Быть собой

      Лелиана умирала от скуки в тихом, как склеп, лагере. Первые пару дней она истово изображала примерную больную. Пила настои, что готовила Винн, не в пример зельям ее младшей коллеги легкие и ароматные, но приглушающие боль лишь наполовину. Смиренно терпела чары, заживляющие раны, почти неотличимые по ощущениям с прикосновением раскаленного металла. Неподвижно лежала в палатке, долгими часами созерцая потолок с танцующими тенями деревьев и насекомых, слушала завывание ветра, доносившееся с гор, и вздрагивала от одних воспоминаний о снеге. Целительница не позволяла ей ходить, сидеть, петь и играть на лютне, даже кормила с ложечки, не переставая причитать над ее лихорадкой и удивляясь, как Алистер умудрился ее дотащить. Лелиана лишь пожимала плечами и поднимала глаза к небу, мол, вела их рука Создателя, а его замыслы неоспоримы, и Винн такое объяснение почему-то устроило. Наверное, решила лишний раз не рушить мировоззрение блаженной. И тем сохранила в покое свое душевное равновесие.       Алистер не разговаривал с ней. Вообще. Весь путь по заваленной снегом горной тропе они преодолели в полном молчании. Когда он понял, что лучница не в силах идти, просто перекинул ее через плечо, как мешок с мукой, и так прошагал, не снижая темпа, до самого лагеря, едва ли посмотрев на нее больше двух раз. Она не стала ему говорить, что больше не пила лекарство, и каждое его движение заставляло ее балансировать на грани полного одурения от боли. Потому, что этого ей и хотелось – в голову не лез никакой бесполезный вздор. Скинув полубессознательную Лелиану в заботливые руки Винн, воин так же молча развернулся и, без промедления направившись к шалашу Морриган, в нескольких не вполне галантных выражениях велел ей собираться в путь. Ведьма, опешившая от его безаппеляционности, даже не нашлась, что съязвить.       Что было дальше, Лелиана уже не помнила, а когда очнулась в своей палатке, в обволакивающей неуютной тишине иногда было слышно только, как неусыпная Шейла медленно переступает ногами в темноте. Раны затянулись, но переохлаждение дало себя знать негнущимися пальцами, свинцовой головой и лихорадкой, которую Винн смогла одолеть лишь на следующий день, искренне недоумевая своему бессилию. Склонная излишне осторожничать, она назначила ей полный покой и, как коршун, следила за послушанием. И к вечеру от всей этой навязчивой заботы Лелиане хотелось лезть на стены и выть на луну, но и в этом ей было отказано.       На третий день ей великодушно позволили перетирать в ступке корешки для зелий, но это однообразное занятие бардессе очень скоро наскучило. И, улучив момент, Лелиана бессовестно сбежала в дебри, благоговейно прижимая к себе колчан со стрелами. Ей совсем не было стыдно – она, конечно, была безмерно благодарна почтенной старушенции, но сейчас не имела ни малейшего желания постоянно носить на лице одухотворенную улыбку, к которой та привыкла.       Стрельба была лучшим способом размять руки, глаза и нервы. Несколько минут пытаясь развлечь себя пусканием стрел в сухое дерево, похожее на скрученного от боли исполинского эльфа, лучница досадливо бросила лук и с размаху села на покрытую мхом кочку. Оплела руками колени и прижалась к ним щекой, рассеянно наблюдая за танцем пылинок в длинных солнечных лучах, пронзающих полутьму леса.       Барды не плачут. И не огорчаются. Они только делают выводы. Если не можешь изменить ситуацию – измени свое отношение к ней. Подстройся под обстоятельства. Стань частью того, что тебе мешает, и заставь играть себе на руку. Ищи плюсы во всех неудачах, невзирая на эмоции, и продолжай игру.       Что ж, теперь она четко видела всю бессмысленность своей тоски и весь идиотизм своего непокоя. Отсутствие надежды только делало ее свободней. Если Алистер больше никогда не будет ей улыбаться, ей будет легче дышать. Своими необдуманными действиями она разрушила так долго выстраиваемую дружбу, но было ли это когда-либо дружбой? Он мог в силу своей наивности закрывать глаза на то, что они оба знали с самого начала, – все они лишь используют друг друга ради общей цели, но она не должна была об этом забывать. Вспышка эмоций иссушила то, на чем они были построены, и сейчас Лелиана была благодарна судьбе за этот волшебный пендаль.       