Над головой грязными хлопьями облаков низко нависло небо. Северо-восточный ветер пах морем – свежо и свободно, и когда его сменял пропитанный дымом и скверной южный, что-то внутри билось в стены невидимой клетки, царапало и выло. От монотонного грохотания доспехов, отдающегося стонущим гулом по вытоптанным пашням, нарастало желание отдать полжизни за минуту тишины, но сердце постепенно вошло в этот мрачный ритм, стирая границы личности.
Теперь они все были одним пятном на изуродованном лице земли, пушечным мясом, призванным подавить мясо другого рода. Лишь потому, что считали себя продуктом высшего сорта, – а кто так решил? Разноликие боги или сами люди, погрязшие в своем высокомерии? Ведь все, что они знали о порождениях тьмы, – гипотезы и тысячелетние мифы, пересказанные церковью на свой, удобный и выгодный манер. Если все, что сделано волей Создателя – благо, то почему люди имеют право решать, кто является наиболее любимыми из детей его, а кто достоин лишь уничтожения? Удобно прикрываться высокой целью, если за всем этим стоит простой в своей банальности инстинкт выживания. Но кто назвал бы его именно так? Еретики, дикари и сумасшедшие. К кому из них причислить себя, Лелиана так и не разобралась.
В лимане двух рек выстроенная на костях и укрепленная самодовольством призрачная несокрушимость человеческой общности дала первые трещины. Риордан самолично решил отправиться с разведкой на юг, и, как бы Солона ни испытывала на нем всю свою дипломатичность, он лишь по-хулигански скалился, кивал головой и все делал по-своему. Амелл не знала, кто такие Серые Стражи. До этого они вдвоем с Алистером новоиспеченными рекрутами бродяжничали по стране, собирая вокруг себя сочувствующих, по сути, таких же изгоев, какими были сами. Их знания и поступки опирались на скверну в крови и слова клятвы, произнесенной на Посвящении. Как водится, слова, которые каждый из них понимал по-своему. Они в меру своего понимания пытались быть символом равенства и братства, таким, как описано в древних фолиантах, но чем на самом деле являлся орден Серых? Войском. А в любом войске есть четкая иерархия – оправданная или нет. Лидерство над отщепенцами у Солоны никто не отбирал, но сдавать свои ступени лестницы к величию тоже никто не собирался. Пташка взлетела высоко, не зная, как там сложно дышать, но усердно махала крыльями, воображая себя гордым орлом. Хмуро смотря вслед удаляющейся спине Риордана в окружении нескольких лучников, она неосознанно то и дело всаживала каблук в почерневшую от скверны землю, а ее посох возмущенно искрился аквамарином. Она ненавидела, когда ее ставили перед фактом. Но, похоже, это перестало кого-либо волновать.
Логэйн, молча сделав выводы, направил взвод, выделенный им королевой в сопровождение, намеченным путем в Рэдклифф. Магичка успела что-то высказать ему в напутствие, но он лишь отмахнулся, мол, знаю, не мальчик. Впрочем, такое пренебрежение было самой яркой чертой его характера и почти никак не зависело от личного отношения. Но Солона заметно накуксилась – видимо, слишком поверила в свое новоиспеченное звание полководца, а еще один удар по самолюбию сразу после ухода Риордана воспринимался ей болезненнее, чем она сама могла ожидать. Однако генерал у них был всего один, и, надо признать, отличный. Солдаты привыкли воевать под его авторитетным руководством, полностью полагаясь на его легендарное бесстрашие и тонкий тактический нюх. Серые Стражи получили поддержку Собрания Земель и армию, но Логэйн теперь тоже был Стражем, и рассуждать, кто лучше разбирается в военном деле – закаленный битвами ветеран или девочка, год назад впервые услышавшая предсмертные хрипы, всем казалось абсурдом.
Внутри их, казалось бы, сплоченной испытаниями команды, тоже все было не так безоблачно. Новый член «семьи» не вызывал ни у кого доверия и желания сблизиться. Без Алистера вся атмосфера наивной жизнерадостности и стремления обогреть всех ближних пропала, как и не было. Конечно, будь он здесь, все было бы куда серьезней холодной натянутости. Но костер грел не так хорошо, когда круг сидящих у него людей пребывал в чувствах, меняющих гамму от равнодушия до презрения. Только Солона говорила Мак-Тиру что-то, кроме стандартных фраз, да Огрен пытался увлекать его в свои задушевные похмельные беседы, но Логэйн всем своим видом выражал принуждение и разочарование. Амелл становилась все мрачнее, и остальные ее спутники – тоже. Пожалуй, только сейчас все увидели, насколько мало у них всех общего, и что лишь общая цель двигала ими все это время. Сантименты и надуманная кем-то дружба закончились, было лишь желание поскорее закончить то, ради чего все здесь собрались. Они были нужны друг другу, и только это держало их вместе – теперь никто не мог этого отрицать.
