Долг

      Была глубокая ночь. В ярко освещенных коридорах встречались одни охранники, которые отдавали честь. Только побрякивание оружия и треск факелов нарушали, ставшую почти непривычной, тишину. Редкая ночь, когда в приемных залах не орут неприличные песни пьяные гости, а неверные супруги не перебегают от двери к двери. Король сегодня изволили почтить память своей погибшей жены, и поэтому веселье, разврат и блуд сегодня сменились массовым выездом в городской собор.       Леонардо остановился у одной из дверей, не решаясь войти. Четвертью часа ранее отец с братьями и сестрой отбыли из дворца. В ближайшие дни начнется та самая война, о которой все знают, предчувствуют или, быть может, предвкушают, но о которой запрещено говорить вслух. Ему предстоит много сделать за эту несчастную ночь, которая неумолимо стремится раствориться в утреннем тумане. С этого самого момента его жизнь уже не принадлежит ему. А он сам стал частью огромного четко отлаженного механизма. Леффлер тоже участница этого тщательно спланированного восстания. Но вся ее роль сведется к одному ответу на давно интересующий Лео вопрос. Он мог бы задать его сотню раз, но сначала боялся разрушить едва наладившуюся связь, затем потерять дружбу, а теперь надеется, что их чувства слишком сильны, чтобы порваться от такой мелочи. Лер любит его, хоть и скрывает, прячет это откровение даже от самой себя.       Он вошел без стука, легко толкнул дверь и ступил на мягкий ковер. В комнатах было темно и тихо. Лео прошел приемную, гостиную и остановился возле открытой двери будуара. Место камеристки пустовало, оно и понятно, к хозяйке частенько заглядывали без приглашения, и свидетели этим свиданиями не требовались. В полутемной комнате, освященной догорающим камином, можно было разглядеть женский силуэт под одеялом. Он шагнул ближе, и фигура обрела четкость, Лоррелия приподнялась на локте и повернула голову в сторону двери, она явно не узнавала незнакомца. Стоять у входа в спальню дамы в шляпе и со шпагой было неприлично, но очень уж хотелось остаться неузнанным подольше, полюбоваться этим открытым плечом и волосами, переплетенными несколько раз тесьмой.       – Доброй ночи, – он шагнул в комнату и сбросил головной убор на туалетный столик, уронив какую-то склянку на пол.       – Это ты, – Лер села и протянула руки к мужчине. – Я думала ты не придешь.       Она была так обманчиво открыта и беспомощная. Так хотелось обнять и прижать ее к себе, вдыхать аромат ее волос – интересно, они еще пахнут морем? – но он пришел сюда за другим, надо взять себя в руки.       – У тебя слишком много поклонников, когда тут прийти? – он отстегивает шпагу и кладет ее рядом со шляпой, на сей раз аккуратно       – Назови мне хоть одного из них, кто смог бы воспрепятствовать тебе?       – Король.       Молчание. Она просто тянет руки, и он наконец-то берет их в свои. Такие холодные. Она замерзла, и дело не только в камине, ей неуютно, может быть даже страшно в этом дворце, но она никогда не скажет об этом. Лер садится и кладет голову на плечо, сейчас она как никогда напоминает ту Лоррелию, с которой он познакомился в особняке Форальберга.       Он и еще десять человек прибыли в поместье для расследования загадочной смерти старого герцога. Королю было важно узнать не столько кто убийца, если таковой, разумеется, есть, а как обстоят дела с завещанием и землями, о которых в последние годы он слишком мало получал известий. Графиня Леффлер встретила их крайне недружелюбно. Она долго ругалась и пыталась выставить их, но когда осознала всю тщетность данного действа, пустила в дом, обеспечила комнатами и всем необходимым и на этом скрылась. Лоррелия выходила из своих покоев только для прогулки в горы, своим же дочерям, о наличии которых Леонардо и узнал-то не сразу, она не позволяла и этого. Следственная комиссия, которую возглавлял Рокс, потихоньку перебирала архив, расспрашивала слуг и ковырялась в грязном белье семейства. Так прошел почти месяц.       Был поздний вечер, камин, подвластный магии, не трещал, но распространял тепло по всему помещению. Он писал отчет, намеренно устроившись в гостиной, а не своей комнате, в надежде встретить хозяйку. Лео скрипел пером и не сразу заметил, что на лестнице кто-то стоит. Женская фигура была скрыта тенью, но сомнений почему-то не возникало. Лео подошел ближе, хотел было что-то сказать, но его прервали фразой: «Согрей меня». С той ночи изменилось многое. Они прожили под одной крышей год и успели узнать все маски друг друга. Они вместе завтракали и обедали, гуляли, подделывали бумаги, водили за нос короля. Они доверили друг другу самые тайные чувства и мечты, воспоминания и страхи. Они доверили друг другу самих себя, и это стало наибольшим откровением.       Она целует, неуверенно, словно в первый раз, но он чувствует, что видимое не является таковым. Они оба соскучились друг по другу. Они оба счастливы быть вместе, но существует сотни «но», которые не позволяют этого сделать. Лео никогда не был особенно сентиментальным. Но сейчас, в эту самую минуту, он готов умолять мироздание вернуть их на год назад, и никогда не позволить наступить сегодняшнему дню.       