***
В Орлее это изысканно называлось «l'été indien» и произносилось воодушевленно и нараспев. Ферелденцы дивились невиданной жаре и говорили топорно и просто: «бабье лето». Лелиана же назвала бы это полыхающей небесной карой. И не только из-за солнца, ставшего раскаленным злобным монстром. Вокруг Денерима на многие мили не осталось ни одного живого дерева, плодородные когда-то поля были вытоптаны, осквернены и выжжены. На заброшенных фермах, ставших на пути орды, теперь были только следы пожарищ и усеявшие землю трупы, наполняющие душный воздух невыносимым зловонием, разлагаясь на солнце на радость стервятникам. Война закончилась, Мор отступил, но пришло нечто более безжалостное, неосязаемое и неподвластное сражениям – голод, разруха и, как следствие, обозленность потерявших все людей. Разбойники на дорогах попадались все чаще – наглые, полуголые, неорганизованные, вооруженные мотыгами, вилами и самодельными дубинами, а то и вовсе лишь неумелыми кулаками. Их было даже по-человечески жаль – наверняка, за их отчаянной жестокостью стояла банальная безысходность и оравы голодных детей и жен. Видя в одинокой всаднице легкую добычу, многие из них жестоко поплатились за свою неразборчивость. Доспех не одинажды спас лучнице жизнь, но клепаная кожа, раскаляясь на взбесившемся солнце, превращала путешествие в одну сплошную изощренную пытку, и стрелы становились все ленивее и все реже попадали в цель. Бесконечно оглядываться по сторонам и ожидать нападения от каждого встречного оборванца уже на третий день пути стало более чем утомительно. Дальше на северо-запад, в Хайевере, дышать стало легче – сюда основные силы орды просочиться не успели, и зеленые вершины упирающихся в небо сосен никогда не казались таким прекрасными. Люди были похожи на людей, дома целы, торговцы улыбчивы, таверны гостеприимны, а предлагаемая ими пища в кои-то веки отличалась от клейкого серого варева, которое их восточные конкуренты выдавали за национальное блюдо. Деревушка Бассдон до нелепости была похожа на Лотеринг. Узкая речка, делящая ее пополам, конечно, не могла сравниться с рекой Драккон своим величием и сакральным смыслом. Но если закрыть глаза и представить, что время милосердно повернуло назад, то, открыв, можно было увидеть знакомую площадь перед церковью, проповедника на углу, бойких купцов, снующих ребятишек. Так, как было до войны и затопивших селение беженцев, солдат и порождений тьмы. Царивший здесь покой после увиденного на юге казался сладостной прогулкой по Тени, и сердце щемило от необъяснимой ласковой тоски. Лелиана перешла дощатый мостик и, повернув направо, невольно усмехнулась. Таверна. Точно сон наяву, сплетенный из воспоминаний. Она бы уже не удивилась, повстречав тут Барлина. Угрюмого, вечно чем-то обеспокоенного, но безотказного, добрейшей души человека. Таким она его видела в последний раз – в тот день, когда встретила Стражей. Когда она была полна решимости и предубеждений, Солона излучала свет, Морриган вводила в ступор, Стэн качался в клетке, а Алистер был жив. Проклятье. Бардесса хмуро поддела носком сапога камешек гальки на дороге, вздохнула, смотря в безоблачное небо. Думать давно стало роскошью, вспоминать – мукой, но она никак не могла заставить себя перестать. Изводящие горечью мысли рождались сами собой, но нигде они не атаковали ее с таким ожесточением, как здесь, в райском островке сплошного дежавю. Наверное, стоило ехать дальше, пока усталость не возьмет свое и тело станет просто механизмом из плоти, которому нужно только есть, спать и двигаться. Но будет ли в эту минуту поблизости еда и постель? Вряд ли. Трактирщиком оказался приятный молодой мужчина, совсем не похожий на Барлина. Темноволосый, крепкий, вежливый, он обращался к ней «миледи», хотя прекрасно понимал, что благородные дамы не путешествуют в одиночку и не пользуются варварским долийским луком. Но зато он знал цену боевому доспеху и породистой лошади из королевской конюшни. А потому сразу предложил лучшую комнату, ванну и запеченного ягненка на ужин – большее, о чем Лелиана сейчас могла мечтать. Дверь, подкованная странными для Ферелдена металлическими завитушками, находилась на углу поворота коридора, и, открывая ее, девушка была настроена весьма скептично. Потому, что за последние дни фразу «лучшая комната» она