Медиум

Пит успел выскочить из окна находящегося на реставрации торгового центра за несколько мгновений до того, как луч фонарика заметался по месту, где он только что стоял. Пригнулся, глубже натянул на лицо капюшон и зарысил через заставленную стройматериалами площадку, стараясь не шуметь и не попадать на участки, освещенные не достигшим зенита солнцем. Адреналин все еще плескался в крови, но Уокер уже прокручивал мысленно, куда стоит отправиться следующим номером, как вдруг за спиной раздался странный звук. Он резко обернулся и увидел двух стремительно сокращающих расстояние овчарок. – Блядь… – выдохнул Пит и кинулся в сторону спасительного забора, больше не таясь и не разбирая дороги. В далекой и бурной юности он уже попадал в подобную ситуацию, в результате чего стал обладателем шести шрамов и стойкой фобии. К тому же травмированное на чемпионате колено отозвалось протестующей болью, и Уокер, мечась между стопками досок, бетонными блоками и укрытыми полиэтиленом мешками, мечтал не заработать новый разрыв связок, который гарантированно отдаст его на растерзание сторожевым псам, а главное, лишит возможности искать Брендона. На счастье, несколько блоков обнаружились как раз возле сетки, и Уокер взлетел на них быстрее вспугнутой белки. Не оборачиваясь, чтобы оценить свои шансы, он перекинул куртку через венчающую забор колючую проволоку, подтянулся и, мгновение пробалансировав, ссыпался по ту сторону. Не очень удачно – едва не подвернул ногу, да и куртка осталась далеко вверху, но два матерых кобеля уже бились о забор, заливаясь отчаянным лаем и брызгая слюной. Припомнив, что в карманах вроде бы не осталось ничего ценного, Пит посчитал за благо не искушать судьбу и ретировался обратно к машине, а на ней проехал без какого-либо вектора еще несколько кварталов, прежде чем позволил себе заглушить мотор и со стоном уронить голову на руль. Сердце после «веселой» пробежки наперегонки до сих пор колотилось гулко и болезненно, а руки мелко подрагивали, но Пит готов был повторить еще хоть сотню раз, лишь бы вышел толк. Сейчас, когда он остался один и не нужно было держать маску уверенного спокойствия ради взволнованного Патрика, Уокер наконец дал волю чувствам. Сжав зубы, зажмурившись и вцепившись в руль, он глухо зарычал, силясь выгнать из себя хоть часть той вязкой, холодной трясины, которая хлюпала внутри, нашептывая: «Это все из-за тебя. Ты не хотел слушать, и теперь ты ничего не сможешь сделать, чтобы помочь ему. Ты его не спасешь, не сумеешь, не успеешь, ты бессилен. Ты бессилен». Переживание чужих драм и отвратительное, изматывающее чувство неспособности помочь было персональным проклятием Пита и преследовало его с самого детства, выбираясь из снов, словно Садако Ямамура из колодца (1). Он научился жить с этим. Он не сломался, противопоставляя ночным видениям всю свою реальную жизнь, в которой старался брать на себя роль лидера и с готовностью принимал любой вызов. И все же в глубине души Уокер всегда чувствовал червоточину и знал, что может сколько угодно строить из себя Капитана Америку, но на самом деле так и останется парнем с вещими кошмарами. Наверное, он смог бы долго еще протянуть подобным образом, ведь подростковый период и суицидальные наклонности остались позади, а взрослый Пит, как ни погано ему было, хотел жить, но три с половиной года назад судьба преподнесла ему потрясающий подарок. Неизвестно за какие уж заслуги, он повстречал человека, который не просто выслушал, а понял, принял и приложил массу усилий, чтобы помочь. Брендон Нери старался разделить каждый его кошмар, облегчить каждое пробуждение и носом землю рыл, чтобы найти способ справиться с этим безумием. Они долгие месяцы пробовали различные варианты – сочетания упражнений, медитации, музыки, ароматов и даже вкусов, и постепенно становилось все лучше и лучше. Мучительные отголоски чужой боли прокрадывались в сознание реже, а опустошение и отчаяние, которые обычно наваливались поутру, словно верное похмелье, теперь удавалось изгнать при помощи дыхательных упражнений и пары чашек хорошего кофе. Все, что находил Брендон, все, что он мастерски выцеплял из целых томов и трактатов, которые читал в перерывах между барами, вечеринками, сексом и путешествиями, действовало, складываясь в извилистую, но приметную дорогу из желтого кирпича, ведущую Пита к исцелению. И в конечном итоге именно заслугой Нери стало изобретение самого действенного лекарства от «вещунов», как они их называли. Он анализировал каждый сон Пита, его поведение в них, ощущения и мысли, и наконец понял, что Уокер находится практически в состоянии осознанных сновидений, но почему-то не может ими управлять. «Так ты не задумываешься, какого черта вдруг оказался в незнакомом месте, рядом с непонятными людьми? Тебя не парит, что всё так странно, да еще и символизм вокруг, мать его, такой, что позавидовали бы Уоттс(2) и Редон(3)?» – как-то принялся выспрашивать он. «Не знаю, – отвечал Пит. – Я просто не могу поймать эту мысль – сразу же включаюсь в ситуацию, нервничаю, пытаюсь что-то изменить… Порой накатывает озарение: «А что я вообще тут делаю, это ж не моя жизнь?!», и я