Италия, 1994-1995 гг. Кампус флорентийского университета.
- Ты представляешь, как это будет выглядеть, если я заявлюсь на чужую пару? Карла, Луиджи всё тебе передаст и возьмёт задание. В конце концов, ты можешь написать профессору Лектеру на почту или… - Из моих друзей, ты самая ответственная. Пожалуйстааа! Карла громко чихнула в платок, заставив Филиппину поёжиться. Ей не хотелось заболеть в начале года. Андреа и Таканна уже переболели. Карла смотрела так жалобно, состроив из своего лица милую гримасу. Лина закатила глаза и махнула рукой. - Хо-ро-шо. Карла просияла и тут же громко чихнула. Потом ещё раз. - Спасибоооо, Линаа! На самом деле Филиппина не то что бы не хотела идти или боялась, скорее она смущалась. Как-то мама пошутила перед поступлением, что некоторые студентки влюбляются в преподавателей и потом очень страдают от неразделённой любви. Лина успокоила её, сказав, что эти преподаватели наверняка все старые и противные. Сейчас девушка готова была согласиться с матерью. Что-то явно происходило внутри неё, когда молодой профессор Лектер оказывался рядом. Она вспомнила, как увидела его впервые в университетском саду вместе с профессором Ринальди, и резко остановилась, восстанавливая воспоминания до мельчайших деталей… …Тогда был конец августа, зелень заполняла сад. Пахло свежестью и жизнью, чем-то новым и долгожданным. Она вспомнила, как должна была встретить старшую сестру у входа в главный корпус, и времени ещё было так много, поэтому можно было погулять. - Мы рады молодым кадрам, dottore. Синьор Рикатти так хорошо отзывался о Вас, он чуть ли не пел дифирамбы. - Вы, как и любезный синьор Рикатти, делаете поспешные выводы. Думаю, можно будет рассудить обо мне в конце учебного года. Или семестра. Прошлые заслуги только помогли оказаться среди таких почтенных людей, как Вы и синьор Рикатти. - Вы так любезны, профессор Лектер. Лина услышала имя раньше, чем увидела мужчин. Она прошла до угла, заглянула за кусты и увидела на ступенях каменной лестницы профессора Ринальди и профессора Лектера. Новым профессором по анатомии оказался молодой мужчина лет тридцати с загорелой кожей и темно-русыми волосами, аккуратно зачесанными назад. Он был высокий и стройный, одет в светлые брюки и нежно-голубую рубашку, через локоть был перекинут пиджак под цвет брюк. На ногах были кремовые туфли. - Надеюсь, студентам я понравлюсь. И мои лекции тоже. - Пойдемте, я покажу Вашу служебную квартиру, Ганнибал. Они двинулись на неё, и Филиппина смущенно попятилась назад. Трудно было оторвать взгляд. Когда мужчины собрались повернуть головы в её сторону, Филиппина благополучно убежала. Она действительно бежала до главного корпуса и, добежав, увидела сестру. - Агата! Господи, хорошо, что это ты, – она взяла коробки из рук сестры. – Давай мне ещё, я донесу! - А кто, по-твоему, это мог бы быть?.. - Я… Они пошли к главным воротам кампуса. Где-то вдалеке шли два профессора в сторону служебных квартир. Лина немного проводила их взглядом и отвернулась. Мысленно она крутила на языке его необычное имя, такое старое и красивое. Сильное. - Познакомилась уже с ним? - Ч-что? С кем? …Сейчас Филиппина думала, что ещё летом могла бы познакомиться с профессором, но струсила. Теперь, будучи его студенткой уже два с половиной месяца, она не могла подвести Карлу и не могла придумать отговорку, почему ей нельзя пойти на лекцию. - Надеюсь, все принесли маски и перчатки. Сегодня будет весьма интересно, и это занятие многое расскажет вам о вас же самих. - Будем вскрывать труп! - Именно так, синьор Пакуль. Сегодня мы произведем вскрытие. Филиппина решила, что это тот самый момент, когда ещё можно сбежать, и Карла её не осудит. Труп всё-таки. И она ни разу не будущий врач. Но что-то в ней вдруг решило посмотреть. Просто понаблюдать за процессом, понаблюдать за профессором. Студенты собрались вокруг стола, где лежало мёртвое тело мужчины. Ганнибал Лектер подошёл к столу и взял в руку скальпель. - Только наблюдайте. Я буду делать всё медленно, но не буду комментировать. Не