Граница
Перси понимает мгновенно, и это лишает любых мыслей. Словно они кончаются одновременно, и впервые Перси не знает, что делать. Смотрит на Аннабет, пока его девушка поднимается с мшистой, приятно прохладной земли, что совсем скоро горящей станет. И в глаза вопрос один: как нам быть, Аннабет? А потом рев тысячиголовый, что вздрагивать заставляет, крупной дрожью ползет вдоль ребер и позвоночника. Переглядываются, крепко обнимая друг друга, шепча на ухо признания, как в последний раз. Он правда последний. А затем грохот первый, взрыв означающий, когда они, с Аннабет, бегут, за руки держась. Тогда кажется, что конец наступит слишком быстро.***
Он подрывается первым, сосредоточившись в одну секунду, и за руку поднимает с земли Мишель, хватает мечи и вручает один ей. А затем берет за руку, сжав покрепче, смотрит прямо ей в глаза виновато, словно это он нападение организовал. Она улыбается, хотя тело в жар бросает, и хочется самостоятельно прихлопнуть богиню, что помешала им. Мишель меньше всего сейчас хочется сражаться — её чувства взаимны; её боль в глазах взаимная; её ненависть взаимная. Это силы придает, словно дух поднимается из пепла сожженных надежд, и девушка бежит с арены рядом с Нико, крепко держа за тёплую руку. Ветер сбивает, пальцами крючковатыми играет по рёбрам, каждое пересчитывает и тянет. Сильно и больно. И горло мгновенно пересыхает, а по лицу капли холодные струятся, заливая глаза, нос и рот. Лагерь содрогается от взрывов, и, словно кровоточащая рана ото всех сторон кричит: Больно-о-о. Перебегают Зефиров ручей, промочив насквозь ноги, от чего кожа тут же покрывается липкими бугорками мурашек, а стопы, кажется, деревенеют, замерзнув. — Мишель! — кричит Нико сбоку, отталкивая рукой в плечо, и воздух, где только что стояла девушка, рассекают пять острых, как бритва, когтей, уже окрашенных в чью-то кровь. Нико замахивается мечом, и Мишель видит монстра: его тело львиное, а на спине два белоснежных крыла, пока человеческие глаза смотрят с желанием разорвать в клочья. Они горят точно, как угли для барбекю. — Сфинкс! — Мишель кричит, когда монстр отбивает первую атаку сына Аида, когтями кольнув его куда-то в бок. Нико морщится, согнувшись едва, и отрубает Сфинксу крыло. Монстр рычит жутко, распадается золотым песком, оставив после себя пронзительный гул в ушах. — Ты ранен, — подбегает к нему, намереваясь осмотреть рану. — Дай посмотреть, — говорит, когда Нико пытается отмахнуться. — Просто царапина. Пошли, времени мало, — хватает за руку, бежит вперёд. Чудища прибывают со всех концов лагеря, тысячами пробираются вперёд, нападая на всё вокруг себя. В центре лагеря, около домиков, разворачивается крупномасштабная бойня, когда Нико и Мишель прибегают. Полукровки, уже изрядно раненые, сражаются с полчищами эмпус и тельхинов, пока циклопы, — выше Тайсона на несколько голов и крупнее него раза в два — кидают горящие камни в здания. Первыми рушатся домики Ареса, почетный домик Артемиды и домик Зевса, откуда выбегает ошалевший, в одних джинсах Джейсон. Наверное, сын Зевса спал, когда начался бой. Нико нападает на тельхина, втыкая лежащий на земле кинжал ему в шею, а другого протыкает насквозь стигийским мечом со спины. Сзади на него нападает эмпуса, коими лагерь по-настоящему кишит, напрыгивает на спину, повалив его на землю и пытается когтями выцарапать Нико глаза. — Эй, разноногая, — эмпуса оборачивается, скалясь и брызжа клубившейся у губ слюной, шипит и рычит, когти направляет точно в грудь Мишель. Выпад мечом отсекает пару прядей волос монстра, и она бежит на дочь Посейдона, поднимая в руке пузырек с гремучей зеленой смесью. Греческий огонь летит аккурат в голову девушке. Грохот взрыва бьёт по перепонкам барабанными, и алый