Вчера закончилась весна...

На следующий день складывали лагерь. Белов раздавал указания, нервно поправлял на голове фуражку и иногда забегал в землянку, где женщины, знавшие хоть что-нибудь о медицине, боролись за жизнь Наташи. Уходить надо было немедленно и это было ясно всем. Они тушили костры, запасались собранными в лесу ягодами и связывали имущество в узелки. Иван сидел на бревне и безучастно смотрел на всю эту суету, в то время как ему надоело сидеть в стороне и захотелось, наконец, снова вступить в бой. Белов это, однако, категорически запретил, аргументируя тем, что бойцов не так уж и много, и если фашисты отправят большой отряд на зачистку местности, плохо придется всем. Прибывавшие один за другим разведчики рассказывали о том, что немцы расслабились. Охраняя границы леса, они, вероятнее всего, посчитали что всю грязную работу за них сделает авиация, разбомбив чащу, поэтому спокойно себе купались в Соже, удили рыбу и валялись на песчаных берегах. Полковник и Мастер посчитали это хорошим знаком и дали распоряжение готовиться к переходу. — Они не ожидают, что мы пойдем сегодня, — Белов потирал руки. — Когда угодно, но не сегодня. Замечательно! Значит, слушай меня, бойцы. Группа один и два — идёте на запад. Группа три и четыре — на вас ложится ответственность за раненную, вам и человек больше. Группа пять — ваша задача сопроводить Мастера и его людей к границе. Сделайте это быстро и следуйте по реке, на юг. Мы вас встретим на берегу. При обнаружении противника скрывайтесь. Если не представляется возможность, защищайтесь, но группу мирных к границе доставить, и чтобы ни одного дезертира! Если появится такой — стрелять в спину! Всем ясно? — Да, товарищ полковник! — А что сделаем мы, товарищ командир? — спросил Иван. — Группа шесть — это мы, Брагинский. Мы удерживаем точку до тех пор, пока все не уйдут. Ребята вернулись из города, говорят, что сюда нагрянут полицаи через несколько часов. Нужно обеспечить другим достойное прикрытие. Иван предпочел бы оставаться рядом с Наташей, ведь он — её брат. Но вместе с ним в группе шесть оставался ещё и Петька. Как здесь не разорваться между двумя — твоим названным сыном и твоей родной сестрой? Он думал над этим, сидя у последнего горящего костра. Он видел, как гражданские, бабы и детишки, в жизни не бравшие оружия, бояться уходить. Этот лагерь хотя бы надежно укрывал их от фрицев, а идти по совершенно незнакомому месту, опасаясь встречи с врагом — то ещё дельце. Медикаменты и припасы делили между собой. Белов подгонял всех, потому что отряд из города должен был вот-вот начать наступление на лес. Солдаты ставили растяжки и занимали позиции, раскладывая вокруг себя гранаты. Велика была вероятность того, что кто-то из них сегодня погибнет, но никто не возражал Белову. Некоторые с жалостью смотрели на маленьких мальчишек. Мальчишек, переживших холодную и голодную зиму. Бойцы любили наблюдать за детьми и играть с ними, потому что дети были ещё одной их отрадой из немногих, какие есть на войне. Когда-нибудь песни на привале надоедают, как и гармонь, и хочется только одного — сжать маленькую ручку и посмотреть в заплаканные глаза, большие как блюдечки. Эти дети лишились отцов, а может быть и всей семьи. Им помощь была нужна не меньше, чем отряду Белова, оказавшемуся на вражеской территории. — Семён — один из бывших партизан, — объяснял полковнику между тем Мастер. — Ну как бывших… Тайно действующих, во. Через его дом много солдатиков прошло, ко всему прочему за одним немецким офицером там должок перед Поддубным, так что если кого и поймают, можно фрицу об этом и напомнить. Там иногда, знаешь ли, люди шибко честные попадаются — женщину убить не могут, ребёнка, всё такое прочее. Немцы их слабаками зовут, а мы, вот, чувствуем, что не по своей воле они воевать пошли. Жалко, да что поделать. — А ты уверен, что Семёну твоему доверять можно? — Мы друзья с детства, командир. Семён многих фашистов к праотцам отправил, прежде чем ему руки скрутили и пригрозили дочерей его забрать. Сам знаешь на что. Ну, присядем на дорожку… Белов и офицеры уселись на брёвнах. Кто-то закурил, кто-то мрачно смотрел в сероватое небо, которое затянули тучи. Проверяли оружие, заметали следы недавнего