Star that guides

Требуется почти месяц, чтобы Бен Соло поверил, что чудес не существует. Загадочная незнакомка в белом, с запахом из другого мира, не меньше, наверное, просто улетела себе в другую галактику по своим загадочным делам. Или вернулась домой, в другой город. Или же ее попросту не существовало. На работе завал, потому что посол Сноук с его ебучей политикой идет вразрез с курсом, предложенным Леей Органа на последнем заседании, и Бен чувствует себя зажатым между молотом и наковальней. Его разрывают практически пополам. Он обязан следить за Сноуком, потому что так требует его родная мать, и должен тайно докладывать обо всем послу, потому что это его работа. От любого воспоминания о метро его мутит. Поэтому Бен наконец пересаживается в служебную машину и искренне не понимает, зачем вообще ему понадобилась та идиотская затея со слежкой. Вернее, с такой не-внезапной внезапной встречей. А еще его тошнит от белого. Наверное, это какое-то избирательное издевательство памяти. Стоит ему увидеть белую тряпку — на матери, секретарше, да любой девушке в посольстве — и в горле пересыхает, и его мутит. Какое счастье, что в этом сезоне по словам Фазмы, руководительницы отдела охраны посольства, самый популярный цвет — это зеленый. Уж лучше его окружают ядовитые джунгли, чем он еще раз вспомнит о том ужасном дне. Но сегодня бешенство забирает его и без белого. Уже полдень, встреча с делегацией в подвисшем состоянии, потому что самый важный человек, а именно он, Бен Соло, находится где-то на пересечении Десятой и Еще-какой-то-там авеню. Стоит в пробке вместе с машиной и личным водителем Чуи и давится от спертого воздуха, который не в силах разогнать ни один кондиционер на свете. Даже самый лихой и крутой водитель не в состоянии спасти его встречу, когда по обеим сторонам, подпирая вплотную, стоят точно такие же застрявшие машины. Бену вспоминается тот вечер в метро, только там были люди, и снова становится дурно. — Чуи, вруби посильнее, — если он не почувствует хоть каплю свежего воздуха, то сдохнет прямо тут, на заднем сиденье шикарной машины. — Это максимум, Бен. Прости, — уныло качает головой водитель. И правда, все переключатели на максимуме, двигатель просто заходится, но ему все равно жарко. — Можешь попробовать открыть окно, но вряд ли… Вряд ли это что-то изменит. Ну конечно. Бен знает это не хуже Чуи — тараторящая дура по радио обещает 96 по Фаренгейту, а это практически раскаленная пустыня. И асфальтовая дорога наверняка превратилась в филиал ада. Но он все же жмет на кнопку и наклоняется к окну. С той стороны в машину задувает обжигающий ветер, от которого, кажется, лицо сейчас сморщится, но Бен стоически вдыхает его и открывает глаза. В воздухе зависла переливающаяся дымка горячего воздуха и дрожит, а в зареве ее блестят десятки крыш машин, от их ряда и вплоть до самого тротуара. Они все застряли и медленно поджариваются, раздраженные, сигналящие. Хотя, Бен может поспорить, ни один из них так ебуче не опаздывает на важную встречу. Слева от него, прямо у самой дверцы, виднеется хвост чужого байка. Надо же, кто-то втиснулся. Лучше бы ехал по бордюру, — хмыкает Бен, а потом замечает сумку. Эта белая сумка, большая, спортивная, раздутая как мяч, прикреплена к заднему сиденью и кажется такой знакомой. Безумно знакомой. То ли от жары, то ли от белого снова накатывает тошнота, но Бен уже не обращает внимания. Он, в деловом костюме, серьезный человек, высовывается в окно как ребенок, чтобы увидеть водителя. Белый. Много белого. На байке сидит девушка, вся в белом — драные джинсы и мотоциклетная куртка, застегнутая под подбородок — тоже цвета молока. По спине змеится провод от наушников, исчезая в заднем кармане, и Бен готов поклясться, что сейчас у нее играет музыка. Ее худое и острое тело, кажущееся еще более тонким в мешковатой защитной одежде, практически лежит, наклонившись вперед на спортивном байке, выставляя на