Восставший из Ада: восхождение Ада

      Женщина просыпается уже у себя в кровати. Испуганно осматривается вокруг: произошедшее ночью не укладывается в голове.       «Это был сон! Слишком реалистичный, но всего лишь сон!» — уверенно заявляет себе Кёрсти. Только на душе по-прежнему неспокойно. Есть такие кошмары, которые кажутся слишком реальными, чтобы быть лишь только потаёнными страхами. Да и к тому же, сама миссис Гудден пережила столько, что хватит на десяток бестселлиров в жанре хоррор. И всё равно продолжает убеждать себя, что это просто сон, помешательство.       Только вот Шкатулку шатенка оставила на столике, а сейчас она лежит рядом с дочерью Ларри на кровати. Кёрсти невольно шарахается от конфигурации, словно это не безобидная до поры головоломка, а клубок ядовитых змей и скорпионов.       — Что такое, Кёрсти? — доносится из соседней комнаты знакомый голос, который шатенке совсем не хочется слышать.       «Он будет последней жертвой» — вспоминает Кёрсти слова демона из сна. А так не хочется ждать, видеть своего живого супруга и осознавать, что сама обрекла его на смерть. Или отдать уже эту чёртову Шкатулку или не отдавать вообще. Спрятать туда, где никто не найдёт, зарыть в землю. Пожалуй, так она и сделает.       «И смиренно ждать смерти?» — интересуется подсознание, почему-то голосом Пинхеда.       «Уйди из моей головы, » — мысленно приказывает женщина, готовая поверить, что всё произошедшее ночью не было сном. От этого на щеках шатенки появляется нездоровый румянец. Совершенно всё, включая то, что было после сделки?       Это ночью адреналин зашкаливал, и всё казалось нереальным, а теперь Кирст совестно за то, что она (пусть и во сне) изменила супругу, возможно, с его будущим убийцей. А ещё более совестно от того, что её телу и, возможно, какой-то части её души понравилось. И хоть женщина напомнила себе, что её согласия на произошедшее действо никто не спросил, она почему-то не чувствовала ярости на сенобита. Конкретно за это не чувствовала.       Мысли прервал стук в дверь.       — Ты уже оделась, Кёрсти?       — Подожди! — Только теперь она вспомнила, что сегодня надобно идти на работу.       — А почему ты кричала?       — Просто Шкатулка упала! — пытаясь привести себя в порядок, крикнула миссис Гудден своему супругу: — Немного неожиданно. Ну ты понимаешь, Тревор.       — Ты какая-то нервная из-за этой Шкатулки, — сказал мужчина обеспокоенным голосом. Настроение, повысившееся из-за того, что его супруга, кажется, не кричала во сне, мигом вернулось к уже привычной отметке «ниже среднего».       — Ничего, — безуспешно стараясь скрыть волнение в голосе, сказала миссис Гудден. Получалось фальшиво, ещё фальшивее, чем ложь о том, что с кошмарами, что будят их по ночам, можно справиться. — Ничего, просто неожиданно. Любой бы, наверное, испугался, — Кёрсти натянуто засмеялась, понимая, как неловко выглядят её объяснения со стороны.       Сейчас Кёрсти ещё явственнее почувствовала, сколь глубокая пропасть пролегла между ней и её мужем. Супруг — это самый близкий человек, тот, которому надо верить и рассказывать всё, что у тебя на душе. А шатенка никогда по-настоящему не доверяла своему избраннику. Как иначе объяснить, что за все эти пять лет она даже не попыталась рассказать о своём прошлом? Намекнуть хотя бы, что версии полиции лживы.       Кёрсти боялась, что Тревор сочтёт её душевнобольной, бросит, разлюбит. Кому охота жить с чокнутой психичкой? И да, женщина совершенно не верила, что у неё всё может быть, как в любовном романе, что её Тревор примет свою жену любой, пусть даже с жуткими выходящими за рамки привычного фантазиями (как он скорее всего назовёт воспоминания).       — Но Шкатулку я заберу с собой! — уверенно сказал Тревор.       — Может быть не надо? Это же просто головоломка! — И опять Кёрсти хочется до безумия смеяться над собственными словами. Над тем, как глупо и наивно они звучат. Как похоже на тех, кого сама женщина пыталась предупредить — на её родного отца, на врачей в госпитале Чаннарда. И никто из тех, кто не поверил, не остался в живых.       — Если это просто головоломка, — отозвался Тревор, — То мне она ничего не сделает, но тебе спокойнее будет.       «Знал бы, как ты ошибаешься» — вздохнула Кёрстин, но позволила, так как начинать день с совершенно глупой ссоры не хотелось, да и Пинхед обещал, что Тревор будет последним в его списке.       Дальнейшие сборы отчего-то прошли в напряжённом молчании. Тревору казалось, что Кёрсти помыслами где-то в другом мире, и отвлекать её — не самое лучшее, что можно сейчас сделать. А женщине просто не хотелось в очередной раз задумываться о том, дорог ли ей Тревор, и правильно ли она поступила?       Единственным оправданием для Гудден служило то, что скорее всего, её муж сам бы нашёл Шкатулку. И тогда спасти его было бы невозможно. Если только обменять его душу на свою. Пинхед бы пошёл на такую сделку. Наверное. Всё-таки лидер ордена оставался для неё загадкой. А тягу Кёрсти к загадкам подметил даже он сам.       Первым дом покинул Тревор, у его супруги было ещё полчаса, чтобы успокоиться и собраться с мыслями. Всё же не хотелось на работе выглядеть жалко. Женщина не желала сочувствия, которое привлечёт ненужное внимание. Она подошла к зеркалу, чтобы рассмотреть своё отражение, как вдруг заметила надпись, сделанную чем-то ярко-красным.       «Отличное начало, Кёрсти» — гласило начертанное на стекле предложение. Несколько секунд женщина лишь удивлённо смотрела на стекающие по прозрачной поверхности зеркала алые капли, после чего сморгнула, и надпись мгновенно исчезла       Кёрсти уже приходилось иметь дело с подобного рода посланием, и в прошлый раз любопытство кончилось для шатенки не самым лучшим образом.       «Интересно, — подумала женщина, рассматривая своё отражение, выглядящее несколько устало, но вполне презентабельно (она ожидала худшего), — Он мне теперь доброго утра желать будет? Или приятного аппетита?» — Шатенка нервно рассмеялась, представив, как это будет выглядеть. Но как бы там ни было, нужно отрываться от своих сумасшедших мыслей и собираться на работу. Несколько минут перед зеркалом и немного косметики сделали своё дело — следов вчерашней истерики абсолютно не видно. Можно покидать дом.