прибывания, организовывали ловушки. Пусть полицаи и фрицы, перед тем как напасть, ещё помучаются. Полковник приказал не жалеть боеприпасов. Перед тем, как прощаться с Мастером, он сам обошёл ещё раз лагерь, осмотрел «сюрпризы» для немцев и усмехнулся чему-то своему. — Удачи тебе, полковник, — сказал Мастер. — Выполните своё задание и возвращайтесь обратно. Я в Москве обустроюсь, приглашу вас на чай к себе. — До победы навряд ли мы там будем, — грустно улыбнулся Белов. — Но потом уже обязательно. Адресок свой, главное, напиши. А то как же мы найдем тебя потом? — Найдете, — засмеялся тот. — Мастера найти нетрудно. Ну что, прощаемся? Спасибо, что охраняли нас. Мне-то жизнь уже не слишком дорога, а вот детишки… — Понимаю. Эх, бывай. Напоследок они крепко обнялись и хлопнули друг друга по плечу. Группа пять выстроилась перед командиром и Белов дал им последние наставления и инструкции, после чего стали группироваться вокруг мирных людей, чтобы не осталось ни одной бреши, сквозь которую могла пройти фашистская пуля. Группа три и четыре, подняв носилки, на которых лежала Наташа, так же получили особые объяснения и приказы. Им предстояло идти почти что по берегу Сожа, чтобы полицаи в лесу не могли их найти. Но там, где не было полицаев, были немцы. Эти группы были самыми многочисленными, следовательно, самыми боеспособными, но к сожалению, самыми заметными и медлительными. И медлительность им на руку никак не играла. Группа один и два должны были обеспечивать спокойствие, на случай если фрицы задумают ударить с запада. Оставалась группа шесть — та, что остается в лагере прикрывать. Малочисленная и с самой тяжелой целью. — Итак, бойцы… — начал полковник. Однако он не успел закончить, потому что пуля свистнула прямо у его уха, и командир инстинктивно упал на лесной ковер из травы и иголок. Свистнула вторая — и солдат, сидевший рядом с Иваном и куривший, откинулся назад. Во лбу у него была аккуратная дырочка. — Снайпер! — крикнул кто-то. — Уходите! — рявкнул Белов. Увы, они сделали это слишком поздно. Как только люди начали выскакивать из-за своих укрытий, по ним непременно открывали огонь. Бойцы сгруппировались вокруг Андрея Мастера и ещё нескольких человек. Человек с винтовкой прятался за широким стволом дуба и Иван, прицелившись, снял его с точки, с удовлетворением полюбовавшись, как он, раскинув руки в стороны, упал. Солдаты, оставшиеся в лагере, встали стеной, укрывая уходящих мирных людей и сослуживцев, несших раненную Наташу. О, за неё Иван боялся больше всего. Перекатившись к другому дереву, он открыл огонь по приближающимся полицаям. Ухо давным-давно отвыкло звуков выстрелов и резало при каждом из них. У него дрожали руки, Брагинский всё время оглядывался на сестру, лежащую на носилках. Ведь её могли в любой момент задеть. Осознав, какая опасность ей грозит, он с криком рванулся вперёд. Маленькие пальцы Петьки мазнули по его запястью, пытаясь остановить. Полковник упал ничком, уходя от очередной пули. Где-то рядом пролетела граната и, взорвавшись, осыпала его градом из комьев земли и камней. Из-за корявого пня высунулся немецкий солдат и дал короткую очередь, которая впрочем прошила воздух, а пули вошли в кору дерева, за которым укрылся Иван, чтобы перезарядить оружие. — Товарищ полковник, там ещё один.! — голос у него вдруг пропал, в горле появилась боль и Брагинский рухнул на траву, продолжая ползти вперёд. Сослуживцы рвались к нему, чтобы помочь, однако им не давали приблизиться. Грохот звучал там и тут, вдалеке Ивану, на миг оглохшему от взрыва, померещился детский плач. Он оглянулся и увидел девочку, сидящую рядом с убитой матерью. Ребёнок тоже был ранен, но она без конца звала мертвую женщину, а солдат, тянувший малютку за собой, не мог заставить её бросить тело. По другую сторону от него деревенские мужики с трофейными карабинами вырвались из строя, быстро покидавшего лес, и вернулись назад, к прикрывающим. Это была какая-никакая, однако помощь. — Дядя Ваня, есть! — над головой Брагинского чиркнула пуля и попала прямо в грудь немецкого солдата, показавшегося из-за дерева и уже намеревавшегося пристрелить отвлекшегося Ивана. Петька победно вздернул руку и быстро сменил позицию. — Sie haben ein Kind*! — завопил кто-то