Может быть, так было даже лучше. Честнее. Но накручивающийся узел тоски в груди не отпускал. Иногда встречаясь взглядом с Винн, ставшей ворчать еще больше, Лелиана видела отражение своих мыслей, но, в отличие от чародейки, она не грустила по утраченному. Она злилась. Злилась так, как никогда себе не позволяла. Злилась сразу на всех и в то же время – ни на кого конкретного, просто, шаг за шагом преодолевая путь до встречи с ордой, она отчаянно желала, чтобы этот путь закончился немедленно, и она могла бы пустить свою ярость в полезное дело. Но все, что ей на данный момент оставалось – молча скрипеть зубами, не реагируя на внешние раздражители.
Морриган стала смотреть на нее с удивлением, что для ведьмы было так же неестественно, как восторженно прыгать по цветочной поляне. Солона говорила осторожно и вкрадчиво, чуть ли не скулила и не заглядывала в глаза, как провинившийся мабари. Винн стала подходить к ней чаще обычного, истинно по-целительски чувствуя неладное, но даже с ней лучница предпочитала держать свои мысли при себе. Она боялась, что, если начнет говорить, то остановиться уже не сможет. Поэтому стала больше молиться, занимая строфами, в которые давно перестала вслушиваться, свой разум, уставший от эмоций, запачканный злобой, оскверненный разочарованиями. Возможно, со стороны она выглядела, как окончательно свихнувшаяся фанатичка, но ей теперь было все равно, что эти люди думают о ней.
И когда в Рэдклиффе вместо ожидаемой встречи союзников их радушно поприветствовали разорившие деревню порождения тьмы, стрелы Лелианы отскакивали от пальцев с такой яростной самоотдачей, что могли бы воспламениться в полете лишь силой ее желания. Безусловно, если бы не солдаты и их умелый руководитель, вряд ли им удалось бы без потерь протиснуться сквозь эту озверевшую ватагу монстров. Не в пример воинам, отряд авантюристов, прошедший Глубинные тропы, успешно очистивший Круг от одержимых, а Бресилиан – от оборотней, впервые действовал, как проржавевший, расшатанный механизм. И каждая его шестерня страдала от соседних, пытаясь крутиться в своем собственном ритме.
Битва стала бойней. Зашторенные яростью глаза не различали лиц, не видели препятствий, а тело полностью отдалось во власть инстинктам. Запах дыма, крови и разложения заставлял сердце биться под горлом, руки действовали бездумно, стреляя, режа, вспарывая, вырывая. В какой-то момент Стэн бесцеремонно выдернул лучницу из кольца обступающих врагов, отрывисто указав ей на выступ скалы, удобный для обстрела. Он даже что-то говорил, но она не разбирала слов, опьяненная почти маниакальным, до предела обостренным чутьем убийцы. И лишь когда он, изменяя своей традиции, стал кричать, рычать, выпучивать глаза, Лелиана подчинилась – исключительно из опасения, что кунари может стать ее персональным огром.
Вокруг Солоны в землю беспорядочно били молнии, и прикрывающий ее Огрен с удивительной ловкостью только и успевал уворачиваться, чтобы его не поджарило. Но это отнимало слишком много его внимания, и пара оскверненных клинков все же задела магичку, раскроив рукава мантии в лохмотья и сбив несколько тактически важных заклинаний. В очередной раз получив пинок прямо в изящную спину, она взбешенно взмахнула руками, и ее раздражение вылилось в ледяную бурю, ставшую сюрпризом, казалось, даже для нее самой. Успевшие среагировать на команду Логэйна воины быстро перегруппировались за пределы зоны заклинания и добили замерзающих порождений из арбалетов.
Взгляд Мак-Тира становился все жестче и пренебрежительнее. Поведя силы на замок, он без обиняков велел Солоне держаться рядом с ним и не колдовать без его приказа. Магичка задыхалась от возмущения, но выяснять отношения и делить лидерство внутри кипящего котла крови благоразумно не стала. Но, наверняка, заготовила наперед очень долгий и проникновенный разговор.
Зачищая двор от монстров, отряд пробился к воротам, где их с полубезумной радостью встретили оставшиеся в живых защитники Рэдклиффа – наполовину перебитый гарнизон пехотинцев, несколько храмовников из местной церкви и изрядно потрепанный банн Теган. Эрл Эамон в ожидании Стражей предпочел переместить лагерь союзников за озеро, оставив свои владения на растерзание. И, наверное, это был первый раз, когда Солона злилась на то, что кто-то ожидал ее указаний. Но эрл был политиком и знал, что ей не в чем его упрекнуть – он лишь преданно служил тому, кому его обязали служить.
Вечером солдаты стаскивали трупы в один большой погребальный костер – проводить обряд прощания с усопшими было некому и некогда. Под огромным деревом у входа в подземелья Винн организовала полевой госпиталь, и запах лекарственных зелий в нем смешивался со сладковато-удушливым дымом от горящих тел. Лелиана помогала ей бинтовать раненых, стараясь сосредоточиться на механических движениях рук, чтобы отрешиться от всего происходящего. И снова читала молитвы под благодарными взглядами людей, верящих в их чудодейственную силу. Винн одобрительно кивала, но смотрела настороженно и тревожно – никак, переживала за чистоту ее рассудка.