***

      До своей работы Тревор добрался быстро. Настроение, правда, к труду не располагало — на душе отчего-то было не то что бы скверно, скорее тревожно. Причины тревоги мистер Гудден понять не мог — вроде бы ничего плохого пока ещё не случилось, не считая вчерашнего испорченного вечера.       И всё же, Тревор чувствовал себя, как говорится, не на месте. Взгляд постоянно возвращался к небольшой сумке, висящей на спинке, так что мужчина нервно оглядывался, словно ждал сильно опаздывающего товарища, или, что больше подходило под плохое настроение, словно боялся узреть за спиной некоего таинственного преследователя       — Что такое, Трев? — Мужчина, как бы комично это не выглядело, чуть было не подскочил на стуле, .испуганно озираясь по сторонам.       — Это я, Брет.       — Я понял, — сглотнув неизвестно отчего образовавшийся в горле небольшой комок, произнёс работник офиса.       «Ну конечно. Это просто Берт. Кому я нужен? Волнуюсь из-за вчерашнего, вот и не сидится на месте. А я ещё думал Кёрсти нервничает. Сам-то не лучше, » — упрекнул себя неверный супруг.       — И кстати, привет, — натянуто улыбнувшись, сказал Тревор.       — Как ты после вчерашнего? — поинтересовался собеседник, стуча костяшками пальцев по столу. Трерор знал, что Брету откровенно скучно на этой работе, но причин, по которым мужчина не покинул это место выведать не удалось. Брет не любил говорить о себе, а на Тревора упрямство находило только напополам с гневом, что раньше бывало крайне редко. Это в последние недели плохое настроение и его перепады участились из-за свалившихся на мужчину проблем.       — Ничего. Кажется, всё образуется. Кёрсти почему-то боится моего подарка. — Трев достал из сумки небольшую золотисто-чёрную Шкатулку и повертел в пальцах, рассматривая. Ничего страшного в этой головоломке не было. Только в душе отчего-то становилось тревожно.       Брет, с интересом осмотрев то, что друг держал в пальцах, осторожно взял кубическую штуковину в пальцы, осторожно погладил, словно собственного питомца, внимательно вгляделся в символы, что выгравированы на шести гранях. Значения их мужчина не знал.       — Наверное, дорогущая? — возвращая Шкатулку Тревору, спросил мужчина.       — Какой-то чудик, выдающий себя за экстрасенса, отдал абсолютно бесплатно. Что-то вещал о том, что плата наступит позже и так далее. Наверное, спятивший сектант.       — Чокнутый, — снисходительно отозвался коллега Тревора. — При желании её, наверно, можно продать за десятки тысяч долларов?       Мужчина ещё раз завистливо глянул на кубик в руках друга: отчего-то захотелось оставить предмет себе, а не отдавать тому, кто, кажется, даже не понял до конца истинной ценности антиквариата.       — Как знать, — отозвался супруг Кёрсти, хотя в душе был совершенно согласен со своим товарищем — тот типчик производил странное впечатление и вряд ли, судя по его речам, являлся нормальным.       Тревор положил Шкатулку на соседний стол, являвшийся свободным. Видимо, кто-то из его коллег заболел или по каким-то иным причинам не явился на работу. На душе отчего-то сделалось немного спокойнее.