цветок из кровавых брызг окропляет ярко-зеленую траву. Мишель голову поднимает, едва ли разлепляет веки, в песке и грязи, чувствуя, что от ушей тянутся струйки, тёплые и влажные. Пищит в ушах и гудит в голове, лишая любого ориентира, словно в прострацию погружая. Взрывная волна отталкивает её на добрых несколько метров, и Мишель, повернув голову, видит, как один полукровка из домика Афродиты попадает под удар. Его череп раскалывается, как грецкий орех. Тошнота подкатывает вязким комком, когда эмпуса, нисколечко не пострадав, снова бежит на Мишель, выкрикивая что-то о своих ногах. Но добежать не успевает: плоть, точно нож масло, протыкает клинок стигийский, и зловонная пыль золотая кружится в воздухе, оседая на зажмурившуюся в страхе девушку. — Давай, потихоньку, — Нико поднимает Мишель, держа бережно и нежно за руки, пока она сама шатается от взрыва, её оглушившего. — Слышишь меня? Мишель? — Слышу, — бормочет. Язык, как будто к небу прилипает, замирает, а во рту вкус душащей крови. Металлический и горький. — Назад! — кричит истошно, глаза на миг подняв, тянет Нико за собой, забивается вместе с ним за угол домика Деметры, куда как раз два огромных горящих валуна прилетают. Пожар тут же обдает жаром спину, пока комья выдранной земли падают на Нико и Мишель, засыпают клочьями травы горящей, пылью оседая, в нос и пересохшее горло попадает. — Нужно найти остальных, — говорит Нико тихо, хрипя и пытаясь вылезти из-под завала аккуратно. Берет за руку. — Готова? Мишель кивает, и они бегут к Большому Дому. Мишель рубит монстров мечем, не выпуская руки сына Аида, спотыкаясь и перепрыгивая валяющиеся тела в крови и пыли золотой. Тошнота вьется кислым внутри, а адреналин это чувство только усиливает. В какой-то момент, в голову Нико прилетает кулак, и он падает наземь, таща за собой Мишель тоже. Он морщится, хрипло кашляет, кровь сплевывая от разбитой губы. На скуле кровоточит рана. В нос ударяет запах тухлый, и подняв глаза, полукровки видят перед собой давнего знакомого — минотавра, что горящими глазами смотрит прямо на них, копытом землю ковыряет. Нико взмахивает рукой, перед ними дюжина скелетов вылазит, нападая с оружием в руках на монстра. — Бежим, — Мишель подрывается, крепко сцепив руку Нико со своей. Лагерь окружает огонь и грохот камней, что в голове стучит, от стенок отталкиваясь, пищит и разбивает на части, словно фарфор хрупкий. Сердце бьётся громко слишком так, что богиня, наверняка, слышит и ухмыляется. Знает, что страшно Мишель до чёртиков и пятен красных перед глазами. Но она бежит вперёд, рубя монстров направо и налево, раны кровавые получая всё более глубокие. Пыль глаза раздражает сильно — слезятся нещадно, а струйки кровавые, что линиями окутывают её всю, от жара запекаются почти мгновенно, корками и липкими бугорками скукоживая кожу. В воздухе пахнет серой и гарью, легкие, как кислотой обжигают, а Нико же кажется, что попал он в свой самый жуткий кошмар, — Тартар. Меч его в крови и пыли золотой, как песок, оттягивает руку. Мерзкое чувство охватывает желудок, скручивая в узлы, колким холодом обдавая кости, когда впереди показывается Большой Дом, до основания разрушенный, и полсотни чудищ, от которых отбиваются едва стоящие на ногах полукровки. В их числе Джейсон и Аннабет с Перси. Волосы на затылке начинают шевелится, когда Мишель взглядом найти Пайпер не может, — и страх за жизни друзей сковывает конечности до самого мозга костей. Мишель трусит, словно водой ледяной окатывают, хотя вокруг, несмотря на дождь холодный, жар струится, подпаливая волоски на руках. Нико пальцы переплетает, смотрит на неё пытливо и виновато, а Мишель тепло, зарождающееся в солнечном сплетении чувствует, что, словно ихор, течет по венам вместо крови. А затем что-то толкает её и Нико в спину.***
