Почему я ненавижу фанфики

      — Что с тобой?       На перерыве я подкрался к Новикову с левого фланга — едва добравшись до аудитории, он улегся на парту и всем видом показывал, что не собирается принимать участия в лабораторной работе.       — Ох, — не поднимая головы, Данька положил руку на грудь и захлопал ресницами, а-ля смущенная девица. — Что это? Неужели Костенька Тесаков волнуется обо мне?       — А есть о чем волноваться?       — Ничего серьезного, — прикрыв глаза, он всё ещё улыбался, но я каким-то внутренним чутьем улавливал на вечно беззаботном лице болезненную тень. То ли чуть сжатые губы выдавали, то ли едва заметная хмурость.       — У тебя что-то болит?       Улыбку смело в момент. Даня сел и, сглотнув, посмотрел так серьезно, что я с трудом подавил дрожь.       — Я начинаю подозревать, что ты экстрасенс. Как насчет битвы? Ты бы неплохо там смотрелся. Весь в черном. Натирал бы своё пятно и… «женщина, у вас рак»!       — Прекращай заговаривать мне зубы. Что с тобой?       — Нога, — он положил ладонь на шею, неловко повел плечами. — Нога ноет. Дождь будет, наверное.       Дождь действительно пошел.       Пока мы стояли с одногруппниками возле спуска в метро, обмениваясь мнениями по поводу изменений в графике и перекидывая фото расписания факультативов на следующую неделю, стянулись пепельные тучи и обрушились на мир сильнейшим ливнем.       — Расскажешь про шрам? — нырнув за Даней в укрытие подземного спуска, спросил я. Дождь зашипел громче, небо яростно загрохотало. — Прости, если это неприятный вопрос.       — Боже-боже, — усмехнулся он. — Ты фетишист? Ну, шрамы там, всё такое…       — Можешь хоть сейчас не сводить всё к флирту?       — Не могу, понимаешь, по моим венам течет секс...       Остановившись, Новиков проводил взглядом шумную компанию студентов.       — Неподходящее место. В гости зайдешь? Или, если ты боишься напугать Риту, давай перекусим где-нибудь?       — Только не в Макдак, у меня от их соусов язык в трубочку сворачивается.       — Тогда я покажу тебе одно классное местечко.       И я пошел за ним, старательно приглушая тревогу — Данька всё еще выглядел нехорошо и даже слегка прихрамывал, но ни на секунду не терял самообладания.       — Короче, не повезло мне однажды, — начал он, как только мы набрали полные тарелки еды в маленьком уютном ресторанчике по типу «вот твоя тарелка — нажрись до отвала» и устроились в углу под низко висящей лампой. — Я познакомился с девушкой, которая была немного… не в себе. Мы не встречались, ничего такого, просто дружили и общались какое-то время. У неё иногда происходили срывы, и все об этом знали — родители, учителя, но никто особо не паниковал, потому что случалось это редко. И… в общем, однажды её довели в школе, и она убежала в слезах. Я побежал следом, просто потому, что хотел убедиться, что она будет в порядке.       Несмотря на свой выбор — огромную котлету по-французски, я не мог затолкать в себя и куска. Эмоции поработили меня настолько, что начали контролировать даже всегда здоровый аппетит.       — Но?       — Но она выбежала на дорогу. Мне повезло, что это была не машина, а мотоциклист.       Даня замолчал. Пугающая тоска тронула лицо.       — Он сделал всё, чтобы никого не убить. Пожертвовал правой рукой и коленом, уронив мотоцикл на бок. В общем, мне прилетело передним колесом… и мы потом вместе лежали в больнице. Зато девушка осталась жива.       — Это ужасно.       — Да уж. Парня зовут Алексей, и он молодец — держался стойко и никого ни в чем не винил. Мой дед отстегивал ему на лечение огромные суммы, про себя я вообще молчу — чуть не разорил старпера, наверное. Я уже и не помню, сколько сделали операций — то ли восемь, то ли десять. Короче, кость собирали по кусочкам. А ещё там внутри спица.       Когда он рассказывал, я впервые понял, что значит уметь оставлять всё в прошлом. Даже в таком сумбурном рассказе не было попытки надавить на жалость или как-то драматизировать и без того печальную ситуацию. Данька говорил как есть. Сухо, спокойно, уверенно.       — Нога всегда ноет на смену погоды или от тяжелых физических упражнений, но терпимо, я даже обезболивающее никогда не пил.       — Ты поэтому больше не занимаешься карате, да?       — А, — он отмахнулся. — Оттуда я ушел не только из-за ноги. Тренер поменялся, и стало так уныло, что я не выдержал.       Даня принялся за еду. Я же просто бессмысленно поддевал вилкой кусочки котлеты и перекатывал их туда-сюда по тарелке, не чувствуя ни аппетита, ни голода.       — У-у-у-у-у-у, вот это загрузило... Я ж говорю — всё нормально. Это давно в прошлом, сейчас я счастлив, всем доволен и по уши увлечен одним делом.       — Каким? — я вышел из прострации, с огромным трудом подавив поднявшуюся откуда-то из глубин тела волну фантомной боли.       — Я охраняю принцессу Константина от всяческих злоключений, которые она притягивает к своей очаровательной жопе.       — Тут только одна очаровательная жопа, и она принадлежит не Константину, — я отмахнулся и всё-таки смог прожевать часть своей порции.       Даня улыбался во всю рожу, насвистывая какой-то дурацкий мотивчик.       — Так у тебя дедушка богатый? — этот вопрос давно меня волновал, и я рад, что Новиков сам проболтался.       — А. Да, мой старик бизнесдед. С моей семьей тоже не самая приятная история, ты уверен, что не заплачешь? Или пойти попросить салфетки?       — Хорош подъебывать, — я улыбнулся. — Я переживаю за тебя, вот и всё.       — А ты можешь помочь. Знаешь, есть способ эти боли снять — один медицинский прием, но самому его не осуществить.       Он шутил, явно-неявно пытался что-то сказать, а я вдруг подумал, что прикинуться шлангом, не понимающим юмора — лучший вариант.       — Ну, должен же я как-то отплатить за твою помощь. Что надо сделать?       И тут этот гондон смутился. Данька. Смутился. Зрелище было то ещё: покраснел почему-то нос и небольшая зона вокруг, глазенки забегали, стало некуда деть руки. Я аж воспрял духом — оказывается, даже господина «в моих венах течет секс» можно сконфузить, хо-хо-хо.       — Я пошутил, — наконец, выдавил он.       — Воу-воу. Что я вижу и слышу, — в связи со столь необычными событиями, меня развезло на шутеечки под восемнадцать плюс, а всё потому, что, как правило, ситуации были прямо противоположными. Даньке ничего не стоило выбить меня из равновесия, а вот мне такие шансы выпадали раз в год. — Секс в венах в голову ударил?       — Какой подлый, подлый ход, — он демонстративно-досадующе сжал руки в кулаки. — Воспользоваться моей уязвимостью! Я ещё недостаточно хорош в битвах против тебя, друг мой, но я не сдамся!       Старательно хмуря брови, Новиков схватил столовый нож и сделал вид, что достает его из ножен.       — Колись уже, самурай недоделанный.       — Это массаж, — возобладав над собой, он играючи провернул ножичек в пальцах. — Но сделать его самому полноценно трудно — надо перетянуть мышцы вниз, чтобы снять спазмы в верхнем узле, там, где спица давит на сустав. Физиотерапия такая, понял?       — Вполне.       Я конкретно подзавис, размышляя. Даня молчал, но надолго его не хватило:       — Забей, Блэкджек. Это чересчур.       — А что такого, собственно? — у меня даже аппетит проснулся. — Тренеры часто разминают футболистам мышцы, чтобы не забивались. Я видел, как это делается. Могу помочь.       Типун, мать твою, почему ты до сих пор не откликнулся на просьбы и не возник на моем языке, а?!       — Э-э-э-эм.       Новиков вздохнул, отодвинув тарелку и подтащив к себе чайник.       — Ты в самом деле смутился, — о, моему веселью не было предела. — Божечки-картошечки.       — Провокация номер три? — Даня загнул пальцы. — Ты сегодня со мной соревнуешься, что ли? Бро, ты победил, я сдаюсь и вывешиваю белые трусы, не добивай!       — Зайдем к тебе в гости, — ехидно посмеиваясь, предложил я. — Объяснишь-покажешь. Мне не в лом. И у меня ловкие пальцы.       — Ну всё, добил лежачего ногами, — Данька сюпнул чаем.       Довольство ему скрыть не удалось.

