Под гнетом беззаботных дней

Пирушку по случаю прибытия в Форменос решено устроить в нашей трапезной — она достаточно велика, чтобы вместить и нашу семью, и гостеприимных северян, которые приготовили праздничный ужин. Главное ее достоинство — длинный стол, выточенный из ели. Грубоватое на первый взгляд дерево любовно украшено изящной резьбой. Подвешенные к потолку светильники мерцают мягким голубоватым светом. Высокие спинки стульев увиты лозой; резные зеленые листья на вид как настоящие: лишь коснувшись, понимаешь, что они тоже творение рук мастера, а живой блеск им придает мелкая самоцветная крошка, вкрапленная в дерево. Из трапезной доносятся дурманящие запахи, и во мне просыпается волчий аппетит. Атар вводит нас с Карнистиром за руки. Гости восхищенно улыбаются. Наверное, мой пышный наряд не так уж и плох. Отец притягивает взгляды, как подобает истинному принцу нолдор. На нем сине-черная туника с короткими рукавами, которые не скрывают сильных рук мастера-кузнеца. Выше локтя и на запястьях — простые браслеты, откованные из серебра, а на груди сверкает-переливается радужными гранями прозрачный самоцвет, вправленный в сердцевину Звезды Феанаро, и белый камень на тонкой цепочке — камень Нельо, как называет его отец. Но ни один перстень не украшает пальцы, только тонкое золотое обручальное кольцо: я никогда не видел, чтобы Атар его снимал, даже в кузне. Форменосские леди любуются моим отцом и украдкой вздыхают, хотя всем известно, что его сердце давно уже занято. Гости невольно оглядываются на мою Амил, которой не хватает этого врожденного блеска. Ей неуютно в праздничном платье, и даже аккуратная прическа не может усмирить ее буйные рыжие кудри. Нас приглашают к столу. В бокалах появляется вино, а на тарелках — закуски. Я верчу головой, разыскивая Нельо, но его нигде нет; не видно и Финдекано. Макалаурэ сидит на другом конце стола, оживленно болтая с дочерью лорда с красно-зеленым гербом, и беззаботно прихлебывает вино — уже второй бокал по счету. Жена лорда с золотистым гербом предлагает нам чаши с фруктовым салатом. — Как изящны и учтивы ваши дети, Феанаро, — с улыбкой замечает она. — Вам с ними несказанно повезло. В трапезную наконец заходит Нельо, и оживленный гул голосов немного стихает. Веселые собеседницы Макалаурэ замолкают на полуслове и, затаив дыхание, пожирают глазами моего прекрасного брата. Нельо еще не нашел себе суженую, поэтому его повсюду преследуют мечтательные взгляды дев. Нельо, к моему негодованию, ведет за руку Финдекано. Брат приветливо кивает гостям, но делает вид, что не замечает восхищенного внимания. Я заставляю себя сидеть смирно и не оглядываться, когда он останавливается у меня за спиной, потому что не хочу, чтобы он заметил, как меня перекосило от ревности. Наклонившись, Нельо целует Карнистира в щеку и касается губами моих волос. — Наконец-то вас отмыли, грязнули. Любо-дорого смотреть. Я уже забыл, на кого похожи мои младшие под слоем дорожной пыли. — Ты и сам нынче хорош, любо-дорого смотреть, — усмехается Атар. — Юные девы не могут глаз отвести. — Что ж с того. Моя милая все равно отказалась сидеть рядом со мной за ужином. — Отказалась? Погоди-ка, ты о чем? — Говорит, что простой ученице не пристало ужинать в таком блестящем обществе. — Неразумная девчонка! Вскочив на ноги, Атар решительно отправляется на поиски Аннавендэ, чтобы усадить ее за стол до того, как принесут жаркое. Нельо со вздохом усаживается на его место между мной и Амил и берет к себе на колени Финдекано. Остальные подмастерья, в отличие от Аннавендэ, неплохо чувствуют себя за нашим столом, судя по тому, с