Медиум

Если отбросить все эмоции, Брендон мог бы отметить, пожалуй, как же любит жизнь подбрасывать сюрпризы и как ловко разубеждает любого в иллюзии ее знания. Вот еще совсем недавно он был на сто процентов уверен, что достиг самого дна, что хуже быть просто не может, но в руках тандема маньяк-садист оказался Патрик, а Джер дал понять, что игры кончились. Теперь, как в гребаном «Горце», должен будет остаться только один, и психика Нери открыла в себе новые глубины отчаяния. Два пленника в их случае – это вдвое меньше шансов выбраться и вдвое больше риска хотя бы для одного завершить свою жизнь прямо тут, а Брендон даже мысли не допускал о том, чтобы уйти без Грэйса. Смотреть на него, едва ли не висящего на наручниках, тяжело дышащего и пытающегося поберечь травмированную ногу, было отдельной пыткой. Без своей вечной спутницы – шляпы, без очков и с перемазанным кровью подбородком Патрик выглядел потерянным, несчастным мальчишкой, и это разрывало Нери сердце. Таких людей – один на миллион, а света в них столько, что могут хоть в сотню отчаявшихся вдохнуть жизнь и обогреть. Жаль только, что у каждой медали есть обратная сторона. К таким вот мразь всякая буквально липнет. И страшно за них, несмотря на то, что не слабаки и не трусы, ведь всё действительно хорошее легко отравить, сломать, растоптать. Оно беззащитное. Подло было так думать, но Брендон четко понимал – если бы в наручниках вместо Патрика висел Пит, было бы легче. Легче потому, что Пит боец, легче, потому что нет в нем этой тонкой настройки на чувства, потому, что оба они обыкновенные. Огребут – поднимутся и пойдут дальше. А Патрик иной, особенный, и ему никак нельзя находиться в лапах таких ублюдков, как Джер с Миком. Он из другой лиги, и это все равно что выпихнуть художника играть в регби, а потом наблюдать, как его сшибают на землю, как бьют и ломают кости. Чертова жизнь! Ну почему в ней ни на унцию справедливости, даже для тех, кто ее действительно достоин?! Брендон гнал эти мысли, ведь от них он впадал в бессильную ярость, которая напрочь отключала сознание, подменяя попытки придумать хоть какой-то план голыми звериными инстинктами, но они неотступно возвращались. Не добавляли душевного равновесия и слова Патрика про их с Питом чувства. Наверное, они должны были согреть и подбодрить, но вместо этого лишь сбивали с толку и ослабляли, вызывая бурю плохо контролируемых эмоций от мучительной надежды до черной меланхолии. Потом, все потом, если оно будет, ну а если не случится, то тем более не важно. Ставки были слишком высоки. Брендон остро нуждался в трезвом уме, а тот здорово подводил еще с тех пор как он напрочь отключился в доме фанатика. Более или менее Нери пришел в себя только когда услышал крики Патрика, но даже сейчас сознание продолжало фонить, проецируя звуки, которых не могло быть на заводе, маяча размытыми очертаниями на периферии зрения, вбрасывая образы и воспоминания, которые Брендон никак не мог признать своими. К тому же измученное тело решило присоединиться к «празднику», отыгрываясь ознобом, болью и ломотой во всех суставах за бесконечные часы страха и перенапряжения. Все было настолько плохо, что когда Брендон заговаривал с Патриком, стараясь его как-то приободрить, через пару минут он уже не мог вспомнить ответов и вообще не был уверен, что произносил слова вслух. Сейчас бы чего-нибудь горячего, хотя бы простого кипятка. Мозг сразу же заработал бы в два раза лучше, но, увы, придется продумывать план побега в аварийном режиме… «Ну чего, очкарик? Чё зассал? Да ты не бойся, мы же подружиться хотим!» Он слышит это краем уха, но сознание тут же цепляется, дорисовывая картину, а сердце начинает учащенно биться. Неужели Клинт с ребятами опять к кому-то задираются? Вот же подонки! Горло перехватывает от волнения, кровь приливает к лицу. Он озирается по сторонам в поисках помощи, но все идут мимо так, словно не слышат. А может, и правда не слышат – люди умеют не замечать то, что им неудобно. Он так не умеет. Вдохнув поглубже и чувствуя, что сердце сейчас выскочит из груди, он таки сворачивает на звук и тут же видит, как Клинт и двое из его вечных спутников прижимают к