хочу отвлекать вас от созерцания и оценивания процесса вскрытия. Обсудим после. Все молчали. Лине стало неожиданно приятно, что её сокурсники настолько уважительно относятся к Лектеру. Вокруг него витало какое-то невероятное ощущение силы и надежности. Стабильности, знания и уверенности. Эта аура заставляла внутри неё рождаться чему-то сильному и горячему, какому-то тягучему чувству. Ей нравилось, что к Лектеру так относились и ей нравилось его отношение к окружающим. Он начал с груди, разумеется. Скальпель плавно резал кожу от мечевидного отростка до пупка, руки профессора помогали инструменту, раздвигая плоть. У неё сложилось впечатление, будто Ганнибал что-то распаковывал. Кожа, мышцы и первое, что увидели студенты, были рёбра. Профессор взял скальпель прочнее и разрезал рёбра слева и справа таким образом, что получилось трапециевидное отверстие в груди. Он взялся рукой за край и уверенным жестом отвёл рёбра в сторону головы трупа. Легкие были так себе: человек явно курил при жизни. Когда профессор начал доставать органы, Лина выдала своё присутствие громким охом. Несколько студентов обернулись на неё. Лектер прервался. - На Вас нет халата, шапочки и перчаток, синьорина Пичинни. И более того, Вы не являетесь студенткой медицинского института. Чем мы можем Вам помочь? Сотни глаз устремились в её сторону. Лина покрылась густым румянцем под ждущим взглядом Лектера. Но взяла себя в руки и ответила. - Карла де Моруа заболела и попросила меня посетить Ваш предмет вместо неё, взять задание и запомнить всё, что Вы говорили. Я… прошу прощение за столь шумную реакцию, просто я еще ни разу не наблюдала за такого рода процессом. Это невероятно завораживает и пугает одновременно. Думаю, все со мной согласятся, Вы делаете всё так естественно, как будто знаете это с рождения. Студенты загалдели в поддержку слов, а Ганнибал Лектер улыбнулся, давая понять, что оценил комплимент и рвение Карлы к учёбе. И помощь Лины. - Оставайтесь, а после окончания занятия я продиктую Вам задание для синьорины де Моруа. И синьор Пацци, прошу Вас проследить за синьориной Пичинни и сказать мне сразу, если ей станет дурно. Синьорины, это относится ко всем. Когда все студенты покинули аудиторию, профессор убрал инструменты в лаборантскую, снял перчатки и халат. Огляделся с придирчивым видом. Он на секунду замер, выцепляя взглядом девушку, и сделал глубокий вдох, прежде чем сказать: - Как Вы себя чувствуете? Голова не кружится, не тошнит? Вы принесли большую жертву, посетив сегодня практическое занятие. Синьорина де Моруа должна это ценить. - Это не жертва, professore. Я всего лишь сделала то, о чём меня просили, – она скользнула взглядом по его лицу. Осторожно, несмело. Ганнибал отметил про себя, что должен добиться того, чтобы она могла смотреть на него без стеснения. А ещё ему нравилось, что она зовёт его "professore". – И не беспокойтесь, я прекрасно себя чувствую. - Тогда… может, Вы хотели бы попробовать сами? Он редко говорил или делал что-то, не подумав перед этим. Но сейчас так и случилось. - Ч-что? - Со следующей недели я открываю запись на факультативные занятия по анатомии. Для… более глубокого изучения и оттачивания навыков студентов. У Вас есть анатомия в этом году, и я подумал, возможно, Вам захочется получить более глубокие знания о собственном теле? Ганнибал усилием воли остановил свои мысли от того, чтобы думать о нежной сочащейся плоти, из которой состояла девушка. Он ощутил странную тупую боль при мысли о её смерти. О страданиях. - Не думаю, что мне захочется ковыряться в чьём-то теле и… потрошить его. - Потрошить? - Вы… Вы извлекали органы, раскладывали по ванночкам так, словно отделяли хорошее от плохого. – Ганнибал почувствовал, как идеально подошло бы слово «мясо» в конце этого предложения. Они оба понимали, что она сравнила увиденное с процессом приготовления пищи. Внутреннее Чудовище растянулось и заурчало, удовлетворённо разглядывая девушку. – Это было… Простите, но для меня это было жутковато, – он хотел что-то сказать, чтобы