Вчера закончилась весна...

Когда над головой его сомкнулись густые кроны высоких деревьев, Вильгельм как будто бы очнулся. Песня леса понемногу стихала в его ушах и он огляделся, пытаясь понять, что забыл в этой чаще. Впрочем, он всегда верил, что подобное неслучайно. Что-то ведь должно было произойти. Не зря он направился именно сюда, не зря ноги несли его сами собой. Он осторожно ступал по зелёной траве, положив руку на кобуру с пистолетом. Никаких посторонних звуков не было слышно — только птицы щебетали о чем-то своем и шелест листьев раздражал полковника. Разумеется, он знал о партизанах, подозревал, что они неподалеку, а может быть даже совсем рядом, караулят его. При этой мысли Лангсдорф развернулся, с подозрением поглядев на густые заросли. В них ничего не шевельнулось. Что ж, быть может, он ошибся? Всего лишь ошибся и лучше будет вернуться обратно, в город, в свою пустую квартиру? Тряхнув головой, офицер пошёл дальше. Солнечный свет мягко струился сквозь бреши изумрудной крыши. В лицо дул прохладный ветерок, но в форме было жарковато. Полковник расстегнул несколько пуговиц. Ему думалось, что вдали от сослуживцев и подчинённых это будет уместно и очень кстати. Не хотелось оставаться в одиночестве в лесу, который кишит партизанами, но он просто не мог справиться с внезапно проснувшимся любопытством. Вспомнив о монотонной песне листвы, которая раздавалась, легкой мелодией струилась через него, когда он стоял там, на тропе перед мрачноватой стеной деревьев, Вильгельм с трудом отогнал от себя странную и глупую мысль о том, что судьба привела его сюда. Пока неясно зачем, однако он обязан это узнать. Если снаружи чаща казалась враждебной, дупла на стволах были подобны злым глазам, следящим за врагом, то внутри он был… Прекрасен. Да, именно это слово нужно было употребить, когда говоришь об этом месте. Здесь слабо пахло сыростью земли от недавно прошедшего дождя и странной сладковатой гнилью. Нет, не вонь мертвого тела, а что-то иное. Отдельные места на травяном ковре освещались солнцем и они были похожи на чудесные островки в шумящем море. — Вот почему русские так стремятся защитить свою землю, — хмыкнул Вильгельм. Острые зоркие глаза его уловили движение на ветках. Он потянулся было к оружию, но понял, что нарушителем спокойствия являлась обыкновенная рыженькая белочка. Она сидела на небольшом пенёчке и следила за ним, держа что-то в лапках. Полковник уставился на неё. И всё же несмотря на тишину что-то тут было не так. Ещё немного понаблюдав за зверем, Вильгельм остановился на середине полянки, обдумывая свои дальнейшие действия. Углубляться в лес нельзя, иначе там он быстро встретится с партизанами, которые задавят его численным превосходством. Да и патронов в оружии у него немного. Он может убить даже десятерых при достаточной сноровке, но шансы на это ничтожны, ведь его пристрелят гораздо раньше. Неизвестна численность партизан, неизвестно местонахождение их лагеря. Логика позволяла предположить, что они укрываются в самой середине леса, но это могла бы быть и противоположная окраина, да и вообще где угодно. Может быть, они и вовсе перемещаются, нигде надолго не задерживаясь. Если с ними нет такого балласта как женщины, дети, старики и больные, они вполне на это способны. «В Берлине гораздо лучше, чем здесь, — зло подумал Лангсдорф. — Никто не знает, как долго будет длиться эта война, но даже я соскучился по нашей столице. Надо же, а мне казалось, что я уже ни по чему не буду скучать. Мне казалось, что во мне всё умерло. Впрочем…» — Эй, ты. Он мигом обернулся на голос и выхватил пистолет, однако не выстрелил. Разумеется, как он мог не узнать. Как он, погрузившись в водоворот своих мыслей, мог не заметить крадущуюся тонкую фигурку, а уж теперь, когда она стояла перед ним, Вильгельм окончательно в этом убедился. Наташа, как