каким аппетитом они накинулись на закуску. — Ты и вправду отдал ей свое сердце, Нельо? — тихо спрашивает Амил. — Я очень ее люблю. Сегодня вечером, если хватит смелости, попрошу разрешения ухаживать за ней. Мне становится тревожно. Старшие братья никогда не рассказывают нам с Карнистиром о девах и о своих тайных мечтах. В последнее время я от этих загадок сам не свой. Всегда считал, что Нельо с Макалаурэ будут нас учить и возиться с нами, пока я не вырасту, а на поверку выходит все не так. Без них дом опустеет. Даже представить не могу, что мы окажемся с Карнистиром одни. Разговор на этом обрывается. Заметив, как я приуныл, Нельо молча утыкается подбородком в макушку Финдекано и переводит взгляд на веселого Макалаурэ, который беседует с детьми форменосских лордов, прихлебывая вино. *** Горячее приносят, когда мне становится совсем невмоготу от вкусных запахов, доносящихся с кухни. Когда все произносят Эруханталэ, так и подмывает стащить что-нибудь с тарелок и набить рот, пока Атар не видит. Но отец очень быстро возвращается за стол, ведя за руку упирающуюся Аннавендэ и, заметив, что мне неймется, удваивает бдительность. Сегодня мы уселись не по правилам, наверное, потому что в Форменосе с этим не так строго: мы с Карнистиром — напротив родителей, а Макалаурэ с остальными детьми — на другом конце стола. Нельо приводит к ним Аннавендэ и, к разочарованию восхищенно взирающих на него дев, сам предлагает ей стул. Финдекано усаживается между Нельо и Макалаурэ и молча смотрит в тарелку, не обращая внимания на оживление вокруг. Остальные гости садятся кто куда хочет, и чинные беседы быстро превращаются в веселую болтовню. Знакомые, не стесняясь, перешучиваются с отцом через весь стол. То и дело раздается чей-нибудь смех. Старшие юноши, дети здешних лордов, окликают Нельо, предлагая собрать утром компанию и отправиться на охоту. В трапезной становится весело и шумно. На столе появляются большие соусницы с подливой и утки, запеченные в сладкой глазури — утренняя добыча местных охотников. Стол расцвечивают блюда с овощами. Особенно заманчиво выглядят тыквы — у нас в Тирионе такие не растут. Жена лорда с лиловым гербом приносит теплый хлеб только что из печи. Я поедаю его с удовольствием, окуная ломтики в подливу. И рекой льется вино — красное, густое, горько-сладкое. Я бы пил его и пил, но больше одного бокала не наливают. А Карнистир воротит нос, как будто это что-то невкусное. Я выпиваю вино, не дождавшись утки, и, улучив минуту, когда родители не смотрят, меняюсь с Карнистиром, отдавая ему свой пустой бокал. Просияв от радости, он снова засовывает нос в кружку с любимым горячим яблочным сидром. Карнистир с самого начала ужина так увлекся питьем, что не съел еще ни кусочка. Но его счастье длится недолго. — Ешь, — командует отец таким тоном, что с ним лучше не спорить. Карнистир жалобно смотрит на меня, надеясь, что я соглашусь обменять свою пустую тарелку на его полную, но второй раз номер не пройдет. После того, как он смешал подливу с тыквенным пюре и измочалил до неузнаваемости кусок утки, я этого есть не стану. *** По окончании ужина Атар, Амил и остальные взрослые удаляются в гостиную, чтобы обменяться новостями и наверстать упущенное за три прошедших сезона, а детям и ученикам поручают убрать грязную посуду перед десертом. Поначалу кажется, что работе конца-краю не видно, но мой Нельо берет дело в свои руки и превращает уборку в череду простых заданий, поручая каждому из детворы что-нибудь одно. Нас так много, что в итоге мы управляемся в два счета. Стол сверкает чистотой, и можно играть и болтать, дожидаясь