переубедить, но Лина поспешила смягчить слова. – Пока что. Через несколько дней она узнала, что Луи Пацци с удовольствием записался на эти факультативы и теперь нахваливал и себя, и профессора. Филиппина нашла Ганнибала в библиотеке в разделе кулинарии и постучала кулаком по корешку ближайшей книги. - Professore? - М? – на миг показалось, что они не здесь и не настолько чужие. Будто время стремительно пошло вперёд, и Лина увидела просторную библиотеку семейного дома и его, постаревшего лет на десять-пятнадцать. Она тряхнула головой, – синьорина Пичинни, добрый вечер. Вам… Вам нужна какая-то книга или Вы хотели поговорить? - Поговорить. Я… Вы готовите? - Немного, – уклончиво ответил Лектер, захлопывая книгу, что держал в руках. Это были традиционные сицилийские рецепты. На обложке Лина заметила капонату. – Чем могу помочь? - Я решила, что хочу попробовать. Нууу, более углубленный курс анатомии. К-когда мы можем начать? - Прямо сейчас. Он ответил настолько быстро, будто только этого и ждал. Ганнибал хотел треснуть себя по лицу за слишком быструю реакцию, а затем встретился с ней взглядом и всё пропало. Филиппина смотрела так уверенно, что было видно, что это решение было хорошо обдумано. Он догадывался, чего она боялась, но был счастлив услышать согласие. - Так мы можем?.. У Вас что, прямо сейчас есть доступ к… телу? – она должна была сказать «препарату», но отчего-то выбрала другое слово. Более интимное. Более подходящее им обоим. Что-то сверкнуло в глубине его тёмных винных глаз. - Разумеется. Идёмте?***
середина апреля, Балтимор, Мериленд
- Ганнибал! Анниба!.. Голос прошлого зовёт откуда-то снизу, он бежит по старому дому своей семьи и пытается найти выход в сад. Надо успеть, надо спасти Мишу хотя бы в этот раз. Но он каждый раз не успевает. На поляне в саду никого, он оборачивается и видит, как пламя обнимает фамильный замок. Кто-то истошно вопит внутри. Он снова бежит на голос. - Ты не успеешь к ним, братик. Ты уничтожаешь всё, к чему прикасаешься... - Ган! Ганнибааал! Её голос. Голос его сердца. Он видит следы крови и идёт по ним. Следы огромные, уродливые, как его дела, его мысли и желания. В длинном узком коридоре он видит ребёнка – светловолосую пятилетнюю девочку с мишкой в руке. - Миша! Миша поднимает голову и смотрит на старшего брата, демонстрируя бесконечные ряды острых белых зубов на месте лица. Ганнибалу кажется, что к его личному аду что-то добавилось. - Тебе нравится? Нравится в окружении мертвецов? Нравится одиночество? - Я никогда не хотел твоей смерти. И никогда не хотел её страданий. - Тебе придётся найти кого-то другого для твоих ритуальных младенцев ахахаха! Со всех сторон на него стекаются копии зубастой Миши, облепляют, смеются, норовя поглотить, хотя бы оцарапать острыми зубами. - Это не реально, ты мертва. - Конечно, я мертва. Ты же убил меня, братик. Копии Миши тянут его дальше вглубь замка, шипя и клацая зубами. Он внезапно видит Филиппину в окружении младенцев. Слева от неё сидит Эбигейл, а справа – их с Линой первенец. Он узнает его, припоминая образ, создавшийся для Дворца памяти. - Отец, – мальчик окликает Ганнибала, и зубастые Миши тут же расступаются, – ты хотя бы скорбишь по всем нам? - Вряд ли он скорбит… – шепчет Эбигейл, перекрикивая орущих бесконечных младенцев. – Он никогда никого не любил, а значит, не может жалеть о чьей-либо утрате. - Лина, Лина! Синекожая четырехрукая супруга, наконец, обращает на него внимание, переставая качать на руках очередного младенца. Она истощена, но глаза сияют так ярко. Она улыбается ребёнку, потрясая ожерельем из черепов как погремушкой. - Сердце моё… - У тебя нет сердца, любовь моя. Ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься… Ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься… Ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься, к чему прикасаешься… Доктор Лектер резко проснулся, заполняя криком палату. Через секунду внутрь влетела медсестра и перепугано уставилась на него. Он впервые за долгое время настолько испугался кошмара. - Сэр, что случилось? Вам больно? - Это… это просто дурной сон, Мария, – он понял, что лицо мокрое именно от слёз. – Не беспокойтесь. - Вас сегодня выписывают. Буду надеяться, что в домашней постели Ваши кошмары пройдут, – она поняла, что сказала, и прикрыла рот ладонью. – Ой, я хотела сказать… простите, доктор Лектер, я не имела в виду ничего дурного… - Всё хорошо, Мария. Идите. Я должен прийти в себя. - Я принесу Вам завтрак через 20 минут. Ганнибал остался один на один с отголосками сна и протяжно застонал. Его рука практически зажила, а ожоги стали нежно-розового цвета. В ушах всё ещё стоял гогот тысячи лиц сестры и на повторе крутилась треклятая фраза: ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься. - Ты всегда была права на мой счёт, donna. Я не знаю, могу ли теперь… Доктор Грэгор Лизз выписал Ганнибала после обеда, вызвал такси и наказал позвонить, как только тот прибудет к дому на обрыве. Дорога заняла, казалось несколько минут, потому что доктор погрузился в свои мысли, создавая новые комнаты во Дворце памяти. Он думал о жене и дочерях, о родителях и сестре. О семье Филиппины. Ему надо было навестить их, наконец, посетить Флоренцию, однако внезапно появился какой-то страх. Он смог, наконец, признаться, что чувствовал вину.***
осень, Флоренция, Италия, 2007 год.
Этот дом каждый раз ощущался родным. Будто он сам вырос здесь, познавал мир в большом саду, играл с детьми и животными, слушал мамины русские сказки и мечтал о чём-то неземном. О чём-то, что обязательно придёт в его жизнь и изменит её. Сейчас же дом был практически пуст, из жильцов остался только старик отец и четверо котов. Мать Филиппины и Агаты всегда любила кошек. Сад благоухал розами. Алые как кровь были высажены в честь младшей дочери, а белые – в честь старшей. Он вспомнил, как оказался здесь впервые и улыбнулся визуализации своей ассоциации. Ему всегда представлялась диковинная красная, цвета венозной крови, роза с изящными шипами. Такой он видел Филиппину Пичинни. - Отца здесь нет. Он уехал в Гроссето к брату. Вернётся только в следующий вторник. Он знал, что позади стояла Агата. Ганнибал провёл пальцами по лепестку белой розы, что была ближе остальных, и медленно повернулся на голос. Признаться, он скучал по старшей сестре своей супруги. Она, где бы ни появлялась, вносила с собой какую-то царственную покойность. Сёстры странным образом были очень похожи, при этом кардинально отличаясь. Агата была выше и черты её красивого лица были острее. Длинные тонкие руки с изящными пальцами, длинные ноги, едва заметный намёк на талию, длинная шея. Агату будто кто-то вытянул. Но при этом лицо – глаза, нос и губы – были в точности, как у сестры. Длинные кудрявые волосы обе чаще всего собирали в замысловатые причёски или плели косы. Филиппина же была в мать: среднего роста, с прямыми плечами и короткой шеей, крепкими прямыми ногами и широкими бёдрами. Лицо её было сердцевидным, с высоким лбом и большими глазами. Ладони её Ганнибалу казались детскими, но были соразмерны всем остальным частям тела. - Рад тебя слышать, Агата. И… видеть. Она скривила губы на последнем слове. Её прекрасное лицо, так похожее на лицо Филиппины, было изуродовано тёмными синяками и кровоподтёками. Тёмные волосы были собраны в высокую причёску, а горло и руки закрывали длинный ворот и рукава. Кожа выглядела серой и прозрачной. - Моей сестры тут нет, Ганнибал, – она качнула головой в сторону входа. – Идём в дом. Полагаю, ты устал с дороги. Как погода в Праге? Вопрос остался без ответа. Она лишь дала понять, что всё знает. Или почти всё. Агата заварила ароматный чай из садовых трав и цветов, накрыла столик на террасе и жестом пригласила гостя сесть. На блюде лежали канноли с начинкой из рикотты. Ганнибал молчал несколько минут, рассматривая дом, и стараясь не смущать хозяйку своим любопытством. - Боюсь, ты всё также плохо скрываешь свой подлинный интерес. Удивительно, как сестра не догадалась о твоей любви раньше. - Она не всегда здесь. Реальность для неё незаманчива. Не