* * *

      — Дождь кончился, — заметил я, когда дверь на кухню надежно захлопнулась за Даней, переодевшимся в домашнее. Точнее, раздевшимся в домашнее. Футболку он надевать не стал, надеясь, видимо, что я устрашусь и передумаю, а вместо привычных штанов нахлобучил шорты с узором под камуфляж.       Я впервые увидел шрам целиком. В универе на физ-ре Даня бегал в длинных спортивках, а в раздевалке переодевался в дальнем углу, стоя так, чтобы народ не заметил.       Шрам рассекал ногу сбоку, но четко посередине, лишь слегка сворачивая у лодыжки. Это была широкая белесая линия, расчерченная ровными тонкими полосками «штопки», которая, судя по четкости, выполнялась неоднократно и в одни и те же места. Ближе к колену шли следы от скоб и какие-то странные точки, видимо, от металлических каркасов.       Я заметил, что правая нога чуть ровнее, чем левая. Восстановить природную форму так до конца и не удалось. Чудо вообще, что врачи смогли её сохранить.       Даня держал руки в карманах и выглядел странно-непривычно — слегка ошалевшим, словно подвыпившим. Хотя пьяным он был ещё дурнее и веселее, чем трезвым, так что моё наблюдение не совсем верно.       — Чай не сделал, — заметил он.       Неловкость, которая буквально витала в воздухе, меня подстегивала. Это странно, но я уже ничему не удивлялся.       — Я не чаи распивать пришел. Давай уже, садись.       Ритуся неизменно прибыла на звук голосов через пару минут и задышала в щель под дверью. Как раз тогда, когда я опускался перед Новиковым на колени.       — Сердце-сердечко, почто ты так неугомонно, — ляпнул этот идиот. — Я никому и никогда не позволял это делать, так что…       — Не волнуйся ты так, я буду нежен.       — Провокация номер четыре!       — Давай рассказывай уже.       Закатав рукава пуловера, я тронул Новикова за коленку.       — Там… — легкая хрипотца пробилась в голос, и Данька прочистил горло. — Под коленом, где шрам начинается, есть ямища. С того места надо тянуть вниз, продавливая, так, чтобы чувствовалась кость. Всеми пальцами.       Я положил ладони на указанное место. Он вздрогнул и хохотнул так, что сердце зашлось даже у меня.       — Чего пальцы холодные? Кровь стынет в жилах?       — Нет, я лягушка, блядь, ква-ква, — я старался не обращать внимания на его напряжение и сделал, как сказано — придавил мышцы и потянул вниз, осторожно, медленно. Отец иногда просил меня размять ему плечи, так что я имел опыт работы мануальным терапевтом. — Тебе не больно?       — С ней уже… такое творили, что… нет, не больно, вообще.       Под кожей прощупывались рубцы. Длинные и короткие уплотненности, какие-то небольшие углубления. Это было жутко — сколько боли ему пришлось вынести, представить страшно.       — И так несколько раз, пока спазм не уйдет. Можешь посильнее, мне не больно, — уперевшись локтем в стол, Данька прикрыл глаза ладонью. — У лодыжки сжимать не надо, там самое хрупкое место, просто… помять.       Я старался придерживаться всех указаний и разминал ему мышцы минут десять, так что успел распереживаться и успокоиться раза три-четыре. В процессе Новиков пару раз тяжело сглатывал. Сбивалось ровное дыхание почти незаметно, но я был сосредоточен на нем, зная, что, если Даньке неприятно, он ничего не скажет.       — Угу. Всё. Ты и впрямь нежный, кто бы мог подумать.       — А что, я похож на жестокого тирана? — вот теперь чай был очень кстати, потому что мне надо было заняться хоть чем-то.       — Что-то есть в твоих хмурых бровях. Ох… спасибо, Кость. Ты отличный друг. Самый классный в мире.       — Тебе правда никто раньше этого не делал, кроме врача? — я включил чайник, достал чашку и так резко открыл сахарницу, что чуть не опрокинул плашмя. Сахарная крошка зашуршала по столу. — Блядь.       — Не-а. Да никто раньше и не замечал, что у меня что-то болит. Я ж говорю — ты точно экстрасенс. Правда, чтобы обрести известность, тебе придётся сменить фамилию на что-то более таинственное и мрачное. К примеру, на «Ведец» или «Ванга».       — У тебя на лице всё было написано, что тут замечать...       Чай дымился, а я вытирал сахар, с тоской поглядывая на полупустую раковину. Дело в том, что дома посуду мыл я — и тратил на это порой кучу времени, потому что мама питалась семь или восемь раз этими своими маленькими порциями, а контейнеры спихивала целыми кучами. Папа за губку не брался по причине фатальной рукожопости. Думаю, останься он один, у него в раковине завелись бы крокодилы.       Так что я был кухонным негром лет так с пятнадцати и автоматически брал на себя всякое такое дерьмо, где бы ни находился.       