***

      Гвен не могла сказать — нравилась ли ей работа, которую она сейчас выполняет: с одной стороны место лидера компании и возможность руководить приятно грели самолюбие, с другой дни босса оказались не менее серыми и скучными, чем у её подчинённых. Только ответственности в три раза больше. Но она слишком упорно добивалась своей цели и будет наслаждаться чувством победы над конкурентами и власти над подчинёнными.       А если день выдастся слишком тяжёлым, можно поискать того, кто готов добиться повышения любой ценой. Да хоть того же Тревора, в котором вчера взыграло чувство верности. Стивенс была уверена, что подобные проблески высокоморальности долго не продлятся — не к тому типу мужчин принадлежал её любовник. Хотя даже «любовник» это слишком сильно сказано, так — способ устранить усталость.       А вот с постоянными отношениями женщине не везло от слова совсем, ибо в те времена, когда её одногодки мечтали о семье или крутили романы, Стивенс делала всё, чтобы найти хорошую работу. Увы, но начать пришлось с самых низов — с труда в качестве обычного офисного планктона. Гвеневре совершенно не нравилась перспектива провести всю жизнь, выполняя приказы потного ворчуна, который, как женщине казалось, придирался к ней по любому поводу.       В попытках продвижения по карьерной лестнице прошло ещё несколько лет.       В свои двадцать восемь Гвеневра Стивенс — уверенная в себе женщина, директор небольшого офиса, темноволосая обладательница шикарной фигуры и крайне властного нрава, чьей компанией на вечер чаще всего оказываются отчёты.       Женщина окинула работающих сотрудников внимательным взглядом, словно искала малейший повод за что-нибудь отругать. Но подчинённые словно забыли, что на земле существует что-то кроме монитора, а так же колонок букв и цифр на нём. Когда Гвен уйдёт, некоторые особо смелые сотрудники позволят себе пару недвусмысленных шуточек, а сейчас никому из них не хочется попасть в немилость к этой железной леди.       Тревора, как отметила брюнетка, на своём месте не было. Излишний повод пригласить его к себе в кабинет, ведь вещи лежали на столе, значит он не болен. Соседний стол так же пустовал, но в отличие от Тревора, Джордж известил женщину о причине своего отсутствия. На том месте, где обычно лежали вещи клерка, находилась небольшая       Шкатулка или коробочка (Гвен про себя назвала её вещицей). Почему-то женщина была уверена, что Шкатулку кто-то потерял.       Она уверенным шагом подошла к пустому рабочему месту и взяла кубик в руки. Осмотрелась — никто из присутствующих не выглядел потревоженным потерей.       — Чьё это? — поинтересовалась брюнетка. Несколько взглядов оторвались от мониторов, направившись в сторону Шкатулки, но никто не проронил ни слова — видимо не знали, кто является хозяином странной вещицы.       Стивенс ещё несколько секунд, как до неё Брет, любовалась золочёными гранями, но в отличие от него не смогла побороть искушения взять себе ничейную вещицу.       Оказавшись в своём кабинете, женщина снова принялась за заполнение какого-то скучного бланка. Но буквы никак не хотели собираться в слова, а если и собирались — смысл этих слов ускользал от Гвен Стивенс так же, как и перспектива долгих отношений.       «Нужно отвлечься» — подумала женщина. Взгляд сразу же упал на Шкатулку, которую она взяла со стола Джорджа. Пожалуй, не будет ничего плохого, если она несколько минут порассматривает головоломку, ища решение.

