Путь в тысячу миль

      Кэл наблюдал, как она глотает две таблетки, запивая их кофе. Он становился свидетелем этого как минимум раз в день с того пожара на складе. Небольшое, но каждодневное напоминание о том, что случившееся пять дней назад — явь, а не какой-то болезненный кошмар, который вдруг пригрезился им обоим.       Ещё он замечал, как она трёт глаза, прежде чем сфокусироваться на экране монитора перед ними.        — Тебя всё ещё мучают головные боли? — спросил он, глядя на неё.        — Они пройдут, — она глотнула кофе.       Он выключил компьютер.        — Иди домой, Фостер. Полежи в темноте. Плохо, что ты не сходила к врачу, — он был достаточно хорошо знаком с симптомами, которые она выказывала, чтобы понимать: слабое сотрясение она всё же получила. Он не раз сам проходил через это. Она была права — головные боли прекратятся, но это может занять несколько недель.        — Что такого скажет мне врач, чего я ещё не слышала от тебя? — она смерила его взглядом.        — Он скажет тебе не пялиться в мониторы весь день. И не водить машину.       Джиллиан зевнула.        — У меня просто ушиб, Кэл, а не сотрясение. Ты упрям, как осёл.       Кто бы говорил про ослов! На первый взгляд дипломатичная и склонная идти на компромиссы Фостер на самом деле была такой же упрямой, как он сам.       Тем не менее, она отклонилась на спинку стула, не возражая, когда он решил, что пора закругляться.        — Что ты сказала Алеку? — хотелось узнать ему. Они не заговаривали о расстреле с того же дня. Занимались делами, словно не примечая “слона”.        — Что упала и пролетела по лестнице.        — И что, он купился?        — Прочёл лекцию о ношении более удобной обуви.        — Удачи ему, — Кэл фыркнул.        — Эй! Тебе нравятся мои туфли.        — Не-е… только ноги в них.        — Спасибо, — уголки её рта приподнялись в улыбке. — Знаешь… он с того вечера меня балует, Кэл. Это странно… он настаивает на приготовлении ужина, оказывает знаки внимания, с которыми я, честно говоря, не знаю, что делать.        — Наслаждайся, пока есть возможность.       Фостер заслуживала этого. Плохо только, что лишь ушиб головы заставил её мужа-идиота осознать это.        — О, да, — её рука потянулась к затылку; она машинально помассировала шишку. — А ты как?        — Великолепно.       Она чуть подалась к нему с серьёзным выражением лица. Вглядывалась.        — Я не шучу. Ты выглядишь так, словно не спал с того дня.       Так они его теперь и называли. Тот день. Ни один из них не спросил другого, посвящён ли в эту историю кто-то третий. Оба знали, что нет. Кэл был уверен, что эту тайну они унесут с собой в могилу.        — Да, я плохо сплю, — признался он. Каждый раз, когда голова его касалась подушки, на ум приходили мысли о том, как близки они были к смерти. Отнюдь не приносил облегчения факт, что Зои больше не было рядом. И он никак не мог вычеркнуть этот день из памяти.       Дамокловым мечом нависала вероятность появления полиции в их офисе в обозримом будущем, ареста за оставление места преступления. И, более того, он мысленно возвращался к временам, которые считал давно забытыми.        — А ты?        — Уже лучше. Последние две ночи кошмары уже не снились, — она поднялась, обошла стол и села на стул рядом с ним. — Это ведь не только тот день не даёт тебе покоя, не так ли? Есть что-то ещё.       Кэл прищурился. Она становилась дико хороша в “чтении”. И винить в этом, кроме себя, ему было некого. Он обучал её каждую свободную минуту.        — Не хочешь рассказать?        — Нет.        — Иногда это помогает, — вскользь обронила она.        — Катарсис переоценен поп-психологией. И мы, как учёные, оба это знаем.        — Я не пытаюсь быть твоим психологом, — она улыбнулась. — Только другом.        — Знаю, — он кивнул. Было легко доверять ей. Иногда слишком легко. Он нёс всякую чушь, пустословил и теоретизировал, а она слушала, наблюдала и выделяла суть. Экстраверт и интроверт. Инь-ян.       И поэтому, наверное, слова вырывались сами, когда она оказывалась рядом.        — Я не впервые оказался в помещении, где на моих глазах расстреляли людей.        — Расскажи мне об этом, — мягко произнесла она.        — Ты снова собираешься меня заставить сесть на твой диван.        — Нет, если ты не хочешь. Но, если хочешь, то… да. Я сделаю всё, чтобы тебе помочь.       Он кивнул. Она могла и не говорить этого. Они давно миновали эту стадию их дружбы.        — Много лет назад, ещё до Зои и Эм, я работал на Королевскую Ольстерскую полицию*… — Кэл притормозил, увидев её непонимание. — Это полицейское спецподразделение Северной Ирландии, боровшееся с терроризмом до того, как создали МИ-5**. Я работал под прикрытием, помогал им выявить завербованных подростков. Тех самых, что приматывают к поясу взрывчатку и отправляются в торговые центры.       Джиллиан молчала, внимательно слушая и позволяя ему выговориться. Типичная Фостер.        — Я провёл несколько дней со смертником по имени Шон. Выяснил, что он вступил в ИРА*** и быстро шёл в никуда из-за скуки, грязи и бедности. И ничего больше за этим не увидел. Пока мы в воскресенье вечером не оказались в пабе, полном британских солдат. Шон тогда внезапно выдернул пистолет из своей сумки и начал стрелять. Он опустошил бы всю обойму, если бы один из солдат, отстреливаясь, не убил его. В тот вечер погибли шесть человек.       