стене школы тощего черноволосого паренька. Кажется, его зовут Джимми, и он учится в параллельном… Страшно. Он мнется на боковой дорожке, не решаясь подойти ближе и не находя в себе сил уйти, и в конечном итоге, конечно же, обращает на себя внимание. «Эй, ланч-бокс, чего тебе? Тоже прописать?» – Клинт, устроивший локоть на стене прямо над головой сжавшейся жертвы, ухмыляется ему, и банда начинает похихикивать следом. «Послушай, – говорит он, с трудом сглотнув ставшую вязкой слюну, – ну разве ты не видишь, как это глупо? Это такая классика, что уже даже не модно. Вы здоровенные спортсмены, звезды школы, он бедно одет и носит большие очки. Может, для разнообразия сходите на площадку и потренируетесь там, вместо того, чтобы страдать херней?» А через каких-то пять минут они с Джимми, избитые и перепачканные осенней грязью, выбираются на главную дорогу под косые взгляды и шепотки других учеников. «Спасибо», – говорит Джимми, вытирая кровь из-под носа. «По поводу?» – пытаясь привести одежду в относительный порядок, горько интересуется он. Злится на себя за то, что такой слабый, нерешительный и не может защитить ни других, ни себя. «За то, что не ушел», – отвечает Джимми. Он изумленно смотрит на него, а потом отмахивается: «Кажется, не уходить – это все, на что я способен». И ведь сколько лет прошло, а ничерта не изменилось. Я все такой же слабый и бесполезный. Только под ногами мешаюсь!.. Брендон активно заморгал и качнул головой. Не было с ним такого в школе! А уж если и случалось, то это он сам стоял прижатым к стеночке, и не заикался, а язвил, сколько успевал, прежде чем его начинали бить. Опять же, выглядела его школа по-другому, да и чувствовал он себя иначе... Что за черт?! Так, не отвлекаться! Нужно придумать что-то этакое. Может, удастся сыграть на чувствах Джерарда и уговорить его отпустить Патрика, чтобы не мешал их великой миссии по расшифровке воли бога? Ну да, как же! Отпустит он его, только с пулей во лбу, чтоб не болтал… «Папа!» – она бежит к нему по вытоптанной в траве дорожке, быстро-быстро перебирая тоненькими ногами, и у него сжимается сердце. Клэр говорит, что это нормально, что она тоже была в детстве, как тростинка, а потом обрела формы, но он все равно переживает каждый раз, как видит Литу – ведь она такая хрупкая, может пораниться или что-то сломать. «Папа!» – она подбегает и порывисто прыгает ему на руки, уверенная, что он ее подхватит, и он, конечно же, подхватывает, кружит, прижимает к себе крепко, но осторожно. «Ты останешься?» – тут же спрашивает она, с надеждой заглядывая в глаза, и ему кажется, будто язык онемел, потому что он не может сказать ей «нет». «Как твои занятия с логопедом?» – он просто переводит тему, но Лита, к счастью, цепляется за нее, обрадованная возможностью похвастаться: «Отлично! Вот послушай. Дже… Джер-рард. Я молодец?» «Не то слово, малышка!» – отзывается он и несет ее к дому. «А еще: Р-р-рин и Рикки, вот!» Когда это было? Полгода назад? Как же редко я бываю у дочери… Слишком редко. Надо будет купить ей классный подарок! Что нравится девочкам в шесть лет?.. И кто бы объяснил… – Какого хера тут творится?! Громкий и самый что ни на есть настоящий, а вовсе не в его воспаленном сознании прозвучавший окрик раздался так внезапно, что Брендон вздрогнул всем телом и потрясенно заозирался по сторонам, пытаясь отделить реальность от очередного глюка. Оказалось, Мик вернулся один и, похоже, вне себя от ярости. – Отвечай! – тяжелый армейский ботинок врезался в пол в паре сантиметров от его колена, взметнув в воздух облачко бетонной пыли. – Отвечай, сука блядская, чё у вас за дела с Джером?! Озноб сменился жаром, адреналин вплеснулся в кровь, заставляя ее в ускоренном темпе мчаться по венам, но Брендон не шелохнулся, лишь украдкой глянул на встрепенувшегося Патрика, мысленно посылая ему сигнал не встревать. По предыдущему опыту общения Нери знал, что Мик не любит, когда на его вопросы отвечают, так что продолжал молчать, однако на сей раз ситуация, кажется, изменилась. Не дождавшись объяснений, подельник Джерарда сжал зубы, выхватил из-за пояса пистолет, присел на корточки и прижал дуло ко лбу Брендона. Это было