, любовь моя, – она лежала на спине, разведя колени чуть в стороны, и медленно дышала, рисуя пальцами в воздухе завитушки и странные узоры. Ганнибал стал свидетелем её искренней широкой улыбки чисто случайно, когда, сонно моргая, повернулся набок. Он подпер голову рукой, а второй потянулся к солнечным лучам, пытаясь играть с ними, как делала это супруга. - Как ты себя чувствуешь? - Гораздо лучше. Знаешь, на самом деле я очень счастлива. Раньше мне говорили, что я вообще не смогу забеременеть, а теперь знаю, что могу, – она бросила взгляд на свой выступающий живот и улыбнулась мужу. – Каждый раз доказывает мне, что я не бесполезна, что всё ещё могу это, но... Надеюсь, однажды рожу тебе живого здорового ребенка, – она осторожно поднялась с постели. - Лина... - В конце концов, у меня есть время, чтобы пытаться дать тебе самое главное, – она скрылась в ванной, поэтому не услышала ответ: - Ты уже дала мне всё, о чём можно только мечтать.***
Утром Ганнибал едва ли смог заставить себя подняться с постели. Соседняя половина пустовала, и это всякий раз неприятным скрежетом отзывалось в груди. Филиппина так отчаянно ненавидела и винила его во всем случившемся с ней, что как бы упорно не твердила о прощении, на самом деле всё ещё таила обиду. Пару лет назад миссис изъявила желание открыть семейный магазин одежды, большая половина ассортимента которого была для детей. Лектер искренне не мог взять в толк, что творилось в голове у жены, почему ей так отчаянно хотелось причинить себе ещё больше боли. Или же всё это сделано для него? Создано для вечного напоминания сделанного Ганнибалом. Или же лучше сказать не сделанного. Он открыл входную дверь магазина своим ключом и осмотрелся, пытаясь понять как можно быстрее, была ли здесь его жена вообще или нет. Тишину нарушил ее задумчивый мягкий голос. - Уилл Грэм напоминает тебе меня? Или нашего сына? Откуда вдруг такой интерес? – женщина пристально глядела в темные глаза напротив, затем поднялась со стула и, обойдя кассовый островок, приблизилась к большому зеркалу. Свет медленно загорался в помещении. - Наш сын мог бы... - Нет у нас никакого сына! – грубо перебила женщина, в зеркало наблюдая, как муж рассматривал ее. – И не будет, – она медленно поплыла мимо него, завернула за угол и схватила дюжину вешалок. – Не думаю, что мы способны на это. Не на зачатие, конечно же, хотя и с этим проблемы... На воспитание. Страх передать ребенку нежелательные... – она вновь обошла супруга, подыскивая слово, и возвратилась за кассовый островок, – предпочтения. Ты боишься, что он станет еще хуже. Одного монстра в семье мне хватит, а создавать династию таких я не стремлюсь. - Ты этого не допустишь. - Странно, с тобой ведь допустила. - Твое здоровое желание причинить мне боль обосновано, но, тем не менее, ты делаешь больно самой себе. Этого бы я не хотел. С тебя достаточно. - Позволь мне самой решать, когда будет достаточно и... – голос чуть смягчился, и она искоса посмотрела в сторону Ганнибала, – возвращайся к себе. Твое присутствие подле меня не обязательно. - Как пожелаешь, maniškis, – доктор поклонился ей и направился к выходу. – Я приготовлю на ужин рыбу и заеду за тобой в семь. - Я приеду сама. - Хорошего дня, Филиппина.***
