Путь в тысячу миль

       — Увидимся завтра, — пробормотал Кэл, помогая Фостер надеть пальто.        — Она расстроена, — мягко произнесла Джиллиан. — Извини.        — Не твоя вина.        — Мне не стоило спать до полуночи у тебя на диване.       Кэл вздохнул. Это было не её решение. И ни ему, ни ей не за что было извиняться. Они были вынуждены работать у него дома, чтобы он мог присматривать за Эмили. Фостер устала и задремала на его диване. А он сидел в столовой и работал.       За что, чёрт побери, он должен был чувствовать вину?        — Я знаю, что мы не сделали ничего неправильного, — шепнула она. И почему это они шепчутся? Зои была в гостиной, вне зоны досягаемости их голосов. — Но я понимаю, Кэл. Она вернулась домой и увидела, как другая женщина спит на её диване… мне не следовало…        — Ох, хватит, — произнёс он, уже громче. Он вспомнил, что Алек звонил и спросил: — Ты поедешь домой?       Их взгляды встретились и задержались, кажется, на вечность. И он не мог её сейчас прочесть.        — Да, домой.       И он не мог сказать, лжёт она или нет, зато догадался, что ей не нравятся его вопросы.        — Я не знаю, — мягко сказала она, понизив голос, — откуда ты знаешь. Но это всё же тебя не касается.        — Ты мой партнёр. Значит, касается, — отбрил он, устав от присутствия в своей жизни женщин, диктующих, что ему следует чувствовать. Перебор для их линии. Несколько часов — и он уже переступил её.       Джиллиан сглотнула и легонько кивнула ему.       Он распознал жест.        — Извинения приняты.        — Я в порядке, Кэл. Правда. Спокойной ночи.        — Спокойной, Фостер.       Он надеялся, что она говорила правду. И ненавидел, когда не мог знать этого наверняка.       Зои сидела на диване, где спала Джиллиан, с полным бокалом вина.        — И что… ты поцеловал своего партнёра на ночь?       Кэл поджал губы, силясь молча пройти мимо. В душ, а затем — в спальню, в надежде, что тишина предотвратит ночную ссору, затевать которую у него не было никакого желания.       Но это было, вообще-то, не в его стиле. И, откровенно говоря, этот последний комментарий взбесил его.        — Ну, разумеется. Целовался с ней в коридоре.       Зои снова одарила его острым взглядом.        — Хорошо знать, что тебя это веселит.        — Что я должен думать? В чём именно ты меня обвиняешь?        — Что я должна думать, вернувшись домой в полночь и застав твоего бизнес-партнёра спящей на нашем диване?        — Я не знаю, — Кэл развёл руками. — Посмотреть на этот ворох бумаг на столе и решить, что мы взяли работу на дом, потому что одному из нас надо было приготовить ужин нашей дочери, уложить её спать, выгулять собаку…        — О, пожалуйста, — оборвала его Зои. — Не поворачивай всё так, словно я отсутствовала слишком долго, и тебе пришлось жертвовать чем-то. Когда я считала в последний раз, ты уезжал трижды за этот месяц. Две поездки в Даллас в нанявшую тебя охранную фирму и один двухдневный визит в Монреаль ради какого-то чокнутого миллиардера. Как ты думаешь, кто в это время заботился об Эмили?       Кэл прикусил язык.        — Из-за чего тогда всё это?       Она скептически на него уставилась.        — Из-за Джиллиан Фостер, спящей на нашем диване!       Кэл вздохнул. Правда, что ли? Всё из-за того, что Фостер подремала на чёртовом предмете их обстановки?        — Она плохо себя чувствовала, и я предложил ей прилечь. Вот и всё. Что ещё мне нужно объяснить?        — У неё разве нет своей кровати? И почему бы ей не уйти домой, если ей было нехорошо?       Кэл указал на бумаги, разбросанные по столу.        — У нас оставалась срочная работа!        — В час ночи? — Она осклабилась. — Брось, Кэл.       Обвиняющий взгляд; сомнений быть не могло: она убеждена, что он лгал.       Не так ли?       На деле, Фостер хотела уйти домой. Он убедил её остаться из-за того, что увидел на её лице. Она согласилась, потому что он сказал, что Зои не будет дома до завтра. И это он не нашёл сил разбудить её, хотя она просила.       