из фрицев. — Ну нет, больше ты моего сына не ранишь! — рыкнул старшина и, выйдя из укрытия, открыл огонь по врагу. — Берегись! И снова Петька выручил его. Метко стреляет! Мальчишка залез на пригорок, где стоял самодельный стол и пара пеньков, и бил фашистов сверху, прицеливаясь не слишком долго, однако и не промахиваясь. — Отходим, отходим! — рявкнул полковник. — Рано ещё, товарищ командир! В этот миг, над головами их раздался какой-то шум. Сначала тихий-тихий, но приближающийся с каждой секундой. Выстрелы прекратились. Иван оглянулся на Белова. Тот с обморочным видом поднял глаза к небу. Так гудел винт самолёта… — Назад! Назад!!! Поздно. Громкий свист едва ли не заставлял перепонки лопаться. Иван, не понявший в первые секунды всего ужаса, стоял на месте, когда его схватили за руку и куда-то потащили. Он упал на колени, однако его продолжали тащить, тащить прочь, а он ещё пытался стрелять врагам в спину. Они тоже бежали, прикрывая головы руками… Сапоги Ивана пропахали настоящую борозду, его не отпускали. — А, твою мать! Товарищ командир, там полно «Юнкерсов»! Взрывают, взрывают!!! — К реке! Лохнин, не бросай его! — Товарищ полковник, всем конец! Сейчас… Свист приближался. Краем глаза Брагиснкий заметил, что мирные уже давно скрылись из леса. Группа пять должна выполнить свою задачу. — Группа один и два под огнём! — Дайте им уйти! «Юнкерсы»… Кажется, это немецкие самолёты. — Сейчас снова сбросят! Товарищ командир, уходим! Иван рванулся из чужих рук и посмотрел вверх. Он видел, как над деревьями, пугая птиц, пролетали знакомые самолёты с вермахтовским крестом… *** По-настоящему он пришёл в себя, только когда глазам его открылась Сож, не спеша текущая куда-то на юг. Солнечные лучи падали на её воды и раскалывали их, отчего река казалась то золотистой, то голубой. Но на ней не было ни лодок, ни чего-либо другого. Берег, по которому они шли, был не песчаным, а потому густо зарос какими-то травами. Они шли, стремясь поскорее оставить позади местность, которую бомбили самолеты немцев. — Остается надеяться, что мы достаточно сократили их число, — произнес полковник. Он стирал с лица грязь и кровь из небольшой раны у него над бровью. — Подонки! Мы оставили там лучших бойцов… — Дядя Слава, — произнес Петр, — а наши… Они Наташку донесут? — Стоит надеяться на это, — он пожал плечами с горьким видом. — Прячась от пуль, я отбил себе все ноги и сейчас едва иду, но не теряю надежды. — Так что, будем держаться реки? — спросил Иван. — Думаю, да, — полковник остановился и поглядел на противоположный берег. — Самолеты ещё будут летать там, но, сдается мне, что нас они потеряли. Это хорошо. Рюкзаки мы взяли, остальные знают что надо делать. — Снова переодеваться? — с неохотой протянул старшина. — А куда нам деться? — развел руками Белов с негодующим видом. — Вся Беларусь под немцами, стоит нам в таком виде выйти — и всё. Так что если уж и выйдем на дорогу, которая ведёт в Чериков, придётся нам другими людьми представиться. Они долго шли, то и дело моча сапоги в воде, или скрываясь, как только слышали что-то подозрительное. Лодок никаких не проплывало, однако порой с другого берега раздавались крики на немецком, какие-то выстрелы и странные всплески. Иван помолился о том, что с группой, несшей Наташу, ничего не случилось. Он не верил в Бога, но на войне начнешь верить во что угодно. Даже в человека на небесах. Ведь она не могла умереть так рано. Даже толком не пожив, ничего не увидев. Для него она оставалась маленькой девочкой, которую он хотел защищать всегда, пока хватит сил. Она сделала много всего и она заслуживает, чтобы её помнили. Она поняла что такое жизнь на войне, но кроме этого ей нужно узнать много всего остального. А как Наташа сделает это, если погибнет? Иван предпочел бы об этом не догадываться. В пути они всё-таки смогли немного ополоснуться в реке. Раздевшись, солдаты входили в реку, обтирали себя песком, стараясь убрать въевшуюся в кожу грязь. У многих руки были покрыты настоящей коричневой коркой. Конечно, все без исключения предпочли бы баню с мылом, однако выбирать не приходилось. Вода в реке, несмотря на лето, была холодной и они, продрогшие до костей, быстро закончили водные процедуры. Надевать грязные гимнастерки