и он, не выпускала оружия и даже не думала направить его куда-то в сторону. Дуло смотрело прямо на полковника. Но и он оставил свой пистолет, не кладя его в кобуру. Двое людей стояли друг против друга. У каждого из них были равные шансы и равные возможности. — Наташа, — Лангсдорф холодно улыбнулся. — Рад, чрезвычайно рад тебя видеть. Видишь? Я вновь на ногах и то, что ты тогда прострелила мне оба бедра, никак мне сильно не повредило. — Ты ещё прихрамываешь слегка, — фыркнула она. — Я следила за тобой от самого начала леса. — Неужели? — Да. Я хочу разорвать сделку. — Увы, тогда мне придётся убить тебя. В глазах её не появилось и малейшей искры страха или отчаяния, смешанного с ужасом, какие бывают, когда человек попадает в ловушку. Нет. Девушка была удивительно спокойна. Зато Вильгельм понемногу начинал чувствовать себя некомфортно. Да, они целятся друг в друга и могут умереть здесь вдвоем, вместе. Но ему ещё хотелось жить, а эта девчонка мало что для него значила. Разве что была похожа на его мертвую жену, которую он сам и отравил. Ничего более. — А ты не боишься, что это сделаю я? — спросила Наташа. — Я так не думаю, — поморщился полковник. — Тебе меня жалко. — Верно, — она стала медленно приближаться. — Если бы мне не было тебя жалко, ещё тогда у камер в твоей голове была вот такая дыра. — И какова же вероятность получения её сейчас? — Я бы не советовала тебе задавать такие вопросы. Повторяю, я хочу разорвать нашу сделку. Наташа была похожа на волчицу, грозную и в то же время нерешительную. Да, ей хватит храбрости, чтобы спустить курок, но тогда и она тоже погибнет. — Разорвать старую и заключить новую? — приподнял бровь Вильгельм. — Ты жадный, — невесело усмехнулась она. — И тем более не в том положении, чтобы чего-то требовать. Ты на мушке. — Возможно. Но немецкие солдаты вторгнутся в лес через час или около того, найдут ваш партизанский лагерь и всех уничтожат. А тех, кто выживет, отправят в концлагеря, трудиться на благо Рейха. — К черту твой Рейх. Вот теперь она была испугана. Испугана и насторожена его словами о надвигающемся рейде. Она даже не задумалась, правда ли это — лишь уставилась на него своими серо-голубыми глазами, а рука, в которой она держала пистолет, заметно подрагивала, готовая опуститься. В случае с ней Вильгельм знал, на что нужно надавить, чтобы человек потерял контроль над мыслями. Сейчас Наташа мучительно долго думала, как убить двух зайцев одним выстрелом, но у неё это получалось с трудом. А лес шумел угрожающе над их головами, точно предчувствовал близкую схватку. — Авиация? — спросила она, а палец её вновь лег на курок. — Сколько вас будет? Отвечай! — Увы, у твоего командира уже наверняка имеется пленный. Пусть он вам всё и скажет. — Я дам тебе всё что хочешь. — Думаешь, меня можно подкупить? Она сорвалась с места и побежала, скрываясь в зелени кустов, однако это не помешало Вильгельму выстрелить. И он попал — раздался короткий вскрик и фигура в болотной форме упала на колени. Лангсдорф явственно видел расплывающееся красное пятно у неё в районе живота. Наташа не могла подняться, собственное оружие вылетело из её рук, но она не сдавалась, продолжая ползти прочь. Полковник направил на неё пистолет. Вторая пуля задела её предплечье, третья прошла всего в нескольких сантиметрах от головы, а четвертая ударила по неестественно вывернувшейся кисти. Она кричала от боли и ненависти. Если бы могла, она бы разодрала себе ногтями кожу на лице. Но Наташа смотрела, как рубиновые капли усеивают траву вокруг неё. «Будучи раненной, она не доберется до своих, — подумал Вильгельм. — Что ж, это хорошо.» — Сделка в силе, — его улыбка оставалась острой и резала не хуже любого ножа. — Если выживешь, конечно… Он достал папироску, закурил, и, смерив её презрительным взглядом, ушёл по той тропе, которая привела его