Аннабет не знает, что делать. Мысли хаотично вертятся в голове, словно танцуют, и медленно исчезают, как будто растворяются от дождя кислотного и гари едкой, мгновенно забываются. В голову дельного ничего не приходит — бред один, пока лагерь с каждой секундой всё больше превращается в руины, точно Акрополь Афинский. Чудищ становится только больше, словно с каждым поверженным они раздваиваются и их уже в два раза со знаком «плюс». Аннабет и Перси прибегают тогда, когда циклопы разрушают Большой Дом, разбивая окна и горящими камнями стены снося. А потом греческий огонь взрыв вызывает, и пепел сгоревших книжных страниц ложится на траву, оседая медленно. Дождь не тушит пожар, наоборот — он разгорается всё сильнее, переносится на стоящие рядом деревья, откуда с ужасом бегут дриады. Умирают, когда их деревья превращаются в обугленные полена. Словно в воздухе растворяются. Молнии бьют в самую землю, в миллиметре от Перси и он едва ли успевает отскочить. Именно в такие моменты Аннабет рада, что все полукровки страдают гиперактивностью. — Аннабет, лучше что-то придумать, иначе от нас не останется даже пепла, — произносит Джейсон, резко появившись рядом, отбивая атаку сразу четырех тельхинов. — Мы не сможем долго их сдерживать! — Можешь создать молнию? — делает выпад и спрашивает дочь Афины. На лучшее она сейчас неспособна, хотя и не уверена, что молния — худший вариант. Но, ещё парочка пожаров — и лагерь просто сгорит, не оставив даже следов. — Могу, — Джейсон поднимает руку, сконцентрировавшись на грозовых тучах. Когда молния уже скапливается в его ладони, Аннабет вдруг кричит: — Минотавр! — и это сбивает его с толку. Но молния накаливается, шипит и щёлкает в руке, и Джейсону не остаётся ничего, кроме как выпустить высоковольтную энергию. Молния, синия с перехрустами жёлтого, ударяет позади Нико и Мишель, в самого минотавра, и тот взрывается с оглушительным хлопком. Полукровки падают лицами вперёд, оглушенные почти до потери сознания, но монстров настолько много, что отвлечься никто не может — иначе, смерть. Перси зол до той степени, что руки, скрученные, как крючковатые ветви дерева, с белеющими костяшками и выступающими от напряжения сухожилиями — трещат слегка — и трясутся, а водопроводные трубы Большого Дома начинают гудеть, шумя водой, и Перси волну выпускает сильнейшую, что с ног сбивает прямо к краю Холма тельхинов и эмпус, в водовороте кружа, топя их, и те, в шаре, обращаются пылью. Перси на колени падает, дышит часто — на эту атаку все силы тратит. Словно вены плавятся, как растопленное масло, а голова кружится, обороты набирая вместе с белесыми искрами перед глазами. Вода в трубы затекает обратно, Мишель задев едва, и заглушается, как и не было волны. Они падают на колени, головы склонив отчаянию в слуги, а эхо смеха ликующего отскакивает от стенок головы. Словно в клетке неосязаемой.***
Ей так больно и плохо, что на миг мысль отчаянная и опустошенная проскальзывает: всё кончено. Голова кружится, болит, её простреливает, словно током, и Мишель кричит, когда пытается глаза открыть. Перед ними блики, яркие и ослепляющие, воронкой вертятся, а в ушах — прибоя рев, не иначе. Внутренности, как пружины раскаленные — то тянутся до рези, то скручиваются до боли. Сжимается вся, трусится так, что зуб на зуб не попадает, когда что-то приятное касается лица. «Вода», — думает, морщится, хрипло кашляет, потому что горло, кажется, ножами режут. Так больно. Так отчаянно — там в глубине поселяется, клубнем змей скользких ползёт, вместо крови по венам. Задаёт вопрос: Что случилось? Избитый, как дороги города старого, но правильный донельзя. Затем вопрос второй, что мозг пробивает страхом омерзительным: Где все? Где Нико? Шевелит пальцами холодными, как ледышки. Кажется, на месте всё конечности. Пальцы хрустят, некоторые из них отбиты в кровь, до лиловых отметин, что проявляться начинают, и почти не чувствует их. Ведёт рукой вправо (или это лево?), больно в локтевой кости так, что в носу начинает щекотать, а на глаза наворачиваются слёзы. Кажется, она вывихнула руку. Натыкается на что-то влажное и ещё тёплое. Мишель чувствует, как это «что-то» заполняет разводами линии на ладони, забивается в каждую клеточку кожи. Липкое и неприятное. «Кровь», — эта мысль пробивает её всю дрожавшим страхом, и сердце падает куда-то вниз, и легкие забывают как дышать. — «Чья?», — пульсирует в голове набатом, а потроха, словно наматывают на кулак, и тянут до дикой и невозможной лихорадки в сознании. Глаза застилает пелена из пепла и дождевой воды, они мгновенно начинают щипать, когда Мишель их открыть пытается. Каждая попытка простреливает голову и шею острой болью. А когда открывает, понимает, что по лицу кровь — собственная — течет аккуратными струйками, а особенно крупная капля прочерчивает дорожку от виска до носа. Дождь разводами смывает, а кровавые бусины впитываются в землю. Точно дождь. Нико лежит рядом, его рука всё ещё крепко сжимает её. У него нет видимых повреждений, но на мгновение Мишель кажется, что парень не дышит. Приподнимается, ползет к нему, содрав колени, — тут же противно начинают саднить — переворачивает Нико на спину, доставая из кармана его джинс мешочек с амброзией — всегда его носит. Выучила сына Аида, как облупленного. Руки не слушаются, трясутся, но Мишель удается, нажимая на точки определенные на шее, чтобы глотательный рефлекс сработал, дать ему два кубика. А затем и сама в рот кладет. Холод пробивает до костей, крючковатыми пальцами дотронувшись до внутренностей, но тепло, обжигающие слегка, зарождается в горле и струями течет вниз, даруя прилив сил. Ей всё ещё больно, но боль притупляется, и Мишель тут же в себя приходит, отдаленно слышит бой нарастающий, и желудок крутит в спазме. Сколько она была без сознания? Поворачивает голову и видит Джейсона, что оторванной полоской ткани (где он только её взял?) перевязывает предплечье, задетое чьими-то когтями острыми. Рядом Аннабет сидит, голову опустив, и Мишель впервые видит храбрую дочь Афины в таком состоянии: слёзы линиями по лицу, а глаза ненавистью горят. Перси рядом с ней на коленях сидит, двинуться не может, ослаб совсем. «Надежды нет» — читает по глазам, лишь взглянув на брата. — Перси… — хрипит, ещё шатается, встает с колен, что пеплом и кровью измазаны, подходит к нему, протягивая амброзию. Даёт всем троим. — Что произошло? — голос утопает в канонадах и раскатах громовых, она вздрагивает слабо. — Прости, — начинает Джейсон, отряхивая меч от пыли. — Промахнулся случайно. Я не хотел, — виновато опускает голову, кулак стискивая до красных полумесяцев. — Молния? — догадывается быстро, и Перси едва кивает. — Не переживай, всё нормально. — Мишель… — доносится голос Нико, который встать пытается, кашляет постоянно. Девушка тут же бредёт к нему, с выдохом садится рядом, чтобы сын Аида её видел. — Ты в порядке? — Да, всё нормально. В нас попала молния. Как ты? — Голова раскалывается, — встает медленно, бледнеет, но в целом выглядит нормально. — Сколько их ещё? — Много и они прибывают, — вытирая кровь с руки, произносит Джейсон. — Черт, — ругается Нико, поднимаясь на ноги и помогая подняться Мишель. — Нам нужен план. Что будем делать? — Мириться с тем, что проиграли, — четко говорит Аннабет, глотая рыдания, подавляет их, и встает с земли. — Мы не можем защитить лагерь, нас слишком мало. Нам остается только бежать. — Что ты такое говоришь, Аннабет? — Перси встает и