By the way

Будучи Дьявольским замкомом Шинсенгуми, человеком, о котором услышишь хоть где-нибудь, Хиджиката Тоширо не испытывал недостатка в женском внимании. Может, он и не замечал этого, но женщины замечали его. Очень часто. Конечно же, причиной, по которой он мог нравиться женщинам, была не только высокооплачиваемая работа (скорее, она была меньшей из причин), исключительная внешность, обходительность, умение вести себя с дамами. Иными словами, каждая находила в нем что-то свое, нечто особенное, являющееся причиной для её внимания. Хиджиката так и ходил в ореоле воплощения женского идеала для каждой, пока эта “каждая” не сталкивалась с бытовой основой жизни. И тут сами понимаете. Впору было писать об этом книгу, но вряд ли бы она окупилась. Розовые мечтания, бабочками порхающие вокруг него в глазах девушек, рассыпались о суровую правду жизни – реальность была такова, что походила больше на чью-то несмешную шутку. Конечно, Хиджиката верил в то, что в этом городе есть люди, которым впадать в отчаяние стоит действительно уже сейчас, куда менее удачливые. Например, Кондо с его сталкерскими замашками (нельзя плохо говорить о начальстве) или Гинтоки, игнорирующий вереницу стелющихся перед ним влюбленных девиц. Кстати говоря о нем… – Приветики, – пушистые хвостики, которые с очень большого расстояния почти можно было назвать милыми, дрожащий голосок, скорее от зарождающейся истерики, чем от волнения. – Я Паако. Хиджиката с сомнением осматривал представшую перед ним картину. Ладно Кондо, при таких обстоятельствах его серьезно можно назвать идиотом, он как никто заслуживал право носить этот титул, потряхивал Паако за руку, благодаря за то, что она пришла, словно и не замечал её явно наигранной и кривоватой улыбочки. Ладно Ямазаки, тот вообще, кроме булочек и тенниса, ничего не видит (плохая шутка, но в данной ситуации он так же, как и Кондо, не замечал главного). Даже Сого, заинтересованно обходя гостью по кругу, делал вид, что не проникся ситуацией и все идет так, как и должно быть. Просто скажите, что он все понял и притворяется, иначе Тоширо поверит в возможность того, что его окружают идиоты. Хиджиката был готов ударить кого-нибудь, а глаз у него действительно дергался, не как во всех замечательно-истеричных образах из книжек, а очень даже реалистично. Потому что он всерьез не понимал, как можно не узнать человека, только потому что он сменил одежду. Паако была их единственным свидетелем. И главная проблема скрывалась именно здесь. Конечно, это объясняло воодушевление Кондо, который почти отчаялся в распутывании этого дела. Но суть проблемы была в том, что, как бы он не пытался выкрутиться, свидетелем была именно Паако. Речь о Гинтоки, конечно же, иначе он бы вообще сюда не сунулся. “Паако” и истерила сейчас в большей степени потому, что у Хиджикаты сигарета изо рта выпала, когда она представилась искаженным голосом, и картинка сложилась окончательно. Это узнавание в чьих-то глазах выбило из колеи настолько, что хотелось развернуться и уйти, а потом закопаться где-нибудь за городом, потому что ну куда уж хуже! Кондо задавал Паако вопросы, она рассеянно на них отвечала, кто-то записывал её комканные ответы, но атмосфера ни на секунду не становилась лучше. Хиджиката выкуривал одну сигарету за одной и неотрывно следил за “Паако”, скрытый в глубине образа Гинтоки следил не менее внимательно – перспектива быть раскрытым подобным образом его ничуть не радовала. Все это тянулось достаточно долго, чтобы отчаяться окончательно. – Спасибо, вы нам очень помогли! – Ямазаки, провожавший её до выхода, поклонился. – Что вы, это было не трудно, – Паако улыбнулась, попыталась рассмеяться, но смех её становился все более напряженным, когда она заметила приближающего к ним Хиджикату. – Но все равно спасибо! Хиджиката-сан, проводите девушку до дома? Вот где-то здесь все и пошло ко дну. Между Гинтоки и “девушкой” была не просто пропасть, как минимум три Марианских впадины, как внешне, так и внутренне. Но это замечали и осознавали здесь, казалось, только два человека. – Конечно, – он выбросил