ново. К тому же ощущение, что он упустил что-то важное, никак не желало проходить. Какие такие у него дела с Военным, о которых он должен знать, а Мик не знает? Брендон осторожно втянул холодный воздух и задержал дыхание, пытаясь понять, что происходит и как следует реагировать. – Говори! Говори, сука! – глаза в обрамлении черной маски пылали жаждой крови, металлическое дуло с силой давило на лоб. – Вы чё, решили свалить на пару, да? Решили кидануть и Харта, и меня?! Чё вы с Джером задумали?! Говори! Крик эхом заметался по пустому заводу. Где-то вдалеке раздалось хлопанье крыльев вспугнутой птицы. – Я не знаю, о чем ты, – медленно произнес Нери. Теперь, когда на кону была жизнь Патрика, грубить стало совершенно не с руки, и он старался держать в узде едкую ненависть, разливавшуюся по телу каждый раз, когда доводилось близко общаться с Кислым. – Если объяснишь толком, попробую помочь. – Помочь? Помочь?! – кажется, Мик был на грани банальной, но оттого не менее опасной истерики. Между губ пенилась слюна. – Себе помоги, тварь! Ладонь впечаталась в его голову и прижала щекой к стене так, что взгляд уперся прямо в напряженного побелевшего Грэйса. – Последний раз спрашиваю! – горячее дыхание обожгло ухо. – Какого хуя он слил мне свои дела?! Какого хуя повидаться поехал?! Чё ты ему наплел?! Какого хера вообще у вас с ним… Голос Мика сорвался, и он умолк на полуслове. Прижатый к стене Брендон не мог его видеть, но почувствовал, как тот склоняется все ниже, ниже и наконец утыкается лбом ему в плечо. Нери старался дышать через раз, чтобы не спровоцировать невменяемого гопника, в то время как мозг судорожно работал, прокручивая полученную только что информацию. «Слил дела». Что это значит? Передал все заказы Мику? Да еще и поехал с кем-то повидаться… Брендон очень хотел бы, чтобы у этой задачки был менее однозначный ответ, но снятая перед этим маска отлично вписывалась в выстраивающийся концепт. «Все закончится здесь. Дальше бежать нет смысла». Джерард улыбался, когда произносил эти слова. Улыбался открыто и счастливо… Он завершает все свои дела, он готов к любому исходу, а наивный, так и не въехавший в ситуацию быдло-Мик уверен, что подельник хочет кинуть его ради какого-нибудь несусветного куша! Обнять уёбищько и плакать! Грэйс стоял у стены, не шелохнувшись, и буквально пожирал Брендона взглядом. Видно было, как он переживает, как желает хоть чем-то помочь, так что Нери повел глазами из стороны в сторону, заменяя этим отрицательное покачивание головой и надеясь пресечь любые необдуманные геройства. Мик что-то забормотал, сначала тихо, но затем все громче и громче. – Как же я хочу, чтоб ты сдох… Просто сдох… Чтоб тя никогда больше не было… – голос постепенно обретал былую силу и уверенность, рука переместилась ниже, цепляя за подбородок, разворачивая и заставляя смотреть в глаза. – А чё б и нет, а? Если он одно собирается меня кидануть... Брендон встретился с взглядом серых глаз и прочитал в них крайнюю степень ярости и отчаяния. Было очень похоже, что Мик находился на волосок от состояния аффекта, и сейчас, чтобы не умереть глупо и быстро, следовало действовать очень осторожно. Прям как сапер с лопаткой… – Послушай, чувак, – голос Нери продолжал предательски срываться, не позволяя нащупать нужную успокоительную интонацию. – Пасть заткни! – Джер не собирается тебя кидать… – Заткни, сказал!! – Мик, все не так… – Заткнись!!! Пальцы с силой надавили под скулами, заставляя разжать зубы. – Давай, бери! Бери в рот, сучка!.. – зашипел Мик, грубо вставляя ствол пистолета между челюстей Нери. – Ща я те мозги вышибу! – Стой! Не надо! – отчаянно закричал Грэйс, но Кислый даже ухом не повел. Он втолкнул пистолет до самой пусковой скобы и замер, тяжело дыша и неотрывно глядя на губы Брендона. Металл горчил на языке, тянул челюсти, не давал сглотнуть слюну. Нери было страшно, действительно страшно, но вместе с тем он никак не мог избавиться от ощущения презрительной жалости и мыслей о том, что у этого педо-гопника сейчас, небось, стояк от того, что смог вставить пушку в его рот. Какая уж у него беда – в девочку его в детстве наряжали или в летнем лагере друзья