слышала не менее трех раз, и ни разу реальность не оправдала ожиданий. Как будто чистая постель и наличие штор на окнах были достаточным поводом трижды завышать цену за ночлег. Сюрприз, можно сказать, удался. Первой в изумленные глаза бросилась огромная кровать с балдахином – для тэйрна, не иначе. Вторым – стол с резными ножками и приставленное к нему кресло, обитое ни разу не вылинявшей тканью. Окно в полстены было завешано тяжелыми портьерами, пол блистал идеальной чистотой. Угол напротив кровати заграждала расписная ширма, а за ней оказалась ванна. Каменная. Огромная. Бронзовые подсвечники, начищенные до блеска. Набор разноцветных пузырьков. Цветочно-пряный запах. Лелиана снова подошла к кровати и даже удивилась, убедившись, что простыни не шелковые. Создатель, откуда? Что за чудеса творятся в этом месте? – Вы удовлетворены, миледи? – вкрадчиво спросил хозяин, позвякивая связкой ключей. – Удовлетворена ли я? – засмеялась Лелиана. – Я лишь надеюсь, что моя радость меня не разорит. Он покосился на чеканные ножны на ее поясе, что-то прикинул в уме и выдал: – Сорок. Однако. Но ванна уж слишком хороша. А она уже целую вечность не баловала себя. – За такую цену тут не хватает спрятанного под кроватью принца, – хмыкнула лучница, отсчитывая монеты. – Для Вас можем спрятать, – ответно ухмыльнулся мужчина, но, увидев посмурневшее лицо постоялицы, подобрался и вновь изобразил учтивость. – Прикажете нести ужин? – Воду для ванны, – мрачно ответила она, сбрасывая пыльный плащ. – На ужин я спущусь. Подозреваю, что нескоро.***
Это было божественно. Мягко щекочущая кожу теплая вода, блики приглушенного света, мыло с запахом пряных трав. Тишина. Пожалуй, последнее радовало более всего. Ни ветра, свистящего в ушах, ни монотонного конского топота, ни агрессивных выкриков, ни поющего лука, ни предсмертных хрипов. Лишь собственное дыхание, спокойное и глубокое, и ленивый плеск воды. Лелиана провела рукой от лодыжки до колена, кончиками пальцев осязая рельефы вздувшихся рубцов. Длинную полосу на предплечье. Бляшку от стрелы под ключицей. На ее теле было слишком много шрамов для служительницы Солнечного Трона. Слишком рыжие волосы. Слишком неоднозначное прошлое и настоящее. Но зачем-то она понадобилась Доротее, и чем больше она об этом думала, тем все больше сомневалась, что исключительно для смиренного служения Создателю в переходах от одной кельи до другой. Тешить себя надеждой снова обрести покой явно было бы опрометчиво – не в случае с женщиной, знающей всю ее подноготную. А между тем, она действительно чертовски устала от войны. И с разбегу прыгнуть из одной сети интриг в другую сейчас казалось ей непосильной задачей. Духота, приумноженная горячей водой, южными окнами и плотными шторами, сгустилась в комнате одним сжимающим грудь кулаком. Она была настолько густой и удушающей, что не хотелось надевать что-либо, кроме полотенца. Вот бы люди порадовались, явись Лелиана на ужин в таком виде. Усмехнувшись своим мыслям, она с тоской покосилась на ждущие своего часа кожаные штаны и куртку, которые превратили ее день в бесчеловечные испытания плоти. Она даже представить себе была не в силах, как заставит себя снова их натянуть после разнеживающего ванного блаженства. В сумке было платье, которое бардесса неоднократно использовала для конспирации, пока была в Денериме, но тогда ее спину защищали воины, а жизнь и здоровье были на ответственности магов. Это место казалось безопасным, но что таится в тихом омуте? После постоянных стычек последних дней девушка стала искать угрозу в каждом встречном лице, и обволакивающий, притупляющий бдительность покой только усугублял ее колкую подозрительность. Но – жара. Архидемон мог бы сам издохнуть от солнечного удара, не долетев до Денерима. И мятое крестьянское платье было единственным спасением. Обтягивающая тело грубая ткань неуютно поцарапывала обнаженную кожу. Лишенные изящества украшения вроде ремешков, стягивающих одежду под грудью, и подпоясывающего неудобного кушака казались аляповатым излишеством. Как все в этой стране – недаром соседи считали ферелденцев нецивилизованными варварами. Что еще можно было сказать о людях, толкущих круглогодичную грязь в своих городах настолько безобразной обувью? Дикари. Мощеные улицы Вал-Руайо не выдержали бы такого позора. Кое-как