цепляюсь за него, тяну, и вытаскиваю себя, но обычно слишком поздно. Черт! Вот бы ты был там, рядом со мной и говорил бы: «Пит, какого хера, это ж сон!»» Брендон покивал, и Уокер почти сразу забыл об этом разговоре, ведь сколько их было, утренних, сумбурных, чудных. А через несколько дней… «Ну что, парни, надумали, чего хотите?» – Они заходят в тату-салон, и один из двух мастеров поднимется им навстречу с такой улыбкой, будто они только вчера были тут и полчаса протрепались о возможных вариантах рисунка. Пит с недоумением смотрит на Нери, но тот лишь подталкивает его вперед и улыбается здоровяку-мастеру. «Вот, он надумал». У Пита уже дофига татух и делать новые он вроде бы не планировал, но Брендон ведет себя как всегда, когда ему в голову втемяшится какая-то идея – ничего не объясняет и прёт по намеченному, а потому в ответ на расспросы просто ухмыляется и тащит его к креслу. «Нери, ну какого черта-то?» – недовольно выдыхает Уокер, усаживаясь. «Мы решили, что цветная без надобности», – оповещает мастера Брендон и, когда тот отходит к столику с инструментами, едва не ложится на Пита, горячо шепча ему на ухо: «Я все придумал. Я гений, и завтра утром ты скажешь мне спасибо! Хммм… Ну, максимум через недельку уж точно скажешь». Пит мстительно щиплет его за проступающий через натянувшуюся футболку сосок – все равно Брен спиной к мастеру и тому не видно. «Что, что ты придумал, умник?» «Я придумал, как тебе окончательно взять верх над вещунами». От этого заявления, брошенного с лучащимися счастьем глазами, недовольство Пита как рукой снимает. Он изумленно распахивает глаза, но расспросить подробнее не успевает – Брендон уже распрямился и сделал пару шагов назад, уступив место мастеру. «Я Майкл, – тот протягивает Уокеру крепкую, полностью татуированную руку. – Ну, так что набиваем?» «Я Пит, и я-а-а…» «Вот, – мгновенно реагирует Нери и отдает мастеру вдвое сложенный листок бумаги. – Хочу, чтобы было словно только что из-под печатной машинки. Прям вот с парой капель сбоку, будто дефект печати. Можешь такое изобразить?» «Легко». Пит вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, что же там нарисовано, и Майкл, сжалившись, разворачивает к нему лист. Dream. Сон или мечта, фантазия. Уокер озадачивается, пытаясь понять, что в этом гениального и как оно сможет помочь в борьбе с вещими кошмарами, а деятельный Нери уже хватает его за руки, хмурится, разглядывая, как рачительная хозяйка, выбирающая в магазине лучший кусок для кулинарного шедевра. «На правой, – решает он спустя пару мгновений. – Вот тут, с внешней стороны. Тут ведь не так быстро сотрется, как на ладони?» «Подержится, – деловито выдает мастер. – Но обновлять все равно придется, ты ж понимаешь». Последнее обращено к самому Питу, и тот механически кивает. Он прекрасно знает, как ухаживать за татуировками, ведь первую набил еще в шестнадцать. Майкл быстро делает вразмерный ровный набросок, переводит его на обработанную кожу и, получив одобрение, принимается за работу, а Брендон устраивается с другой стороны от Пита и придвигается ближе. «Это знак, мишка, – шепчет он с легкой улыбкой. – В вещих снах ты видишь себя как есть, и на что проще всего обратить внимание, как не на руку, особенно эту вот ее часть? Когда вновь окажешься черти где перед очередным мучеником, увидишь тату – и разом вспомнишь, что ты во сне. Тебе ведь просто осознать это нужно, а уж там-то ты легко выберешься. Главное – привыкнуть к татухе. Проверяй ее чаще, чем член в штанах, и эта привычка позволит вовремя понять, что пора валить обратно в реальный мир, ко мне». Пит сводит брови и упирается взглядом в стену, на шикарный черно-белый фотопортрет обнаженного по пояс Джеймса Хэтфилда. Игла вонзается в его кожу, обводя контур надписи, из динамиков доносится приглушенная музыка, смешивающаяся с жужжанием работающей машинки, а он все больше проникается неожиданной идеей Брендона. И той же ночью, стоя на краю крыши рядом с бледным, осунувшимся и изможденным парнем, который трясущимися руками пытался зажечь последнюю в жизни сигарету, Пит взглянул на свою ноющую правую руку – и осознал. Осознал, что это сон, очередной безжалостный, гребаный вещий сон, в котором он лишь безмолвный наблюдатель и ничего не может поделать. Уокер проснулся легко, будто просто выключателем щелкнул. Разом сел на постели, взмокший и задыхающийся, еще не полностью отошедший от только что пережитого, и тут же попал в объятия сонного, взъерошенного Брендона. «Эй, мишка, что, опять?» – спросил тот, усиленно моргая в попытке прогнать дрему, а в груди Пита так плеснуло благодарным жаром, что он с силой сгреб Нери, притянул к себе и долго еще шептал в темноте ночи сбивчивые слова признательности и заверения в его непревзойденной гениальности. Брендон возился с ним, как с наркоманом во время ломки, и победил-таки, дав возможность жить без этого ужаса. Он был удивительным и странным парнем. Похоже, жизнь часто била его, и он оброс причудливой броней, в которой зло было неотделимо от добра, но когда случалась настоящая беда, он не прятал голову в песок и готов был для своих немногочисленных друзей на любые безумства. Пит знал это, прекрасно знал, но позволил боли и ревности затмить голос рассудка и упустил драгоценное время. Как бы там ни было и из-за чего бы они на самом деле ни расстались, он отплатил злом за зло, но не сумел отплатить добром за добро. – Где же ты, Брен? – прошептал Пит и с силой потер лицо. – Я найду, обещаю. Я тебя найду, малыш. ________________________________ 1 – Садако Ямамура – героиня фильма Хидео Наката «Звонок». 