десерта. Среди детей — младшая дочка лорда с лиловым гербом, ровесница Карнистира. Она родилась в конце лета, а наш младший — чуть позже, осенью. Впервые они познакомились следующим летом после рождения, когда обоим не было и года, и малявка сразу же прицепилась к моему брату, как репейник. Макалаурэ не повезло, ему поручили присматривать за ними. Он взял Карнистира к себе на колени, и теперь младший отчаянно вертится, не давая маленькой липучке вскарабкаться следом, а Макалаурэ одной рукой с горем пополам удерживает брата, чтобы не кувыркнулся на пол. Но маленькой леди упрямство Карнистира нипочем. Она взбирается по штанам Макалаурэ, встает на цыпочки и, вцепившись для равновесия в забинтованное плечо скривившегося от боли старшего, тянется поцеловать Карнистира. Заверещав от ужаса, тот громко шлепается на пол. И начинается беготня. Голося во все горло, Карнистир носится кругами по комнате, его маленькая подружка за ним по пятам, а бедняга Макалаурэ пытается изловить хоть одного и не пустить их в другую комнату, к родителям. В конце концов при помощи одной руки ему удается ухватить Карнистира и поднять его. Младший завывает так, как будто огонь лижет ему пятки, хотя непонятно, что ему сделает эта малявка, которой от земли не видать. Макалаурэ окликает меня. — Будь добр, разыщи брата, — просит он. — Которого? — интересуюсь я. Одно из моих любимых занятий — препираться с Макалаурэ и выводить его из себя. Особенно когда он и так на пределе. При мне он только трижды взрывался по-настоящему — два раза из-за Карнистира и один раз из-за меня. Когда он злится, то начинает орать высоким голосом, срываясь на мальчишеские ноты, а щеки краснеют — просто умора. А прокричавшись, плачет взахлеб, то ли от обиды, то ли от злости, и колотит по стене, пока не разобьет до крови кулаки; усмирить его могут только отец или Нельо. Сейчас, правда, ему до этого далеко. Но если Карнистир продолжит верещать ему в ухо, а маленькая дочка лорда — с радостным визгом подпрыгивать, грозя снести его с ног, то кто знает… — Если ты не заметил, два твоих брата уже тут, так что… — начинает Макалаурэ, но тут до него доходит. Не удержавшись, я ухмыляюсь. — Приведи Нельо! — рявкает он. — А где он? — Ушел с Аннавендэ на крышу. Передай, пусть хоть кто-нибудь из них спустится. Сейчас же! Мотнув головой на беззаботных подмастерьев, расположившихся кружком и попивающих вино, Макалаурэ прибавляет: — От этих болванов толку… Карнистир предпринимает отчаянный рывок, чуть не нырнув через плечо Макалаурэ. — Тьелкормо, живо! — молит Макалаурэ. Я взбегаю по витой лестнице на площадку, которая по замыслу отца служит крышей обеденному залу, и, как обещал Макалаурэ, нахожу Нельо и Аннавендэ там, у перил. Я мешкаю у дверей, не торопясь подходить к ним, но меня все равно не замечают. Брат и его возлюбленная полностью поглощены друг другом. Холодный ветер гуляет по крыше, но они держатся за руки и ничего не видят вокруг. Я громко хлопаю дверью, чтобы привлечь внимание, и Нельо с Аннавендэ испуганно подпрыгивают. — Турко! — восклицает брат и подозрительно смотрит на меня. — Что опять стряслось? — Та малявка снова привязалась к Карнистиру, подмастерья перебрали и ведут себя как дураки, а Макалаурэ велел разыскать тебя и позвать на помощь, — выпаливаю я на одном дыхании. — Или можно Аннавендэ. Переглянувшись, они смеются. — Давай уж лучше я, — предлагает Аннавендэ, и по ее тону становится ясно, что они с братом теперь вместе. — Если ты не против. — Не против. Главное, унеси Тарьиндэ в другую комнату и не показывай ей Карнистира, а то начнет брыкаться — она от него без