– Не так мы все себе представляли, да? – вздохнула целительница, осматривая рубленую рану на плече лучницы. Она молча помотала головой и подняла взгляд к небу. С запада длинными росчерками тянулись золотые облака, вид которых отдавался в груди необъяснимым жжением, и думалось, что, сумей она к ним прикоснуться, на ощупь они оказались бы горячее огня. Сойти с ума казалось такой заманчивой перспективой.
Целительная магия ощущалась, как прижигающее клеймо размером с кулачный щит. Лелиана поморщилась и, опустив взгляд, увидела, что вернулись гонцы, отправленные Теганом в расположение армии, вместе с лидерами союзников, Эамоном и – неожиданно – Риорданом. Страж выглядел не намного лучше своих заклятых врагов. Землистый цвет его лица стал совсем серым, а то, как отрывисто он вышагивал через двор к воротам замка, без слов говорило, что сюрпризам не будет конца. Бородатый орлесианец каким-то образом умудрялся всегда приносить плохие новости.
Пока великие держали военный совет в крепости, простые смертные постепенно наводили порядок: плотники ремонтировали ворота, сержанты расставляли караулы и отсылали патрули, пехотинцы тренировались, слуги разносили еду и расселяли гостей по комнатам. Морриган ушла сразу, Стэн с Огреном – после того, как начистили свое оружие. Шейла отказалась уходить – ей доставляло неизъяснимое удовольствие смотреть в круглые глаза шарахающихся от нее людей. У Винн заметно слипались глаза, но она продолжала трудиться, порхая, как бабочка, над пациентами. Устав от вида такого вопиющего самопожертвования, Лелиана молча отняла у чародейки бинты и недвусмысленно указала на дверь. Спорить старушка не стала, но, уходя, что-то привычно бормотала себе под нос.
Темнота сгустилась вокруг огней костров и факелов, на небе стали загораться крупинки звезд. Из замка вышел взволнованный эрл и начал раздавать указания. До Лелианы долетали только обрывки фраз, но главное она поняла – они ошиблись, приняв Рэдклифф за основную точку преткновения в решающей битве. И теперь им оставалось только надеяться, что, вернувшись в Денерим, они не обнаружат его разрушенным до основания. Смерти тех, кто догорал в общей куче посреди двора, так и остались бессмысленными – как и жизни тех, кто был еще жив, если они не успеют.
Работа валилась из рук, и усталость нахлынула оглушающей волной. Бардесса села на землю, подпирая спиной дверь в кладовую, и изнеможенно закрыла глаза. Предстоящая гонка за ордой не шла ни в какое сравнение с тем, с чем им пришлось до этого сталкиваться. И сил на нее уже не было – ни физических, ни душевных, а пустота, разъедающая изнутри, нашептывала и вовсе безумные мысли. К Архидемону все это. Может, заставить людей поплатиться за то, что они сделали с Золотым городом, и было главным замыслом Создателя, а порождения тьмы – лишь его карающая длань. Кто они такие, чтобы спорить с самим мирозданием?
В подвале глухо стукнуло, будто кто-то передвигал тяжелые ящики. Лелиана и не обратила бы внимания – шумная возня в замке при таком обилии народа не вызывала удивления. Но звук повторился – раз, другой, а потом совершенно отчетливо грохнул приглушенный дверью маленький взрыв. А вот это уже любопытно.
Спрятавшийся недобитый эмиссар? Добравшийся до винных бочек Огрен? Демон чревоугодия? Крысы, изобретающие взрывчатку? В любом из этих случаев стоило объяснить нарушителю, насколько он неправ. В самых доходчивых выражениях.
Лук нашелся под завалами окровавленных повязок. Дверь еле слышно скрипнула, деревянные ступеньки упруго прогибались под шагами. Спертая прохлада воздуха прокатилась мурашками по обнаженной коже рук, мазнула по глазам, наполнила легкие сыростью. В нишах стен застыли оплавленные свечи, но тускло вибрирующий свет шел откуда-то из-за угла прохода, ведущего к камерам.
Бесшумно вдохнув, Лелиана натянула тетиву. И в этот момент мимо ее глаз пролетел огненный шарик, ударившийся в стену возле одной из ниш – в центр большого черного пятна, обуглившего плесень на камнях. В стороны посыпались искры, и одна из них приземлилась на пол рядом с ее ногой. Лук слегка дернулся в руках от неожиданности, но она так привыкла за этот безумный год к внезапным нападениям, что только сильнее притянула к груди стрелу, ни на секунду не сбив дыхание. Выпрыгнула за угол. Застыла. Чертыхнулась и опустила оружие.