пригладив складки на подоле, Лелиана открыла окно, впуская свежий воздух, и, почувствовав, как он струится сквозь льняные волокна, поблагодарила себя за отличную идею. Платье уже начало ей нравиться. А нелепый кушак оказался отличным схроном для тонкого стилета. Что-то неосознанно напевая, она уже прошла к двери, когда, скользнув взглядом по мокрой дорожке от ванны, подумала, что нужно бы попросить хозяина прибраться, и увидела незамеченный ранее пузырек, стоящий на каменном возвышении. Неизвестно, чем именно он ее привлек, но бардесса почему-то открыла и понюхала. И тут же, презрительно фыркнув, поставила на место и даже ширмой прикрыла, чтобы не попадался на глаза. Розовое масло. Пошлость какая. В Денериме им провоняла вся «Жемчужина». Сделав шаг, она застыла и нахмурилась. Розовое масло. Гребаное масло из гребаных роз. Выгнутый кинжал привычно втиснулся в голенище сапога, а пояс с широкими ножнами идеально скрылся под юбкой. Застегивая ремешки ножен вокруг бедер, Лелиана с усмешкой подумала, что, если при Верховной Жрице ей дадут новое духовное имя, то это, определенно, будет Паранойя. Прелестные издержки воспитания Маржолайн.***
Внизу было людно и шумно – даже слишком шумно для неприметной деревни. Менестрель в углу возле входа довольно сносно перебирал лютневые струны и мычащей мелодией выводил что-то о легендарных драконоборцах. Несколько столов были сдвинуты в один, центральный, и облеплены развеселыми гномами. Коротышки, возвращаясь с поля боя, решили, пользуясь случаем, оценить все свойства наземной выпивки. И, судя по частоте заказов, были очень довольны такой возможностью, хоть и не переставали награждать местный эль сочными и не вполне лестными эпитетами. Люди реагировали на них по-разному: косились, хмурились, смеялись. Но скрывать свой интерес никто не пытался – столько пьяных гномов одновременно можно было встретить только в Орзаммаре, а он далеко не так гостеприимен. Спору нет, именно загостившиеся почитатели камня и спирта были причиной такой поразительной популярности таверны. Из угла, в котором вдали от столпотворения стоял стол Лелианы, было видно каждого входящего, сидящего или пьющего. Она скользила взглядом по лицам, ни на ком не задерживаясь, но запоминая и оценивая каждое. Звук дверного колокольчика раз за разом заставлял ее вскидывать глаза и проверять тяжесть клинка в поясе. Но люди приходили и уходили, спускались постояльцы, шум нарастал, перегарный туман густел, гномы развлекались все находчивее, а на нее никто не обращал внимания. Вскоре Лелиана начала проклинать свои беспричинно взвинченные нервы. Чутье, основанное на глупых суевериях. И дурацкую привычку искать во всем подвох. Никто не смог бы причинить ей больше неудобств, чем она сама себе причиняла. – Вина, леди? – мягко поинтересовалась официантка, вырывая ее из пучины самокопания, и в ответ на ее рассеянное молчание пояснила. – Инграм сегодня угощает. – Угощать всю эту толпу? – усмехнулась Лелиана. – У него для этого должен быть весомый повод. – Сыны Хайевера вернулись домой, а с ними – законный тэйрн, о добром здравии которого молился каждый местный житель. Разве окончание войны – недостаточный повод для радости? – Согласна. Но не стоит. Девушка слегка поклонилась, загораживая собой лестницу. За ее спиной в глубину комнаты прошло несколько человек, и чтобы их рассмотреть, нужно было поворачивать голову. Далеко и заметно. Лелиана смогла лишь бегло пройтись по ним взглядом. Трое сели за стол в углу. На них были надеты подогнанные кирасы из выделанной кожи – дорогие для охотников, но слишком тонкие для воинов. Четвертый, одетый, как ремесленник (кузнец, судя по габаритам), в куртку попроще, держался особняком и скрывал голову под холщовым капюшоном, пристегнутым к плечам. Даже подбородка его увидеть не удалось – демонстрируя полное равнодушие к бесплатному развлечению, он уселся спиной к залу. Ничего интересного. Может, это и были те самые славные сыны Хайевера, которые пришли на сражение добровольцами, несмотря на постоянно меняющиеся лица сюзеренов. Им было все равно, под чьими цветами воевать – да и было ли это важно? Теперь, когда Фергюс Кусланд неожиданно для всех явил себя пред светлы очи королевы после года странствий по Диким землям, им было нечего опасаться. Тэйрн пропустил войну, пока