- Они избивали своих детей. Было множество заявлений от соседей и учителей в школе. - Он просто вывернул их кишками наружу, будто каких-то тряпичных кукол… Потрошитель обычно более… сдержан. - Это не Потрошитель. – Уилл Грэм мотнул головой, вглядываясь в тела убитых мистера и миссис Хопкинс. Ганнибал вскинул голову и с интересом взглянул на профайлера. – Ты правильно сказала, Беверли, Чесапикский Потрошитель слишком аккуратен, слишком последователен в своих убийствах, чтобы демонстрировать нам настолько очевидные эмоции. - Эмоции, Уилл? Вы полагаете, что убийца что-то испытывает к своим жертвам? - Каждый маньяк так или иначе что-то чувствует, выбирая жертв, а этот… Здесь явно выражено всё отвращение и ненависть к этим людям. К тому, чем они занимались. Я… я попробую восстановить ход его мыслей. Доктор Лектер напряженно сжал губы в тонкую полосу, разглядывая эмпата с головы до ног. Их с Филиппиной способности перекликались, но в отличии от миссис, Уилл ими злоупотреблял. Филиппина же никогда не позволяла чужим эмоциям взять над ней контроль. По крайней мере, он надеялся на это. - Сохранять ум холодным, необходимо действовать четко, без промедления, как делал бы это он. Иногда мне кажется, что без меня, ему не хватит силы даже пошевелить мизинцем… - услышал доктор Лектер сбивчивое бормотание профайлера. – Они не мясо, не свиньи, не в том смысле, который он закладывает в это. Всего лишь препятствия для света, нужно помочь, нужно… - Уилл? - Куда отправятся дети убитых? - Я полагаю, в детский дом, а что? - В детском доме условия не самые приятные, не думаю, что убийца всё просчитал. - Что ты видел? – к ним подошел Джек Кроуфорд. - Убийца хотел избавить детей от такой семьи, хотел дать возможность иметь новую, лучшую. Это совершенно точно не Потрошитель, Джек. Потрошитель слишком холоден к своим жертвам. Наш убийца же, напротив, выбирает их. Он наблюдает за ними. - Кто он, Уилл? - Я не уверен на счет пола. Да, чтобы сделать всё это, нужна недюжая сила, но его чувства… Это похоже на то, как мать защищает своих детей или покровитель своих подопечных. - Он верит, что действует во благо? - Больше. Он верит, что он сам является благом.***
- Ты пришла, – в глубине темных глаз показалось облегчение. Ганнибал немедленно пропустил жену в дом. – Я рад. Ужин уже готов. Я попросил Эбигейл ночевать сегодня в доме у обрыва, чтобы мы… чтобы тебе было комфортней. - Ты отправил девочку одну в незнакомое место, чтобы я меньше психовала? - Совершенно верно. - Нужно вернуть её. Ни к чему всё это. - Как пожелаешь, – кивнул доктор, любуясь её холодной красотой, мягкими чертами и формами. Лина склонила голову на бок, и он понял, что она всё знала. – Я позабочусь о детях Хопкинсов. - Я бы хотела… - Знаю, – мягко улыбнулся мужчина, осторожно касаясь ее спины ладонью и ведя в столовую. – Я уже нашел новую семью для них. Пожалуйста, садись за стол. Мудрость супруга всегда восхищала её, была одним из того, к чему она стремилась. Женщина поглядывала на него, медленно справляясь с ужином. - Если хочешь о чём-то поговорить, то я только «за». Думал, тебе необходимо время. - Я восхищаюсь твоим терпением в отношении меня. Мы должны быть командой, но я… – Лектер посмотрел на супругу немигающим взглядом, откладывая приборы. – Моё непостоянство по отношению к тебе не приведёт ни к чему хорошему. Мне пора успокоиться, но я не знаю как. Возможно, нужно обратиться к специалисту? - Мою помощь ты отвергнешь сразу. - Ты – заинтересованная сторона. Беделия могла бы выкроить для меня время? - Удивлен, что ты знаешь о ней. – Миссис приподняла бровь, как бы говоря «ты всерьез считаешь, что что-то можешь скрыть от меня». – Я договорюсь с ней о сеансе. Может, лучше обратится к Локсу? - Я не вижу проблему, с которой помог бы семейный психолог. Я вижу проблему в самой себе и своей неудовлетворенности, – она вдруг протянула руку через весь стол и накрыла ей ладонь мужа. – Пожалуйста, поддержи меня в желании стать лучше, Ган. - Всегда.***