– Отойди, – хрипло буркнула Солона, перебирая в воздухе полыхающими пальцами. Освещенная снизу стоящей на земле лампой, она сидела на куче мешков в углу баррикады из ящиков. В глазах ее горело неизвестное Лелиане выражение. Слишком мягкое для злости. Слишком острое для отчаяния. Слишком буйное для обреченности.
Лучница послушно, из чистого любопытства, сделала шаг в сторону. Солона встряхнула пальцами – в стену полетел еще один огненный плевок. Болезненным оскалом констатируя попадание, магичка провела рукой по глазам и глубоко вздохнула.
– И чье лицо ты там представляешь? – спросила Лелиана.
Амелл подняла на нее взгляд – разочарованный, но не удивленный. Пожала плечами, неуютно поежилась, шмыгнула носом.
– Йована. Дункана. Риордана, – внятно перечислила она и, резко выбросив руку вперед, не глядя, сделала повторный залп. – А это был Алистер.
– Воображаешь себя Архидемоном? – проговорила бардесса безразлично, но брови нахмурились против ее воли.
Глаза Солоны расширились и наполнились слезами, будто своим вопросом она ударила ей в самое сердце. Прекрасно, если так. Не стоит притворяться, что магичка не знала, что скрывается за ее равнодушием. Но вновь так низко ее провоцировать она больше не позволит. Лелиана спрятала лук за кожаные ремешки на спине и быстро прошла мимо ящиков к двери, ведущей в замок.
– Этот взгляд. Сохрани Создатель. Хочешь убить меня? – Солона продолжила говорить в той же отрывистой манере, и голос ее скрежетал, как у древней старухи. – Пока ты не ответила и не разбила мне сердце… – еще один залп. – Это я.
– Какое облегчение, – остановившись, саркастично потянула лучница. – Теперь я абсолютно спокойна.
– Тогда я рада, что ты будешь счастлива, когда я погибну в Денериме.
Ее слова эхом отражались от серых стен с какой-то мрачной торжественностью, свойственной лишь похоронным песнопениям. Лелиана резко развернулась на каблуках и невольно топнула ногой.
– Ой, оставь этот пессимизм. Мы протиснулись через орду на Глубинных тропах и одолели двух высших драконов и черт-те сколько драконов попроще. В Денериме нас не ждет ничего нового, и теперь нас тысячи. Когда мы нагоним это богомерзкое чудище, тебе останется только добить его – и тогда все твои мечты о величии достигнут своего апогея.
– Прекрасный план, – вздохнула Амелл. – Но Архидемон погибает только ценой жизни Серого Стража. Это тайна ордена. Но ты все равно догадалась бы.
Переваривая услышанное, она огорошенно прислонилась к ящикам. Почему-то сразу вспомнилось, что Солоне всего двадцать лет, и что она, бесспорно, сильная, умная, храбрая и упорная, но все еще наивная и неопытная маленькая девочка. Стоило ли винить ее за веру в то, что жизнь ее принадлежит лишь ей одной? За надежду на то, что ее труды будут оправданны? За желание жить? Судьба потешается над нашими надеждами – Амелл, конечно же, знала об этом, и просчитала все возможное, чтобы избежать ее насмешек. Но недооценила всю глубину и жестокость иронии.
– У тебя есть еще два Стража, – после долгого молчания, наконец, сказала Лелиана.
Солона вскочила на ноги и удивленно выдохнула:
– Ты сейчас серьезно предлагаешь мне отослать их на смерть?
– Да, – без колебаний кивнула бардесса. – Риордан не станет возражать. А для Логэйна это будет достаточно героично. Не ври, что эта светлая мысль еще не посещала твою голову. Ты хочешь жить – в этом нет ничего противоестественного.
На щеках ее блестели мокрые разводы, губы обиженно кривились, рукав мантии был выпачкан мукой, волосы торчали в стороны, как после деревенской потасовки. Сейчас она больше, чем когда-либо, была похожа на дитя, старающееся казаться взрослым. Один огромный самообман – то, что со временем люди меняются. Взрослые – это всего лишь постаревшие дети. И так же, как они, хотят верить в волшебные сказки со счастливым концом, так же плачут, когда им больно, так же хотят ласки и внимания. Меняются только способы достижения целей, и слезы становятся горше.
– Ты… – Солона вздохнула, вздрогнув всем телом, – странная. Я никогда не понимала, как ты можешь быть такой мягкой и такой жесткой одновременно. Мне казалось, что одна из этих крайностей, наверняка, – фальшивка. Что я только ни делала, чтобы выяснить, какая именно. Давила там, где мягко, ломала там, где твердо. А ты… на самом деле такая.
– Глупости какие, – фыркнула Лелиана. – При чем здесь я?
– Скажи, если бы Алистера не было… вообще… Если бы его не было с самого начала, ты смогла бы… любить меня? – безошибочно угадывая ее эмоции, она поспешно добавила. – Не пугайся – это просто вопрос.