нагнули, да только Мик был стопроцентным латентным геем, таким, что хоть в учебниках пиши… Они всей стаей наблюдают за тем, как паренек в дорогих шмотках торопливо гребет мимо на своих тощих ногах. Заметил их и спешит свалить. Кореша похихикивают, сплевывают себе под ноги и прикидывают, кому идти. «Эй, Мышонок Мик, а давай ты, – главарь толкает его локтем в спину. – Сходи, пропиши этому пидару. Сегодня ты загонщик!» От этого офигенного известия аж дыхание перехватывает. Его еще ни разу не назначали, потому что он самый младший, к тому же главарь – его брат и никогда не бывает им доволен. Теперь он совершенно счастлив, но ни с того ни с сего уточняет, прожигая удаляющуюся спину взглядом: «Чё, думаешь, он голубой?» «Фиолетовый, бля!» – парни начинают ржать, над ним ржать из-за того, что вообще коснулся этой темы, и он чувствует себя так, словно его дерьмом облили. Нет ничего хуже, чем быть пидаром, это все знают, и даже говорить об этой хери – словно мараться в ней. Вот он дебил! Ну надо ж было такое ляпнуть! «Сходи, проверь! В дырку к ему заглянь, растянута или нет!» – советы сыплются со всех сторон, а он внезапно ощущает, как от них бросает в жар и низ живота мгновенно тяжелеет. «Пошли вы!» – огрызается он. Отталкивается плечом от стены, к которой прислонялся, и, сунув руки в карманы, вразвалочку двигает вслед за парнишей, испытывая одновременно отвращение и какой-то странный подъем, словно хлебнул только что отличного вискаря. «Эй, пидарок! – дав ему отойти шагов на десять, окликает жертву главарь. – А ну подь сюда, разговор есть!» Парень еще и оглянуться исхитряется, вроде как проверяет, ему это кричат или нет, а затем припускает бегом, и вся стая во главе с ним, Миком, кидается в погоню… Не хватает воздуха! Брендон дернулся раз, другой, судорожно пытаясь заполнить легкие кислородом, и наконец смог выбраться из… из воспоминаний Мика?! Сознание продолжало играть с ним в очень опасные игры, заставляя болтаться между реальным миром и бесконтрольно лезущими в голову видениями, в то время как нужно было все свое внимание сосредоточить на взбеленившемся гопнике. И вот результат: Мик в бешенстве, сжимает пальцы на его горле, а в глазах отчаянная ненависть. – Типа игнор включил, пидар?! Типа яйца стальные?! Ну сука!.. Кислый еще раз тряхнул Брендона, а затем вскочил, пропятился несколько шагов и, вытянув руку, прицелился. – Стой! Мик, пожалуйста! – Грэйс бесполезно задергался, голос его срывался от страха. – Брендон же может найти перевод! Остановись! Мы все решим! Давай просто остановимся и поговорим! А Нери вдруг подумал, что Кислый очень даже красиво стоит, прям как на дуэлях в тех фильмах про восемнадцатый век. Эта мысль здорово повеселила его, и, развернувшись поудобнее, Брендон положил одну ногу поверх другой, кое-как оправил сбившуюся Джерову куртку и кивнул. – Ну что, Мышонок Мик, давай, – слова сами собой текли через рот, словно он был диктофоном, и кто-то включил запись, а в сознании клубился легкий белесый туман. – Вперед. Ты же сегодня загонщик. Глаза Кислого изумленно округлились, рот приоткрылся, как у малыша, впервые оказавшегося в цирке, но в следующий же миг лицо вновь сковала ярость. – Сдохни, тварь! – выплюнул он и нажал на курок. *** Выйдя из полицейского участка около трех часов дня, Пит подошел к машине и некоторое время стоял, взявшись за ручку, замерев и невидяще глядя на расплывающуюся перед глазами полупустую парковку. Солнце пробивалось сквозь быстро бегущие рваные тучи и слепило глаза, но он даже не моргал, впав в какое-то странное оцепенение. Свидетелей нет, следов тоже практически нет… Да, они приняли оба его заявления о пропавших друзьях, обещали приложить все силы для поисков, но план-перехват никто объявлять не торопился… Как там Брен говорил? «Да пошел ты, пацан! У нас дел невпроворот, висяков миллион, а тут еще пара свежих трупов без обратного адреса. Начальство нас имело, зарплата маленькая, так что срать нам на тебя. Приходи, когда тебя грохнут»? Приходи, когда тебя грохнут. Приходи, когда тебя грохнут… Пит вздрогнул всем телом, внезапно ощутив, что без оставленной на заборе куртки на улице очень холодно, открыл машину