в лес. *** — Так что мы сделаем с пленным? — спросил Мастер. Они втроем — Иван, он и полковник Белов, — сидели грубо сколоченным столом, наблюдая как жизнь потихоньку продолжается в лагере, течет тонкой струйкой в виде баб с ведрами, отдыхающих раненых на свежем воздухе, играющих мальчишек и многих других. Группа солдат ушла несколько часов назад на операцию по подрыву состава, двигавшегося до железной дороге. Пока никто из них не возвращался, но оно и понятно — сам состав должен быть только пойти вскоре, а они подготавливали взрывное устройство, убирали патрулирующих пути полицаев и делали другие мелкие вещи, которые способствовали бы успешному выполнению задания. Ивана вместе с ними Белов не отпустил, заявив что не будет рисковать своим неофициальным заместителем. Да, пусть Брагинский оставался старшиной, но полковник уже видел в нём офицера, хоть «офицер» своё звание принимать и не желал. — Подождем, может, расколется, — пожал плечами Вячеслав Андреевич. — Хотя нам за пленным двигаться надо, да беда — фрицы лес окружили. Разведчики доносят, что некоторые отряды уже прочесывают границы. Если они расхрабрятся и полезут в центр… — Да не полезут, — нахмурился Иван и цокнул языком. — Надо обход искать. Группками маленькими выходить, в обход патрулей. — Эка у тебя всё просто, — заворчал Мастер. — А нас чего, на погибель оставите? У меня всех мужиков не хватит, чтобы фашистов перестрелять. А если и перестреляю, так из города новая партия прибудет. — Но и мы не можем с собой детей и баб тащить. Товарищ полковник, что скажете? Белов некоторое время смотрел на карту, расстеленную перед ним На лице его читалось огромное напряжение. Он водил пальцами по обозначенному пути, по ближайшим поселениям и только сильнее хмурил кустистые брови, отчего обожженная некогда сторона его лица безобразно кривилась. — Уходить надо всем, — решил он. — А каким путем… Вот это уже проблема. Андрюха, а есть тут поблизости ещё отряды? — Не-е-ет, — протянул тот с огорчением, куря и пуская колечки дыма в воздух, — кроме нас, кажись, никого. Перебили их, или, быть может, сами ушли. Тут же в начале захвата Беларуси сопротивление ого-го какое было! Самое большое партизанское движение… А потом — кого поймали и расстреляли, кого отправили в Германию, кто сам к врагу переметнулся. Разные у всех судьбы. — Жаль, — вздохнул Белов. — Я думал, товарищи нам помогут. — Ну, городские-то, может, и помогли бы, да только боятся — фашистская власть там крепко сидит, и согнать её не так-то просто. Ещё в Управу отведут или чего похуже. У большого костра зазвучала старая гармонь. Инструмент притащил кто-то из местных, а играл на нём знакомый Ивану солдат из отряда. Ловкими пальцами он нажимал на кнопки и играл он рыбацкую польку, сначала медленно-медленно, а затем всё быстрее и быстрее, а товарищи, собравшись около, подбадривали его хлопаньем. Кто-то пригласил свободных девиц на танец. Иван со слабым интересом наблюдал за кружащимися парами, думая, не наведаться ли к Людвигу. Немец сидел вдалеке, привязанный к дереву. — Только и остается, что плясать, — сплюнул Белов. — Кстати, Брагинский, а куда это твоя сестра подевалась? — Убежала куда-то, — пожал тот плечами. — Вернется, не переживайте. — В общем, я предлагаю группами уходить, — сказал полковник. — Нам, Мастер, вглубь Беларуси надо. Мы у предателя на хвосте сидим. А вам надо через границу со своими перейти и в Москву. Там сейчас безопасно, мы за неё бились в прошлом году. Далеко немцев отбросили, вас не тронут. — Москва так Москва, — махнул рукой тот. — Но вы тоже осторожнее будьте. К Минску ни ногой — вокруг него вся территория кишит фрицами, они проверяют документы и всё такое прочее. Там вам не пройти. Эх, что б придумать для вас… А, есть мыслишка! Топать вам надо к моему другу закадычному, Семёну Поддубному. Живет он в