не было совершенно никакого желания, а впереди была дорога, поэтому они переоделись в гражданскую одежду. Рюкзаки никто не решался оставить, даже прятать не решались, а с оружием расставаться тем более не хотелось, потому решили, что кто-то останется в лесу и подождет остальных до тех пор, пока они не вернутся с Семёном или не встретят группу. — Если из них кто-то живой вообще остался, — буркнул Иван. — Типун тебе на язык, — нахмурился полковник. — Значит так, выйдем на дорогу. Отныне я для вас буду батей, а вы — мои сыновья. Многовато, но ничего. Никто особо и не посмотрит. Остальные наши вещи поберегут. Удачи, ребята. Попытайтесь наших найти — живыми или мертвыми. Покончив с приготовлениями, они снова углубились в чащу, уже отдаляясь от берега. Земля здесь была потверже, чем там, потому идти было легче. Полковник постоянно проверял местность на наличие ловушек и всё время глядел в небо. Те «Юнкерсы» здорово их напугали. В лесу было душно и жарко, и даже ветерок от реки не слишком-то спасал. Иван обнаружил чьи-то следы и остановился, чтобы рассмотреть их. — Товарищ полковник, — позвал он Белова. Тот заинтересованно обернулся. Иван пошёл по следам. Они заворачивали, петляли то туда, то сюда, между деревьев. Смазанные, как будто человек бежал. Это было странным. Вся группа тоже пошла за ним и вскоре Брагинский обнаружил того, кто оставил отпечатки кирзовых сапог. Прислонившись к стволу дуба, словно отдыхая, перед ним лежало тело. Грудь раскурочена пулями, судя по всему, убит боец был чем-то скорострельным. От него уже разило смрадом, труп распух, а земля вокруг кишела личинками. Лица его практически нельзя было узнать. Но Белов, прищурившись, ахнул. — Это Спицын, — тяжело сказал он. — Предатель? — раздались за его спиной беспокойные голоса. — Он мертв, — заключил старшина. — И пролежал тут, похоже, дня три или четыре. Ну и вонь, товарищ полковник, давайте отойдем… — При нём должна быть рация и документы, — сказал он. — Но он пуст. Куда всё делось? — Очень странно. — Странно?! Мы проваливаем операцию, Брагинский! Кто-то забрал документы и рацию! — Это немцы, точно! — Нет, они своих агентов так просто не убивают. Он бежал от убийцы, значит, это был кто-то незнакомый ему. Иначе он бы стоял на месте. — Следы ведь показывают, что шаги были спокойными, а только затем он ломанулся в сторону. — Всё равно! — Белов строго взглянул на старшину. — Предателя мы нашли, а вот документы пропали. Катись оно всё! Пнув труп, он приказал было идти дальше, но Иван вдруг вспомнил кое о чем… — Товарищ полковник, — сказал он и голос его дрогнул, — мы… Мы немца, пленного там оставили. Когда бомбили… — И что? — холодно откликнулся тот. — Тебе фрицев жалко стало? Помер наверняка, а если повезло — его свои забрали. Мне без разницы, он нам больше не нужен. Ему не нужен, а внутри Ивана вдруг всё замерло. Если Людвиг погиб, он этого себе никогда не простит. С другой стороны, он сидел вдалеке, у дерева, мог чудом освободиться и… Боже, старшина, вы действительно начинаете верить в чудеса? Но… Этот немец не похож на других. Он не мог просто умереть там. Иван порывался помчаться назад, к разрушенному лагерю, к брошенным землянкам, но еле как подавил этот порыв. Их с Людвигом связала судьба, и если они ещё могут встретиться, то встретятся. Брагинский молился о том, чтобы с Байльшмидтом всё было хорошо и его нашли свои. Ведь не может всё так закончиться! Не может! Они оказались на дороге меньше, чем через час. Шли, как и говорил Мастер, на юг, следя по карте, куда течет Сож. Все молчали, да и говорить было не о чем. В бою, прикрывая уходивших, они потеряли по меньшей мере трёх, а кто ещё погиб… Никто этого не знал. Все думали только о том, чтобы наконец оказаться у Семёна Поддубного, попариться в бане и уснуть в нормальной постели. Видимо, желания бойцов подгоняли их быстрее ветра и вообще чего-либо, потому что вскоре вдалеке показались домишки. Полковник остановился и прищурил глаза. — Затор, — сказал весело Петька, — видимо, из-за фашистов. — Как и говорил Андрей, — протянул Белов. — Помните? Он сказал, что Поддубный часто стоит в «пробках» на въезде в то или иное село. Будем надеяться, что на сей раз он возвращается домой. Ведите себя спокойно