вся. - Дааа, не вся, – протянула женщина, обхватывая чашку пальцами. – Но однажды ей придётся принять, что реальность – то место, где ей должно находиться. - Как давно? Их глаза встретились. Агата спокойно смотрела на Ганнибала, отпивая из чашки, и подбирала слова. Ей было непросто признать тот факт, что муж поднимал на неё руку. - Он делает это, потому что не может делать это с детьми. Его братья хотят отобрать у него бизнес отца. Он злится, что практически не может им помешать, и что у него нет наследников мужского пола, – ответила Агата, обводя кончиком пальца крохотную ручку чашки. Ганнибал заметил, как при этом дрожат её пальцы. Она боялась не за себя, за дочерей. – Джордано хороший человек, но не со мной. Больше нет. - Ты обращалась в полицию? Почему не подала на развод? - Спроси ещё, почему отец ничего не делает, – невесело хмыкнула Агата. Он позволил ей уйти от темы. – Я помню, как ты пришёл на праздник в честь моей помолвки, и как сестра потеряла почву под ногами. Граф Лектер… Я убедилась ещё раз, что ты сделаешь всё, чтобы быть рядом с ней. И чтобы оберегать. Пусть и на расстоянии. - Ей нужна тишина и одиночество. Я это признаю и даю то, что необходимо. - Иначе… она не вернётся назад? - Иначе она вообще никогда не пришла бы. Дальше они пили чай в полной тишине. Агата встала, начала убирать со стола тарелки и чашки, а Ганнибал даже не возмутился такой грубости и просто рассматривал сад. Он заметил край скамейки, сидя на которой когда-то уговаривал Филиппину дать ему шанс. Он вспомнил, как солнце меняло цвет её волос и как искрились чайные глаза. - Идём, твоя спальня готова. Агата ушла поздно вечером, оставляя на Ганнибала родительский дом. Её не было три дня. За это время Ганнибал читал книги из семейной библиотеки, кормил котов, настроил рояль, приготовил ужин и некоторые заготовки. Он садил для их с Филиппиной первенца памятное деревце, когда Агата вернулась. Она плавно прошла мимо и встала перед Ганнибалом, скрещивая руки на груди. - Думала, что больше не буду свидетельницей его творений. Ганнибал поднял голову, слушая. Агата посмотрела ему в глаза, затем облизала губы. Выглядела она лучше. Синяки были уже желтовато-зелёного цвета, а ссадины она мазала заживляющей мазью. Женщина молча вручила ему свежую городскую газету, где на первой полосе была фотография новой жертвы Il mostro. По крайне мере, автор статьи так считал. - Ты чувствуешь себя лучше? Теперь, когда Джордано больше не сможет навредить детям. - Он больше никому теперь не сможет навредить, Ганнибал, – она сделала паузу прежде чем добавить следующее. – Ты об этом позаботился. Он медленно поднялся и долго смотрел на женщину. Склонил голову на бок, прежде чем дать ответ. Она знала. Она знала уже давно. Интересно. - Ты – часть моей семьи, Агата. Ты – её сестра. Не люблю, когда трогают моё. Агата хотела что-то сказать, но промолчала. Вместо этого она ходила кругами, о чём-то размышляя. Тело её мужа нашли вчера утром, выяснили причину смерти и произвели допрос близких родственников. Дочери гостили у её родителей и пока не знали о случившемся. - Не знаю, что чувствовала сестра, наблюдая твои творения, но я отчего-то ощущаю благодарность, – женщина подошла к нему ближе. Агата почтенно кивнула: – Спасибо. Через неделю вернулся синьор Пичинни. Ганнибал рисовал в мастерской Филиппины, когда тот приехал домой и нашёл его. Ярко светило солнце, заливая белым золотом всю мастерскую. Они оба щурились, наблюдая друг друга сквозь мерцающий воздух. Улыбались. - Очень рад видеть тебя в своём доме, Ганнибал. Где дражайшая графиня Лектер? - Фредо, Ваша радость взаимна, – он поклонился отцу жены, затем был утянут в тёплые объятья, в которые обычно бывают утянуты долго отсутствующие в родительском доме дети. Ганнибал позволил себе расслабиться и чуть задержаться в руках Фредо. В конце концов, этот старик относился к нему как к родному сыну. Никто никогда не обнимал его так, как делал отец Лины. Даже дядя Роберт. – Я приехал один. - Я не такой проницательный, как моя