и поспешно сел. «Надо бы поехать домой, принять горячий душ, выпить кофе и поспать хоть полчаса», – предложил в его мыслях кто-то, кого Пит не знал и знать не хотел. Греться, есть-пить, отдыхать, когда ребята у кого-то в плену и хорошо, если вообще живы?! Да какой там! От одного лишь образа того, как он сейчас едет домой, поднимается в лифте на пятнадцатый этаж и входит в одинокий, безмолвный холл, где так и остались чемодан Брена и сумка с вещами Патрика, ему становилось жутко. Измученное тревогой сознание странно извращало все чувства и эмоции, отчего квартира – место, где они в последний раз были все вместе – воспринималась, как некий мемориал, и Пит не готов был там оказаться, понимая, что просто не выдержит. Как же быть? Ждать милости от полиции? Надеяться, что похитители отпустят своих жертв? Просто застыть посреди Чикаго и следить за тем, как складываются в новые цифры палочки электронных часов, отсчитывая неизбежно и неумолимо текущее сквозь пальцы время? Пит медленно, глубоко вдохнул, а затем с силой вытолкнул воздух из легких, ощущая, как сжались мышцы живота. Нет! Он не станет ждать. Сейчас он возьмет себя в руки, вытряхнет из головы все упаднические мысли, все страхи, заставляющие его отвлекаться и не приносящие никакой пользы, и найдет выход. Пит еще пару раз вдохнул через нос, опуская воздух в область живота, а затем медленно выдохнул через рот. Простейшее дыхательное упражнение для релаксации и гармонии, из тех полезных штучек по йоге, которые для него некогда выцепил Брендон… Сколько же всего он успевал находить, сколько они перепробовали! И каждый раз, когда новый трюк действовал, Пит был уверен, что это влияние Нери, что это его любовь помогает медленно, но верно выбираться из пропасти. «Охренеть красота…» – шепчет Брендон и берет его замерзшую под весенним ветром Аризоны ладонь в свои. Они полулежат над обрывом на капоте старого Питова додж-динозавра и смотрят на гигантское, полное звездных россыпей небо. Внизу под ними искрит огнями город, но сюда его свет почти не доходит, и оттого небо такое неописуемо прекрасное и яркое. Брендон перекидывает сигарету в другой угол рта и на некоторое время замирает, глядя на окутанную тьмой ладонь в своих руках. Пит заглядывает в его глаза – сейчас в них плещется ночь и не разобрать выражения. Он тянет свободную руку к маячку сигареты, забирает ее из мягких губ, невесомо прикоснувшись к ним пальцами, и затягивается. Вообще-то Уокер не курит, он ведь спортсмен, пусть и бывший, но сигарета из губ в губы – как поцелуй, да и настроение уж очень подходящее, и он просто не может себе отказать, наполняя легкие едким дымом пополам с прохладным воздухом. «Как твои кошмары?» – спрашивает Брендон, водя подушечками пальцев по татуировке Dream на его кисти. От этой задумчивой ласки по телу пробегают мурашки удовольствия, и Пит жмурится. «Ни одного за последние семь дней, – отчитывается он. – Ни одного гребаного вещуна. И не то что я вовремя соскакиваю, они просто перестали приходить». «Серьезно?» – Нери отпускает его руку и вглядывается в лицо. «Абсолютно». Пит счастлив, он и сам хотел поделиться этой обалденной новостью, рассказать про маленькую, но такую важную дату, да залюбовался небом, задумался, умиротворенный теплым телом Брендона под боком, и тот его опередил. «Черт! Так что же ты молчал?!» – Нери кидается на него, наваливается всем телом, едва не сталкивая с капота в траву, и принимается шутливо, хоть и вполне ощутимо бить кулаком в плечо. Питу приходится приложить немало усилий, чтобы перехватить руки и остановить атаку, но недовольство Брендона сходит на нет так же мгновенно, как и разгорелось. «Надо отпраздновать!» – провозглашает он и вскакивает в полный рост прямо на капоте, рискуя навернуться в лучшем случае на землю, а в худшем – полететь с зияющего за его спиной обрыва. «Сядь, дурак! – Пит аж холодеет и, поспешно перехватив его за талию, укладывает обратно. – Совсем тронулся?! Ты мог разбиться!» «Мне везет!» – беспечно отзывается Брендон и порывисто накрывает его губы своими, вталкивает горячий язык в рот, стараясь проникнуть как можно глубже. Они целуются так жарко и упоенно, что