ума. Однажды мой младший влюбится в эту девочку по уши, но сейчас глупыш принимает ее за орка. Они снова смеются и приникают друг к другу в быстром поцелуе, но тут же, не удержавшись, сливаются в объятии. Первым приходит в себя Нельо и отстраняется, скосив на меня глаза. — Аннавендэ… — Знаю! С трудом оторвавшись от моего брата, Аннавендэ бежит к лестнице. По пути она оглядывается на Нельо, сияя широкой улыбкой, и чуть не падает, споткнувшись о порог. Залившись румянцем, она скрывается за дверью, и вскоре затихает звук ее шагов, быстро удаляющихся вниз по ступенькам. Нельо берет меня за подмышки и усаживает на перила. Здесь высоко, три этажа до земли, но мне ничуть не страшно, потому что в случае чего брат удержит; он не даст упасть, скорее свалится сам. Телперион разгорается. Отблески его неяркого сияния серебристой вуалью мягко окутывают северные земли. Ветер крепчает, спину холодят его ледяные ладони, и Нельо обнимает меня, не дожидаясь, пока я начну стучать зубами. Ветер бросает рыжие пряди мне в лицо, но я не против, лишь бы брат обнимал меня так и дальше. Нельо ведь не случайно остался здесь со мной: слишком скованно он держится, и в повисшей тишине отчетливо слышно, как много мыслей проносится у него в голове. Наконец, погладив меня по щеке и убрав за ухо прядь волос, он прерывает молчание. — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Турко? На щеке угасает теплый след от его пальцев: так струится хвост за кометой, сияющей в темном небе. Не сводя глаз, я смотрю в любимое лицо брата. Мое сердце всегда отзывается на эти ласковые слова, сколько бы раз ни довелось их услышать. — Конечно, Нельо. И я тебя тоже. — Знаю, малыш. Он обнимает меня крепче, и я кладу подбородок ему на плечо. Нельо набирает полную грудь воздуха, словно готовясь нырнуть под воду. — Но и Аннавендэ я тоже люблю, — выдохнув, продолжает он. — Сегодня я попросил разрешения ухаживать за ней. Надеюсь, что однажды, когда придет время, она захочет стать моей женой. Отстранившись, он обеспокоенно смотрит на меня, ожидая реакции на свои слова. Я не знаю, что сказать, но горе уже алой болезненной раной распускается в груди. Нельо уходит от нас? Глаза начинает щипать. — Не плачь, мой родной, — просит он, снова обнимая меня. — Неужели ты не видишь, что любовь к тебе, Макалаурэ и Карнистиру занимает в моем сердце особенное место? Вам незачем делить его с Аннавендэ. Любовь к деве не похожа на родственные чувства между братьями и сестрами, и для эльфов естественно искать и той, и другой любви. Ты ведь понимаешь меня, Турко? Отец однажды разговаривал со мной об этом. — Все дети Эру стремятся найти свою пару, близкое по духу существо, — сказал он тогда. — А когда двое находят друг друга, то объединяются в брачном союзе. — Как лососи во время нереста? — торопливо вставил я, вспомнив, что рассказывал Нельо на последних уроках естествознания. — И да, и нет, — подумав, ответил отец. — Сходство в том, что от плотской любви между мужем и женой тоже появляются дети. Именно так появились на свет вы с братьями. — И ты тоже? — потрясенно разинул я рот. Чтобы Атар родился, как какой-то там лосось? Быть такого не может! — И я тоже, — криво улыбнувшись, согласился он. — Но мы отличаемся от рыб и других животных тем, что любим друг друга не только ради будущих детей, но и чтобы сблизиться душой, ведь эльфы — единственный народ в Арде, который способен к духовному союзу. И это большое счастье, потому что благодаря нашему дару мы никогда не бываем одинокими. Но этот давний разговор не помогает мне подобрать слова. Нельо сам прерывает неловкое молчание. — Я женюсь