2 – Джордж Фредерик Уоттс (1817 – 1904) – популярный английский художник-символист и скульптор Викторианской эпохи. 3 – Одилон Редон (1840 – 1916) – французский живописец, график, декоратор, один из основателей символизма и «Общества независимых художников». *** – Поздравляю. Кажись, ты его угробил, – раздался сквозь гул чей-то голос, в котором не было и тени сожаления. – Эй, парень! Ну эй же! – второй голос казался ближе, но и его звук долетал, словно через слой ваты. – Папа, остановись… – прохрипел он в отчаянии и тут же почувствовал, как чьи-то крепкие руки подхватывают его и подбрасывают вверх, словно пушинку. Оно и не удивительно – что стоит подбросить вот так тощую девчонку восьми лет. Он ожидал падения обратно на пол и вгрызающегося в плоть металла, как было с его сестрами, но вместо этого оказался бережно прижатым к чему-то теплому и облаком поплыл по воздуху. – Папа, остановись! Папочка! – издевательски передразнили позади. – Тихо, малыш, тихо. Потерпи, сейчас я тебя отсюда вытащу, – зашептали над самым ухом. Это не был голос отца, но он ему отчего-то верил. Память смутно подсказывала, что его обладатель говорил разные, зачастую жуткие вещи, но ни разу не врал… А он все плыл и плыл, и крики сестер, вой матери постепенно отдалялись. Неужели он действительно превратился в облако и спасется? Но как же Ирма, как же Адель, Ники, Дженма, Лори и Сэм? Как же мама? Нужно вернуться за ними! Нужно вытащить и их тоже! – Тише… Ну тише же, не дергайся! Я уроню тебя! А, черт! Его тело качнулось и стало опускаться, пока в спину не уперлось что-то твердое и неровное. Брендон судорожно глубоко вдохнул, перекатился на бок и, свернувшись клубком, зашелся мучительным, раздирающим саднящее горло кашлем. – Дай нож! – этот голос, он принадлежал вроде бы какому-то военному... Нери распахнул мокрые от слез глаза, заозирался, но ничего не смог разглядеть – все вокруг было словно в мутном мареве. – Не вижу… Я ничего не вижу!.. – захрипел он, пытаясь прикоснуться руками к лицу, но что-то удерживало их за спиной. – Тихо, я сейчас разрежу мешок. Брендон ни слова не понял, охваченный панической мыслью о том, что внезапно ослеп, но его плотно прижали к земле, и следом за треском ткани появилось нечеткое изображение. Два размытых силуэта склонялись над ним на фоне каких-то черных переплетающихся линий. Он попытался отодвинуться, закричать, но голос предательски сорвался, и Брендон лишь безмолвно распахнул рот, напрягая связки так, что заныли вены на шее. – Всё, двинулся, – констатировал один из двоих, и Нери мысленно согласился с ним. Он двинулся, тронулся, он сошел с ума, и ему нужно в лечебницу. Очень-очень нужно. Там есть доктор, который всегда кивает, дает таблетки и от них уходят кошмары, и боль, и радость – все уходит. Остается только тишина, тяжесть и душный запах сандала. – Сандал… – сипло простонал Брендон. – Отвези меня… туда… – Ну прости, парень, – один из силуэтов приблизился, сильные руки подхватили его за плечи и усадили, прижимая к большому теплому телу. – Кажется, я перестарался. Прости... Черт! У тебя кровь носом пошла. К его лицу прижалась ткань, собирая горячую, тягучую влагу. – Сандал… – прошептал Брендон и растянул пересохшие губы в улыбке. Некоторое время его баюкали, словно ребенка. Бережно и медленно качали из стороны в сторону, и от этого действительно стало чуть легче. Он даже смог осознать, что кулаки намертво сжаты и ногти едва не пропороли кожу, а потом медленно разжать их, чувствуя, как боль возвращает еще какую-то часть сознания. – Так, всё. В машину. Ты ведешь, я еду с ним, – произнесли над ухом, и Брендона насильно подняли на ноги, тут же перехватив за талию, чтобы не упал. Они куда-то шли, но он не в состоянии был поднять голову и посмотреть. Только показалось, что будто бы вокруг голый черный лес, а потом почти что несущий его на себе человек остановился. Взвизгнул засов, в нос ударил запах бензина. – Куртку сними. Скатай и сюда, к стене, – распорядился неизвестный, а буквально через несколько мгновений его бережно уложили на жесткий пол. Под головой оказался валик. – Малыш, ну что же мне с тобой делать? Ты вообще тут? Слышишь? Прости меня… Ты пойми, я ждал десять лет. Гребаных десять лет во сне и наяву. Лидия Грэйс каким-то образом узнала, что директор торгует на черном рынке и умерла только для того, чтобы мы встретились, понимаешь? Понимаешь?.. Когда все это закончится, я увезу тебя, куда захочешь. Обещаю. Хочешь, запасемся выпивкой и махнем в Мексику. А хочешь, поедем на машине в Аризону, будем пялиться на каньоны и жарить мясо на огне. Как тебе? А? Брендон не вполне понимал, о чем ему говорят, но зацепился за последнюю фразу и догадался наконец, кому принадлежит