его люди сражались, но оценил это и проникся, высокомерно полагая, что они делали это с его именем на устах. А воины банально защищали свою землю, и единственные имена, которые они произносили, не носили благородных фамилий – имена тех, кто ждал их дома. Но кто бы признался в этом? Пить за благополучие и процветание ныне малочисленного рода Кусландов было куда безопаснее. Интересно, что бы было, если бы Рендон Хоу не остался в своих пыточных подземельях с перерезанной глоткой, а потворствующий ему Логэйн не был бы низложен и предан порицанию. Теми, кто о судьбе этой великой родословной даже не задумывался. Возможно, тэйрн Хайевера до сих пор бороздил бы болота Коркари. Или, что более вероятно, ознакомился бы со всеми прелестями тех самых подземелий. Музыкант затянул новую мелодию. Местами не попадая музыкой в слова, он завел балладу о златокудрой деве, оседлавшей дракона, под лязг клинков величайшей армии всех рас и сословий. Песня пользовалась популярностью – половина присутствующих тут же подхватила заунывные аккорды, подхлопывая и поощряя певца одобряющим гулом. Лелиана отодвинула от себя тарелку. Аппетит пропал, и она едва сдерживалась, чтобы не заткнуть менестреля летящими в его сторону остатками еды. Но лишь сжала кулак и крепко, но тихо стукнула им по столу. – Чушь собачья, – долетело из угла от одного из троицы. – Кто вообще верит в эти сказки? – Людям нужны герои, – басом ответил его товарищ. – Ты там был и сам видел. – Да, я был там, и потому повторюсь: чушь собачья. Лелиана скосила на него глаза, желая воочию убедиться в проблесках благоразумия среди торжества предрассудков. Возмущенный хайеверец отрывисто поставил кружку на стол, рыкнул и вдруг заметил ее взгляд. Лицо его моментально расплылось в улыбке. – По-моему, леди тоже не нравится, – мурлыкающим тоном проговорил он, и все сразу обернулись в ее сторону. – Не думаю, что вас это касается, – отрезала она и отвернулась. Мужчина хмыкнул и, недолго думая, подошел и навис над ее столом, опираясь в столешницу волосатыми руками. Скользнул липким взглядом по плечам, лишь наполовину прикрытым тонкой тканью, изгибу шеи, и улыбка стала еще слащавее. То, как он был похож на Риордана – бородой, прищуром глаз, лишь обостряло ее отвращение. – А все-таки вам не нравится. Имеете что-то против нашей доблестной героини, или это просто личная зависть? – Не могли бы вы, сэр… – холодно начала Лелиана, но тут он бесцеремонно приземлился на скамью рядом с ней, недвусмысленно прижимаясь плечом. Она резанула его презрительным взглядом – он игриво передернул бровями. – Я не сэр, – почти пропел нахал, подпирая голову рукой. – Надеюсь, вас это не смутит? Было бы очень жаль. Я определенно где-то уже видел ваши пламенные волосы. Паршивец играл с огнем. Какая неосторожность. При других обстоятельствах ее волосы были бы последним, что бы он увидел в своей жизни. Лелиана слабо улыбнулась и смущенно просунула пальцы под кушак. – О, нет, конечно, не смутит. Ведь и я…, – потянула она, быстро достав стилет и ткнув ему в бок под столом, – …не леди. Но вас это по-прежнему не касается. – Не поранься, кошечка, – он цокнул языком, едва взглянув на нож, но прозрачность намека все-таки уловил. Нарочито горестно вздохнул и отодвинулся, порываясь встать, но вдруг повернулся и посмотрел на нее иначе, будто что-то вспомнив. – А ведь я действительно знаю тебя. Это ты стояла рядом с ней, когда… Он умолк, увидев ожесточение в ее глазах, которое она сама чувствовала ядовитым жжением, растекающимся от зрачков. В ее макушку впилось несколько взглядов. Пальцы на рукоятке ножа сжались до хруста. – Кажется, я понимаю, – пробормотал бородач и встал. – Простите, не-леди. Дождавшись, пока он уйдет и сядет за свой стол, Лелиана спрятала нож, прошла до лестницы, сняла со стены фонарь и стала подниматься по ступенькам. Не оборачиваясь, она слышала возбужденный шепот в углу и острые стрелы взглядов, летящих ей в спину. Слава Солоны мешала ей жить даже здесь, далеко от нее. Кто бы знал, насколько это было ей не в радость. Прежде, чем проскользнуть в коридор, она снова мельком посмотрела вниз, и лишь сделав несколько шагов в темноту, поняла, почему увиденное показалась ей странным. Четвертый исчез – тихо и незаметно. Она готова была поклясться, что не слышала ни шороха с его стороны.