разворачивает девушку лицом к себе. — Перси, у нас нет другого выбора. Подумай сам: либо нас всех перебьют здесь, либо у нас есть шанс спастись и спасти оставшихся полукровок. Пока мы тут спорим, в центре лагеря их убивают. — У нас нет времени на споры, — вдруг говорит Джейсон. — Бегите! Перси хватает Аннабет за руку и бежит вместе с ней вперед, прокричав «Лестригоны». Нико хватает Мишель, а та, в свою очередь, тянет за собой Джейсона, и полукровки бегут, на ходу перепрыгивая поваленные и горящие стволы деревьев. Скользят по размокшей земле, почти вязнут в ней, но всё бегут, пока великаны не отстают ни на секунду. В какой-то момент, один из них, самый крупный и быстрый, взрывается облаком пыли, и его собратья останавливаются, с непониманием на лицах уродливых, осматриваясь. — Двигатели! — кричит Аннабет среди, поднимая голову наверх. — Арго! Это Лео! Пушки, установленные на корме корабля, разрываются от ядер, округу взрывами оглушая, и Холм, у подножья которого стоят полукровки, с мечами наперевес, сотрясается. Лестригоны разбегаются в разные стороны, но взрываются, как только ядра из бронзы небесной, достигают своей цели. Арго II спускается, и верёвочная лестница скидывается вниз. — Быстрее, залезайте! — кричит Лео, перекрикивая грохот и взрывы. Аннабет и Мишель поднимаются первыми, и прямо за ними Перси, Нико и Джейсон. Ноги то и дело путаются в верёвках, когда корабль вновь набирает высоту. — Мы едва вас нашли, — говорит Лео, помогая друзьям подняться. Аннабет и Мишель обнимают его, потому что обе уже и не надеялись увидеть его живым. — Что дальше, Лео? — произносит тихо Пайпер, тут же привлекаемая к объятиям подруг. — Фестус, полный вперёд! — кричит Лео бронзовой голове дракона, а та, сверкнув глазами, словно рубиновыми, рокочет. — Нужно оттеснить их от центра. — У тебя есть план? — спрашивает Аннабет с надеждой, прижимаясь к Перси, всё ещё со слезами на глазах. — Перебить всех монстров. — Но там же полукровки! — кричит хором Джейсон и Пайпер, удивлённо взглянув на сына Гефеста. — Всё под контролем, влюблённая парочка. Великий Лео всё продумал, — задорно отвечает парень, усмехнувшись так, что у всех в душе возрождается вера.***
Лагерь утопает в зеленом вихре, когда из-за деревьев с воинственным кличем выпрыгивает Талия, серебряной стрелой целясь в шею одного из монстров. Легкие и воздушные платья Охотниц Артемиды развиваются, серебряным отливом лучатся, словно луна, а ободки, с переплетением множества линий, украшают головы вечных дев. Стрелы одна за одной, под точным углом, попадают в цели со скоростью огромной, отчего полукровки так и замирают, подняв мечи окровавленные и золотом покрытые. Шеи и тела ощетиниваются стрелами, со звуком отпущенной тетивы, и чудища добиваются копьями, что на земле валяются с отбитыми древками. Монстры всё больше взрываются золотыми вихрями, но меньше их не становится, — богиня из всего Тартара собрала. Когда Арго II приближается к домикам вплотную, Охотницы Артемиды из всех сил пытаются противостоять монстрам. Вечные девы едва ли успевают доставать из колчана стрелы, пальцы набивая до красных пятен тетивой. — Фестус! — кричит Лео бронзовой голове. — Ядра с наводкой! — и начинает нажимать на какие-то кнопки, горящие, как светофор. Пушки гудят, на ядрах начинает мигать красным точка, и первый снаряд со звуком, что слух оглушает, попадает точно в голову эмпусе. — Отлично, Фестус! Получилось! Ну, и кто тут такой-разтакой, супер-пупер Лео! Фестус, перезарядка! — Лео, это гениально! — кричит Аннабет, восхищённо смотря на место эмпусы, где остается только обугленный пепел. — Дружище, это потрясающе! — вторит Аннабет Перси, улыбаясь впервые за несколько дней. — Да, да, я знаю, — широко улыбается сын