Данька, похоже, пользовался одной тарелкой целую неделю и бросал в раковине до следующего раза. Благодать, да и только, никаких хлопот.       Мысль мне пришлось остановить, потому что Новиков встал, подошел в упор и положил руку на столешницу, слегка прижав меня с одной стороны.       — А ты следишь?       — Тебя опасно выпускать из поля зрения, — говорил я, по большей части о том, что творилось прямо сейчас. — Только отвернулся, уже…       — Пожалуйста, не будь таким хорошим, ладно? — Данька перебил меня. — А то влюблюсь и что мы будем делать?       — А что влюбленные обычно делают? — ляпнул я, потянувшись за кружкой.       Новиков поймал мою руку на полпути. На этот раз — крепко, с усилием. Перевернул так, чтобы подцепить пальцы своими и потянул к лицу.       Я замер, до боли сжав челюсти. Запутавшийся в сотне, а может и в тысяче противоречий — то ли да, то ли нет, то ли а-ха-ха-продолжай, то ли прекрати, то ли отпусти, сука, то ли не останавливайся, умоляю…       Столкнувшись со мной взглядом, Данька осторожно, на самой грани ощущений, тронул пальцы губами. Не поцеловал — просто прикоснулся.       — А кто говорил про твои чувства?       И тут же отпустил, отступил на шаг, отвернулся. Открыл дверь — лобок Люцифера, Ритусечка-сан вразвалочку запёрлась на кухню, осмотрела меня скептически-придирчиво и скрылась под столом, мол, фэ, опять этот моржовый хрен.       А я стоял и слегка покачивался. Нахлынуло. Нахлынуло и пришибло.       — Дань, я тебе нравлюсь?       — Хуясе, прозрение.       — Я серьёзно.       — А тебе обязательно подтверждение с подписью? И штампом? Само собой, ты мне нравишься.       — Я говорю про другое «нравишься».       — А где же «ты-чё-пидор-что-ле»? — он прислонился поясницей к подоконнику, сложив руки на груди.       — Ты не пидор, — отбил я. — Ты встречался с девушками, поэтому точно не.       — Лэ-логика.       — Да ответь ты!       — Хотел бы я, к примеру, завалить тебя в койку и кувыркать там до потери сознания? Или засосать так, чтоб ты потерял ориентацию в пространстве?       — Ну!       — Да не знаю я!       Маргарита выползла из своего убежища на шум, чем моментально свела напряжение на нет — ссориться или повышать голос в её присутствии было сравнимо с попыткой сунуть гвоздь в розетку, и мы были близки к тому, чтобы отхватить разряд.       — Не знаю… — прошептал Данька. — Я не интересуюсь парнями. Мне всё это вообще было побоку до твоего появления. Я никогда не влюблялся в людей своего пола, я не знаю, как это должно происходить. Если мне, к примеру, хочется к тебе прикоснуться или тебе помочь, разве это означает, что я влюблен?       Ответа у меня не нашлось. Я тоже не знал. Несмотря на то, что читал всякую ересь, даже какие-то статьи о гомосексуальности, и постоянно напарывался на эту тему.       Я не знал.       — Но что-то же творится в твоей голове, так? — я вернулся к оперированию фактами, решив отложить панику на потом.       — А в твоей?       — Бывает. Всё потому, что я…       И всё. Мысль закончилась. Я вернулся к своей чашке, быстро отхлебнул, стараясь не обжечься.       — Просто скажи: да или нет. Запрети. Или согласись. Реши что-нибудь, чтобы не кидало из стороны в сторону.       — Я не могу. Давай не сейчас, ага? Я не понимаю себя, так что не могу.       Даня тихо застонал, сел на корточки. Маргарита начала вылизывать ему лицо, обрадованная доступностью оного до усрачки.       — Возьми себе псевдоним «Пытка». Охуенно же. Пытка Константин Андреевич.       — Только если ты станешь по паспорту Мудак Даниил Егорович.       — А что, тебе мало того, что я и без паспорта мудак?       — Я бы ещё татуху набил на щеке и майку с принтом сделал.       — Знаешь, я что угодно сделаю, если ты иногда будешь мять мою ногу, — он титаническим усилием уложил Риту в положение «мертва» и, наконец, снова посмотрел на меня. — Будь ты демоном, я бы душу заложил.       — Как будто в нашем королевстве демонов не хватает! — я кивнул на Риту. — Всё, я пошёл. С массажем буду помогать, мне не трудно.       — Мы с малышкой тебя проводим, — он жестом заставил её встать. — Спасибо вам ещё раз, доктор Тесаков. Пусть вы ранили моё сердце, но вы спасли меня от мучений этой ночью.       Хотя очень хотелось, я на это не ответил. Просто потому, что разговор снова свернет не туда.       Забежав в вагон метро и в ответ на сложенные сердечком руки показывая Даньке средний палец, я вспомнил, что хотел расспросить о семье Новиковых поподробнее.       Ну, думаю, у меня ещё появится такой шанс. А пока — мне надо подумать.       Очень хорошенько подумать.