Он все же отстраняется, покидает свою долгожданную всего на минуту, чтобы скинуть мундир – сегодня у него еще много дел.       – Ты не останешься? – едва шепчет она в полутьму комнаты.       – Прости.       Он встает на край кровати коленом, нависая над Лер, медленно приближается к ней, целует, одной рукой зарывается в волосы, другой обнимает за спину, чтобы аккуратно опустить женщину на подушки. Она обхватывает его шею руками, принимает игру, неспешную, позволяющую вспомнить каждую черточку человека, с которым была проведена не одна ночь. Неторопливые ласки, разжигающие желание, нежные, глубокие поцелуи, руки, скользящие над кожей – самое откровенное, что было между ними. Эти моменты интимнее самой близости, просто потому что так лгать невозможно.       Леонардо замешкался лишь на минуту и этого хватило Лер, чтобы забрать инициативу. Она всего лишь толкает его в плечо, оказываясь сверху, усаживается на бедрах и улыбается. Лео остается только поднять руки, в шутливом знаке «сдаюсь». Он позволяет ей делать с собой все что угодно, и она непременно воспользуется этой возможностью. Ее руки скользят под тканью рубашки, скидывают столь ненужный сейчас элемент одежды, губы скользят по груди, шее, оставляя чуть влажные дорожки. Он забирается ладонью под тонкую ткань ее ночного платья, скользит по спине, очерчивая подушечками пальцев выступающие позвонки и лопатки, тянет к себе, желая вновь целовать ее губы, но Лер выворачивается. Пара едва уловимых движений и она опускается сверху, выгибаясь назад.       Удовольствие растекается по телу в такт ее движениям, и он забывает, зачем вообще пришел сюда. Ему нравятся такие женщины, которые не боятся показаться сильными, высказывать свои желания и настаивать на них. Ему нравится Лоррелия, потому что она, единственная в своем роде, догадалась прятать свою силу и власть за хрупкостью и женственностью.       – Я нашла себе супруга, – шепчет Лер, и смотрит ему в глаза, ожидая реакции.       Ярость вдруг поднимается откуда-то изнутри. Ему было плевать на ее любовников, он знал, что те были до и обязательно будут после него. Он спокойно воспринял новость о том, что она стала фавориткой короля. Но слова о женитьбе почему-то вывели из себя. Лео одним резким движением опрокидывает Лер на кровать и нависает над ней, вцепившись в ее запястья.       – Кто он?       – Мой вассал, чьи долги превышают годовые доходы поместья.       – Когда свадьба?       – Пара месяцев. Ты есть в списке приглашенных.       Она тянется за поцелуем, но он не собирается на него отвечать. Резкий толчок, один, второй. Лер выгибается и стонет, ему плевать. Лео заставляет себя успокоиться, но недаром его стихия огонь, в сравнении с другими представителями своего рода он бесконечно спокоен. В конце концов, он сюда шел за откровением, он его и получил. А их любовь всегда была на грани.       – Лоррелия, раз уж ты начала делиться тайнами, можно еще вопрос?       – Может... Позже, – тянет она на вдохе.       – Нет, сейчас.       Еще пара движений в рваном резком ритме. Не для нее, для себя, чтобы переключить эмоции, пусть и на похоть, это лучше гнева, это лучше ярости, это лучше, чем ненавидеть. Лео замирает.       – В горах ты прячешь наследника герцога?       Замутненные страстью синие глаза тут же раскрываются. Удивление, страх, ужас, ненависть. Она пытается вырваться, бьет Лео ногой куда-то вбок. Ему остается только смеяться, громко, безжалостно. Он встает и приводит одежду в порядок, не обращая внимания на женщину, подбирает с пола измятую рубашку, но это не беда, под мундиром не видно.       – Откуда? – шепчет Лер.       Лео чувствует, как к его лицу тянутся тонкие водяные нити. Парировать столь бездарно наведенный магический удар ему не составляет труда. В дверном проеме он все же оборачивается.       – От тебя самой. Я почти ткнул пальцем в небо, и оказался невозможно прав.       Леонардо уходит, тихо прикрывая за собой дверь, отдавая страже приказ оберегать графиню до момента ее отъезда. Завтра, нет уже сегодня, через пару часов, начнется его война, там будет не до любви, не до страха за чужую жизнь, не до желания увидеть и услышать. Наверное, даже лучше что все так случилось – это на какое-то время отвлечет от мыслей. А воины имеют свойство кончаться рано или поздно. Он еще вернется к ней, в особняк на море. Посмотрит в ее синие глаза, и наверняка забудет о том, что чувствует сегодня.       Лоррелия закрывает ладонями лицо. Ее так воспитали и научили, и она ничуть не жалеет. Почти… Совсем нет… Рокс не тронут ее, зная, кого она прячет от всего мира и это к лучшему. Ее единственная цель в этой жизни – защитить наследника Форальберга, тем самым сберечь весь род магов воды. И она приложит к этому все усилия. А любовь… Всего лишь эмоция, отсутствие которой можно пережить.