«Просто вопрос» вышиб из нее дух, как таран озверевшего огра. Она открыла рот, отчаянно пытаясь найти слова, чтобы уйти от прямого ответа. Не получалось. Проклятье, она действительно не ожидала такого поворота событий.
– Все тебя любят, Солона, – осторожно начала она. – Мы не во всем согласны с тобой, но ты наш лидер, и достойна этого.
Решительным взмахом руки магичка остановила нестройный поток ее монолога и, всхлипнув, проговорила хрипло:
– Ох, нет, не нужно петь мне дифирамбы. Все – это слишком. Мне хватило бы тебя. Просто скажи мне правду.
Могла ли она любить Маржолайн, черты которой постоянно находила в ее взглядах, словах, поступках? Похоже, ответ был очевиден им обоим.
– Несомненно.
Прикрыв глаза, Солона неопределенно кивнула и отошла к обугленному пятну на стене. Мантия, шурша, неспешно переливалась шелковыми разводами в красноватом свете. Складок на ней стало гораздо больше, чем раньше, – ткань заметно провисла в талии, на бедрах, скомкалась под плечами. Девушка задумчиво прикоснулась к стене кончиками пальцев, пачкая сажей нежную кожу, поднесла их к глазам.
– Поэтому, – тихо сказала она через плечо, – его лицо здесь. У меня была сотня логичных причин променять его на Логэйна, в которых я убедила себя и всех остальных, но, ты знаешь… Сейчас, когда смерть дышит мне в лицо, они все кажутся тщетными, пустыми и глупыми. А правда и вовсе звучит, как бред. Я попросту не смогла простить ему то, что ты его любишь. Странно, да? – вздохнула она, оборачиваясь, и посмотрела Лелиане в глаза. – Помнишь, я обещала, что никогда не причиню тебе боли? Я не хотела, чтобы было так. Просто не представляла себе, как сильно ты… как это вообще возможно. И, наверное, до сих пор не представляю. Прости меня.
– Тебе не у меня нужно прощения просить, – ответила бардесса, как ей казалось, вдумчиво, твердо и уверенно. Но Солона только плотнее сжала губы.
– Больше ничье прощение мне не нужно. Мне наплевать на него. Он сейчас отсиживает где-то свою страдальческую задницу, оставив нас умирать. Я была во многом неправа, но это его выбор, а не мой.
Качая головой в ответ на свои собственные мысли, Лелиана взялась за ручку двери, выгнутую застывшей в полете рыбой. Рыба – в полете. Фантазия людей, мечтающих быть теми, кем они быть не могут в принципе. Рассеянно наблюдая, как бронзовые чешуйки хрустят под царапающими их ногтями, она помедлила, чувствуя, как металл постепенно теплеет в руке.
– Пожалуй, я никогда не смогу быть объективной в этом вопросе. Мне жаль говорить тебе это. Но сейчас я даже рада, что его нет с нами. И что вместо него погибнет кто-то другой. Надеюсь, это все же будешь не ты.
Злости не осталось. Пустота стала еще отчетливее. Но теперь в ней появился смысл. Спокойствие. Смирение. Молчаливое ожидание и готовность принять все, что задумал для нее Создатель.
***
Небо стало красным от пожарищ, земля под копытами лошадей – бесплодной и зловонно-черной. В разоренных деревнях на подступах к Денериму уже не встречались порождения тьмы – все они, как один, устремились на зов своего божества. Огромным роем диких пчел, охраняющих свою матку, они облепили стены города, накрыли рычащим, свистящим, визжащим морем все, что находилось южнее, и где кончалась бесчисленная орда, глаз не видел, разум отказывался понимать. Последний день пути скачущим во весь опор воинам из Рэдклиффа приходилось в буквальном смысле прорубывать себе дорогу клинками, стрелами и магией. Разведчики Риордана сообщали, что основная сила орды еще не поглотила столицу, бесчинствуя в Пике Дракона, но то, что происходило здесь, не давало шанса даже представить себе, что может быть мощнее и ужаснее.
Отряд прибыл поздно – городские ворота уже были взломаны. Но со стен безостановочно летели стрелы, среди развалин домов, баррикад и обломков охранных башен рассредоточились солдаты, и они же плотной стеной сдерживали волны противника на разрушенном входе в город. Всю дорогу бранившийся, как пьяница-сапожник, Логэйн впервые за последние дни перестал хмуриться всеми частями лица, и все понимали, почему. Такая блестящая самоорганизация городской стражи оказалась приятным сюрпризом – одним из немногих.
– Кто руководит обороной? – удивленно осведомился Мак-Тир у встретивших Стражей мечников.
– Сержант Килоун, милорд, – ответил один из солдат. – Вы встретите его возле колокольни.
Взмыленный и забрызганный черной кровью сержант устало отсалютовал генералу, не скрывая облегчения от прибывшего подкрепления, но обрисованное им состояние города заставило Логэйна снова нахмуриться.