и на провокации не поддавайтесь. Идем осторожно. Телег было много, и все нагружены мешками с зерном, где-то клетки с курами, корзины с самым разным содержимым, иногда и целый скарб, принадлежавший людям, которые переезжали на новое место. Народ стоял на месте и очередь продвигалась очень медленно. Кто-то переговаривался с соседями и, заметив нужную вещь, торговался за неё. Некоторые дремали. Лошади стояли на месте, нетерпеливо перебирая копытами и фыркая. Впереди, у въезда в Чериков, располагалась застава — мешки с песком, наложенные друг на друга и пулеметная точка там же. Немцы любят возню с бумажками, а когда есть возможность народ погнобить, они и этого не упускали. — Засада, — нахмурился Белов. — Здесь столько телег, что мы замучаемся его искать. — Не думаю, товарищ полковник, — сказал Иван и навострил уши. — Слышите? Тот некоторое время молчал и вскоре понял, о чем толкует старшина. Над всеми негромкими и робкими голосами поднимался один, недовольный и злобный. По такому сразу ясно, что человек страсть как любит побрюзжать. Чем и занимался здоровый широкоплечий мужик. Волосы у него были темными, но росли по краям огромной проплешины, а ещё он носил солидную такую бороду. Глазки маленькие и такие же недовольные, как, собственно, и голос. Производил он впечатление типичного занятого крестьянина. Сидя на своей телеге и сжимая вожжи, он продолжал ругаться на чем свет стоит и выкрикивать непристойные слова в сторону немецких солдат, как раз проверявших документы у какого-то испуганного маленького старичка. — Я сижу здесь уже три часа, а очередь что-то не кончается! — он громко постучал кулаком по повозке. — Чтоб вас черт побрал, можно ли закончить с этой бюрократией?! — Что-то не похож он на деревенского, — произнес Иван. — Ишь какие словечки употребляет. Бюрократия… — Может, приезжий, — пожал плечами Белов. — Так или иначе, Мастер сказал, что на него можно рассчитывать. — Как будто бы мне не хватило того, что я целый час торговался с тем проходимцем за корзину рыбы! На кой-черт я должен за неё столько платить? Теперь ещё вас ждать, ну что за напасть-то, а, во имя Сталина?! — Его же сейчас пристрелят за такие слова, — сказал Брагинский, наблюдая за мужиком. — Думаю, фрицы просто посчитают, что он на Иосифа Виссарионовича ругается, — хохотнул полковник. Действительно, фашисты, вопреки всему, не обращали совершенно никакого внимания на потенциального крикуна и, видно, ко всему прочему ещё и агитатора. — Немцы… ха! Как будто я их мало повидал на своём веку — все жлобы и сволочи, лезущие на рожон! Думаете, Беларусь захватили и вам ничего не будет? Идите вы все к черту, советские войска вас погонят отсюда! Надо бы переловить всех Гансов вроде вас, связать, и отправить по лагерям, чтобы не мешали честным людям зарабатывать свою монету! — Ого, — только и мог сказать Петр, которого иван держал за руку. — Называете себя освободителями, а между тем я домой не могу проехать. И далеко не впервые! Конечно, ворья тут поубавилось с их приходом, и товар теперь некому стянуть, но если меня в свою деревню не пускают, я хочу чтобы меня кто-нибудь ограбил. Иван покачал головой. Он в который раз убеждался, что у Мастера далеко не лучшие знакомые. Полковник, ничего и никого не опасаясь, знаком приказал им следовать за ним. Он шёл прямо к телеге, на которой сидел Семён. Мужику, видимо, нравилось орать не только потому, что он был самым настоящим брюзгой, но ещё и потому, что тем самым он развлекал народ. Крестьяне смеялись над его издевками и кто-то даже подхватывал. Белов тронул Поддубного за рукав. — Мы от Андрея Мастера, — шепнул он и, поколебавшись, добавил. — Советский отряд под прикрытием. Нам нужно укрытие. Мужик мгновенно прекратил орать. Он прищурил свои глазки, смотря на полковника. — Вы кто, черт вас подери? — шепнул он. — Полковник Вячеслав Андреевич Белов. Выполняю важное задание. Повторяю, нам нужно укрытие. Мне и моему отряду. Семён оглядел их всех. — Кто-то ещё? — спросил он тихо и с проницательным видом. Как только догадался? — Остальные ждут в лесу. У нас раненная. Поддубный некоторое время раздумывал. А затем, слегка отодвинувшись и переставив некоторые мешки, сказал так же тихо: — Залезайте. Вместе в деревню въедем.