селе, Чериков называется. Чтобы от Кричева к нему добраться, надо идти по реке. Здесь Сож заворачивает немного, а дальше течет почти по прямой, так что село вы не пропустите. Немцы любят, правда, рыбу в нём ловить, так что на берегу не слишком-то показывайтесь. Семена легко узнать — бородатый такой дядька сбольшими ушами, острый на язык, часто ругается. Он вам может ещё до села, кстати, попасться — иногда, если везёт продавать что-нибудь на рынок, стоит в «пробке» на деревенской дороге. Тут-то вы его точно не пропустите. Крикливый такой, всё время черта поминает. — Ого, — фыркнул Иван. — Ну и знакомые у тебя. — Что поделать. Если уж ты — мастер на все руки, с кем только ни приходится знакомиться. А у него ещё работа нервная, об этом тоже подумать стоит. Бедный мужик. — Семён Поддубный, — полковник попытался запомнить это имя. — Хорошо. Выйдем завтра же, может, на день задержимся. Они ещё говорили о чем-то, совещались, когда вдруг из-за деревьев показался отряд, отправленный для подрыва вражеского состава на железной дороге. Троица обернулась к ним, народ, занятый своими делами, с любопытством взглянул на отряд. Они все были целы и никто не погиб, однако глаза Ивана вдруг задержались на тех, кто стоял позади. Они волокли что-то за собой… Первым вскочил полковник, следом за ним Брагинский и Мастер. На самодельных носилках бойцы несли Наташу. Одна рука её свесилась вниз, форма была в крови, глаза закрыты, однако грудь ещё вздымалась, говоря о том что девушка ещё жива. — Что с ней? — Белов ринулся к ним. Иван был быстрее. Он опустился на колени рядом с телом и внимательно осмотрел раны. — Это точно немцы, — сказал он. — Тот самый офицер, что взял нас в плен… А вы чего встали как столбы?! Бабы, к которым он обращался, уставились на него точно бараны на новые ворота. — Несите её в землянку и помогите ей! «Сколько крови она потеряла? — лихорадочно думал он, помогая женщинам. — Литр? У неё три или две раны, причем одна из них довольно серьезная, а Наташа — единственный хороший медик в отряде. Кто будет её оперировать?!» Если она не умирала, то была близка к этому как никогда — побледневшее лицо как у мертвеца, слабо шевелящиеся губы, здоровая и не простреленная рука слабо скребла ногтями по груди, как будто она задыхалась. — Вот же черт, — сказал Белов, подходя к нему. — На кого она наткнулась? — На фрицев, конечно, — сплюнул Мастер. — И чего пошла одна? В ней же пули три-четыре. — Всё будет нормально, — полковник нахмурился. — Но мне всё равно это не нравится. Вдруг нас тоже на выходе из леса подстрелят? — Никто не подстрелит, — процедил сквозь зубы Иван. — Я сам их подстрелю. С того момента лес перестал казаться ему приветливым и светлым. Нет, он отнюдь не был таким. Может быть, притворялся, однако им, советским солдатам, он был таким же врагом, как и фашистам. Этот лес следил за ними пристально, угрожающе шелестел листьями, а за каждым кустом мог прятаться враг. Даже сейчас они не знали, есть ли в лагере ещё кто-то кроме них. Сегодня они подстрелили и едва не убили Наташу, а завтра расстреляют всех. И Андрея Мастера, и его женщин, детей, боеспособных мужчин. Да, они могут обороняться, но разве против самолетов, разве против бомб можно защищаться их немногочисленными силами? Иван шёл вперёд, однако чувствовал, как у него подкашиваются ноги. Гармонь зазвучала снова и всё как будто бы вернулось на свои места, но он не мог сказать это точно. Он видел перед собой лицо немецкого офицера, наверняка того самого Вильгельма, который пытал их с сестрой в первую встречу. Это он пытался убить Наташу. Конечно, стрелять в неё мог кто угодно, как многие бы подумали. А Брагинский ощущал это каждой клеточкой своего тела. И он глубоко сожалел о том, что не прикончил его ещё тогда, выбравшись из своего заточения. *** — Я не понимаю, как это могло