Но, дыхание Создателя, почему же тогда так хотелось кричать, впивать ногти в кожу, разбить в кровь кулаки – желательно об чье-то лицо? Наверное, по той же причине, что она отпустила Маржолайн, – она была недостойна называться бардом с таким податливым, забывчивым и глупым сердцем. А церковь, видимо, совсем его испортила.       Заметив краем глаза движение в зарослях, Лелиана, не глядя, нащупала лук и прицелилась. Свист стрелы резанул натянутые нервы. Как она надеялась, что наткнулась на заблудившуюся шайку неразумных бандитов, – ей до дрожи хотелось вскрыть пару-другую глоток. Но это оказалось всего лишь запутавшейся в кустах куропаткой. Стрела прошила птицу насквозь, но, лежа на боку, та активно шевелила лапками, все еще пытаясь убежать.       – Обед, – мрачно констатировала Лелиана и, выдохнув, неожиданно разрыдалась. Стоя на коленях, она поливала горючими слезами еще теплую тушку добычи и завывала, как изувеченная скверной моровая волчица. Никогда еще она не была так близка к тому, чтобы все бросить. Просто уйти, никому ничего не объясняя, пока окончательно не раскисла в своем ничтожестве.       Голос из ниоткуда заставил ее взвиться, инстинктивно выхватывая кинжал. Она выставила руку в угрожающем выпаде прежде, чем поняла, с кем имеет дело, а увидев землистое безэмоциональное лицо кунари, нервно вздохнула и торопливо вытерла слезы.       – Тебя ищут, – ровным голосом повторил Стэн, безразлично переводя взгляд с острия кинжала напротив его глаза.       – Я тоже рада тебя видеть, – через силу улыбнулась Лелиана. – Так скоро вернулись?       – Да.       – Что-то случилось?       – Нет.       – Ты, как обычно, щебечешь без умолку? – хмыкнула она, забирая из кустов куропатку. Естественно, коссит не ответил на вопрос, только передернул огромными плечами и лаконично развернулся в сторону лагеря. Лелиана перевела дух и благословила эту неподвижную спину за ее непробиваемое равнодушие. Неизвестно, что было бы, застань ее в такой непозволительной разбитости кто-нибудь другой. Возможно, ее рука бы не остановилась.       Звенящий смех Солоны был слышен издалека, наряду со взрывными выкриками незнакомого хриплого голоса. Увидев Лелиану, юная магичка взвизгнула от радости и принялась душить ее в объятиях. Странных, запредельно радушных и сердечных, но на удивление искренних, на которые Лелиана не могла не ответить. Через ее плечо она оценивающе смотрела на чудного рыжего гнома с косичками вместо усов и убийственным запахом перегара. Тот подмигнул ей и многозначительно икнул, делая его еще невыносимее. Лелиана усмехнулась – он прекрасно впишется.       – Душа моя, я так беспокоилась за тебя, – проговорила Солона, и в ее глубоких, проникновенных глазах действительно плескалась заботливая теплота.       – Спасибо, – ответила лучница. – Не ожидала, что мы так скоро увидимся.       Солона кивнула и отошла к костру, устало снимая забавно короткий плащ – видимо, гномий. Мешающая что-то в котле Винн обернулась и покачала головой с немым упреком. Лелиана в оправдание молча показала ей добычу, и она, вздохнув, перестала хмуриться – что, мол, взять с неразумного дитяти. Морриган до невозможности восторженно мурлыкала из своего шалаша, прижимая к груди какую-то сверкающую безделушку. На бревне, вдалеке от всех, сидел угрюмый, как еж, Алистер и с остервенением начищал меч. Он только быстро кивнул ей в знак приветствия, не отрываясь от своего занятия, и снова наклонился.       – Кажется, мы нашли меч Стэна, – сказала Солона. – Помнишь Двина? Завтра выходим в Рэдклифф, через Башню Круга – озером быстрее. Ты составишь нам компанию? Алистер говорил, тебе нужно к оружейнику.       Лелиана чуть не запрыгала от нетерпения вырваться из этого опостылевшего лазарета, но не стала проявлять столь бурных эмоций, щадя ранимые чувства Винн.       – Конечно, с радостью, – сдержанно ответила она. – Что в Орзаммаре?       – О, ты должна это видеть. Он великолепен. Огромный, величественный, и гномы сплошь милашки.       