еще не скоро, Турко. Не в обычаях эльфов жениться второпях. Нам с Аннавендэ еще несколько лет до совершеннолетия. Мы можем встречаться еще долго, и после помолвки тоже пройдет не меньше года. Но, Турко, прошу, пойми меня, — снова просит он, и кажется, что из нас двоих я сейчас старший. — Ты не представляешь, как мне тяжело видеть обиду на твоем лице, когда я заговариваю о женитьбе даже в шутку. Я всегда буду тебя любить и останусь твоим старшим братом. Даже если я женюсь на Аннавендэ и у нас будет пятеро детей, любви хватит на всех. И никто не сможет заменить тебя, Турко. Запомни это. — Ты хочешь, чтобы у вас были дети? — спрашиваю я сквозь слезы. Лучше вспоминать про лососей во время нереста. Невыносимо думать, что ласковая душа моего брата навсегда соединится с другой и не будет принадлежать нам безраздельно. — Конечно, хочу, Турко. Но у меня нет таких честолюбивых замыслов, как у отца. В мечтах я вижу небольшой дом, я мог бы построить его неподалеку от отцовской усадьбы и жить там с любимой и детьми. Лишь бы хватило полок, чтобы вместить мои книги, и нашлось место для письменного стола. И двери моего дома всегда будут открыты для братьев. — Из тебя выйдет прекрасный отец, — повторяю я слова Макалаурэ, которые так обрадовали тогда Нельо, и снова обнимаю его, чтобы скрыть свои слезы. *** Наконец Нельо вытирает мне лицо, и мы спускаемся в обеденный зал. Я успокоился, но голова гудит по-прежнему. На десерт принесли замороженный сок — лакомство, которым в теплом безоблачном Тирионе не побалуешься. На этот раз Нельо следит, чтобы я занял привычное место по правую руку от него, хотя Финдекано это и не нравится. Рядом опускается Аннавендэ. Младшая дочка лорда с лиловым гербом спит у нее на руках. Они с Нельо переглядываются, улыбаясь друг другу. Мечтают о первенце? Кого они хотят, девочку или мальчика? Не вздумай раскисать, Тьелкормо, одергиваю я себя. Но, к моему удивлению, ревность гложет меня гораздо слабее, чем обычно. Словно там, где раньше была глубокая болезненная рана, глухо ноет подживший рубец. На столе появляются кубки со сладчайшей медовухой и темные шоколадные звезды, похожие на символ нашего Дома. Даже Карнистир охотно набивает ими рот. Когда становится понятно, что оживленные разговоры того и гляди перерастут в неразличимый веселый гул голосов, Нельо встает, чтобы сделать объявление. — Дорогие родичи и друзья, позвольте поделиться с вами радостной новостью. Я давно уже испытываю глубокую симпатию к моей дорогой подруге и с некоторых пор соседке по ученической скамье — Аннавендэ. Сегодня я попросил у милой Аннавендэ разрешения ухаживать за ней, и она ответила согласием, вселив в мое сердце надежду. Пусть этот добрый знак станет первым предвестником нашей любви. Первым встает и поднимает кубок отец. — Да будет благословенна ваша любовь! — с гордостью посмотрев на Нельо, провозглашает он. Следом поднимаемся мы и по примеру Атара осушаем свои кубки. Мне даже почти не приходится делать над собой усилие. Прихлебывая медовуху, я встречаюсь взглядом с Нельо, и он подмигивает мне, словно разделяя общий секрет. Отец обходит стол, чтобы поцеловать Аннавендэ. Смущенная вниманием учителя, она заливается краской и сбивчиво благодарит его за доброту. Атар тем временем стискивает в объятиях Нельо, а гости, развеселившиеся от вина и медовухи, одобрительно смеются при виде радости обычно замкнутого и острого на язык Феанаро. После ужина мы собираемся в гостиной слушать сказания и песни. Я занимаю место на коленях у Макалаурэ, который настраивает арфу, иногда отвлекаясь, чтобы перекинуться словом со старшим сыном