у Пита начинает чуть кружиться голова, а прекрасное звездное небо над ними становится таким же далеким и малоинтересным, как и город под ногами. «Ты сделал это, сделал, понимаешь?! – восторженно шепчет Брендон, оторвавшись от его губ. – Ты смог!» «Не я, а мы», – поправляет Пит, и сердце сладко замирает, потому что сейчас он скажет то, что уже давно собирался, да все никак не мог выбрать момент и найти в себе силы. «Да я-то что?» – Брендон делает притворно скромную мину и, округлив глаза, кокетливо ведет кончиком языка по зубам, но Пит не дает сбить себя с нужного настроя. «Малыш, – проникновенно говорит он, беря лицо Нери в ладони и заставляя посмотреть себе в глаза, – это действительно мы. Ведь я и до тебя пробовал. Я немало способов и техник перебрал, но без толку. Ты наполняешь эти шаманские штучки настоящей силой, Брен. Без тебя все было бы напрасно. Без тебя меня вообще нет, понимаешь?» Он пытается вновь поцеловать любимые губы, но Нери с силой упирается руками в его грудь, не позволяя сократить дистанцию, и долго-долго смотрит в глаза, а потом серьезно произносит: «Никогда больше не говори так. Я готов все для тебя сделать: хоть луну с неба, хоть на Мичиган-авеню (1) с голым задом, но я не хочу, чтобы ты допускал, будто можешь так от кого-то зависеть, мишка. Как бы ни обернулось, что бы ни случилось, твоя сила только в тебе самом, ясно?» Пит встрепенулся и непонимающе огляделся по сторонам. Он что, все-таки заснул?! Всем телом подавшись вперед, Уокер впился взглядом в часы на приборной панели, но оказалось, что прошла всего пара минут. Мимолетная отключка, воскресившая одно из самых болезненных воспоминаний того времени. Пит тогда здорово обиделся на Брендона, ведь его отповедь прозвучала, как нежелание быть ближе, как непреодолимая черта, а спустя несколько месяцев они и вовсе расстались. Вернувшись в Чикаго, Уокер сгорал заживо, не находя в себе сил дышать, не то что встать с постели и куда-то пойти, и много раз вспоминал тот разговор. Он подозревал, что Нери уже тогда готовил почву для разрыва, но нынешнее воспаленное страхом за жизни ребят и недосыпом сознание вдруг позволило по-новому взглянуть на его слова. – Сила во мне самом, да? – задумчиво протянул Пит, растер руками лицо, собираясь с мыслями, и огляделся по сторонам. Идея, что его посетила, была так себе, но зато сулила хоть какой-то шанс и при удачном стечении обстоятельств не требовала много времени на исполнение. Выбравшись из машины на пронизанную холодным ветром улицу, он забежал в первую попавшуюся аптеку, а затем в продуктовый супермаркет, и через каких-то десять минут вновь оказался в теплом салоне, сжимая в руках упаковку снотворного, бутылку воды и три банки энергетика. Вполне могло случиться, что он заснул бы и без всяких дополнительных ухищрений, но Пит не хотел рисковать и тратить драгоценное время, ведь от кого чаще бежит сон, как не от того, кто его особенно ждет. Кинув энергетики на соседнее сидение, он еще раз глянул в окно, убедившись, что припарковался в положенном месте и никто не станет его тревожить. Выставил будильник на мобильном, прибавил громкость до максимума, после чего выпил пару таблеток и откинулся на спинку, стараясь расслабиться. Нери говорил, что он, Пит, сам себе хозяин, что в его власти управлять вещунами, а он лишь помог ему научиться делать это. Уокер не верил, но когда они так внезапно и бесповоротно расстались, он оказался один на один с кошмарами и убедился, что по собственной воле может выставлять сдерживающий барьер. Механизм Пит не совсем понимал до сих пор, но выбора не было. Оставалось лишь поверить в себя и попытаться запустить обратный ход, в надежде проникнуть в сознание одного из двух самых дорогих для него людей… Девушка стоит в большой отделанной светлым мрамором ванной комнате и, опершись неестественно тощими руками на кипенно-белую раковину, смотрит в зеркало на свое отражение. На впалые щеки, на синяки под глазами, на пересохшие губы, на выпирающие ключицы и полосы ребер с парой торчащих сосков там, где должна быть соблазнительная грудь. «Greta! – пронзительный женский голос из-за двери режет слух словно скальпелем. – Greta, kommst