Правда была такова.       Но у Кэла было смутное подозрение, что такую правду Зои тоже не оценит.       Так что, вероятно, она была права. Он лгал.        — Завтра у нас встреча с четырьмя потенциальными клиентами. Придётся объехать весь Округ, — пустился в объяснения он. — Да… мы бы работали до часа. Мы всё ещё пробуем поставить дело. Получить нужных клиентов. Адская работа.       Зои отхлебнула вина. Теперь он увидел на её лице, кроме злости, обиду.        — Ты хоть понимаешь, почему я злюсь?       Кэл вздохнул. На самом деле, нет. Но он знал, что не выиграет.        — Да, — мягко произнёс он, протягивая ей воображаемую оливковую ветвь мира. — И мне жаль, что ты расстроилась, увидев её. Но я тебе отвечаю, что нет причин злиться. — В этот раз он выдал ей всю правду. И ничего более.        — Серьёзно? — спросила она. — Она — красивая женщина, твой партнёр. Не говори мне, что этого не замечаешь. Ты не из таких.       Кэл покусал губу. Обошёл стол, чтобы тоже налить себе вина. Он начал чувствовать себя, как надо.        — Она замужем, Зои. В счастливом браке. И я тоже. Женат на самой красивой женщине, какую знаю.        — Полегче.        — Это правда, дорогая, — почему, чёрт бы побрал, каждое её слово кажется провокацией?       Взгляд тёмных глаз Зои встретил его взгляд, и в этот раз он увидел, помимо обиды и злости, кое-что ещё.       Вину.       И в удивлении уставился на неё. Это была эмоция, выражать которую у неё не было никакого повода.       За исключением…       Его внезапно осенило, что, может, это не имело ничего общего с обнаружением на диване спящей Фостер. Ничего общего с необъяснимой враждебностью, имевшей место между его женой и партнёром, хотя ни одна из женщин не дала ему объяснения этому, даже хотя она мог прочесть её по их лицам каждый раз, когда они оказывались в одной комнате.       Кэл глотнул вина и посмотрел на ней, читая, хотя знал, что она этого терпеть не может.        — Что с нами происходит, Зои? Ты в последнее время в разъездах. Ты не даёшь мне знать, когда вернёшься.        — А тебя это заботит?        — Заботит ли меня, когда моя жена вернётся домой? — переспросил он. Чересчур уж много горечи, чтобы не отплатить той же монетой. — Нет. Конечно нет. С чего бы меня это должно заботить? Пожалуй, только для того, чтобы знать, сколько готовить, да что сказать Эмили, если спросит.       Она допила вино и вздохнула:        — Что-нибудь ещё?        — Да, раз уж ты спросила. Что ещё ты делаешь в Чикаго помимо работы? Почему Чикаго? Почему вдруг раз в неделю? — Кэл знал, что пути назад уже не будет. Но вина на её лице не оставляла ему иного выбора, кроме как начать расспросы. Ему нужно было увидеть её реакцию. Нужно было знать. Иначе он не доживёт до утра.       Он всегда был ревнив. Безумно, бешено, несправедливо ревнив.       Да и как тут не ревновать, если ты женат на ком-то вроде Зои? Кокетливой, напористой, потрясающе красивой Зои, к которой оборачивались дюжины голов, стоило ей появиться где-либо. Которая могла очаровать любого судью, перед которым она вела дело.       Какой мужчина не хотел бы увести её у него?        — Да, я изменяю, Кэл. Поэтому я возвратилась домой на день раньше, — выдала она с полными слёз глазами.       На её лице должен был быть гнев в ответ на его обвинения. Но вместо этого присутствовала дюжина других выражений.       И гнева среди них точно не было.       Она делала вид, что шокирована и обижена, а он ощущал себя так, словно в голову ему забили гвоздь.       Кэл отхлебнул ещё вина; оно словно вспенилось в желудке, отчего его затошнило.       Иногда ему хотелось не видеть столько всего.        — Вместо того, чтобы разглядывать меня, словно я твой подопытный экземпляр, мог бы просто спросить, Кэл.       Она больше ничего не сказала, отвернулась от него и направилась наверх.       Кэл сжал в руке бокал. Он хотел последовать за ней, но боялся того, что они могут друг другу наговорить.       И потому не пошёл.