лорда с золотистым гербом. — Вот так, внезапно, объявить за ужином! — удивляется тот. — Похоже, они всерьез увлечены друг другом. — Так и есть. Майтимо всю весну ходил как в воду опущенный. С того самого дня, как у отца появилась новая ученица, — трагическим голосом делится Макалаурэ, но в глазах у него пляшут смешинки, и смех убивает весь драматический эффект от его слов. — С другой стороны, самое время вытащить со дна сундука белые праздничные одежды и погладить их. Чует мое сердце, грядет свадьба. *** Немного погодя в комнату заходит лорд с гербом из сосновых веток на красном поле и вносит бочонок с диковинным светло-коричневым напитком. Макалаурэ начинает наигрывать что-то веселое, горячащее кровь, юноши и девушки запевают, подхватывая песню, а хозяин бочонка тем временем разливает свой напиток по маленьким бокалам и раздает их лордам. — Нерданэль? — протягивает он бокал Амил. — Ну уж нет! — замахав руками, отнекивается мама. — Да перестань, не поверю, что вы с Феанаро уже так скоро ждете ребенка! Если мне не изменяет память, моя леди, когда-то тебе удавалось посрамить нас всех. — Давно прошли те времена, — прохладно замечает Амил, но задорная улыбка прячется в уголках ее губ. Сдавшись, она отхлебывает немного напитка у Атара и с гримасой возвращает ему бокал. — Как я и думала, вкус ничуть не изменился! Отчаявшись уговорить Амил, лорд оделяет зельем из бочонка Нельо и остальных юных эльфов. Даже Аннавендэ, к моему облегчению, принимает бокал; похоже, не скоро еще они с Нельо надумают заводить дитя, а значит, и жениться. Атар наполняет еще один бокал и в ответ на подозрительный взгляд Амил поясняет: — Для Макалаурэ. — Я против, Феанаро! — возражает она. — А почему? Ему в начале зимы сравняется сорок. К тому же опыт мне подсказывает, что несколько глотков вина такой крепости только придадут музыке жару, а музыканту — бодрости. Макалаурэ охотно берет предложенный бокал и отпивает из него, изо всех сил стараясь не морщиться. Как-то раз мне тоже довелось отведать этого зелья. Дело было год назад. Нельо развлекал гостей рассказом о том, как Макалаурэ случайно подстрелил его на охоте — у брата с той поры до сих пор еще не пропал белый шрам на бедре — и я рискнул отхлебнуть из его бокала, пока никто не смотрел. После этого в груди целый час полыхал пожар, а комната кренилась набок, как телерийские кораблики в ванне, когда за них берется Карнистир. Зелье из бочонка и правда придает Макалаурэ бодрости. Чем больше он отпивает из бокала, тем веселее и задорнее становится музыка. Обычно рядом с нами Макалаурэ кажется тихоней, кто-то по незнанию даже может решить, что он слишком застенчив, но дайте ему арфу в руки и публику, которую нужно увлечь и повести за собой, и Макалаурэ словно преображается. В такие часы в нем появляется столько гордости и достоинства, что никто из нас не может сравниться с ним, разве что отец. Я и сам не замечаю, как начинаю петь, и вся комната поет вместе с братом, а одна из девочек посмелее берет за руку маминого ученика и пускается с ним в пляс. Нельо усаживается прямо на пол, скрестив ноги, и, пригубив второй бокал зелья из бочонка, сгребает нас с Карнистиром и Финдекано в охапку и усаживает всех троих к себе на колени. Карнистир хохочет, а Финдекано ежится с непривычки — у них дома, наверное, не принято вести себя так по-простому. Нельо тоже поет. Голос у него густой и красивый, жаль, что он так редко подпевает Макалаурэ. В пение вплетаются более высокие ноты — это Аннавендэ. И сильнее всего меня удивляет то, что у хмурой и некрасивой ученицы отца, оказывается, такой светлый и веселый голос.