du? Wie lange kann ich auf dich warten? Uns Zeit zu gehen! (2)» Пит пытается припомнить немецкий, он хочет понять, отчего эта истощенная девушка так вздрагивает, но вдруг видит, как в ее зеркальном отражении начинает твориться нечто ужасное. Ребра. Ребра девушки, они шевелятся под тонкой, неестественно белой кожей. Тянутся друг к другу, вздыбливаются и нахлестываются, складываясь в тугой, постепенно сужающийся корсет. В тусклых глазах вспыхивает страх, лицо искажает боль. Ее начинает трясти, и она обхватывает себя руками. Пытается уцепиться пальцами, но ожившие кости продолжают сжиматься. Это выглядит так безумно и пугающе, что Уокер замирает в оцепенении, а потом, когда уже готов броситься на помощь, он осознает, что большой палец его левой руки с силой трет правую, и опускает взгляд. Dream. Ну конечно же! Он во сне, видит чужую жизнь, и она не та, которую он ищет. Девушка падает на пол, она захлебывается рыданиями под безжалостно ярким белым светом встроенных в потолок ламп, но Пит отворачивается, стараясь выкинуть все мысли о ней из головы. Ему безумно жаль, но он все равно не сможет помочь. Надо как-то поменять сон, попасть в другой вещун. Но как это сделать? Патрик. Ему нужен Патрик. Пожалуйста! Патрик Грэйс, где бы ты ни был! Уокер зажмуривается, до боли натирая пальцем татуировку, пытаясь представить Патрика во всех деталях, настроиться на него, взять курс, словно корабль на прорезавший кромешную тьму свет маяка, а затем открывает глаза. Жар и холод. Как они могут существовать одновременно? Словно ты в лютый мороз встал слишком близко к костру... Пит пытается осмотреться, но все вокруг причудливо размыто. Неясные очертания, громоздкие конструкции, более или менее четкие, если смотреть краем глаза, и, как по волшебству, расползающиеся, стоит только взглянуть на них прямо. Осознание незримого присутствия чего-то ужасного бьет физически ощутимой волной, заставляет сделать шаг назад, но он сжимает большой палец с татуировкой, напоминая себе о том, что это только сон, тот сон, который он сам желает видеть. Единственное, на что еще можно полагаться – слух, но все, что он улавливает, это завывание ветра, шорохи и редкий звук падающих с высоты капель. «Патрик, – тихо зовет Пит. – Патрик, ты здесь?» Эхо подхватывает слова, множа их, делая голос громче, и тут же раздается звон металла. Из мешанины света и тени выступает фигура обмотанного цепями Грэйса. Бледный и перепачканный кровью, он дергается в бесполезной попытке освободиться, тревожно озирается по сторонам, будто ищет источник звука, но смотрит сквозь Пита. «Патрик!» – с облегчением выкрикивает Уокер и бросается к нему, но из клубящейся тьмы возникает нечто огромное, черно-огненное, словно ифрит (3) из древних легенд. Оно преграждает дорогу, закрывает Грэйса собой и посылает могучее тело в прыжок. Уокер пытается увернуться, и удар приходится не по всему корпусу, а только в левое плечо, но его силы достаточно, чтобы он покатился по присыпанному мелкой крошкой полу, а часть туловища онемела и налилась тяжестью. Пит вскакивает как может быстро, выставляет перед собой руки, держит ноги полусогнутыми, чтобы быть маневреннее, но нападавший словно растворился, и вокруг снова лишь размытые очертания, а в центре обессиленно уронивший голову на грудь Патрик. Он так близко, буквально в десяти шагах, но как бы Уокер ни хотел оказаться рядом, на сей раз он ведет себя осторожнее. Рукавом рубашки отирает облепившую лицо пыль, оглядывается, пытаясь определить с какой стороны ждать нападения. Его дыхание гулко отдается от невидимых стен, сердце колотится быстро и тревожно. Снова звать Пит не решается. Он пригибается еще ниже и делает первый пробный шаг, ожидая, что монстр в любой момент может возникнуть перед ним и вновь оттолкнуть назад, но опасность приходит со спины. Ее обдает жаром, будто прямо за ним распахнули плавильную печь. Пит кидается в сторону, но поздно – огромная туша толкает сзади, буквально вбивая в замусоренный пол. Уокер борется изо всех сил, старается если уж не вырваться, то хотя бы развернуться лицом к противнику. Под его весом трещат кости, из-за исходящего от шкуры жара