Он заглянул в глаза Фостер. Иногда было трудно удержаться от этого. Но сегодня он оценивал её реакцию на свои слова.        — Я знаю, что ты думаешь. Что я виню себя. В гибели и тех людей, и этих троих.        — А ты винишь?       Следующие три месяца после стрельбы в пабе он провёл в пьяном забытьи. Затем заставил себя принять помощь и уехал в США. Подальше от Европы. Часть его хотела рассказать ей больше, но он не стал. Он поклялся, что никогда не ступит снова на этот путь, и был убеждён, что так и будет.        — Я не увидел. Хотя должен был. Вот и всё. Так что, знаешь, виню я себя или нет — не важно. Есть факты.        — Важно. Для меня.       Кэл пожал плечами. Не то чтобы он не верил ей. Но не важно было и это. Это не вернёт Райли и двух его парней.        — Кэл… большей частью моими пациентами в Пентагоне являлись солдаты с посттравматическим синдромом. Это к тому, что я очень хорошо распознаю его симптомы, — она остановилась, как часто делала посреди беседы. Он видел искреннее сострадание в её глазах и полагал, что показатель успешности её лечения должен был быть космическим. Наукой давно доказано, что наиболее эффективной терапией была та, где терапевту не было наплевать. — Особенно, когда они смотрят мне в лицо.       ПТСР? Серьёзно? Кэл не купился. Ещё чего.        — Почему я, Джилл? Почему не ты?       Это был тупой вопрос, обидный даже. Но тем не менее он напрашивался.       Если отставить очевидную связь с его прошлым, оба они на прошлой неделе прошли через непростые события, и всё равно почему-то чёртов расстрел повлиял на него намного сильнее, чем на неё. На него, циника. Которого вообще нелегко чем-либо задеть. Это ведь Фостер плакала, читая дурацкие романы. А он видел немало жестокости. Он вырос в ней. Он мог сладить с этим. Джиллиан же, напротив, смотрела на мир через розовые очки.       У него должен был быть иммунитет на это. Закалка. Но он не мог спать. Не мог есть. Не мог мыслить трезво.       Перед глазами всё ещё стояла картина расправы. Трупы, прошитые пулями, утопающие в собственной крови, впоследствии сожжённые.       Слышался её голос.       “Если я буду поймана за чем-то нелегальным… я лишусь шанса на усыновление.”       “Если мы не выйдем… мы тут и умрём.”       Три трупа. И — он едва не погубил Фостер. Вина двухтонным камнем лежала на его душе.        — Хочешь перечень?       Кэл вздохнул. Нет, ему не нужно было похлопывание по плечу. Если это то, к чему она вела, он мигом её оборвёт.        — Я серьёзно, — произнесла она, читая его.        — Мне не нужно…       Но она перебила его:        — Когда я пытаюсь что-то припомнить, то понимаю, что я была в отключке большую часть времени. Благодаря тебе.        — После этого мне следует почувствовать себя лучше? Ты напоминаешь мне, что я — причина твоего сотрясения?        — Я напоминаю, что ты спас мне жизнь.       Кэл выдохнул. Забавно, но этот факт в его сознании не отложился.       Он почувствовал её ладонь на своём предплечье — она легонько сжала его. Каждый её жест успокаивал. Умиротворял. Иногда Фостер была совершенным антиподом Зои.        — Твоим первым инстинктом в тот день было убедиться, что со мной всё в порядке.        — Да, и я проделал крайне дерьмовую работу, надо сказать. Для начала втянул нас во всё это.        — Перестань, — опять перебила его она. — Да… ты меня выключил. И поэтому я плохо помню, что было потом. Я была слишком напугана тремя телами, чтобы что-то замечать. Слишком паниковала, зато ты был хладнокровен. Ты убедил, что мы выберемся живыми. А что до меня… я бы слепо выбежала наружу, и нас бы обоих убили. Ты удостоверился, что этого не произойдёт. И если бы не ты, мы бы лежали бы в шести футах под землёй, а не сидели тут и разговаривали. И я справилась со всем только из-за того, что ты сделал.        — Хорошая попытка.        — Нет, — возразила она. — Это правда. Ты же охотишься за ней, неужели сейчас не видишь?        — Что-нибудь ещё?       Он увидел, как она сузила глаза, недовольная его цинизмом. Она довольно умело это скрыла — пациент бы не заметил. Но он был не пациент.        — Да, раз уж ты спросил.        — Давай. Ты же знаешь, я ценю твоё мнение.        — Сомневаюсь.       Так и быть, вот это я заслужил. Это же друг, а не психолог.        — Я вернулась домой в конце дня и обнаружила мужа, сказавшего, что он рад, что со мной всё в порядке, считающего, что я упала на лестнице и могла бы покалечиться сильнее. Он дал мне знать, что у меня есть близкий.       Да что ты? Ты развелась с Алеком и вышла замуж за кого-то другого, не сказав мне?        — А ты… тебе пришлось переживать это сразу же после развода. Тебе не стоит сомневаться, что этот факт так или иначе на тебя повлиял, особенно после того, что ты рассказал мне сегодня. Чудо, что ты справился так хорошо.        — Прекрасно, — он поджал губы. — Благодарю. Мне уже намного легче.       Она тряхнула головой. Он ожидал от неё раздражения, но всё, что увидел — лишь усталость, усилившую его чувство вины.        — Ты можешь весь изойти на сарказм. Но не заставишь меня сказать то, что хочешь услышать.        — Хватит, Фостер.        — Это всё не твоя вина. Ни тогда, в Северной Ирландии, ни сейчас, — повторила она, на этот раз нежно. — И я буду продолжать говорить это, пока ты сам в это не поверишь.