Гефеста, зардевшись до самых ушей. — Но хвалить будете потом. Их слишком много, моих ядер на всех не хватит. — Идёмте, нужно обезвредить их всех, — произносит Джейсон, подходя к веревочной лестнице. — Пайпер, останься здесь и помоги Лео. — Но мой голос может вам помочь! — протестует дочь Афродиты, прекрасно зная, что Джейсон просто хочет уберечь её. В глубине души, ей приятно, но ведь Джейсон был с ней в таких передрягах, и он знает, на что способна девушка. Тогда, почему же сейчас он решил именно так? — Ты можешь взять громкоговоритель Лео, и с корабля пытаться воздействовать на монстров. Но чья-то помощь нужна Лео и на корабле, — отвечает сын Зевса, кладет руки на плечи своей девушке и ждёт её ответа. А она молчит, и понимает, что отпустить его одного туда не может. Но и знает, что Джейсон прав слишком. Поэтому кивает слегка, когда Джейсон обнимает её, шепча на ухо:«Я тебя люблю.» Прощается, потому что знает, что бой последний. Идёт к лестнице веревочной, и спускается в кромешный ад.***
Сера запахом отвратным, до тошнотиков аж, в нос ударяет, когда полукровки спрыгивают с веревок на землю, что трясётся так, будто землетрясение. Рядом взрыв раздаётся, комья земли в воздух поднимая, и Мишель с друзьями кидаются в сторону. Мишель здоровски прикладывается запястьем об здоровенный булыжник. Шипит и ругается едва, но быстро поднимается с колен, и схватив Перси за руку одной, а другой, крепко пальцы переплетая, ладонь Нико, бежит вперёд. Перси Аннабет тянет за собой, а та помогает Джейсону подняться. Взрывы в голове вертятся, а рефлексы накаляются до предела — до боли в челюсти, зубы сжимает, когда бежит, уворачиваясь от стрел, что серебряным кружевом взрываются, и руку Перси отпускает, чтобы брат с подругой в другую сторону пошли. Тела окровавленные, грязью забитые лежат на земле, не двигаются, и Мишель с ужасом, что по телу током проходится, и волосы на затылке дыбом встают, замечает лица знакомые, искаженные гримасой боли и отчаяния, ведь знают, что через секунду — покойники. Мишель смотрит на Нико мимолетно, и видит — по лицу бледному, по глубокой складке между бровей, — что сын Аида множество смертей чувствует, и каждая — как раскаленное железо к вискам. До кровавых язв. Молчит, потому что говорить — табу. Только бежит, сжимая пальцы нежно, рубит монстров, что впереди скалой нависают на ними. Затем Нико останавливается, руку девушки выпуская, становясь с ней спиной к спине. Выжидают, а монстры кидаются на них с горящей в глазах ненавистью ко всему живому. Они больно ранят их, царапины кровавые на теле оставляя, кровь мгновенно рубашки пропитывает, каплями струится, дорожки аккуратные создавая. Дождь заливает глаза, что мешает увидеть что-нибудь, и перед глазами у Мишель всё, словно в тумане, — мерзком и слизком. А потом из-за спины появляется меч Нико, который, — аккурат в сердце — убивает монстра. Прямо перед глазами девушки он взрывается. — Не зевай! — говорит Нико, внимание обращая на других монстров. Их с каждой новой минутой всё больше и больше, а их рев, кажется, уже въелся в перепонки барабанные, оставив после себя писк противный, что мозг разжижает. Мишель едва ли успевает убивать всех тех, кто на неё нападает. Поверхностно дышит, и чувствует, как силы медленно вытекают из неё вместе с разводами, что кровью её наполнены. Спиной девушка чувствует, что Нико тяжело дышит, и явно на его теле не пару царапин, как он пытается сказать, соврав тем самым. Мишель ищет боковым зрением кого-то из друзей, но видит лишь Охотниц Артемиды. Многие монстры пеплом обращаются благодаря девушкам отважным, а другая половина, благодаря Лео и его пушкам. Полукровки едва ли успевают. В какой-то момент, сквозь грохот снарядов, что домики разрушает, Мишель