перехватывает дыхание. Пит слышит полный угрозы глухой звериный рык, но ни на миг не прекращает попыток, и в какой-то момент удача улыбается ему. Спину обжигают пять полос от вспоровших одежду и кожу когтей, но тварь переносит вес тела на одну лапу, и ему удается, вывернувшись, откатиться в сторону. Не теряя времени, Уокер вскакивает на ноги и бросается на чудовище, не давая ему снова раствориться во тьме, которая для него, похоже, как родная стихия. Теперь они лицом к лицу, если можно назвать лицом исполосованную шрамами морду, чьи черты лишь отдаленно напоминают человеческие. Существо приоткрывает пасть, оттуда валит жар и капает раскаленная лава, так что Пит наносит один удар за другим, заходя с боков и постоянно двигаясь, чтобы не обгореть и не попасть под когти. Это все равно что молотить кулаками в стену, но он слишком долго был на скамье запасных и теперь готов выплеснуть на врага все накопленные силы. Они с огненным демоном почти танцуют. Мечутся из стороны в сторону, уворачиваются и нападают, наносят удары и получают их, не чувствуя ни боли, ни усталости, но Пита не оставляет ощущение стремительно уходящего времени, а он все никак не может одолеть ифрита, равно как и обмануть его, чтобы оказаться ближе к Патрику. Кажется, они могут сражаться бесконечно, но тут, в очередной раз отскочив в сторону и крутанувшись, Уокер замечает полулежащего вдали Брендона. Всего лишь размытый силуэт, который он видит долю секунды, но этого хватает, чтобы вспомнить одну очень важную вещь. Сон! Это просто вещий сон. На самом деле, ему не нужно сражаться с чудовищем, достаточно просто замереть и внимательно осмотреться, чтобы понять, где он оказался. «Ты действуешь по обстоятельствам, подчиняешься им. Вещуны ведут тебя, а должно быть наоборот», – внушал Брендон когда-то давно. Пит поражается тому, как это сложно – остановить себя. Он уже решился, но его тело продолжает поединок с демоном, не желая, подчинившись самоубийственной идее, лишиться всякой защиты. И все же Уокер делает это. Он отскакивает вбок, резко вдыхает и опускает руки, быстро оглядываясь по сторонам, вместо того, чтобы следить за каждым маневром зверя. Высокие бетонные стены, огромный почерневший чан в окружении металлических лестниц и мостиков, замершие на изъеденных ржавчиной кронштейнах ковши, уходящие к потолку железные конструкции и трубы. Картинка предельно четкая и ясная, а главное, Пит знает это место. Он никогда не был здесь, но Патрик показывал фотографии времен своей юности. Это же… Демон появляется прямо перед ним. Материализовывается из ниоткуда, вновь делая все вокруг зыбким и размытым, будто разогретый воздух дрожит над пустыней. Он подается вперед, разинув огромную мерцающую лавой пасть, затем отшатывается назад, замахивается огромной когтистой лапой и бьет, одним махом отделяя голову Пита от тела. Уокер закричал, пытаясь отскочить, но что-то держало его сзади, не позволяя отодвинуться ни на шаг. Он бился несколько ужасающе долгих мгновений, пока не осознал, что находится в машине посреди Чикаго, а рядом надрывается им же выставленный будильник. Кошмар сгинул, отпустил его, не оставив ни единого шрама, но позволив получить ответ на самый главный вопрос. Вещун о Брендоне сложился со сном о Патрике, фото десятилетней давности всплыли в памяти, как наяву. Старый сталелитейный! Это точно он! А значит, ребята всего в шестидесяти милях отсюда! Конечно, оставалась возможность, что сознание сыграло с ним злую шутку, выдавая желаемое за действительное, но даже малейший шанс стоил того, чтобы рискнуть. С силой выдохнув, Пит утер пот со лба, торопливо открыл один из трех энергетиков, залпом влил в себя едва ли не половину, завел мотор и нажал на газ, выруливая с обочины на дорогу. _____________________________ 1 – Мичиган-авеню – одна из самых больших и красивых улиц Чикаго, она проходит через весь город и заканчивается на набережной озера Мичиган. 2 – «Грета, ты идешь? Сколько можно тебя ждать? Нам пора!» (нем.) 3 – Ифриты – сверхъестественные существа в арабской и мусульманской культуре. Они созданы из огня, обладают огромной физической силой и могут повелевать стихией, из которой вышли.