- Агата говорит, чтобы мы приехали домой как можно скорее. Она хочет быть рядом, когда ребёнок родится. Длинная кисть с жесткими синтетическими волосками осторожно наносила густой слой масляной краски на холст, короткие мазки по форме постепенно лепили сильные мужские пальцы. На холсте был изображен играющий на клавесине молодой мужчина, и знающий взгляд мог с легкостью сказать, что художник близко знал своего натурщика, более того, любил его. - Не думаю, что стоит уезжать из Индии только потому, что твоя сестра соскучилась. Эта страна так благосклонна к нам, – он коротко улыбнулся, взглянув на супругу, и продолжил играть. - Никогда бы не подумала, что ты суеверен. - Я просто очень хочу, чтобы в этот раз всё получилось. Они заулыбались друг другу и молча продолжили заниматься своими делами, наслаждаясь погодой, приятной компанией и лелея мысль о скором рождении ребенка. Пина пристрастилась к национальной одежде и не вылезала из пестрых свободных сарафанов, штанов и коротких топов. Её длинные мягкие волосы чаще были собраны в аккуратные прически, но иногда, дома, она распускала их, и Ганнибал долго перебирал вьющиеся пряди, играл с ними, что-то плел и непременно бормотал что-то незначительное, обращаясь к ребенку. Филиппина часто молилась в местных храмах, особенно в храме богини-матери. Ночами она выцеловывала кожу своего мужа, отдавалась его нежным, уверенным рукам без промедления и всякий раз засыпала под боком, успокаивая мысли Ганнибала своим ровным сердцебиением. На протяжении десяти месяцев они жили в древней стране, взращивая внутри и вокруг себя любовь и счастье, и буквально забыли обо всем недобром, что когда-либо было, но, как потом еще не раз убедилась Филиппина, никогда не стоит радоваться чему-то заранее. Кисть с алой краской выскользнула из рук и упала на светлый дощатый пол. Внезапную резь в животе сопроводил резкий выдох. Филиппина зажмурилась, замерев в кресле. Ганнибал ещё играл свою новую мелодию, сидя с закрытыми глазами, и миссис Лектер слабо улыбнулась, думая, что ей просто показалось. Она неуклюже поднялась, задевая подолом сарафана столик с палитрой и красками, роняя всё на пол, и схватилась за живот. Музыка тут же стихла. - Филиппина? - Нет, нет, всё в порядке, care… Мне просто… ох!.. Просто показалось. - Дорогая, всё будет хорошо. – Ганнибал оказался рядом так быстро, что девушка вздрогнула. Боль вновь прошила низ живота. – Дыши. - Ещё слишком рано, слишком рано, – она повисла у мужа на шее и заглянула в глаза. – Сделай что-нибудь, пожалуйста, сделай. Спаси его…***
Она качала укутанного в пелёнки ребёнка, сидя в кресле-качалке на заднем дворе. Солнце садилось, лениво окрашивая окружающий мир в тёплые краски. Малыш мирно лежал в своём тёплом коконе, не чувствуя дрожи в пальцах матери. - Лина, пора. Доктор Марвари уже приехал и ждёт в гостиной. - Н-нет, нет. - Прошу тебя… - Это мой сын! – вскрикнула молодая женщина, прижимая ребёнка к себе. – И я хочу позаботиться о нём. - О нём позаботятся, я обещаю. Пожалуйста, отдай мне его. Миссис Лектер затряслась от тихих рыданий, стискивая пеленки пальцами. Ганнибал опустился на колени рядом и накрыл своей рукой её пальцы. - Пожалуйста… - Мы попробуем ещё раз, Лина. - Н-нет… Ты не понимаешь. После того, как ребёнка увезли, сказав, когда они могут приехать на похороны, доктор Лектер вернулся на задний двор и устроился в ногах жены, спящей в кресле-качалке. Он резко втянул носом воздух и сильно зажмурился, злясь на себя за слабость. Слёзы медленно стекали по щёкам, скатывались по шее, и в этот момент бывший профессор Флорентийского университета впервые пожалел, что когда-то давно решился заговорить со своей студенткой.