***

      Тревор, вернувшись в помещение, где работали сотрудники офиса, сразу же заметил отсутствие Шкатулки. С одной стороны с души словно камень упал — минус одна причина для тревоги, с другой нужно было хотя бы попытаться сделать вид, что он ищет собственный подарок.       — Брет, — обратился мужчина к своему товарищу, искренне надеясь, что тот не знает ответа на вопрос: где Шкатулка?       — У нашей железной леди. Стивенс решила, что она ничейная, вот и взяла. Кого бы она из себя ни строила, но как и любая женщина, видать, хочет украшений, или каких других побрякушек, вот и тянет на всё блестящее.       Трев усмехнулся: Кёрсти была не такой: никогда не требовала украшений или каких-то других дорогих подарков. И всё-таки Тревор решил зайти к своей начальнице, окончательно расставить все точки над I, и не важно, что предыдущая попытка закончилась на столе у Гвен.

***

      На удивление головоломка оказалась даже слишком простой, стоило один раз внимательно осмотреть кубик, как брюнетка поняла, где находится единственная кнопка, наверняка приводящая в движение весь механизм. Гвен аккуратно нажала на нужный золотистый круг, и Конфигурация Плача словно ожила.

***

      Лабиринт находится вне пространства, отчего многие законы физики просто не действуют здесь в месте, где в небе парит огромная фигура, напоминающая вытянутый ромб и испускающая лучи чёрного света. Мрачные коридоры постоянно меняют своё направление, то водя жертву по кругу, то «выпуская» в одну из комнат, что может иметь совершенно любой облик, соответствующий желаниям-страхам жертвы (на самом деле это мрачные камеры пыток со стенами такими же серыми, как и сам Лабиринт). И только избранные, те, кто вознёсся над нуждами плоти и постиг сладость агонии, сенобиты, адепты ордена Гэша могут ориентироваться в этом хитросплетении, напоминающем змеиный клубок.       И всё же искажённая, гротескная пародия на то, что люди зовут временем здесь есть. Время Левиафан перенёс в свой мир из сознаний жертв, что так нуждались в нём, дабы не переживать вечный день сурка.       Порою проходят большие отрезки времени между периодами, когда кто-нибудь открывает Шкатулку, ведомый своими желаниями. Но иногда урожай богат, и новые жертвы поступают в Ад достаточно часто.       Например теперь.       Сенобит не успел насладиться своей победой, как вдруг почувствовал, что кто-то открывает Шкатулку. Обычно он сам являлся на зов Шкатулки. Пинхеду не составило труда понять, что это — первая жертва сделки, подписанной Кёрсти. Та самая женщина, с которой изменял её супруг.       Но не её Пинхеду хотелось забрать в свой мир, мучить, разрывая на сотни кусков, и сращивать покорную плоть для новой порции агонии. Всё же эта женщина лишь ступенька к тому, чего так желал иерофант — возможности заполучить души Тревора и Кёрсти. Первый достоин таких страданий, которые никогда не станут наслаждениями за то, что посмел попытаться заполучить то, что ему не принадлежало и никогда принадлежать не будет. За то, что посмел обмануть его Кёрсти.       Жрец Ада прекрасно понимал, что духовные страдания столь же необходимы для обращение в одного из них, как и физические, но всё же сенобита охватывала ярость при мысли о том, как поступили с Кёрсти. Не вмешайся лидер ордена сейчас, Кёрсти могла умереть от руки одного из приятелей или пойти на самоубийство (хотя с её стойкостью это маловероятно). Но как бы там ни было, в обоих случаях эта женщина ему бы не досталась.