– Твари пробились во все кварталы, здесь мы лишь сдерживаем новые наплывы.
– Я чувствую в городе двух полководцев порождений тьмы, – заметил Риордан. – Они могут стать большой проблемой, если мы сразу нападем на Архидемона.
– По всему городу атаки порождений отбивают все, кто в состоянии держать оружие, – ответил сержант. – Местные жители, торговцы, ремесленники, даже вышибалы из «Жемчужины». На рыночной площади отрядом защитников руководит рыцарь-капитан храмовников. Эльфам в эльфинаже тоже раздали оружие. В дворцовом квартале сражаются тюремщики Форта Драккон и выпущенные заключенные.
Лицо Логэйна сперва посерело, потом побледнело, а после вовсе стало пунцово-красным. Задыхаясь то ли от неожиданности, то ли от возмущения, он процедил сквозь зубы:
– Разве королева в городе?
– Никак нет, милорд. Ее величество еще неделю назад отбыла в Амарантайн, подальше на север.
– Кто дал приказ вооружить эльфов? Кто разрешил выпустить заключенных? Что за бардак тут у вас творится?!
Бесстрастно взирая на орущего генерала, Килоун не шевельнул ни одной лицевой морщинкой, лишь тихо вздохнул и спокойно произнес:
– Мне это неизвестно, ваша светлость. Но если бы не они, город был бы уже разрушен. Люди хотят жить и сражаться за свои жизни. Я думаю, любая помощь в нашем случае оказалась бы весьма кстати. Если это Вас удовлетворит, я готов взять ответственность за все происходящее – но только когда все закончится.
Его уверенность и невозмутимость производили впечатление, и генеральский пыл заметно поутих. Логэйн раздраженно потер переносицу, фыркнул, как ретивый скакун, но говорить стал намного спокойнее, хоть и по-прежнему сухо, властно и недовольно.
– Продолжайте держать оборону. Вскоре прибудут союзники, и мы отбросим тварей от стен. А нам надо разобраться с этими… полководцами. Оставляю вам свежий взвод – это все, что я сейчас могу для вас сделать.
– Благодарю, – перекрестив руки на груди, поклонился сержант.
В багровом от пожарищ небе раздался оглушающий рев, и площадь накрыла огромная драконья тень. Порождения тьмы за стеной взвыли одной леденящей нотой. Риордан сосредоточенно вгляделся ввысь, нахмурившись, проследил за движениями чудовища и решительно звякнул клинками.
– Нужно разделиться, – авторитетно заявил он. – Он чувствует нас. Если нас убьют всех сразу, некому будет закончить дело. Я отвлеку Архидемона, пока вы пробираетесь на вершину Форта Драккон – оттуда его проще всего атаковать.
– Согласна, – не споря, кивнула Солона. – Укажи место, где мы сможем найти авангард, и не будем терять времени.
– Эльфинаж, – бросил Страж, уже отходя.
– А второй?
Риордан резко остановился и расплылся в дежурной бандитской ухмылке, за которой, наверняка, скрывалось много прелюбопытнейших подробностей о его жизни вне ордена. Впрочем, кто по доброй воле согласился бы отречься от имени, семьи, положения в обществе, тридцати-сорока лет жизни и спокойного сна, променяв их на постоянные сражения с невообразимыми в своей мерзости созданиями? Только те, кому нечего больше терять и не о чем жалеть. Стоило ли в таком случае удивляться риордановской ловкости, плутоватости и осторожной циничности, не говоря уже о стиле боя, которому, явно, не учат в благородных рыцарских общинах?
– Второго уже убили, пока мы разговаривали, – хмыкнул он с удивленным ликованием. – Есть еще что-то, что я не могу понять. Но ты сама разберешься, верно? – мужчина смерил Солону взглядом, в котором впервые появилось искреннее тепло. – Сомневаюсь, что для тебя есть что-либо невозможное. Пусть Создатель присмотрит за тобой, друг мой.
– Спасибо, Риордан, – коротко ответила она, пожимая его руку, и он, больше не отвлекаясь, ушел.
Сопартийцы выстроились полукругом, прикрывая Стражей от шальных стрел, летящих из-за стен. Чародейки общими силами создали на месте взломанных ворот голубой, потрескивающий молниями барьер. Морриган усилила оружие защитников морозной магией, Винн начертила вдоль стены исцеляющие руны. Стэн с готовностью стал рядом с Амелл, но она, быстро приняв решение, остановила его:
– Винн нужно поддерживать барьер, ты остаешься защищать ее. В случае прорыва используй Шейлу как штурмовое орудие. Огрен тебе поможет. Ворота сейчас первостепенны – если вы не справитесь, мы трудились зря.
– Понял, кадан, – безоговорочно согласился кунари и отошел к воротам, подталкивая вперед возмутившегося было гнома. Угрожающе сверкая кристаллами в окружающих ее огнях, Шейла потопала за ними, напоследок пожелав Солоне раздавить в лепешку драконью голову. Логэйн не стал ничего комментировать, но, судя по его удивленному лицу, магичка озвучила его собственные мысли. Ему, определенно, не нравилось, что она оказывалась права. Но, пожалуй, чуть ли не в первый раз он нашел в себе силы признать это.