слышит волшебный голос Пайпер, что кричит: «Замри!» Но, то ли Пайпер волнуется слишком, то ли у монстров уши закладывает, — они продолжают наступать. Мишель чувствует, что невиданная ярость охватывает её всю, по капиллярам и венам магмой раскаленной течет. Кожей чувствует потусторонний холодок, что от Нико исходит, глаза которого стали непроницаемо-черными. А затем чувствует напряжение в животе, словно на крюк её цепляют и в морской узел связывают. А потом из-под земли гейзерами вода пробивается, и Мишель чувствует присутствие Перси. И молния — огромная, двойная, хвостами, как хлыстами, ударяет в монстров мокрых, опутанных ростками детей Деметры, и двинуться они не могут, тут же взрываются с одинаковым оглушительным хлопком. От Нико аура смертоностная исходит, и только он к монстрам прикасается, — они в то же мгновение пеплом обращаются. Всё, словно в тумане, когда волна злости проходит, и накатывает усталость, отчего Мишель падает на колени, полностью силы растратив. Дождь резко прекращается, в воздухе висит гарь, горло и нос запахом омерзительным царапает, искры от пламень летают вокруг, пока полукровки по сторонам озираются, готовясь отразить любую атаку. Проходит минута, пять, десять, но монстров так и нет, и Нико отваживается опустить меч, чтобы к Мишель побежать, что сознание почти теряет, и заметить рану рваную на боку. Дать амброзию и с облегчением заметить, что рана затягиваться начинает, и дыхание девушки в норму приходит. — На твоём месте, мой любезный Нико, я бы не опускала меч, — туман гари в одну секунду пропадает, словно в дыру черную его засасывает, и появляется она, облаченная в бронзовую броню с мечем. Энио снисходительно улыбается, смотря на полукровок, у которых рот в ровную «о». — Ты! — кричит какая-то Охотница Артемиды. — Ты похитила нашу Госпожу! — кидается на богиню с мечем. — Фиби, нет! — кричит Талия, пытаясь остановить самоубийцу. Прекрасные черты лица Энио тут же искажаются яростью, и богиня в упор смотрит в глаза Охотницы. Та, замерев на секунду, разлетается кусочками льда тонкого. Талия кричит, на колени падая, руками прикрывая рот, и по её волосам пробегают едва заметные разряды тока. — Жаль, могла бы ещё пожить, — говорит Энио таким голосом, будто ей действительно жаль. — Что тебе от нас нужно? — начинает Джейсон. — Чего ты добиваешься? — Всему своё время, мой дорогой, — богиня вперёд проходит, нежно рукой, словно мать, дотрагивается до Перси и Аннабет, отчего оба вздрагивают, чувствуя прилив сил, и замечают, что все раны затягиваются, исчезая бесследно. Тоже самое делает с Джейсоном, у которого рот в изумлении открылся. Ласково к Нико и Мишель дотрагивается, делая вид, что не замечает, каким взглядом её одаривает сын Аида. — Так-то лучше, — выходит вперёд, всё продолжая улыбаться. — А теперь вы пойдете со мной, если хотите, чтобы с лагерем ничего больше не случилось, — полукровки слушают и понимают, что обращаются именно к Семёрке. — Что ты хочешь сделать? — спрашивает Аннабет, краем глаза замечая, что Арго II исчезает. — Вы пойдете со мной, если хотите, чтобы лагерь и полукровки, которые тут находится, не пострадали. И вы, мои дорогие Пайпер и Лео, присоединяйтесь к своим друзьям, — Пайпер и Лео спускаются с корабля, что в мгновение ока снова видимым становится, и подходят к друзьям, которые все рядом друг с другом. — Почему она не приходит в себя? — спрашивает Лео, кивнув на Мишель, которую Нико, сидя на коленях, обнимает за талию и плечи нежно. А Перси за руку сестру держит, как и Аннабет. — Она придет в себя, мой дорогой, — отвечает ему Энио. — Что вы решили? — Мы согласны, — отвечает Джейсон, переглянувшись со всеми, кивнув. В ту же секунду их охватывает вихрь, будто сама ночь опускается на землю.