***

      Гвен испуганно взглянула на исчезающую стену. Она была человеком рациональным, не верящим в мистику и жизнь после смерти, только вот трезвый взгляд на мир улетучивался, когда перед глазами происходило подобное. Комнату наполнил сладковатый запах, а где-то, кажется, внутри черепной коробки женщины, раздался звук, что напоминал звон ржавого колокола.       Стена тем временем растворилась совсем, открывая испуганному взору мир, что находился вне пространства. Мрачные стены из серого камня, «украшенные» алыми подтёками казались бесконечными. И всё же в конце этого тоннеля был некий слабый свет, в отблесках которого Стивенс увидела одинокую фигуру. Медленным шагом создание покинуло свой мир, как раз в тот момент, когда до этого неярко мигающая лампа на потолке лопнула, осыпавшись на землю кучей осколков.       Собрав остатки силы воли и рациональности, Гвен закричала, осознавая, что в офисе слишком много людей, и кто-нибудь прибежит на крик. Не знала женщина лишь того, что сенобиты видимы лишь для человека, что их призвал.       Боунд (так сенобитку называли из-за кожаных ремней, душивших и ослеплявших её, а так же служащих неплохим оружием) не любит криков, крики отвлекают, мешают сосредоточиться на самом процессе изменения плоти. Умелыми движениями пальцев она разобралась с вделанной в череп пряжкой, что сдерживала ремешок, скрывающий глаза сенобитки.       Брюнетка, вскочив и уронив стул, бросилась к двери. Крик, зарождавшийся глубоко в её груди, словно получил второе дыхание, когда Стивенс поняла, что веки появившегося из другого мира создания грубо сшиты кусками проволоки, лишая возможности видеть. Если до этого Гвен пыталась показать, что не причинит существу вреда, то теперь догадалось, что существо вполне может причинить вред ей.       Боунд ловким движением перехватила запястья жертвы, обматывая голову той кожаным ремнём, что мешало Стивенс издать хоть какой-то звук.       Попытка пнуть сенобитку успеха не принесла — она словно не заметила удара, заставив Гвен пожалеть, что та прогуливала уроки физкультуры.       Вторым ремешком адептка связала руки жертвы за спиной.       — Ты открыла Шкатулку, и теперь должна отправиться со мной в мир, где наслаждение есть боль, а боль есть высшее наслаждение, — голос у неё был низкий, шелестящий, словно старая бумага.       Гвен, разумеется, ничего ответить не могла и лишь испуганно смотрела на сенобитку полными слёз глазами.       Боунд едва заметно улыбнулась. Она знала, что ждёт жертву в её мире и прекрасно понимала, что молить о пощаде бесполезно — она не первая. И ей было предначертано открыть Шкатулку, этот выбор сделали за неё. Теперь этой женщине предстояла вечность мучений по сравнению с которой происходящее покажется невинной игрой.       Гвен всеми силами пыталась сопротивляться, но результат этих жалких попыток был нулевым.       «Или отрицательным» — подумала Стивенс, когда заметила в руке гостьи (кажется, это всё же женщина) из иного мира нож. Брюнетке было невдомёк, что всё её попытки спастись ни коим образом не влияют на результат — она испытает вечность ощущений на пределах восприятия.       Тонкое лезвие касается кожи на щеке жертвы. Боунд делает первый надрез, по расширенным от ужаса глазам и тому, как вздымается грудь Гвен можно понять, что если бы не ремень, лишающий возможности издавать звуки, Гвеневра бы плакала, переходя на крик.       «Шрамы останутся» — с грустью думает она, когда следующим ударом сенобитка рассекает плечо.       Она всё ещё надеется выжить, думает, что кто-то зайдёт к ней в кабинет и отгонит жуткое создание. Гвен, привыкшая делать всё сама, надеется, что её спасут. Не может же всё закончиться так?       Струи крови пачкают ткань блузы, руку пронзает боль. Но мучительница на этом не останавливается, ведя алую линию от одного плеча до другого через шею. Женщина дергается: то ли от боли, то ли пытаясь сопротивляться.       Она всё ещё в сознании, хотя назвать «сознанием» состояние, в котором находится брюнетка (верхнюю половину тела пронзает по истине адская боль, разумом владеет слабость, а перед глазами красноватая пелена) может лишь конченный мазохист. С каждой секундой видеть становится всё труднее. На секунду сознание пронзает боль, кажется, в районе глотки, и разум уносится в болезненную мучительную тьму.

***

      Тревор ещё раз смотрит на часы, убеждаясь, что рабочий день уже закончился. Поправляет воротник рубашки, явно волнуясь. Направляется в сторону кабинета своей начальницы. Неуверенно касается ручки.       — Мисс Стивенс! — В ответ тишина. — Гвен!       «Неужели ушла?» — проносится в мыслях. И отчего-то мужчина уверен, что пропажу Шкатулки Кёрсти заметит сразу. Толкает дверь. Незакрыто.       «Странно»       В первую секунду мужчина отказывается верить уведенному: Гвен сидит за столом, в её пальцах золотистая Шкатулка. Казалось бы, что в этом необычного? Только вот вокруг брюнетки образовалась лужа крови. А на шее… Тревор прикрывает рот рукой, ощущая, как завтрак поднимается по пищеводу обратно. На шее Гвен зияет жуткая кровавая рана, от размеров которой становится странно, что голова держится в нормальном положении.       «Но как?!» — Тревор закрывает глаза, надеясь, что наваждение пройдёт, а открыв осознаёт, что Шкатулка находится не в пальцах женщины, а на ближнем к двери краю стола. На Шкатулке нет ни капли крови.       «Нужно её забрать!» — думает Тревор. Не хватало, чтобы его сочли замешанным в этом. Подходит, стараясь не выпачкать недавно купленные туфли в крови, дрожащими пальцами берёт со стола ящик. От страха это сделать трудно, ибо холодные пальцы не слушаются мужчину. Прижимая к себе Шкатулку, словно питомца, Тревор практически выбегает из кабинета.