Когда остатки отряда двинулись к баррикадам на мосту, все, кроме цели, перестало быть важным. За спиной звенели мечи и свистели стрелы, крики людей смешивались с визгом и рычанием монстров. Солнца не было видно за плотной пеленой бордовых облаков, а ветер был отвратительно горячим, но его зловоние уже перестало восприниматься неестественно. Когда война становится твоей жизнью, ты уже не помнишь, как все должно быть на самом деле, и вместо рук твоих – клинки, которым чужда нежность, а все живое делится лишь на две категории: свои и чужие. Главное – не перепутать.
– Странно все это, – вполголоса сказала Солона, шагая рядом с Лелианой за широкой бронированной спиной Логэйна. – Эльфы… стражники… заключенные… Я думала, мы побили все возможные рекорды разношерстности нашей чудной армией. Ан нет. Воистину, нет предела совершенству.
– Что я могу сказать? – пожала плечами лучница. – Мор сближает людей.
Она как-то оторопело дернулась и, нахмурив брови, перекинула посох из руки в руку. Что стало этому причиной, Лелиана не хотела выяснять. Ей оставалось полшага до свободы.
***
– Держать кольцо! Защищать Стражей! Справа! Лучники – не спать! Ах ты ж, твою мать!
Крики офицеров вклинивались в общую какофонию хаоса, как загнанные под ногти иглы. Порождения тьмы лезли со всех щелей, напирая волной на человеческий щит, окруживший место битвы с драконом. Взрывались огненные шары, завывали морозные смерчи, долийцы чудно ругались на эльфийском. Воздух то накалялся до предела, то заставлял пальцы коченеть, а лиловое дыхание Архидемона проникало в саму внутренность каждой клетки, дробя ее изнутри, как летящие во все стороны камни разрушающихся башен.
Дракон распластался на полу огромной мерзкой кучей скверны. Крылья его были разорваны в лохмотья, ноги перебиты, чешуя на шее – изрядно облупившейся. Но он продолжал вращать уродливой головой, магическими плевками отбрасывая от себя солдат.
Без устали пуская стрелы через живое заграждение, Лелиана стояла спиной к спине Солоны, пытавшейся обуглить несчастную ящерку, когда к ней подскочил до неузнаваемости помятый Логэйн с полубезумным блеском в глазах. Потеряв в битве шлем, наплечник и гербовый щит, он выглядел, как зеленый рекрут, которому впервые навешали тумаков на тренировках. Генерал начал что-то сбивчиво говорить, но голос тонул в окружающем их безумии.
Лучница сделала шаг назад и слегка повернула голову. Руки ее задрожали от ярости.
Тень возьми всех этих напыщенных рыцарей! Ну почему нельзя обойтись без пафосных разговоров в самой гуще сражения? «Я принес тебе одни страдания… бла-бла-бла… но ты в меня поверила… хочу остаться героем… друг… честь… благодарен… извиняюсь…». И магичка, вместо того, чтобы рассудительно заткнуть его, стояла одухотворенная и польщенная, кивала головой, сочувственно сводила брови. А солдаты в это время отлетали от Архидемона, как тряпичные куклы. Чьи-то мужья, братья и сыновья, которые тоже хотели жить. Это они делали геройство возможным, но какой генерал когда-либо задумывался о чувствах пушечного мяса?
– Навались! Стоять, огровы ублюдки!
Стена защитников пошатнулась под новым неистовым ударом порождений, и нескольких воинов выбросило внутрь круга, прямо под ноги предающимся театральной сентиментальности лидерам. В брешь стали быстро просачиваться враги, но оперативно пришедшие в себя воины, действуя слаженно и четко, начали теснить их обратно, а кольцо сомкнулось, еще плотнее сужаясь вокруг дракона.
Лелиана спиной услышала громкий вскрик Солоны и, натянув тетиву, развернулась, готовая отбить от нее нападающего. Картина, открывшаяся взгляду, заставила ее выпучить глаза, и пальцы, держащие стрелу, свело так сильно, что тетива застонала, как струна лютни.
Где-то справа Морриган исходилась в раскатистых ругательствах. Амелл, тяжело дыша, стояла на коленях около солдата в цветах пехоты Рэдклиффа, который держал горло Мак-Тира на острие меча. Логэйн побледнел и отрывисто хватал ртом воздух, не зная, как реагировать. Краем глаза выхватил Лелиану и вытаращенным взглядом в упор велел ей стрелять. А она смотрела на клинок, сплошным слоем покрытый черной кровью. У самой рукоятки кровь смазалась, обнажая вытравленные на драконьей кости руны – руны, излучающие мягкий свет в близости от скверны. Такой меч был только один во всем мире, и его владелец ни за что бы с ним не расстался.
