By the way

Днем в баре Отосе на одной из улиц Кабуки-чо было тихо и спокойно. Тише, чем вечером, и уж тем более тише, чем ночью, когда здесь собирались все завсегдатаи заведения. Днем в стенах бара можно было встретить только его работников и тех неугомонных безработных с верхнего этажа, которые изредка могли коротать свое свободное время здесь. Чаще всего небезосновательно. Отосе отодвинула трубку от лица и с укором посмотрела на юных посетителей: – Как вы могли бросить больного человека? Он, конечно, тот ещё, – ей хотелось подобрать наиболее подходящее слово, но в один момент она передумала, – бесполезный, но о нем тоже надо заботиться. “Бесполезный” в данном контексте являлось скорее синонимом “мудака”. Гинтоки не просто подхватил простуду, нет, он ведь не мог просто так заболеть, как все обычные люди, кто угодно, но только не он. Казалось, что он поймал самую необыкновенно доставучую версию простуды, которая заставляет своего хозяина выдавать наиглупейшие и дикие запросы в невероятных количествах. Кагура не вынесла этого ада первой. Она сама ещё не до конца выздоровела, чтобы выносить такие потрясения для нервной системы. Шинпачи пошел за ней, чтобы остановить, но в итоге… Отосе смотрела на них с некоторой долей порицания, она не надеялась, что ее взгляд сработает на них и где-то в глубинах себя они найдут остатки совести, однако... – Вам все же стоит вернуться. И в этом она была права. Наверху казалось тише, чем когда они уходили. И, наверное, не стоило удивляться, ведь этот уход сопровождался истеричными криками Кагуры о том, как она больше не хочет этого выносить.Тишина разливалась до выхода, а в дальней комнате были слышны легкие шорохи. Кагура скрылась на кухне, где-то возле холодильника, возможно. Ее не волновали шорохи. А вот Шинпачи их слышал. За закрытыми ставнями в конце комнаты шорохи и знакомый голос. – Как ты умудрился заболеть летом? Шинпачи прислушался. Кагура гремела посудой, а за дверью, которую он не решился открывать, – хриплый смех и следом кашель. – Дураки не болеют, знаешь, да? Так что твои оскорбления теперь беспочвенны. – Сколько лет этой шутке? Или мне стоит спросить, насколько тебе хреново, что ты используешь эту шутку? Шинпачи чуть улыбнулся и собирался оставить свой пост лучшего шпиона-наблюдателя столицы, однако… – Что ты тут вообще забыл, господин полицейский? Хиджиката пожал плечами. Хороший вопрос, вот только ответа на него он не мог найти. Несмотря на все, так уж сложились события. Он не мог не прийти, после того, как громко и настойчиво жужжал под ухом Окита о том, что в Йорозуе повысилась скорость передачи микробов. Намекал всеми доступными ему методами. Неудивительно, что он знал слишком много, ведь сам провел там достаточно много времени, пока болела Кагура. На несколько мгновений могло показаться, что он даже волновался о нем, однако уж кто, но Сого на подобное не был способен. Гинтоки, возможно, усмехнулся бы его реакции, а, возможно, и никак на нее не отреагировал, для него нормальным было бы и то и другое, но маска на лице закрывала большую часть. Смотрел он, правда, очень внимательно. Поразительно даже для него. – Перерыв, – кивнул он на часы, посчитав, что этого достаточно для объяснения, но после секундного перерыва продолжил, – скоро закончится. Зайти к тебе вечером? – Кто бы мог подумать, что ты такой заботливый… Но если ты купишь мне мороженого, то я даже подумаю. – У тебя с головой все впорядке? Температура всю жидкость в голове испарила – мозги высохли? Кто мороженое ест больной? – Клин клином вообще-то. Ну, Хиджиката, ну тебе сложно, что ли? Он приложил ладошку к горячей голове. Гинтоки ни разу не изменился в лице, смотрел все так же. Чего-то ждал или хотел увидеть. – Если ты ещё больше заболеешь, я не виноват. – Конечно-конечно. Хиджиката поднялся на ноги, ещё раз взглянул на больного, даже слегка улыбнулся и вышел, закрывая двери. – Спасибо, что зашли. Шинпачи встретился ему у входа, заставив остановиться. Он не выглядел так, как обычно, не улыбался и смотрел слишком холодно. В глазах у него было что-то такое, что напоминала скрытую претензию. И Хиджиката, к своему сожалению, ее понимал. – Но не стоило. Понимающий Шинпачи-кун, добрый малый, хороший и заботливый. Самый понимающий среди всех, кто находится в этом доме. Кому как не Шинпачи обвинять его? – Думаешь, что все прекрасно понимаешь? Шинпачи хотел возразить что-то, конечно же, он понимал. Да черт, он даже надеялся, что с этим приходом что-то изменится, но ничего не случилось. Хиджиката, правда, виноватым не выглядел, и… Двери за их спиной с шумом разъехались. – Шинпачи, – Гинтоки говорил все ещё хрипло, – не лезь, куда не просят. – Гин-сан. – А ты, – он показал пальцем точно в Хиджикату, – обещал мне мороженое. Не забудь. Хиджиката кивнул растерянно. Шинпачи выглядел как-то точно так же. Все решилось и без него. Кажется. Но это ведь хорошо?