By the way

Майонезная до невозможности с майонезными горами и полями, майонезной атмосферой планета – страна Майо...оказалась ближайщей к дому Йорозуи забегаловкой. Его дурацкий план сработал, хотя ни один нормальный человек не поверил бы в бред такого сорта. Кроме Курико. Потому что Курико – не обычный человек, потому что она никогда не поступала так, как от нее ожидали, потому что она была лучшей. И Хиджиката думал, что кем бы ни был ее будущий муж, он уже ее не заслуживает. – Вы могли бы поладить, – протянул Гинтоки, толкая Хиджикату в плечо, чтобы привлечь внимание. Он успел знатно налакаться, на деньги Хиджикаты, само собой. Потому что: “Ты должен мне за помощь” Потому что: “Твою коронацию нужно отметить” Потому что: “Ну пошли, ну пожалуйста” Последнее сыграло немаловажную роль в том, что страна Майо оказалась так близко. Потому что Хиджиката не мог отказать одному конкретному кучерявому придурку. – Нет, слушай, я серьезно, – продолжал он, видя что его излияния не достигли чужих ушей, – шутки шутками, но вы бы подошли друг другу. Завели бы семью, такую же со странностями; детей, может, ты ради них перестал бы питаться собачьим кормом. Тихая семейная идиллия, телевизор по вечерам, разговоры ни о чем. Гинтоки растянулся по столу, подняв вверх стакан, смотрел вовнутрь его содержимого, словно видел в нем кадры своих же слов. Хиджиката подумал, что его слова – это как раз та самая семейная идиллия всей Йорозуи, которой они и живут, когда не пытаются разрушать окружающее пространство и жизнь других людей. – Ты не можешь все время проводить, гоняясь за преступниками. Рано или поздно захочется завести настоящую семью, а такой шанс уже упущен. Хиджиката забрал стакан у него из рук. – Тебе, пожалуй, хватит на сегодня. Поставил его на стол рядом. Гинтоки обычно возмущался такому раскладу, если его лишали выпивки, когда он еще не дошел до своей предполагаемой верхней границы. Но сегодня он проследил взглядом за уходящей от него выпивкой и никак не отреагировал. И прибавляя все то, что он говорил ранее, Хиджиката, кажется, понимал причину. – Почему тебя это так волнует? – Вы неплохо смотрелись вместе. – Она младше меня почти в два раза. – А, кого это сейчас волнует. Гинтоки смотрел на него своим обычным взглядом ничего не выражающей рыбины, но говорил при этом слишком заинтересованной для того, кто хотел казаться безразличным, и, казалось, сам не понимал, к чему задумывается над такими вещами. Слава богам, что хотя бы Хиджиката был не настолько пьян, чтобы не понимать. Потому что Гинтоки (а особенно пьяный Гинтоки) руководствовался чем угодно, только не здравым смыслом. Хиджиката заплатил за них обоих, потянул Гинтоки за руку, заставляя подняться, его качнуло в сторону, он чуть завалился на бок прямо на так удачно ожидающего его падения Хиджикату. Казалось, что он не отмечать “Коронацию” сюда пришел, а заливать алкоголем свое горе. О котором, видимо, не имел ни малейшего представления. Хиджиката с горем пополам довел его, с заплетающимися ногами, руками и мыслями, до дома. Где оказалось слишком пусто. – Неужели тебя все бросили? – усмехнулся он. Гинтоки протянул ему ключи. – Кагура сказала, что не хочет слушать мое нытье, представляешь, так и сказала. – Потому ты решил, что его буду слушать я? Кагуры действительно в доме не оказалось, свет не горел, и включать его не хотелось. Слишком тихо и слишком пусто. Не удивительно, что Гинтоки выбрал место чуть более многолюдное, чем собственный дом. Хиджиката опустил его на диван, и Гинтоки сполз по нему, растянулся морской звездой, сбрасывая руки и ноги на соседний столик. Хиджиката пихнул его, чтобы тот подвинулся, но он даже не думал шевелиться. – Вон туда вон иди, – неопределенно махнул Гинтоки рукой, задевая стол. – Не хочу, двигайся. Он подвинулся, нехотя, но в итоге лежать на коленях у Хиджикаты оказалось куда удобнее. Гинтоки снова вспомнился разговор недавнего вечера. – Ты так толком и не ответил. – На что? – На вопрос. Почему ты ее бросил? – Потому что мы два раза виделись, потому что она вдвое меня младше, к тому же ты сам предложил. Действительно. Гинтоки закрыл глаза, кадры несуществующей семейной жизни снова замелькали в голове, хотя он этого не просил. Хиджиката погладил его по волосам как большого кота. Ощущение семейной идиллии накатило само собой. – Понимаю, почему Кагура свалила. Ты зацикливаешься на вещах, которые не имеют значения. К тому же, у тебя и так есть семья. Тебя что-то не устраивает? Гинтоки покачал головой, волосы терлись о ткань и щелкали статическим электричеством. – Это сейчас все нормально. А что потом? Оставить после себя кого-то, заботиться о детях, разве не об этом мечтают бравые самураи из Шинсенгуми? – Тебя по пьяни всегда тянет о жизни рассуждать? О чужой жизни, тем более. Не замечал за тобой такого раньше. – Потому что ты и не слушал. Пытаться заботиться о ком-то в таком ключе – действительно ли было в духе Гинтоки? Его альтруизм постоянно выходил из всех щелей, каждый раз, если кому-то нужна была помощь, даже в ущерб самому себе, он всегда оказывался там, где было нужно. Но. Что касалась его самого? – Вот у меня есть Кагура и Шинпачи, хоть мы и не родственники. Однажды они вырастут и пойдут каждый своей дорогой. А что у тебя? – У меня есть Шинсенгуми. Мало похоже на семью в классическом представлении, но иногда мне кажется, что они так и не вышли из детства. И мне как-то не очень хочется возвращаться домой, чтобы видеть там тоже самое. Гинтоки чуть улыбался с закрытыми глазами. – Только не говори, что ты уже спишь? – Почти. – Если собираешься спать, хотя бы слезь с меня. – Не хочу, ты сам сюда пришел. Вот и неси свой груз семейного счастья.