очередную бессчетную сигарету и очень выразительно посмотрел, то ли радуясь тому, что Гинтоки оказался в числе проигравших и никак не может ответить, то ли обещая отомстить за все его прошлые деяния. Молча они покинули пределы Шинсенгуми, прошли несколько метров по улице в абсолютнейшей тишине, прежде чем возник действительно важный вопрос. – И куда вас провожать, кстати? Происходи эта ситуация с настоящей девушкой, Хиджиката, скорее всего, несколько раз подумал над формулировкой, прежде чем высказать это вслух, но человек перед ним вряд ли был бы рад подобному отношению. Хватало того, что он вызвался провожать. – Знаете, – её голос ломался просто невозможно, – я тут недалеко живу, сама доберусь. – Ну что вы, как я могу позволить хрупкой девушке одной гулять в такое время. За “хрупкую девушку” Гинтоки мог бы и нос разбить, хотел, потому что этот театр двух бездарных актеров переходил все границы. Хиджиката знал. И Гинтоки знал, что он знает. И что в конце концов они или не придут никуда или ноги приведут их в Йорозую они тоже догадывались. – Возвращайтесь уже, вам же работать ещё надо. – Мой рабочий день закончен, так что я могу вас проводить. Хотелось бы знать, для чего вообще хоть кто-то из них это делал, но сдаваться не собирался никто. Хотя Хиджикату это забавляло. Но он не выдержал первым, потому что гнетущее молчание набирало обороты: – Объясни мне, – он вытащил очередную сигарету из пачки, вечер был хороший, располагающий к беседам больше, чем к дракам, – потому что я не понимаю смысла этого маскарада. Гинтоки как-то немного успокоился, нервных клеток за этот вечер в его организме умерло больше, чем в обычные дни, стоило поберечь хотя бы остатки. Обсуждать, правда, все это не хотелось, но Хиджиката всерьез ожидал ответа. – Я не специально, вообще-то. Это вы пошли искать свидетелей в том баре, а я оказался не в то время не в том месте. И не по моему желанию все сложилось! Стоило Хиджикате догадаться, что Гинтоки всегда возникает там, где начинается что-то странное, даже если случайно и не по собственному желанию. – Ладно, давай просто забудем эту ситуацию? И возможно, это был один из тех редких случаев, когда он был с ним полностью согласен. *** Забыть, правда, оказалось трудно. В баре становилось по обыкновению чуть ярче и светлее, и обратно пропорционально недружелюбному настрою Паако, количество клиентов в редкие дни её работы на порядок увеличивалось. Гинтоки приходил исключительно из-за денег и врожденного желания кому-то помочь, за такой ад платили достаточно, а Сайго умел хорошо просить. Внушительно. Однажды, правда, Гинтоки отказался. Четыре раза подряд. И некоторых исключительных клиентов это расстроило, они требовали вернуть Паако, а отказать им было трудно, по крайней мере нежелательно. Сайго умел просить очень хорошо и очень внушительно. Отосе тоже внушительно посылала Таму за деньгами, которых не было. Был ли у Гинтоки выбор? Ни выбора, ни фортуны на его стороне. Правда, стоило отказаться. – Паако-чан, тебя так давно не было, что я уже начал скучать, – пьяные разговоры, на которые он старался не обращать внимания. Казалось довольно удивительным то, что у него были фанаты, не в таком виде он мечтал о них, но существование тут людей, которые были заинтересованы в Паако больше, чем стоило бы, немного пугало. Не то чтобы Гинтоки боялся последствий, но лучше бы их не было: ни людей, ни последствий. – Извините, что вам снова приходится нам помогать, просто есть некоторые неточности. Голос Ямазаки Гинтоки узнал сразу, тому даже не пришлось подходить достаточно близко, чтобы его услышали. На этот раз их “единственный свидетель” был не обязателен, Ямазаки говорил с кем-то из местных трансвеститов, что давало возможность Паако-чан улизнуть, пока её не заметили. Он пролетел мимо всех столиков, не обращая внимания на удивленные возгласы, шмыгнул в подсобку, убедился, что никто не направился следом проверить, выдохнул и обернулся. Зря. Из подсобных помещений выходил коридорчик прямиком к черному ходу. Гинтоки планировал им воспользоваться, стараясь не думать