обозрение плавный изгиб задницы. Неудивительно, что у него кружится голова. — Твою мать, — ему до смерти хочется выругаться, хотя его учили никогда не материться вслух. — Твою мать! Он потратил около двух-трех недель на поиски той, в чьем распоряжении был личный транспорт. Теперь понятно, почему она не каталась в метро. — Бен? — из машины несется непонимающий возглас водителя. — Что такое? Но Бену как-то плевать. Он лезет дальше, уже практически с ногами забравшись на свое сиденье, и по пояс высовывается из окна. Если бы машина сейчас тронулась, он оказался бы под колесами. Какое счастье, что они застряли намертво в этой пробке! — Ты… — он тянет руку к девушке, потому что она нихрена не слышит в своем шлеме, нахлобученном на наушники. — Эй! Ты! Наконец его пальцы попадают по ее плечу, мазнув по куртке. Девушка вздрагивает и отшатывается в сторону, практически заваливаясь со своим байком, но вовремя удерживается на ногах. За матовым затемненным стеклом шлема ничего не разберешь. Ни ее лица, ни глаз, но Бен почему-то уверен, что она сейчас слегка заторможена и испугана. — Какого хрена? — несется сквозь шлем рассерженный девичий голос. — Ты что, совсем идиот? Девушка поднимает стекло, и на Бена таращится недружелюбный взгляд светло-карих, практически золотых глаз. — Руку убери, — цедит девушка. — И засунь себя обратно в машину, медведь. Это все же дорога. Никто никогда не обзывал его медведем. Ну да, Бен прекрасно знает, что от папочки ему достался непомерный рост, длинные ноги и широченный размах плеч, из-за которых половина приличных костюмов смотрится на нем как смокинг на боксере. Где-то спереди точно такой разбушевавшийся водила принимается сигналить, изображая припадок, и это заставляет Бена заткнуться до того, как он нагрубит в ответ. Девушка оборачивается, давая понять, что разговор закончен, слегка подаваясь вперед со своим байком, чтобы до нее больше никто не достал, и закрывает стекло шлема. Барабанит по рулю и начинает вертеть головой. Скорее всего, собираясь выбраться из пробки, потому что габариты байка это позволят. Не то, что его служебной машине. В голову приходит совершенно блестящее в своем безумии решение. Как план — это хреновый план. Но он есть. —Эй! — Бен не унимается, вытаскивая себя, застрявшего в окне, еще больше. —Байкерша! — со стороны на них уже пялятся. Кое-кто, даже не стесняясь, открыл окно и наслаждается спектаклем. Чтобы в этот раз не упасть, ему приходится схватить ее за руку. Бен застревает на полпути к асфальту — ноги в машине, руки вцепились в незнакомку, не оторвать, и боится дышать. — Да ты вообще охренел! — девушка не из тихих-скромных, язык у нее такой же острый как и плечи, — отвали, придурок! — Подвези, — хрипит Бен, потому что боится упасть. — Что? — она таращится на него так, словно он сбежал с психушки. — Чего? — Подвези меня, — ему хочется добавить дура, но в таком случае ей нужно просто чуточку двинуться в сторону, и он поцелует асфальт. — Я заплачу. Деньги всегда решают. Ну почти. — Иди ты нахрен, — она точно собирается отодвинуться, но Бен приклеивается к ее руке намертво. — Пятьсот баксов, — шипит он. Теперь она таращится на него, как будто он из психушки еще и голый выбежал. — Пятьсот? — переспрашивает она его. — Ты перегрелся там, в своем лимузине? — Я опаздываю, — это единственное оправдание, которое может предоставить такой занятой человек как он. — Пятьсот налом. Плачу сейчас. Черт знает, чего ему стоит держаться вот так, потому что из соседнего окна на него смотрит Чуи, не столько обеспокоенный, сколько еле скрывающий веселье. Еще бы, приедет и примется докладывать матери, как ее единственный сын цепляет девчонок в пробке. Прям как отец. За эти деньги, наверное, можно вызвать вертолет, но ему плевать. — Не пойдет, — она качает головой, — у меня второго шлема нету. Это правда, к сиденью пристегнута только спортивная сумка. Видимо, катается она исключительно в одиночку. — Да