– Помнишь меня? – спросил воин, снимая шлем. Губы генерала насмешливо скривились, когда он увидел стоящие торчком светлые волосы и янтарные глаза, горящие жаждой убийства. Он узнал его. Лелиана, хоть и понимала, – нет.
– Снова ты? – выплюнул Логэйн. – Более подходящего момента не нашел? Нападать на своих в пылу битвы – как это благородно.
Человек с лицом Алистера улыбнулся. Если бы коты умели улыбаться, то делали бы это именно так, отгрызая одну за другой лапы мышам и, играючи, разрывая их когтями. Мак-Тир это прекрасно понял и открыл рот, пытаясь добавить что-то важное. Наверняка, что-то из той же оперы, которую минуту назад исполнял для Солоны. Но не успел – рунный клинок проткнул его голову, как переспевшую тыкву. Амелл страдальчески застонала, согнувшись на полу.
– Для таких, как ты, тварей благородства не осталось, – презрительно проговорил Алистер и вынул меч, отпихивая тело ногой. Логэйн упал на каменный пол с остро-лязгающим звуком, заливая кровью раскинутый веером подол зеленой мантии и непозволительно широкие для боя рукава. Солона взвизгнула и брезгливо отшатнулась, но, наткнувшись на латный сапог стоящего, замерла и испуганно подняла лицо.
– Алистер… – выдавила она, медленно переводя взгляд с его лица на истекающий кровью меч и обратно.
– Привет, красотка, – еще шире улыбнувшись, подмигнул он и, шагнув назад, взялся за меч двумя руками. Магичка вздрогнула и зажмурилась, Лелиана тихо охнула. И тогда он, посмотрев на нее, увидел, что находится на прицеле.
В этих глазах всегда светило солнце. Солнце, свет которого давал жизни смысл. И сейчас, смотря в бездушные кратеры, до краев наполненные колким льдом, ей захотелось выколоть самой себе глаза, чтобы их не видеть. Ей стоило только разжать пальцы, чтобы они закрылись навсегда.
Плечо заныло от напряжения, боль в раненой ноге расползалась выше, схватывая судорогой живот и внутренности – или ей это чудилось? Мир застыл и стал казаться отголоском Тени, где все – лишь имитация реальности. Лелиана слышала, как небо дышит огнем, как шепчут камни, запуская остывающую кровь в свои поры, как намокают и слипаются ее дрожащие ресницы, как легкие вибрируют в тщетной попытке заглотнуть воздух. В одно это короткое мгновение она слышала и чувствовала больше, чем за всю прошедшую жизнь.
Глаза незнакомца напротив закрылись и открылись снова – жестокие и бесстрашные. Но на долю секунды его улыбка изменилась, отозвавшись жжением на ее губах. Он знал, что она не выстрелит. И она это тоже знала.
Сделав еще шаг назад, Алистер развернулся и побежал в сторону лежащего дракона, а Лелиана медленно опустила лук, провожая его взглядом. Картина мира постепенно наполнялась звуками. Первым из них стал рычащий стон поднимающейся на ноги магички.
– Какого хрена ты стоишь?! – зашипела Солона. – Стреляй!
– Сама стреляй, – равнодушно ответила лучница.
– Ублюдок иссушил все мои силы! – истерично завизжала она, и ее прелестное личико перекосило от злости.
– Стало быть, он убьет Архидемона. Больше некому.
– Нет! Все должно быть не так! Ты не понимаешь!
Лелиана промолчала, слегка дернув плечами. Огибая конвульсивные махи исполинской шипованной шеи, воин запрыгнул чудищу на голову и высоко занес меч для удара. Задыхаясь от бешенства, магичка схватилась обеими руками за голову.
– Ты хочешь, чтобы он погиб? – издевательски бросила она, впиваясь бардессе в глаза ядовитыми молниями взгляда.
– Нет, – она покачала головой, чувствуя, как движение воздуха холодит мокрые щеки. – Но он этого хочет. И значит, будет так.
Меч резко опустился, с хрустом пробивая драконий череп. Из-под лезвия брызнул невыносимо ослепительный свет, бьющий столбом в темное небо. Он отражался от багряных облаков тысячей лучей, падающих на зачарованно застывших воинов и взвывших от боли тварей, вздымался нарастающим гулом и нестройным перезвоном, наполняя воздух запахом грозы, обожженной глины и сырой земли. Встав на ноги между рогов, венчающих чудовищную голову, Алистер выдернул клинок, и свет, на секунду напряженно притихнув, взорвался ударной волной, накрывшей все сплошной белой пеленой.
Вжимаясь лицом в обжигающе горячий камень пола, свернувшись, как младенец в материнской утробе, чувствуя, как дребезжит каждая волосинка на теле, а сердце посекундно меняет ритм, Лелиана думала лишь о том, что этот всепоглощающий солнечный ветер – и есть дыхание Создателя. А потому все так, как должно было быть.