Гном преувеличенно громко хмыкнул, растягивая довольную ухмылку. Лелиана посмотрела на него с понимающей жалостью. Добро пожаловать в царство бесконечной лести, милейшее проспиртованное создание.       – Ага, особенно в Пыльном городе – не уйдешь без поцелуя, – буркнул Алистер, не поднимая головы. Солона бросила на него хмурый взгляд, но тон не сменила.       – Да ты сама увидишь. Мы уходим на Глубинные тропы, и для этого мне нужны все.       Она произнесла «Глубинные тропы», как будто ее там ждал, как минимум, светский прием с шоколадными тортами. Вряд ли она не осознавала, что это значит, так к чему это неприкрытое ханжество? Неужели девчонка настолько поверила в свою непобедимость? Стоило увидеть, как она будет строить глазки бесконечному потоку порождений тьмы на их территории.       – Зачем тогда делать такой крюк до Башни вместо того, чтобы сразу спуститься на увлекательную прогулку с монстрами? – еле сдерживая смех, спросила Лелиана.       Винн подошла ближе. Ее тоже интересовал этот вопрос. Амелл как-то странно поежилась, неосознанно отворачиваясь от целительницы.       – Да, Солона, зачем тебе в Башню? – сардонически потянул Алистер, неотрывно наблюдая за ее реакцией.       – Я встретила очаровательную гномку, которая хочет там учиться, и не смогла не попытаться помочь. Она такая трогательная и непосредственная, так искренне увлечена. Боюсь, Ирвинг отказал бы ей без моей протекции.       – Моя протекция тоже не повредит, – одобрительно кивнула Винн.       – Благодарю тебя, но не стоит, – Солона слегка погладила ее по плечу. – Нужно собрать запасы, по самым скромным расчетам, на неделю экспедиции. Наварить зелий. Никому, кроме тебя, я не могу это доверить.       – Ох, девочка, не нужно настолько меня щадить, – вздохнула седая чародейка.       – У нас впереди долгий поход, и ты пожалеешь, если сейчас не отдохнешь, – магичка заискивающе прижалась щекой к ее плечу и протяжно добавила. – Пожалуйста.       Вполголоса ругнувшись, Алистер натянуто рассмеялся и встал.       – Я тоже остаюсь, – сказал он хрипло.       – Прекрасно, – сладко ответила Солона. – Винн понадобится помощь и защита.       Алистер издал сдавленный смешок и коротко поджал губы.       – У тебя для всего есть объяснение, да?       Смотря прямо перед собой, он быстро прошел мимо них, рывком бросил в тени деревьев меч и начал ставить палатку. Солона загадочно улыбнулась, приглаживая растрепавшиеся кудри. Проводив его взглядом, Лелиана вопросительно подняла брови, но девушка махнула рукой.       – Тебе следует начать собираться, мы выходим на рассвете.       Пожалуй, на самом деле ей не хотелось знать, что между ними происходит. Думать о чем-либо, кроме насущных занятий, тоже не хотелось. Преодолевая расстояние до палаток, она старательно отмечала, что ветер холодит лицо, а солнце клонится к закату, расчерчивая поляну золотистыми переплетениями узоров. С кошачьей интуицией она наугад переступала через могучие корни столетних деревьев, на ходу проверяя лук и контролируя течение мыслей.       Легкий тис хорош для охоты на птицу, ну, в самом крайнем случае, может разозлить и дезориентировать противника покрупнее. Для долгой дороги, даже априори безопасной, нужно достать долийский лук из железного дерева – на входе, справа, под скрученными одеялами. Надо бы попросить Морриган зачаровать стрелы – похоже, она сегодня благодушна, как никогда. И не забыть сложить в сумку доспех, может, для него еще есть надежда. Сделать шаг. Еще шаг. Отвернуть полотно.       – Я рад, что ты в порядке.       Разжать пальцы. Спокойно повернуть голову. Улыбаться.       – Твоими стараниями, Алистер.       Без верхней части доспеха, он спиной к ней вбивал в землю колышки. Отрывисто и раздраженно. Плечи размеренно двигались под рубашкой, волосы на затылке намокли от пота, а голос был безрадостным, но не сердитым.       – Ты еще злишься на меня? – спросил он, не поворачиваясь.       – Я думала, что ты злишься.       – Мне нужно было собраться с мыслями, – он остановился и слегка повернул голову. – Пока ты не ушла, я должен сказать, пока все эти недосказанности меня не добили. Я дорожу тобой. Очень. Просто я никогда не думал об этом… так.       – Тебе не о чем беспокоиться, – сказала она самым ровным голосом, на какой была способна. – Ничего непоправимого не произошло. Все будет так, как раньше.       Широкие плечи волнообразно шевельнулись, и он принялся за следующий колышек.       – Это большее, чего я могу хотеть. Надеюсь, я тебя не обидел.       – Знаешь, если ты продолжишь ходить с такой недовольной миной, я задумаюсь о том, чтобы обидеться, – засмеялась она.       Помедлив, Алистер развернулся и ответил на ее улыбку, несмело, но доброжелательно. Кивком оценив его старательность, Лелиана юркнула в палатку. Нашла лук, набила колчан стрелами, сложила в сумку два сильверитовых кинжала, свернутый валиком доспех и чистую рубашку, надела на шею амулет, обострявший, как утверждала Винн, зрение и слух. На пути из Бресилиана Лелиана сняла его с тела бородатого разбойника, а сейчас он так органично переплетался на ее груди с позолоченным андрастианским солнцем, мелодично позвякивая при ходьбе. До чего же символично.       Вдруг она поняла, что все еще беззвучно смеется, а металлические лучи священного символа глубоко впиваются в ладони. Алистер все равно был с ней рядом тенью на тканевой стене – встал, потянулся, повернулся в профиль. Немигающим взглядом скользя по контуру его силуэта, Лелиана подумала, что больше всего на свете хотела бы на него злиться.       Лучше бы он не говорил так много хороших, добрых, правильных слов, от которых душа словно покрывалась зловонной, скользкой плесенью. Ей было бы проще принять его презрение – оно казалось логичнее и честнее. Но беззлобная искренность, за которой ничего не скрывалось, была ей незнакома. Она и пугала, и очаровывала, и обостряла чувство отвращения к себе. Никогда не будет все, как было. Потому что раньше бардесса отказывалась верить, что влечение может быть чем-то большим, и неосмотрительно упустила тот момент, когда стала сама себе лгать. Но, только разобравшись в себе, можно что-либо контролировать. И если раньше по незнанию она могла неосторожно сорваться и утонуть в своей слабости, то теперь все будет по-другому. Так, как он хотел.

***

      Узкая тропа вдоль реки без названия змейкой вилась между двух холмов. Чем дальше они отходили от морозных гор, тем природный календарь все больше походил на человеческий. Молодая трава радовала яркой зеленью, в воздухе висели запахи полевых цветов, хвои и древесного сока. Погода благоволила путникам – обласканные беспечным весенним солнцем, все пребывали в благодушном настроении. Даже Стэн довольно запрокидывал голову, щурился и громко вздыхал – если бы не устойчиво суровое выражение лица, это бы выглядело даже мило.       Солона спешила и сосредоточенно хмурилась, ненавязчиво подгоняя семенящего гнома. Солнце бликами играло в ее волосах, что непослушно топорщились на голове золотистым одуванчиком. Зеленая мантия делала ее похожей на лесного духа – разве что не хватало кошачьих глаз и острых ушей. Не факт, что лесные духи должны выглядеть именно так, но, наверное, встреть они Солону, сами бы усомнились. Когда Огрен останавливался, витиевато матерился и проклинал наземные дороги, которым нет ни конца, ни края, она каким-то образом находила для него мотивирующие слова. Лелиана бы решила, что магия помогает ей, если бы не знала о гномьем иммунитете. Зачем они вообще взяли с собой этого разухабистого пьяницу и не оставили дожидаться отряд в Орзаммаре, лучница недоумевала весь путь от лагеря. Но спрашивать не стала – он невольно поддерживал в ней веселое расположение духа своей чудаковатостью.       