голос. – Мишка, – с трудом ворочая языком, отозвался он. – Мне что-то… мне нехорошо. Я посплю, а ты… ты разбуди меня, как приедем домой. – Твою мать!.. – тоскливо выдохнули рядом. И сразу вслед за этим что-то запиликало. «Телефон, – отстраненно подумал Брендон. – Ничего… Посплю, а потом отвечу». Но звонили не ему. – Да. Да, я слушаю. Не кричите, на этом чертовом заводе не ловит связь. В следующий раз звоните Мику, он почти постоянно в фургоне на оборудовании, я же говорил. Так что, он у вас? И как? Вы сделали, как я сказал, подбросили обманку? Что? И он тоже? Не нужно истерики, мистер Харт. Уверен, он дурачит вас, пытаясь вывести на чистую воду. Не нервничайте. Ведите себя, как ни в чем не бывало, и позаговаривайте ему зубы, мне необходимо время. О, и есть у вас на примете какой-нибудь сосед, который сможет зайти, когда я дам сигнал? Убьем двух зайцев – гость окажется на улице, а у вас будет алиби. Что-то в услышанной части диалога заставило Брендона напрячься от ощущения жуткой опасности, но при попытке сосредоточиться на словах раскалывающуюся голову будто железным обручем сдавливало, и он чувствовал, что начинает терять сознание. – Поспи, – теперь Нери не был уверен, что этот голос принадлежит Питу. Его обладатель излучал угрозу и вызывал смутное стремление сопротивляться, но предложение было слишком заманчивым, веки тяжелыми, а все тело болело так, что хотелось как можно скорее забыться, чтобы дать себе возможность хоть немного восстановить силы. *** Когда раздался звонок от Патрика, Пит как раз подъехал к охраняемому зданию на южной окраине города. По дороге он успел глянуть на также найденную Грэйсом кирпичную пятиэтажку, но оказалось, что информация устарела – ее снесли около месяца назад. – Да, Грэйси, – мгновенно отозвался Уокер, ставя машину на ручник и опуская козырек от солнца. – Чего там? Вы уже всё? Я сейчас подъеду. – Пит, я на улице, – голос Патрика прозвучал глухо и напряженно. – К мистеру Харту пришел какой-то сосед… – Что? Какого черта! – Уокер ушам своим не поверил. – Вернись в сад! Я сейчас! Он прижал трубку ухом, торопливо завел только что припаркованный форд и сорвался с места, мысленно костеря беспечность Патрика на все лады. – Погоди! Это не важно… – рядом с Грэйсом взорвалась истеричной трелью автосигнализация, и слова стали почти неразличимы. – Я узнал, что… Лидия… Мистер Харт, понимаешь?! Пит, я… – Я тебя не слышу! Патрик, вернись к Харту! Плюнь на то, как это будет выглядеть! Живо иди обратно! – настаивал Уокер, проскочив мимо светофора за миг до того, как зажегся красный, но ответом ему стала подозрительная тишина. Даже не тишина, хуже – он продолжал слышать, как надрывается сигнализация, и этот звук не отдалялся и не приближался, а вот Грэйс больше не отвечал. – Алло! Патрик! Патрик! – закричал Пит. Что-то случилось. Прямо сейчас, в этот момент, пока он в куче миль от Грэйса, у того что-то случилось. Уокер никогда не обладал суперразвитой фантазией, но сейчас она в садистски ярких красках нарисовала картину того, как Патрик идет по проселочной дороге от дома мистера Харта, держа в руках телефон. Он взволнован, он рассказывает ему, Питу, что-то очень важное и не замечает, как за ним следует якобы обыкновенный прохожий. Сбоку подруливает машина, «случайный прохожий» ускоряет шаг, догоняет Патрика, набрасывается сзади и, зажав ему рот рукой, затаскивает в открывшиеся двери фургона. Телефон падает и остается лежать на земле… А если все еще хуже, и Патрик не похищен, а лежит сейчас рядом со своим мобильником и стеклянными глазами смотрит в небо, но ничего больше не видит?!. – Нет-нет-нет! Только не это! Господи, пожалуйста! – взмолился Пит, не замечая, как из-за перехлестывающего через край отчаяния обращается к тому, в кого отказывался верить всю свою сознательную жизнь. Чтобы не сойти с ума, он придумывал десятки альтернативных причин, по которым Грэйс мог так внезапно перестать отвечать, но в трубке на смену стихшей сигнализации пришли обычные редкие звуки пригородной улицы, и любые доводы тонули во всепоглощающей панике и ужасе. Превышая скорость, где только возможно, нарушая правила движения и всячески сокращая маршрут, Пит два раза чудом избежал аварии и чудесным же образом не попался в поле зрения дорожной полиции, но к дому мистера Харта вырулил только через сорок минут. От резкого торможения машина едва не врылась носом в обочину, и замерла, исходя жаром после упорной гонки. Пит выскочил из салона, словно еще мог кого-то застать и что-то изменить, но улица была практически пуста, если не считать прогуливающейся вдалеке пожилой женщины с болонкой. Схватившись за голову, Уокер медленно повернулся на триста шестьдесят градусов, оглядывая окружающее его пространство, а потом трусцой побежал вниз по дороге, выискивая сотовый Патрика. Тот обнаружился довольно быстро – лежал на тротуаре около небольшой рощи, разделившей два огороженных участка, и продолжал работать на прием. Уокер замер, не дойдя до него нескольких шагов, и принялся разглядывать асфальт, молясь, чтобы на нем не обнаружилось следов крови. Ее действительно не оказалось, но это было очень слабым