покойная donna, но могу заметить ноту грусти в твоём голосе. Пусть и прекрасно скрытую. Мои дети рассорились? - Вы правы, – ему почему-то захотелось заглянуть старику в глаза, найти там злость или насмешку. Но там было лишь беспокойство и радость от встречи. – Я не видел её уже полгода. Подумал, быть может, смогу найти её здесь. - Она была здесь в июле, на мой юбилей. Благодарю вас обоих за подарок. Такого доброго коня я искал давно, – он улыбнулся, вспоминая, как дочь подарила ему жеребца. – Сказала, что нуждается в передышке. Извинилась за твоё отсутствие. Я подумать не мог, что передохнуть она решила от мужа. - Куда она направилась? - Не представляю, care. Может, Агата знает? Ты… Последнее время все мои дети отчего-то не могут найти общий язык между собой. Джордано казался мне прекрасной партией для Агаты, но его грубость… Бог простит, но я даже рад, что кто-то убил этого мерзавца. И буду рад точно такому же исходу для тебя, если однажды узнаю, что моя дочь страдает. – Ганнибал был восхищен, с какой уверенностью этот сухой старик говорил ему о смерти, словно мог бы заказать её для кого угодно. Ганнибал вдруг понял, что Фредо просто не боится смерти, а, возможно, даже жаждет её, чтобы воссоединиться с супругой. – Вы ещё не до конца узнали друг друга и совсем не знаете, для чего вам нужен ребёнок. Как только вы оба найдёте общий язык – он родится. - Считаете, мы пытаемся укрепить наш брак ребёнком? - Плохой брак дети не спасут, только быстрее разрушат. Хороший брак не нуждается в такой «помощи». Другое же дело, когда вы оба осознанно хотите передать свои знания и умения кому-то третьему и планируете ребёнка. Он появляется естественно и просто. Фредо утешительно коснулся щеки Ганнибала. Что-то глубоко внутри доктора Лектера словно выздоровело после этого прикосновения. Никто ведь так и не поинтересовался у него, что он чувствовал по поводу потерянных младенцев. - Отец, ужин готов. – Агата возникла в дверях в переднике и кивнула обоим мужчинам. – Прошу к столу. - О, как вовремя. Кто из вас готовил? – старик дождался, пока Ганнибал встанет, уберёт альбом и карандаши на стол, и только тогда направился к выходу. - Готовила Агата, синьор Пичинни. Я только помогал.***
середина апреля, Балтимор, Мериленд
- Ты уверен, что хочешь этого? – Джек Кроуфорд тоже изменился. Все изменились. Это был теперь уставший мужчина, который ощущал, как медленно его жизнь разлетается на куски и обращается в пыль. Ничто не вечно. - Да, я больше не вижу себя среди вас. - Это связано с четой Лектер? С тем, что ты сидишь вечерами в архиве и лаборатории, пытаясь найти новые улики по делу Потрошителя? - Это связано с тем, что я устал убеждать тебя в необходимости ареста Ганнибала Лектера. - Уилл, Филиппина и Эбигейл Лектер мертвы. Ганнибал Лектер получил множество травм и ожогов. Их имущество уничтожено дистанционно. – Джек оперся о столешницу, готовый встать и нависнуть над профайлером. – Мы нашли в квартире, которую снимала Андреа Чиконни, детонатор, с помощью которого был взорван дом Лектеров. Все улики указывают на неё. Убийства Il mostro и Потрошителя схожи, подчерк тот же, даже временные рамки подходят!.. - Ты слишком ослеплён болью от потери жены, чтобы понять весь этот искусный театр. Таков и был его замысел. - Уилл, – предостерегающе начал Джек и поднялся на ноги. Грэм был прав: Джек тосковал по Белле, проецируя свою потерю на потерю Ганнибала. Он не мог представить, как можно собственноручно убить того, кого любишь, и искалечить самого себя ради алиби, – ты переходишь все границы… - Он искусно обманывает тебя и пользуется твоей потерей. Филиппине не удалось сдержать монстра, тот оказался хитрее. - Тобой движет банальная злость и ревность. Ты жалеешь, что не смог её уберечь и переубедить. И ты прав, тебе лучше уйти из ФБР. Уиллу хотелось броситься на Кроуфорда и бить его по лицу, пока руки не превратятся в кровавое месиво. Но он просто стоял, сжимая и разжимая кулаки. Затем молча вышел из кабинета. Ноги привели его к магазину одежды, который