произойти, — Грета нервно постукивала пальцами по столу. — Кто мог сделать такое? Мы прочесывали все окрестности, но партизан не нашли. И тем не менее, генералу продолжают докладывать о том, что на наших диверсантов совершаются атаки. — Конечно, — фыркнул Шварц. — Русские жестоки с предателями. У него был такой вид, точно произошедшее ни чуточку его не взволновало. Он сидел на диване и задумчиво глядел на старинные шкафы с книгами. — Это был не простой предатель! — взъярилась шпионка. — Если его найдут раньше, чем мы, это будет провалом миссии. Он должен был давно оказаться здесь. — Как видишь, бывают исключения, — развел руками майор. — Нам нужно всего-то ждать ворох свежих новостей, Грета, и я не думаю что они и Вильгельму понравятся. — Он уж точно будет рвать и метать, я знаю. Однако мне не для этого пришлось с ним помириться. Она прошла за свой стол и принялась копаться в ящиках, открывая папки и роясь в них в поисках неизвестно чего. Грете не нравилось, когда что-то шло не по её плану. Не по её плану Лангсдорф оказался ранен русской девчонкой. Она солгала ему, сказав что фотографии уничтожены. Грета ожидала, что он ей не поверит, однако как ни странно полковник ни о чем не расспрашивал. Важные улики теперь были надежно спрятаны, там, где бы Вильгельму не пришло в голову искать. Да, она была хорошей актрисой, но прощать его за эти три года шпионка не собиралась. Она намеревалась мстить до конца. — А для чего же? — поинтересовался майор. — Чтобы у него было меньше подозрений относительно меня, — хитро улыбнулась Грета. — Птичка готовится вылететь и начирикать на ушко кому следует. — То есть самому генералу? Шварц усмехнулся и с двойной жадностью принялся за выставленные перед ним угощения. — Почему бы и нет? — приподняла она бровь. — Ах, Иоганн, ты не представляешь как мне порой приятно вспоминать старые обиды. Я мщу, и месть моя сладка как ничто другое. Моя мать всегда говорила мне, что нельзя ничего забывать. — Такие пустяки как не выход замуж забывать вполне можно. — Я хочу, чтобы Вильгельму было так же плохо, как и мне, — прошептала она. — Я не видела его плачущим с тех пор, как умерла его жена. А затем он вдруг возомнил себя сильнейшим, и решил, что меня можно обыграть. — Навряд ли. Грета, ты развита во всем — ты интриганка, неплохо держишь оружие, и отлично сыграешь любые эмоции. Вот почему ты здесь и вот почему тебя считают одно из лучших шпионов. — Да, это действительно так. Вдвоем они ждали возвращения Лангсдорфа, чтобы сообщить ему крайне неприятные новости. Конечно, сначала они должны были явиться с ними прямиком к генералу Гальдеру, однако кто сказал, что нельзя утаить некоторые сведения на время? Тем более что судя по его переговорам с Фюрером, тот был крайне недоволен им. Это означало скорую смену начальника. Гальдер постепенно терял контроль над ситуацией и все это ясно видели. — И всё же мы всё равно просчитались, — не выдержала она. — Диверсанта, заброшенного в тыл, мог убить кто угодно. — Но мы должны получить то, что он нёс. А как это сделать, если вещь захвачена? Я подозреваю, что к этому причастен отряд, который послали за ним в погоню. — Не только он его искал. Русские привлекли к этому свои службы. Они прочёсывают границы и из-за этого многие агенты не возвращаются. Следует переждать и выбрать удобный момент, когда буря прекратится. В этот момент дверь открылась и вошёл полковник. Вид у него был отчего-то довольный. — Какие новости? — спросил он, усмехаясь. — Бумаги доставлены? Генерал хочет получить отчет об этом. Грета взглянула на него холодно и хмуро: — Предатель из русского отряда убит. Документов при теле не было. Вильгельм некоторое время молчал. — А рация? — спросил он. — Рация при нём была? Женщина кивком указала на стол. На нём лежали вываленные из мешка обломки безнадежно сломанного прибора.