утешением, ведь Грэйса могли увезти на машине, увести силой или же просто задушить и оттащить в эту самую рощу неподалеку. – Патрик! Патрик! – в отчаянии закричал Пит, озираясь по сторонам, но ответом ему ожидаемо стала тишина. Он с трудом перевел дыхание и в отчаянии глянул на татуировку на пальце. Вот бы это был сон! Самый страшный за всю его жизнь сон!.. Но, увы, это была самая страшная в его жизни реальность. До крови закусив губу, Пит сбросил наконец звонок от Патрика и дрожащими пальцами набрал номер полиции. *** Мартин Грэйс всегда говорил, что у страха глаза велики, и часто заставлял своего маленького сынишку повторять эту прописную истину вместе с ним. «Что бы с тобой ни приключилось, прежде чем паниковать и опускать руки, вспомни мои слова», – добавлял он назидательно. Патрик прокрутил отцову мудрость раз сто, если не тысячу, но невозможность двигаться, нехватка кислорода и полная неизвестность на полу кузова не стали от этого ни на йоту менее пугающими. Все произошло слишком внезапно. Он не успел даже сориентироваться, как кто-то набросился сзади прямо во время разговора с Питом и затолкал в черный зев фургона. Вспрыгнув следом, неизвестный споро сковал ему руки за спиной, накинул на голову плотный холщовый мешок, и вот они уже черти сколько времени едут в неизвестность. Находясь на грани отчаяния, Патрик успокаивал себя мыслями о том, что успел предупредить Пита, а еще о том, что его, возможно, везут туда, где находится Брендон, но и это не особо помогало. Наверное, каждый хоть раз задается вопросом, как бы он повел себя в той или иной критической ситуации, и Грэйс вынужден был признать, что оказался не на высоте, а когда машина, попетляв и поскакав на ухабах, остановилась, он и вовсе ощутил дрожь во всем теле. «Брендон никогда бы не позволил похитителям увидеть, что ему страшно! – убеждал он себя. – А Пит вместо того, чтобы дрожать, вообще запомнил бы количество поворотов и уже начал прорабатывать план побега». Мысли о героизме друзей даже позволили чуть приободриться, но выветрились из головы, как только крепкие руки вцепились в его предплечья, заставив подняться с пола, и едва ли не волоком потащили прочь. Патрик спотыкался, шатался из-за невозможности видеть и никак не мог поймать ритм, чтобы идти в ногу, так что постоянно бился то об одно плечо, то о другое. Неизвестность стала настоящей пыткой, но он даже спросить куда его ведут не смог, потому что, когда наконец решился, оказалось – горло полностью пересохло, и попытка заговорить привела к приступу мучительного, долго не прекращавшегося кашля. Остановились они всего один раз. Прямо впереди раздался металлический лязг, и Патрика повели дальше. Теперь шаги отдавались гулко и раскатисто, поодаль завывал ветер, так, словно его потоки попадали в полую емкость. Похоже, они оказались в каком-то большом и пустом помещении. Неужели и правда в том самом, которое видел в своем сне Пит? Никем не предупрежденный, Грэйс дважды споткнулся о внезапно оказавшиеся под ногами ступени, прежде чем сумел подстроиться и освоить подъем, а затем они двигались практически по прямой. К стуку шагов и завыванию ветра добавились редкие звуки падающих с высоты капель. В сознании Патрика роились неотступные, но слишком спутанные страхом образы. Ощущения казались ему знакомыми, будто он знает это место, но никак не может вспомнить. «Серная кислота, – ни с того ни с сего удружила память. – В детективных сериалах убийцы растворяют тела своих жертв в серной кислоте». Похитители резко остановились, а Грэйс, по инерции сделав еще один шаг, ударился мыском ботинка обо что-то твердое и был отдернут назад. Его развернули спиной к первоначальному направлению и расстегнули наручники, но порадоваться не пришлось. Один рывком стащил с него куртку, а второй вздернул руки над головой и вновь скрепил наручниками, которые оказались через что-то перекинуты. Для этого чего-то Патрик явно был низковат, так что пятки немного не доставали до пола, в то время как железные браслеты безжалостно впивались в запястья. Дышать стало еще труднее, ощущение беззащитности, уязвимости и полной зависимости от чужой воли просто зашкаливало, но все, что он мог – это приподняться на цыпочки, чтобы хоть чуть-чуть ослабить натяжение. – Что вам нужно? – пробормотал Патрик и тут же услышал щелчок, который показался очень похожим на звук раскрывшегося складного ножа. Он вовремя прикусил язык, чтобы от страха не начать извиняться, ведь это прозвучало бы трусливо и могло вызвать агрессию, но руки против воли всё пытались прижаться к телу, закрыть его от возможного удара острием. Пара безумных тягостных секунд – и лезвие вспороло вовсе не живот, а мешок, остатки которого были сдернуты с головы, и Патрик наконец смог увидеть, куда его привезли. Неясные ассоциации из прошлого обрели облик. Конечно же! Старый сталелитейный! Когда-то давно, еще будучи подростком, Грэйс приезжал к заброшенному заводу с друзьями-музыкантами, любителями острых ощущений. Те же облупленные стены, те же огромные чаны, ковши и исполинские конструкции. Казалось, время, единожды прокатившись по этому зданию разрухой, теперь обходило его