принадлежал миссис Лектер, затем к галереи, где та работала, а после и к особняку. Пожарные расчистили завалы частично – только, чтобы найти тела. Мысленно он запустил маятник, восстанавливая по кусочкам дом и прилегающее пространство. Ему отчего-то больно было ходить по восстановленным комнатам, рисовать воспоминания ужинов в столовой, улыбки Филиппины и Эбигейл. Задний двор практически не пострадал. Уилл прошел между кустов, перешагивая куски стен и частей бывшего интерьера, и присел на скамью. Втянув носом воздух, он старался уловить присутствие знакомых запахов – парфюма Ганнибала или духов Филиппины, пар от свежеприготовленных блюд и только что откупоренного вина. У подъездной дорожки остановилось такси. Расплатившись с водителем, из машины медленно выбрался доктор Лектер. Уилл вскинул голову на звук и поднялся на ноги. Как ни странно, Ганнибал направился прямо к скамейке. - Я предполагал, что могу встретить тебя здесь. - Ты оказался прав. Непривычно было видеть Ганнибала Лектера в спортивном костюме и кроссовках. Уилл не удержался от того, чтобы выгнуть бровь. Что-то изменилось в лице доктора. Он будто выглядел на свой возраст или много старше. В волосах стало больше седых прядей, а в темно-вишневых глазах скопились клубки мыслей и боли. Даже в его позе и жестах была теперь какая-то хрупкость, и он хотел бы, но не мог скрыть это. Идеальная маска на лице психиатра трещала по швам, и хозяин маски ничего не хотел с этим делать. - Почему тебе захотелось сюда прийти, Уилл? Что зовет тебя сюда? - Я не верю, что это действительно произошло. Все смирились и идут дальше, но не я. У меня не получается. - Понимаю, – вздохнул доктор Лектер, садясь на скамейку. Он вспомнил, как в вечер их годовщины Филиппина жалась к нему, сидя здесь. Казалось, это было тысячу лет назад. – Время воспринимается людьми частями. Мы делим всё, что видим и слышим, на части. Так проще человеческому мозгу понять объект исследования, разложить его, структурировать. Сейчас мы в том отрезке времени, где её нет рядом, их всех, но на самом деле они здесь ровно настолько, насколько мы отсутствуем здесь. - Ты мог бы просто сказать, что скучаешь по ней, а не городить весь этот огород из размышлений о времени. - Я скучаю по ней, – Тут же ответил Ганнибал. Уилл не доверял ему, но невозможно было закрыть глаза на правду в его голосе. – Я всегда по ней скучаю. Даже когда она в метре от меня. Уилл посмотрел на доктора и увидел, как тот переносится мыслями далеко-далеко назад, как сияет солнце и распускаются весенние цветы в его воспоминаниях, и как на скамейке сидит молодая девушка и читает книгу, а он – Ганнибал – не может шевельнуться, боясь потревожить её покой. Но не может перестать смотреть. - Тебе всегда хватало одного взгляда на неё, чтобы насытиться, – проговорил Грэм, отводя взгляд от мужчины. Он вдруг понял, что Ганнибал никогда не хотел и даже не думал причинить Филиппине боль. Для него это было сверх понимания. Уилл заметил под рукавами толстовки доктора края неаккуратно зашитых шрамов и хмыкнул. Его не удивил тот факт, что доктор ничего не сделал с этими шрамами. Будто Лектер заранее принимал любое своё увечье, если это хоть немного отвлечет супругу от мыслей о её травмах. – Как должно быть невыносимо больно теперь не иметь возможности хотя бы смотреть на неё. В глазах доктора стояли живые натуральные слёзы. Профайлер сглотнул, понимая, что идеальная маска треснула, обнажая трепещущее нутро. Уилл осознал, что именно ему позволили увидеть. Скорбящего уродливого монстра, которому однажды посчастливилось повстречать кого-то, кто смог разглядеть в нём человека, но кого монстр не смог сохранить. - Всё, что попадает в твои руки, разрушается… – произнёс Уилл, и вздрогнул от того, как резко Ганнибал повернулся в его сторону. В винных глазах за слезами виднелся животный страх. Страх от осознания, что его понял и увидел кто-то ещё. Кто-то, кто не был ей. - Stai rovinando tutto quello che tocchi*… – сипло произнёс доктор Лектер, и слеза скатилась по его правой щеке.