о том, что ведет себя как преступник. Он не был преступником, последнее время он был немного параноиком, а стопроцентной уверенности в том, что Ямазаки пришел сюда один, у него не было. Параноиком он был не зря. А вот оборачиваться не стоило. – Куда же вы так торопитесь, мы ради вас проделали длинный путь, а вы уже уходите. Ну конечно же. Хиджиката подпирал дверь черного хода, следил за медленно тлеющим в полутьме кончиком сигареты и знал, что в его руках все карты. – Я все думал, что будет, если я приду сюда, попытаешься ли ты сбежать, и пришел к выводу, что попытаешься. Но мне было интересно проверить, поэтому я послал Ямазаки следить за тобой. Он ведь неглупый парень, догадался. – Нехорошо использовать своё положение для таких низких целей, – он усмехнулся как-то недобро и добавил. – А ещё мне льстит, что ты так много думал обо мне, но не стоило. Хиджиката затушил сигарету об потрескавшуюся штукатурку, очень пристально осмотрел “Паако”, что Гинтоки даже почти испугался такого внимания, и сказал определенно то, что не должно было прозвучать. Уж не в сторону Гинтоки точно. – А ещё я думал, что будет, если я тебя трахну. – Ой, тебе голову, что ли, напекло? Или Окита последние мозги вышиб? Что за вечер откровений? Ситуация начинала становится чрезвычайной. Дорога через черный ход была недоступна, а вернуться обратно невозможно, потому что из главного зала его не выпустят до закрытия. Вариантов отступления не было, а Хиджиката, если судить по его решительному настрою, кажется, не шутил. – Ты это серьезно?! – Серьезнее некуда, поверь. Медленно Хиджиката подходил ближе, и так же медленно в теле Гинтоки замирали все процессы. Он стоял на месте и просто смотрел. Замирающие процессы отключали мозг и чувство самосохранения, выключали мысли о том, что стоило валить, пока не поздно, что становится в определенном смысле жарковато и начинает попахивать паленым. Хиджиката был в метре, в шаге, протягивал руку, касаясь складок кимоно “Паако”, никуда не спешил, и люди за дверью его не волновали. Пояс соскользнул вниз, Гинтоки вцепился в руку Хиджикаты и посмотрел ему в глаза очень пристально: – Прекращай. – Я и не начинал ещё. Он сбросил руку, и та безвольно опустилась, Гинтоки прижался спиной к стене. – Какого черта ты делаешь? Тебя должны настоящие девушки интересовать. С точки зрения повернутой логики его почти можно было в данной конкретной ситуации определить как девушку. Однако вряд ли Хиджиката мог заблуждаться в подобном. Это просто было помутнение. Такое поразительно реальное. – А ты как-то ненатурально сопротивляешься. Рука уже забралась под ткань кимоно, теплая, но все равно вызывала мурашки. Такие мягкие и приятные мурашки. – Может я тоже думал над этим. Хиджиката добрался-таки до самого главного, и именно тут Гинтоки начинал паниковать как-то по-особому. Как будто в первый раз, ну правда. – Успокойся, а. Ничего страшного я с тобой не сделаю. Хиджиката правда не планировал ничего подобного, само как-то сложилось. И хорошо, что сложилось. Гинтоки очаровательно жмурился и сжимал в кулаке рукав своего же кимоно, дышал сквозь стиснутые зубы, пытался собрать в голове мысли в кучку, но они постоянно разваливались. Чужая теплая рука скользила по члену, Гинтоки задыхался от непривычных ощущений. Дрочить себе же собственной рукой – это одно дело, однако крепкая мужское рука ощущалась иначе, чем аккуратные легкие женские прикосновения, к котором он был привычнее. (И только не говори, что ты не задумывался над подобным опытом). Гинтоки дрожащей рукой потянулся к ширинке форменных штанов, но Хиджиката перехватил её. – Не стоит. Я вроде как на работе. – О-о, бережешь форму? Надо же...какой чистюля… Слова утопали в сбитом дыхании, недобравшаяся до цели рука заняла место у холодной поверхности стены. Гинтоки откинул голову, закрывая глаза. Удовольствие захлестывало с головой, кто бы знал, что все закончится именно так. Он захлебнулся хрипом, кончая в ласкающую руку. Изображение перед глазами слегка плыло, но Гинтоки выцепил из окружающего довольную улыбку. – Увидимся в следующий раз.