стороной. Похитители стояли прямо перед ним, но их Патрик не успел рассмотреть, потому что взгляд наткнулся на полулежащего у соседней стены Брендона, и все остальное разом отошло на второй план. В каком же плачевном состоянии тот был! Бледный, растрепанный, осунувшийся, в грязных джинсах и чьей-то не по размеру большой камуфлированной куртке. Одна рука с перетертым в кровь запястьем висела на пристегнутых к трубе наручниках, вторая вытянулась вдоль неподвижно замершего на пледе тела. А самым жутким оказалось то, что его глаза были раскрыты, но остекленело смотрели в одну точку. Лишившись очков еще во время нападения недалеко от дома мистера Харта, Патрик все никак не мог разглядеть, дышит ли Брендон, и от этого его сердце сжал ужас, равного которому он еще не испытывал в жизни. Он попытался позвать Нери по имени, но рот тут же зажали влажной ладонью, одновременно запрокидывая голову и заставляя смотреть выше, на склонившиеся над ним лица. Кажется, ему что-то говорили, но Патрик не слышал. Все его страхи, надежды, метания растворились в отчаянной необходимости узнать, убедиться. Он бился и рвался, мотал головой и даже пытался кусаться – всё, что угодно, лишь бы сбросить руку и окликнуть Нери, лишь бы только понять, жив ли он! – Сука! – зло рыкнули над ухом, и короткий, жесткий удар в живот оборвал его попытки сопротивления. – Брен!.. Брендон!.. – с трудом вдыхая, прохрипел Патрик, но так тихо, что вряд ли Нери мог его услышать. – Здравствуйте, мистер Грэйс. Не стоит волноваться, ваш друг жив, – произнес один из похитителей, вздергивая его голову за подбородок. Он был огромного роста и с широченными плечами, но никаких деталей рассмотреть не удавалось – сказывалось нервное перенапряжение, да сбивала с толку надетая на лицо черная маска, которая скакала и плыла перед затравленным взглядом. Мельком вспомнился тот образ, что Патрик нарисовал себе после рассказа Брендона о загадочном Военном, и реальность нисколько не уступала воображению в своей опасности и жути. Второй, тот, что зажимал ему рот и бил, тоже скрывал свое лицо под маской, но оказался ниже, уже в плечах и явно моложе, а глаза его горели восторженным, злобным блеском. Эти двое выглядели сущими дьяволами и не вызывали ничего, кроме страха и ненависти, но Грэйс очень хотел поверить им в том, что касалось Брендона. – Что вы с ним сделали? – Патрик и сам не узнал свой голос, таким низким и глухим он стал от боли и перехватывающей горло ярости. – А ну схлопнись! – набычился тот, что пониже, но Военный остановил его едва уловимым мановением руки. – Это неправильный вопрос, мистер Грэйс. Вам сейчас следует подумать о том, что мы сделаем с вами, если не удовлетворимся вашими ответами. – Что с Брендоном? – упрямо повторил Патрик. На сей раз Военный не стал останавливать, и кулак его помощника врезался в живот Грэйса, промяв едва не до позвоночника. На миг Патрик, кажется, просто отключился, а когда сознание вернулось, принося с собой раскатывающуюся по всему телу боль, он черти сколько времени кашлял, опасаясь, что сейчас его вывернет наизнанку. От невозможности согнуться, все мышцы свело судорогой, и Грэйс был уверен, что никогда не сможет распрямиться, но цепкие пальцы впились в волосы и с силой дернули вверх и назад. – Молчи и слушай, чё те грят, поцик! Он едва ли сумел бы сказать еще хоть слово, но всё пытался скосить глаза на Брендона, которого заслоняли от него двое похитителей. Патрик чувствовал, что слишком, непростительно слаб для всего этого – какая-то пара ударов, а уже кажется, будто по телу каток проехался – но все же решил, что будет держаться изо всех сил. – Итак, мистер Грэйс, – Военный казался совершенно невозмутимым и предельно вежливым, – расскажите мне о вашем визите к мистеру Харту и том маленьком спектакле, что вы для него разыграли. Наверное, все дело было в жутком стрессе, иначе Патрик никак не смог бы объяснить это, но факт оставался фактом – только сейчас, когда Военный упомянул директора музея, в голове окончательно связались все нити, и он понял, что находится именно перед теми людьми, которые стали причиной смерти его бабушки. Грэйс широко распахнул глаза и изумленно, ошарашено воззрился сначала на одно укрытое маской лицо, потом на другое. – Твари… – выдохнул он наконец. – Гребаные ублюдки! Он дернулся всем телом, словно и правда надеялся разорвать цепь наручников, но удар в лицо лишил его опоры, заставив некоторое время провисеть на руках. Голова загудела, по губам заструилась теплая кровь, а во рту разлился солоноватый привкус. – Мик, будь добр, научи мистера Грэйса изъясняться по существу и только когда его спрашивают, – Военный сделал пару шагов назад, чтобы его помощнику было удобнее подойти к жертве. Кажется, этого мАлого не нужно было просить дважды. Размяв шею и театрально прощелкав суставами на пальцах, он зашел сбоку, с силой ударил кулаком по почке и сразу же после этого пнул под коленную чашечку. Ноги Патрика подломились, и он вскрикнул, ощущая, как от двух точек боль волнами прокатывается по всему телу. Через левое колено вверх и вниз с пугающей скоростью распространилось онемение, бок налился жаром, суставы