При переходе через речку пришлось прыгать по заменяющим мост камням. Стэн преодолел препятствие в два шага, почти не смотря под ноги. Лелиана, раскинув руки, быстро пробежала над водой, ощущая по-детски беззаботное оживление, и помогла Солоне, путающейся в длинной юбке. Магичка благодарно сжимала ее ладонь и нежно щебетала что-то о ее незаменимости, когда их прервал крякнувший вопль поскользнувшегося гнома. Лелиана рывком дернула Солону, толкая в руки Стэна, и подскочила к Огрену, едва успев схватить того за ремень сумки. Размахивая руками, как невменяемая балерина, гном тянул ее своим весом вниз, чему немало способствовал его совсем не легкий топор за плечами. Ноги соскальзывали, пальцы разжимались, и конечно, они оба свалились бы в воду, если бы кунари вовремя не подхватил их. Но ремень все же не выдержал – со щелкнувшим «прости-прощай» сумка шлепнулась в воду, и течение благодарно приняло жертву, унося огреновы пожитки в неизвестные дали.       Солона неожиданно завизжала, как раненый крикун, и побежала за рекой, посохом пытаясь достать уплывающую сумку. Столь редкая картина будоражила воображение – Лелиана не оценила такую рьяную заботу о ближнем и от души забавлялась. Вконец раздраженный, Стэн рыкнул что-то на кунлате и прыгнул в реку, догоняя сумку вплавь. Вылез, швырнул мокрое убожество Амелл, в нескольких только ей понятных жестах обрисовывая свое негодование. Закрыв глаза, Солона прижимала к себе сумку дрожащими руками и даже не смотрела на него, а после нервно стала вытряхивать ее содержимое. Весьма непрезентабельное, надо сказать. Как она не побрезговала рыться своими нежными руками в ворохе носков, бутылок, недожеванных огрызков неопределенной провизии, странных предметов гномьей одежды, Лелиана плохо понимала и чистосердечно сочувствовала.       – Женщина, поимей тебя бронто, ты что себе позволяешь? – вспыхнул Огрен, порываясь чуть ли не броситься на нее с кулаками.       – Заткнись, – рявкнула магичка, и от ее тона Лелиане как-то сразу стало невесело. – Лучше молись своим богам, чтобы все обошлось, если еще хочешь увидеть свою непутевую жену.       Гном покраснел от ярости, но руку с топора убрал и гулко шмякнулся на задницу, кусая усы и бормоча под нос проклятия. Пробирающий зырк обтекающего Стэна в сторону девушки, очевидно, должен был означать абсолютное с ней несогласие. Ответом ему послужил однозначный жест, призывающий смотреть за дорогой, и кунари, недовольно сопя, отвернулся к холмам. Сгорая от любопытства, Лелиана подошла к куче промокшего тряпья, которая выросла перед Солоной, и увидела, как она разматывает из серого куска ткани нечто, похожее на шкатулку. На вид совершенно простой металлический ящичек, из украшений на котором была только замочная скважина. Амелл судорожно проверила сохранность замка и возможные щели, облегченно выдохнула и отодвинула шкатулку подальше от себя.       – Расслабься, – коротко сказала она Огрену уже гораздо дружелюбнее. В ответ тот снова осыпал ее словесными идиомами и принялся раскладывать вещи на солнце.       – Что это? – осторожно спросила Лелиана. Солона посмотрела на нее задумчиво, будто решая, стоит ли она ее внимания, но все же обреченно пожала плечами.       – Шестьдесят золотых.       – Деньги?       – Лучше, чем деньги. Лириум. Чистый. Из Орзаммара.       – И зачем он нам? – удивилась лучница.       – Нам – незачем. А в Круге он очень даже нужен.       Картина происходящего постепенно складывалась в голове кусочками мозаики, и бардесса против воли выпучивала глаза тем сильнее, чем больше их становилось. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла себя заставить.       – Да, я расчетливая и беспринципная скотина, – усмехнулась темноглазая бестия. – Но от тебя я такого возмущения, право, не ожидала. Мне хватило Алистера с его головомойкой. Ты казалась мне благоразумней.       – Так вот почему ты не взяла с собой Винн, – потянула Лелиана, изо всех сил стараясь придать своему голосу правильный тон. Амелл кивнула и раздраженно передернула плечами.       – Я обещала с ней посоветоваться, но решила лишний раз ее не расстраивать. Понятия не имею, почему наше воплощенное благородство всея Ферелдена на меня взъелся.       И правда, почему это он? Может потому, что ты способствуешь незаконной контрабанде и этим рискуешь жизнью и свободой, своей и всего отряда? Ставишь под угрозу безопасность Круга, полностью беззащитного после нападения демонов? Врешь своим товарищам и манипулируешь ими?       – Неужели это все из-за денег? – все, что вслух спросила она. По тому, как сверкнули глаза магички, Лелиана поняла, что случайно попала в самое яблочко.       – Из-за денег – тоже, – уклончиво ответила Солона. – Послушай, я знаю на собственной шкуре, как церковь относится к магам. И потому, давай считать, что это мое личное дело. Я имею на это право, не правда ли?       Лелиана неодобрительно нахмурилась, но не стала обострять тему. Ей не хотелось показывать, насколько она все понимает. Церковь жестко контролирует торговлю лириумом с гномами. Орзаммар нынче закрыт от верхнего мира, а когда Амелл посадит на трон Харроумонта, скорее всего, изоляция станет еще строже. Единственные, кого беспрепятственно пускают в подземное королевство – Серые Стражи. Учитывая все это, контрабандист может ставить обеим сторонам условия, ограниченные лишь его изобретательностью. А для Солоны такая власть дороже любых денег. И важнее любых последствий – даже новых бунтов в Твердыне Кинлоха, а значит, новых многочисленных смертей. Но откуда об этом было знать скромной послушнице, тихой сумасшедшей и беспечному менестрелю? Лелиана могла только воззвать к ее совести, вполне возможно, вовсе не существующей, чтобы опрометчивая девушка не сделала ничего запретного, хоть и зная, что никаких запретов для нее давно нет.       – Круг и его благополучие ничего для тебя не значат?       – Если ты пытаешься апеллировать к моим родственным чувствам – брось. Жизнь, которую я там провела, – это вообще не жизнь. Я не позволила Кругу быть уничтоженным только потому, что живые они мне полезнее, чем мертвые. И, как видишь, вот и первая возможность проверить эту истину.       – Почему… ты говоришь мне все это?       – Потому, что не хочу тебе врать, – Солона развела руками. – Ты меня насквозь видишь, и я это очень ценю. Меня всегда восхищали люди, не лишенные интеллекта.       – О, какая грубая лесть. Но я все равно очень недовольна. Если бы я знала раньше, то поддержала бы Алистера.       Солона пренебрежительно фыркнула, и так напомнила этим Морриган, что Лелиана даже огорчилась, что она не говорит стихами.       – Ему просто нужен был повод, не беспокойся о нем. Когда мы вернемся, он уже остынет. По правде, он еще до Пыльного города ходил недовольный и рычал на все, что видел. На Испытаниях это пригодилось, так что я бы не жаловалась, если бы он не вздумал весь свой праведный гнев обрушить на мою голову.       – Девку ему надо, – внезапно вмешался гном. Ухмылка его была шире усов – видать, откопал где-то между промокших панталон запасы бормотухи. – Не важно, какую, лишь бы не носила штанов.       Лелиана прыснула смехом, Солона подняла брови, Огрен самодовольно икнул. Воистину, он владел идеальной методикой разряжать обстановку.       – Интересное… наблюдение, – пробормотала магичка.       – А то! – воодушевленный интересом публики, воскликнул гном. – Сразу мозги заработают, а не то, что между…       – Стоп! – громко выкрикнула Солона, выбрасывая вперед ладони. – Я не собираюсь это обсуждать.       Его наглейшество на секунду замер от неожиданности протеста, но тут же хитро прищурился и мстительно продолжил:       – У вас полный взвод баб, и ты хочешь сказать, что его никто до сих пор не трахнул? Чем вы, наземники, тут вообще занимаетесь? Хоть бы шлюху ему купили, а то, глядишь, при первой же возможности сбежит от вас с какой-нибудь кралей.       – Во имя Создателя, заткните кто-нибудь этого охамевшего идиота, – измученно простонала Солона.       Смех у гномов басовитый, раскатистый, заразительный. У всех, кроме этого хрипло ржущего пони. Кашляя и глотая слова, он таки вытянул из-под тряпок флягу и, прежде чем приложиться к горлышку, решил выдать очередное откровение:       – А тебя, цыпочка, это напрямую касается. Ты, конечно, на редкость страшненькая, но он совсем не прочь ухватиться за…       Фляга выскочила из его рук, сбитая невесть откуда прилетевшей стрелой. Жидкость, безвозвратно вытекающая в землю, была в высшей степени неаппетитного цвета, но, похоже, была дорога трепетному гномьему сердцу. Оскорбленный в лучших чувствах, он с воплем выхватил топор и, резво передвигая короткими ногами, бросился вершить праведную месть. Стэн, быстро оценивший ситуацию, отбил мечом летящие в него стрелы и с мрачной неумолимостью скалы продвинулся вслед за ним.       – Прикрой меня, – распорядилась Солона, и ее посох засветился электрическим аквамарином.       Дождь из стрел прекратился, обратившись на более сильных противников, на холмах кто-то надсадно кричал. Кроме того, сквозь шум битвы Лелиана отчетливо слышала отрывистые выкрики командующего – в них была военная вышколенность, спокойствие и опыт. И стрелы, в изобилии рассыпанные по земле, были крепкими, качественными и недешевыми. Место, выбранное для засады, – лучше не придумаешь. Это не какие-нибудь утлые разбойники, а профессиональные наемники, хорошо, если не из королевской гвардии.       Осторожно продвигаясь в зону видимости с натянутым луком, она вполголоса делилась своими наблюдениями с Солоной, а та кивала и хмурилась, шепча заклинания. Мелькнувшая голова лучника за валуном поплатилась за свою неосторожность стрелой между глаз. Лелиана, поднимая лук, вслепую прострелила все возможные засады за нагромождением камней, и, судя по звукам, ее предосторожности в большей части оправдались. А когда Солона находчиво наколдовала в то место стену огня, лучница на неудачливых вояк уже не отвлекалась.       Выходя на тропу, они увидели, как Стэн с Огреном, на удивление слаженно взаимодействуя, прочищают себе путь двухуровневой вертушкой. Люди так и сыпались с обеих сторон, как тараканы. А еще Лелиана, наконец, увидела главаря – воин, закованный в доспех из драконьей чешуи, которую ее стрелам не пробить, решительно и хладнокровно руководил отрядом с удобного возвышения. Его окружали бронированные стражи с арбалетами. Неужто сам Логэйн явился? По крайней мере, гонора у этого было ничуть не меньше.       Из посоха Солоны вырвался голубоватый плевок, похожий на мыльный пузырь, и полетел в гущу звякающей мечами толпы. Видимого эффекта не случилось, но когда разом пущенные из пяти арбалетов болты отскочили от незащищенной броней спины Стэна, главарь взбешенно затопал ногами и стал вертеть головой, высматривая мага. Лелиана толкнула Солону за спину, боком прижимаясь к отвесному склону и пытаясь выстроить в голове порядок действий.       – Смотри, какой фокус, – хохотнула Амелл, протягивая ладони вверх, в сторону арбалетчиков. В уверенном голосе командира появилось удивление, быстро переросшее в панику, а болты засвистели в небо, беспорядочно падая на головы наемников.       Лелиана отклонилась и увидела, что воины с безумными лицами, как попало, дубасят друг друга арбалетами, ногами, шлемами, швыряются кинжалами в ошеломленного главаря. Люди на тропе, отбиваясь от неистового гнома, начали отступать на холм в намерении скрутить обезумевших товарищей. Усмехаясь, Лелиана натянула лук, и ее стрелы послушно и безотказно стали поражать такие удобные цели.       – Прекратить бой! – заорал главарь, когда у него из рук выбили меч. Но его голос утонул во всеобщем хаосе, и в повторном вопле отчетливо проступили истерические нотки. – Чародей, останови это сумасшествие! Мы сдаемся!       – Поверим или пусть еще покувыркаются? – елейно спросила Солона, искрясь самолюбованием.       – Думаю, стоит послушать их слезливую историю, – ответила Лелиана, проявляя привычную для нее степень милосердия.       Магичка крикнула что-то на незнакомом языке, и крики сверху затихли. Раздался грохот металла и сдавленные стоны. Недобитые наемники внизу побросали оружие, пятясь от царственно шагающей Солоны в суеверном страхе. Предводитель в помятой броне, без шлема, с лицом, залитым кровью, стоял на коленях среди сваленных бессознательных тел. Поминутно кто-то из них дергал конечностями и тихо вскрикивал. По спине у Лелианы пробежал холодок – она никогда не видела такой магии и сомневалась, что этому учат в Круге. Солона поймала ее ошарашенный взгляд и, красуясь обворожительными ямочками на щеках, вполголоса проговорила:       – Ты думаешь, я могла бы отдать гримуар Морриган, ни разу в него не заглянув?       – Почему ты тогда не превратила их в лягушек? – хмыкнула Лелиана.       – Лягушек? Фи, какие пошлые суеверия, – засмеялась она и добавила шепотом, уже поднимаясь на место бойни. – В следующий раз.       Раненый воин поднял глаза и сложил перед собой руки в умоляющем жесте. Так странно было видеть его, исполинское орудие убийства, еще пару минут назад преисполненное запредельного чванства, в такой унизительной позе перед хрупкой девушкой, которую он мог бы раздавить между двух пальцев.       – Прошу, госпожа, отпустите нас. Мы всего лишь выполняем заказ – ничего личного. В следующий раз никто не встанет на вашем пути, обещаю.       – Кто тебя прислал? – нежно спросила Солона, приставляя посох к его горлу.       – Я не знаю имени, только адрес. Нам велено убить рыжую лучницу и ее спутников.       – Вот как, – потянула магичка, смотря на остолбеневшую Лелиану, и в ее темных глазах мелькнуло неожиданное ликование. Еще бы – теперь она имела все шансы выжать из нее правду, которую та все время скрывала.       – Маржолайн, – выдохнула Лелиана, еле сдерживая крик.       – Убьем их? – невозмутимо спросила Солона. Мужчина под ее посохом дернулся и застонал.       – Нет. Пусть она знает, что я жива.       – Как скажешь, – она пожала плечами и опустила посох. Воин дрожащими руками отдал ей записку с адресом, кряхтя, с трудом встал и скомандовал отряду отступление.       – А что с этими? – он нервно показал головой в сторону лежащих арбалетчиков. – Они ведь живы и нападут на вас, когда очнутся.       – Не нападут, – Солона покачала головой. – Мы их разоружим. И, скорее всего, они никогда больше не смогут стрелять. И говорить. И думать. Так что лучше сами приберите за собой этот мусор.       Наемники скрылись невероятно быстро, унося с собой раненых телом и сознанием товарищей. Стэн деловито принялся очищать убитым карманы. Он справедливо полагал, что мародерство – проверенный и очень прибыльный способ выживания на дороге. Если, конечно, не считать продажу контрабандного лириума. Огрен, пыхтя, вернулся на место неудавшегося утопления и стал собирать свои вещи, как ни странно, тихо и без проклятий.       Солона сверлила Лелиану взглядом, но молчала. Она прекрасно знала, что та сама все расскажет – у нее просто не было другого выбора. Лелиана села на землю, рассеянно теребя тетиву, как струны лютни. Подбирала слова, проклинала свою незадачливую фортуну и то, что все случилось именно так. Но, видит Создатель, единственное, что ее тревожило – это то, что она боялась. Прошлого, которое вновь ее настигло. Женщину, которую она любила и, несомненно, никогда не смогла бы убить. И более всего – нитей, идущих от ее сердца, которые теперь были в полном распоряжении Солоны. Она снова стала пешкой в чужой игре, зависимой от чужих решений, и недостойной доверия обманщицей. Какой прок теперь был во всем, что она делала последние годы, пытаясь убедить окружающих, и еще усерднее – саму себя, что она чего-то стоит в этом пропахшем ложью мире?       – Я знаю, что ты мне не доверяешь, – медленно сказала Солона. – Но я никогда не сделаю тебе ничего плохого.       Лелиана криво усмехнулась, не поднимая глаза. Где-то она это уже слышала. Только с орлесианским акцентом. Наверное, в этом и есть замысел Создателя на ее счет – встречаться со своей болью раз за разом, пока не станет к ней нечувствительна.       – Ты слышала когда-нибудь про орлесианских бардов? – решительно выговорила она слова, которые ранее показались бы ей издевательством над собой.       – Не слышала, – облегченно вздохнула Амелл. – Но у нас еще долгая дорога. Расскажешь?       Кивнув, Лелиана посмотрела с пригорка на копошащегося гнома, заворачивающего драгоценный коробок в ткань, и почему-то сказала:       – Этот пьянчуга и на ровном месте упадет. Может, я понесу твое сокровище?       – Нет, – отрезала Амелл. – Тебе нельзя, – и, увидев изумление своей резкости, уже мягче добавила. – Разве ты не знала, что чистый лириум ядовит для всех, кроме гномов? А ты и так… недавно болела.       Это объяснение казалось разумным. Какая, впрочем, разница, кто несет эту злосчастную шкатулку? У нее все равно не было сил развивать эту бессмысленную тему.