Ed Sheeran – Tenerife Sea
Очередное утро в общежитии проходит по обыденности своей в оживлённой суматохе. Ребятам необходимо было за минимальное количество времени собраться, ибо самолёт в Японию никого ждать не станет. Чтобы сэкономить ценные минуты, было решено запихнуть эгоистические порывы куда подальше и распоряжаться ванной комнатой по двое, по трое. Тэхён никогда бы не подумал, что наблюдать за человеком, который чистит зубы, может быть настолько увлекательно. Особенно, если этим человеком является Хосок-хён. Хосок одной рукой опирается о керамический край умывальника, а второй придерживает зубную щётку, которая наполовину спрятана у него во рту. Он лениво водил щёткой по зубам, иной раз и вовсе замирал, причмокивая губами и прикрывая сонные глаза. Но неожиданно, будто бы его настигала мимолётная волна потаённой энергии, он взбадривался и вновь принимался водить щёчкой взад-вперёд. Тэхён наблюдал за хёном через зеркало и глаз не пробовал отвести. Юноша не задумывается о том, что он чувствует в этот небольшой интервал времени, потому что был чересчур очарован непосредственностью Хосока. Простота, непринуждённость движений завораживали его, а отсутствие громоздкого макияжа (какой им часто наносят, чтобы подчеркнуть черты лица) открывало всю природную красоту хёна. Сейчас Хосок в полном смысле слова настоящий. Тэхён вытирает руки махровым полотенцем и подмечает через зеркало, как зубная паста струйкой стекает из уголка Хосоковых губ. — Эй, хён, — тихо мурлычет Тэхён и ласково улыбается. Он тянется к хёну, краешком полотенца стирает белую дорожку сладковатой пасты, что веяла мятой, и продолжает: — Проснись. Наше солнце не может спать вечно. — Тэхён совсем чуточку не ожидал от своего мозгового (ну, или какой там за придурковатость и взбалмошность поступков отвечает?) центра, что озвучит что-нибудь подобное, и как-то сконфуженно поглядывает на хёна, чьё лицо оказалось совсем, совсем рядом. Хосок тотчас же ободряется и открывает глаза, активно заработав щёткой во рту, как заведённый повторяя: — Я не сплю, я не сплю, не сплю! Тэхён незамедлительно отстраняется, подумав о чём-то, выжидающе смотрит на хёна, который старательно борется за право бодрствовать этим утром, и ощущает, как интенсивность алого цвета постепенно возвышается над остальными. Алый бурлит в Тэхёновой груди, проникает в кровь и разносится вместе с ней по всему организму, особенно ярко ударяя в голову и взбудораживая сердце.***
Самолёт возвышается над непокорными облаками и плывёт по небесному простору. Тэхён упирается лбом в спинку кресла напротив, слушает звуки гитары, наигрываемые с разной быстротой, и мелодичный мужской голос — непривычно мягкий и какой-то вибрирующий — в наушниках, но не пытается их услышать. Он кусает губы, разглядывая белый настил за иллюминатором, который чётко выделяет границу неба, и сравнивает облака с гурьбой кудрявых овец, или же с горами, созданными из комьев снега, которые стремятся ввысь к неизвестному. Это мало чем помогает отвлечься, но ему нравится наблюдать за их мягкостью, лёгкостью и той чистотой, присущей только свету. Тэхён видит лазурное небо, вновь ощущает ту самую отрешённость от окружающего, становясь пленником в объятиях его глубины. Он безмятежен, расслаблен, как в тот самый момент, в танцевальном зале, когда он предавался размышлению о том, как его хён схож с безграничными небесами. Приходит понимание того, что он ни в чём не ошибся. Юноша переводит взгляд на Хосока, который сидел по другую сторону салона самолёта, откинувшись на спинку кресла, обсуждая что-то с лидером. Тэхён следил за его губами, представлял его голос с едва заметной хрипотцой, даже тот опьяняющий разум аромат Хосоковой постели, и уже знакомое, но обновлённое чувство зарождалось в глубине Тэхёновой души. Он закрывает глаза, ясно сохраняя образ Хосока, и ощущает, как заиграли краски внутри. Они сливаются, объединяются меж собой, чтобы выдать новый оттенок. Хён не отпускает Тэхёновы мысли. Юноша замечает, что пульс замедляется, а дыхание выравнивает ритм. С одной стороны, Хосок стал виновником издевательских шуток его ощущений и путаницы чувств, а с другой, — как не было бы это странно, он находил в нём самый действенный антидепрессант, с помощью которого Тэхён мог поддерживать гармонию и уравновешенность неспокойного цветного ритма. «Самый парадоксальный парадокс», — проносится у Тэхёна в голове. Тэхён вздыхает с какой-то безнадёжностью. Ему кажется, что он давно нашёл объяснение необычному колориту эмоций и чувств, которые выступают безбожными душевными мучителями, только вот признаться самому себе никак не желает. Юноша достаёт из своего рюкзака небольшой блокнотик и цветные масляные мелки, которые он приобрёл специально по случаю нынешней необходимости в ассоциации своих чувств цветом. На клетчатой бумаге уже было начиркано два насыщенных пятна: алый и голубой. Теперь же в Тэхёновой гамме имеет место быть ещё один существенный оттенок. Тэхён берёт мелок и красит бумагу каким-то лазурно-голубоватым цветом, затем обращает взор на Хосока, мечтательно задумывшись. «Ты излучаешь светлую и чистую энергию, и даже не подозреваешь, как сильно я её ощущаю, — думает юноша. — Аквамариновый принц». — Он сам себе усмехается. В наушниках, точно заклинанием, повторяются одни и те же слова: «I'm so in love, so in love, so in love, so in love». Тэхёну ничего не остаётся, как согласиться.