рук горели из-за обрушившейся на них тяжести тела. – Ну-ну, – ухмыльнулся его мучитель, с издевательской лаской потрепав по плечу. – Эт мы еще даж не начали, пидарок. – Джерард!.. – окликнул кто-то за их спинами срывающимся сиплым голосом, но Патрик не придал значения – ублюдком больше, ублюдком меньше, на него в любом случае хватит. Зато Военный замер и тут же бросился назад, коротко велев своему помощнику: – Жди! – Ну вот бля… – прошипел прерванный им парень с повадками гопника. Он досадливо мотнул головой, сделал шаг в сторону, и только тут Патрик увидел, что Военный стоит на коленях перед Брендоном, поддерживая его голову и заглядывая в глаза так, словно это самый дорогой для него человек только что пришел в себя после месяца комы. – Малыш, как ты? Ты меня слышишь? Тебе лучше? – в низком голосе плескалось столько заботы и нежности, что Патрик начал терять нить происходящего. – Джер… – произнес Нери, и оказалось, что это его неузнаваемый хрип прервал избиение минуту назад. – Какого хера?.. Это только… между нами. Отпусти Патрика. – Брен! – не в силах сдержать эмоций, крикнул Грэйс, и тут же получил по ребрам. Нери перевел на них с гопником расфокусированный взгляд и слабо дернулся, звякнув наручником о трубу. – Джер, пусть Мик его не трогает!.. Блядь, это наше дело. Тебе ведь не нужен перевод! Отпусти его!.. Суть происходящего все больше ускользала от Патрика. Джер? Мик? Откуда Нери знает этих двоих? Почему говорит, что им не нужен перевод, и что же им тогда нужно? А еще, как сочетается эта забота, почти обожание, которое открыто читается в поведении Военного, с тем состоянием, до которого он довел Брендона? – Мик, не тронь, – послушно велел Джерард, и его помощник, злобно всхрапнув, сделал еще пару шагов в сторону, словно дрессированный сторожевой пес. – Брен! – снова позвал зачем-то Патрик и добавил уже совсем тихо: – Брендон… Его сердце разрывалось от страха, жалости и восторга, что Нери жив. Он жив, и на данный момент это самое главное, потому что если бы он умер один среди этих бетонных стен и железных труб, Патрик никогда, никогда бы уже не смог дышать как прежде. – Послушай меня, малыш, – Джерард вновь полностью сосредоточился на Брендоне, бережно сжимая его лицо между ладоней и заставляя смотреть себе в глаза. – Это финальная точка. Это финал, понимаешь? Мы все здесь, и это должно каким-то образом разрешиться. Этот парень, твой друг, он останется у нас. Он пытался запугать Харта, так что у меня нет выбора. – К хуям! У тебя есть выбор и всегда был! – если бы не сорванный голос, Брендон, судя по интонациям, уже кричал бы на своего похитителя. – И не надо опять прикрываться волей бога, Джер! Просто, блядь, отвезите его и высадите где-нибудь! Мы закончим вдвоем, ты и я! – Я тебя не брошу! – выкрикнул Патрик. Казалось бы, инстинкт самосохранения должен был главенствовать надо всем, но он никак не мог допустить, чтобы его просто запихнули обратно в фургон и выбросили где-то в пригороде, в то время как Брендон останется в лапах этих уродов заканчивать какое-то там общее дело. Однако, главные действующие лица этой странной, не поддающейся объяснению сцены не удостоили его ни малейшим вниманием. От этого возникло ирреальное ощущение, словно они парами разделены огромным расстоянием, быть может, даже находятся в разных мирах, а видят друг друга посредством видеосвязи. Или будто они в театре, где Брендон и Военный актеры, а он лишь зритель. Можно кричать «браво», можно освистывать – пьеса идет своим чередом, как бы ты на нее ни реагировал. – Малыш, я не стану менять расклад, – тихо, но уверенно проговорил Джерард. – Он ведет меня, Он ведет нас, и если нужна еще фигура, значит, это неспроста, понимаешь? Прими это. Мы закончим, так или иначе. Хочешь пить? Или, может, поесть немного? – Пить? Есть?! – кажется, силы Брендона крепли с каждой минутой. Его голос продолжал срываться, но спина распрямилась, руки напряглись, и весь он подался вперед, оказавшись еще ближе к своему похитителю. – Что ты несешь?! Если хочешь получить от меня хоть что-то – отпусти Патрика! Он ни при чем! Он ничего не знает. Сука! Ты не лучше тех уёбищ, что пытали тебя в плену! Тебе тоже не нужна инфа, не нужны деньги, ты просто наслаждаешься зрелищем, потому что это якобы воля твоего гребаного бога! От побоев у Грэйса пылало все тело и раскалывалась голова, но он из последних сил напрягался, чтобы хоть как-то разобраться в ситуации. Получалось плохо, а точнее не получалось совсем, но после яростной отповеди Нери он начал подозревать, что эти двое давно знакомы и сошлись тут на почве каких-то старых счетов. Догадку подтверждало и то, что последними словами Брендон, кажется, попал по известной ему болевой точке – Джерард отшатнулся, замер и долгое время не произносил ни слова. От этого крепкого мужчины исходила особая сильная аура. Он был словно бы центром этого заброшенного завода, его средоточием, и сейчас оно раскалилось, зависнув на опасной грани, за которой мог последовать спад, а мог произойти взрыв. Несколько жутких мгновений Патрику казалось, что Военный сейчас схватит бесстрашно смотрящего ему прямо в глаза Брендона и примется