мне похрен, — в тяжелую минуту приходится принимать тяжелые решения. — Просто вытащи меня нахрен отсюда. — Из окна, что ли? — теперь она еще и стебется. — Сейчас, погоди. Девчонка двигает байк назад, подавая к окну машины, и Бен чувствует, как его затекшее на весу тело начинает складываться в гармошку. Задница возвращается в окно, и теперь нет опасности выпасть из него. Вернувшись обратно на сиденье, все пыльное от подошв его ботинок, Бен тут же рвется обратно, опасаясь, что таинственная байкерша смоется раньше. Но нет, она все еще на месте, обеспокоенно смотрит на свою сумку. — И куда я ее дену? — вопрошает она его, саму себя и раскаленный воздух. — Да в машине оставь, мой водитель привезет, куда скажешь, — Бен готов на все, хоть в зубах ее держать, только бы выбраться из этой чертовой пробки. И добраться в посольство, пока его не уволили нахрен. — Чтобы не вернули? — с сомнением окидывает она дорогущую машину, которая стоит как три ее байка. — Да я тебе еще сотку сверху накину, только поскорее. Что бы там ни было, в твоем пакете, не думаю, что оно стоит дороже сотни. Шесть сотенных купюр наконец убеждают девушку, и деньги она хватает с бешеной скоростью, пряча в одном из карманов. Она открепляет свою сумку и передает Чуи с просьбой поаккуратнее. Потом пишет что-то на фантике, выуженном откуда-то из кармана куртки, ручкой Паркер, любезно одолженной ей водителем, и передает через окно. — Можете привезти это через час по адресу? — с Чуи она говорит любезно. У нее на самом деле приятный голос, когда она не сердится. И от этого еще более обидно. — Думаю, мы за час управимся. Чуи кивает, и она поворачивается к Бену. — А тебе куда, пижон? — она точно стебется над ним. Костюм уже помят и задница вся в пыли, потому что он сел ровно туда же, где чуть ранее побывали его ботинки. — На прием к президенту опаздываешь? — Почти, — он угрюмо смотрит, как она начинает разворачивать байк, собираясь выкатить его из потока. — В посольство. — Оу, — она как ни в чем не бывало жмет плечами и салютует Чуи, прощаясь. — Ну поехали, что ли. Только ноги свои в колеса не суй, — предупреждает она его, как будто он полный идиот. — И руки не отпускай. Сперва это непривычно, сидеть позади, обнимая девчонку за талию, которая кажется еще более тонкой по сравнению с кольцом его рук. И чувствовать, как начинает вибрировать мотор. Полное безумие. Бен закрывает глаза, всего на мгновение, прижимаясь к незнакомке, и чувствует тот самый странный, еле уловимый запах, холодный и совсем нереальный. Может, только тогда его отпускает. Всего на пару секунд, пока она не жмет на педаль, и их уносит с запредельной скоростью.

***

Водит девчонка как заправский гонщик. Сперва желудок Бена горит желанием распрощаться с владельцем, выскочив через горло, а затем просто обмирает, представляя, что они уже умерли. Они мчатся сквозь поток ленивых машин, обгоняя их и вихляя как пьяные, но этот нереальный стиль вождения приносит плоды. Через десять минут Бен, вконец ошарашенный и вцепившийся в байкершу мертвой хваткой, видит крышу посольства. Тот путь, который обычно они с Чуи преодолевали за час, она проделала за десять минут. И это охуенно. Девчонка рулит вперед, и они выскакивают прямо на тротуар перед посольством, перемахнув под самым носом у Фазмы, и тормозя с диким визгом. Наверное, его все еще пошатывает и трясет, потому что Бену дико не хочется отпускать свою незнакомку. — Ты же опаздывал, — она поворачивается к нему и бубнит сквозь шлем. — Вали уже, мистер-пижон, пока не начали без тебя. Пока Бен сползает с заднего сидения байка и выпрямляется, оправляя костюм, она успевает развернуться, и последнее, что он видит, это ее молочно-белую спину в мотоциклетной куртке, поблескивающую на солнце и стремительно уносящуюся вдаль. — Мистер Соло, вас уже ждут, — тянет его в сторону входа Фазма. А он все еще не может прийти в себя, провожая взглядом ослепительно-белый метеор.