бить головой о стену, пока не забьет насмерть, но Джерард медленно выдохнул, и напряжение пошло на убыль. – Быть может, ты и прав, малыш, – отозвался он глухо, – но, как бы то ни было… Пальцы уцепили нижний край лыжной маски, потянули вверх под судорожные Бреновы «нет-нет-нет-нет-нет…» – и вот ткань отлетела на пол, являя всем присутствующим смуглое скуластое лицо с парой устрашающих шрамов, тянущихся от левой брови через щеку и теряющихся под подбородком. Патрик сразу же вспомнил его. Такие шрамы не забываются, и даже будучи убитым горем после похорон бабушки, он обратил внимание на эту жуткую черту прораба, командовавшего раскопками труб в ее саду. – Видишь меня, парень? – Военный поднялся с колен, развернулся к нему и сделал пару шагов навстречу, стараясь держаться так, чтобы лучи солнца падали прямо на лицо. – Твою мать… – беспомощно выдохнул за его спиной Брендон. – Джер, ну зачем же ты?.. Джерард обернулся к нему, развел руки в стороны. – Все закончится здесь, – кажется, он улыбался. – Дальше бежать нет смысла. Патрик не представлял, что именно должно закончиться, зато отлично понял смысл жеста. Карты на стол. Выживут либо они с Брендоном, либо Джерард с Миком. Третьего не дано. – За мной. Надо перетереть, – кивнул Военный своему помощнику и, провожаемый ошарашенным взглядом Нери, зашагал прочь. Удаляющиеся шаги гулко раздавались по огромному, расчерченному полосами света из окон этажу, пока не стихли вдали. – Брен, – тихо позвал Патрик, видя, что тот продолжает неотрывно смотреть в ту сторону, куда удалились похитители. – Брен, эй! Нери обернулся медленно и не сразу. Это напомнило рассказ Пита про его сон, но вместо жутких черных провалов Грэйс увидел знакомое, только очень бледное и изможденное лицо. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Патрику даже показалось, что Нери не узнает его, но затем он облизнул губы и кивнул. – Пат, чувак… Ну как же ты-то попался? – голос Брендона срывался на каждом слове, так что приходилось буквально угадывать, о чем он говорит, но между ними словно завеса упала, и вместо видеосвязи с другим миром они снова оказались в одном. – Брен! Брендон!.. – сбивчиво зашептал Грэйс, слизывая с губ соленую кровь и стараясь переместить вес на одну ногу. – Как же мы волновались! Пит видел сон, мы искали тебя по всем заброшенным зданиям города, а ты вот где! Но он вызвал полицию, я уверен! Мы как раз говорили с ним по телефону, когда меня схватили. Брен, как ты? Ты держишься? Какого черта им нужно? Облегчение и невозможно жаркое чувство любви буквально затапливало изнутри, до предела обостренное чувством смертельной опасности. – Все хорошо, Пат, все нормально, – Брендон улыбнулся ему, но Патрик не поверил – очень уж неживой была эта улыбка. – Скажи, Пит знает, где мы? Что ты успел ему сказать? – Я… Боюсь… Боюсь, что нет, – сердце пронзила новая стрела страха. – Я ему успел рассказать только, что знаю, кто за всем этим стоит. Брен, ты не поверишь! Бабушка, она… – Я тоже знаю, Пат, – мягко перебил Брендон, взгляд которого теперь отрешенно блуждал по заводу. – Я знаю, кто за всем этим стоит. – Но как, откуда?! – поразился Патрик. – Он сказал мне. – Этот военный? – Джерард. – Он сам назвал тебе имя? – Грэйс все никак не мог понять, что же за отношения связывают этих двоих, но любые предположения заводили в такие жуткие дебри, что лучше было не задумываться. – Не бери в голову, – едва слышно отозвался Нери. – Он маньяк, и нам нужно выбираться отсюда. Погоди, дай мне подумать… Никогда еще Патрик не видел его таким. Брендон был и веселым, и злым, и взбалмошным, и уставшим, и даже мрачным, но сейчас это до боли напоминало отчаяние. Конечно, они знали друг друга совсем недолго, однако Грэйсу казалось, что это состояние было Нери совсем не свойственно. А значит… Значит, дела совсем плохи. Выполняя просьбу Брендона, Патрик молчал, только от этого с каждым мгновением становилось все невыносимее, а безмолвие загустевало, застревая в горле, заливая глаза. И как апогей пришла очень простая, но самая ужасная мысль: «Неужели это конец?» – Брен, послушай, – после долгой паузы голос Патрика в могильной тишине завода прозвучал неестественно и чужеродно, но он вдохнул поглубже и все же продолжил: – Понимаю, это ничего не изменит, но мне безумно жаль, что я втянул тебя в эту историю. Ты столько сделал для меня и для Лидии… Ты настоящий медиум и настоящий… настоящий друг. Я ничего на свете не хочу так же сильно, как повернуть время и сделать так, чтобы ты не попал в эту передрягу. И Пит… Он… он очень тобой дорожит и тоже винит себя в том, что произошло. Эта откровенность, в которой он умолчал лишь о силе своей привязанности, заставила Патрика ощутить неловкость, но он был уверен в том, что Брендон должен знать об их с Питом чувствах, как бы ни сложилось дальше. Нери перевел на него заторможенный взгляд и некоторое время смотрел безо всяких эмоций, а потом вдруг приподнял брови и улыбнулся. – Ты что это, помирать собрался? Приступ откровенности перед лицом неминуемой гибели? И думать забудь. Во-первых, виноват во всем только гребаный Джер, а во-вторых, я тебя отсюда вытащу, дурень.