Почему я ненавижу фанфики

      Я думал, что знаю о ревности всё.       А что там сложного?       К примеру, на человека, с которым ты состоишь в отношениях, кто-то покусился. Ты испытываешь негодование, типа, не трогай мои игрушки, чел.       Они мои.       Ха-ха — вот что я на это скажу.       — Ты же друг Новикова, да?       Очаровательная девушка подсела ко мне в коридоре. У неё были коротко стриженные, стильно уложенные черные волосы и очень подвижное, миловидное лицо.       Я сидел неподалёку от автомата и посасывал люто обожаемую кофежижу «латте» за пятьдесят пять рублей. Был один — Данька первую пару проспал и клятвенно обещался быть к третьей, потому что на второй он будет гулять с Ритусей.       — Типа того, — слегка удивленно ответил я.       — Можешь передать ему мой телефон? — она протянула бумажку в клеточку, свернутую в два раза. — Я сама жутко стесняюсь подходить, раз пять уже пыталась. Обедом тебя угощу.       Обедом. Обедом она угостит.       Я физически почувствовал, как внутри подожгло какой-то неведомый дремучий фитиль. Этот фитиль кончался чем-то ужасным — не динамитом даже, а субстанцией самой сингулярности, блин, черной дырой в виде взрывчатого вещества.       Но я ещё не понимал, что со мной такое, а потому взял бумажку и отмахнулся, мол, не надо мне ничего. Когда девушка — худенькая, с обалдеть какой классной задницей, скрылась в аудитории, я развернул листочек.       Её звали Вика.       Латте потерял свой вкус, и я пил эту странную субстанцию через силу, словно болотную воду. Мне в последнее время довольно часто лезло в голову всякое, поэтому я легко представил Даню с этой Викой — в фантазии он грел её ладони в своих карманах, зацеловывал щеки, прыгал с ней через лужи и, хохоча, обнимал за талию двумя руками.       Я видел его абсолютно счастливым, а у самого перед глазами чернело. Место тоскливого рака занял ползучий, уродливый слизняк, трущийся о потрепанное клешнями нутро ледяной скользкой ногой.       Когда Данька появился, я был близок к взрыву. Бумажка жгла мне задний карман, перед глазами плыло, и я даже не заметил, что надо мной никто не подшучивал, по крайней мере так агрессивно, как раньше.       — Привет, Блэкджек! — заулыбался Новиков, но очень быстро стух, присмотревшись повнимательнее. — Ты с отцом так и не помирился?       — Помирился.       Забавность была вот в чем — я понимал, что расслаивался на глазах, но не понимал, насколько это влияет на моё поведение. Постепенно доходило, что я просто никогда по-настоящему не ревновал, а теперь вкусил это чувство в полной мере, во всей силе. Если объединить это с патологической привычкой накручивать, то странно, что я ещё мог более-менее спокойно говорить.       — Тебе передали, — я дал ему бумажку. Данька с любопытством развернул её. Глаза скользнули по тексту.       Я же в этот момент на полном серьезе решил, что всё. Пиздец. Поиграли и хватит. Мне не тягаться с такой вот Викой. Нечего предложить. Классной округленькой задницы нет, сисек нет, зато есть комплексы и скрипучий характер.       Звонок уже был, а препод отсутствовал. Я сел, чиркнул ручкой в тетради и обнаружив, что кончилась паста, едва не выкинул её нах в окно вместе с конспектом, партой и собой.       — Ты чего такой дерганный, Кость? — тихо спросил Новиков.       — Ничего.       — Ну, не морозь меня. Я виноват?       — Эта девчонка, — я кивнул на бумажку, которую он придавил своим смартфоном. — Очень симпатичная.       Меня куда-то потянуло. Оказалось, это Данька тащит меня за ухо. Я слегка упирался и рисковал вывихнуть хрящик, поэтому скоро меня тащили уже за руку.       — Что такое? — поинтересовался Новиков, когда мы оказались в туалете, в компании отражений и журчащих толканов.       — Не знаю, — честно ответил я, чувствуя, что фитиль заканчивается.       Новиков помолчал, а потом вдруг ошеломленно выдавил:       — Ты что… ревнуешь?       Ну, в общем, всё. Конец. Огонёк погас, добравшись до заветного взрывного состава.       — Всё это выносит мне мозг! — взвыл я, начав наворачивать странные траектории по комнате раздумий и переговоров. — Ты выносишь мне мозг, понял?!       — Было бы что выносить, — отбивался Данька, наблюдая за тем, как я мечусь туда-сюда, едва не выдирая волосы из головы.       — А-ха-ха, — ядовито откликнулся я. — Смешно! Я не знаю, почему об этом думаю!       — Ты собственник потому что. Ещё хуже, чем Рита. Вон оно как, оказывается.       — Да заткнись ты!       Он перехватил меня на траектории к умывальникам и обнял, как дети обнимают плюшевого медведя, крепко-крепко. Правда, у плюшевых медведей был мягкий наполнитель, а у меня — кости, которые чуть не затрещали от таких ласк.       — Ну всё, всё. Тихо.       Я взбрыкнул пару раз для приличия и сдался, уткнувшись в его шею. Пахло этими дурацкими мужскими шампунями для привлечения самочек и Данькой.       — Сука, — обиженно выдохнул я.       — Т-с-с-с. Злой, очень злой Костенька. Давай, дыши глубже, вдох-выдох…       Он вздрогнул, почувствовав моё дыхание на своей коже. Но не отпустил.       — Ты мне, кажется, ребра сломал.       — А у змей они есть?       — Пошел на хуй.       Какое-то время мы молчали, медленно приходя в себя. Взрыв был погашен, и я чувствовал опустошение и ликование. Но меня накрывал чертов стыд.       — Я… ты уж прости, но я так рад… — пробормотал Данька. — Я ещё не видел тебя таким. Не распознал. Ты всегда такой ревнивый?       — Я думал, что я не ревнивый вообще…       — Интересно, это лечится? Ну там… терапия какая-нибудь.       Выкрутившись из его рук, я подошел к умывальнику и плеснул в лицо прохладной воды.       — Это лечится отношениями, Даня. Нормальными отношениями. С цветами-конфетами-кино и официальным согласием встречаться.       — А схема крыша-квартира-пиво подойдет? И неофициальное согласие?       — Согласие?       — Согласие.       — Уверен?       — Уверен. Я из-за тебя нихрена не спал и проебал первую пару.       — Отличный повод, — похвалил я. — Любовь — это когда ты проебываешь из-за него первую пару…       — Любовь? — осторожно спросил он.       — Кто б знал. Всё. Я иссяк, так что съебись в горизонт и не попадайся мне на глаза.       Пришлось ещё раз плеснуть на себя холодной водой, чтобы охладить щеки. Жаль, не помогло.       — А как долго не попадаться?       — До завтра.       Тихо посмеиваясь, Данька ушел. И даже внял просьбе, пересев ближе к окну и на парту назад. Типа, если мне вдруг захочется полюбоваться его цветущей физиономией, придется развернуться.       Короче говоря, в понедельник я узнал, что такое ревность.       В среду шанс понять меня предоставился Новикову.       На обеде, пока Данька стоял в очереди, ко мне подсел Никита. С легкой едкой улыбкой, в темно-красной толстовке, легкий на помине и неизменно мерзковатый.       — Проблем стало меньше? — без приветствий поинтересовался он.       — Прогресс определенно есть, — кивнул я. — Что ты сделал?       — У меня много знакомых. За выходные убедил народ, что ты стал жертвой глупого розыгрыша, — темные глаза мерцали задорным злым весельем. — Если через неделю тебя не будут донимать, выполнишь мою просьбу?       — Чего ты хочешь?       — Хочу, чтобы ты после выходных поговорил с одним парнем. Точнее передал ему кое-что.       — Что?       — Мою угрозу. Он в последнее время частенько переходит мне дорогу и пытается убедить дипломников в том, что обращаться ко мне — гиблое дело. А я головой отвечаю за качество своего товара.       — Почему не сам?       — Он не знает меня в лицо. Будет лучше, если так и останется.       — И что ему надо передать?       Никита встал, сжал моё плечо и низко наклонившись, прошептал на ухо:       — Если он будет болтать лишнего, диплом не защитит. Мне хватит одного звонка, так что пусть молчит в тряпочку.       — Ты что, сын ректора? — поинтересовался я, неприязненно поморщившись. Никита это заметил и усмехнулся — я не видел его лица, но услышал язвительный смешок.       — Ты почти угадал. Передашь — и твой долг будет закрыт.       — Договорились, — просто хотелось побыстрее от него отвязаться.       — Приятно иметь с тобой дело.       Он сделал мне саечку за испуг — коротко провел пальцем по подбородку, чуть щипнул. И ушел. А я ещё долго не мог отделаться от гадкого ощущения, будто какой-то психопат дышит в висок.       Данька грохнул поднос на стол. Сел. Взял вилку и начал вертеть её в длинных пальцах.       — Кто это был?       — Никита, — ещё не подозревая о нависшей жопе, ответил я. Набирать сообщение и одновременно говорить с Данькой было трудно, но я справлялся.       — Никита, значит?       — Да гондон какой-то, — всё так же беспечно затирал я. Данька накрыл ладонью мою руку вместе с сотовым и придавил к столу.       Сначала удивило то, что он сделал это прямо в столовой. Да, мы сидели в моём любимом дальнем углу и народу было немного — все толпились в очереди, но это было странно.       Далее я поднял взгляд и узрел страшное. Если у меня это чувство было похоже на слизня, Даньку прижало, похоже, чьей-то когтистой и тяжелой лапой.       Но я ещё не понимал, в чем дело.       — Костя, — угрожающе сказал он. — Ты охренел?       — А? Что?       — Какого черта он от тебя хотел?       — Он послание… передавал, — наверное, я медленно седел от перемен, произошедших с вечно беззаботным Новиковым. Он выглядел дружелюбнее даже когда дал мне в табло на втором курсе. А ведь в тот раз я неслабо его довел.       — Какое ещё послание?       — Чел, ты внушаешь недоверие, — я начинал мямлить и седеть одновременно. — Ну… он… мы с ним договорились, что я выполню просьбу, а он избавит… от слухов.       — Я просил тебя отказаться от договоренностей с ним.       — Да ладно тебе…       От по-спортивному сильной хватки заболела рука. Данька вдруг разжал пальцы и молча принялся за еду. На меня он не посмотрел ни разу, а потом свалил. Молча.       Следующей парой была сдвоенная физкультура, так что выцепить его одного не улыбалось. Он переоделся раньше всех и к моему приходу в зал уже наворачивал круги.       Вообще обычно Новиков старался не усложнять себе жизнь, но сегодня забил даже на свою ногу и выкладывался изо всех сил. До меня дошло в чем дело, только когда ребята поделились на команды и устроили грязный баскетбол — как обычно, игнорируя почти все правила. Данька в таких играх был уверенным средним звеном, а в этот раз носился туда-сюда с чудовищным энтузиазмом.       Я же отсиживался на скамье запасных. Отсиживался и думал.       Въехал как раз к концу первой игры.       Вот что мешало понять истинное положение вещей — он ревновал к парню, хотя я и не думал подпускать к себе кого-то своего пола. Ну, как сексуальный объект. Никого, кроме него. Одна мысль, что на его месте мог быть, к примеру, Соколов или Игнатьев Артем, вызывала у меня холодный пот и неприязнь.       Что уж говорить о Никите, который мне был противен весь вообще.       Я мог бы оскорбиться, но вспомнил, что сам недавно забыл всю логику наших отношений и чуть не слетел с катушек из-за какой-то бумажки с номером симпатичной тёлки.       Вспомнил и то, что лечилась такая тупая ревность обнимашками и признаниями.       С середины второй пары физрук нас отпустил. На радостях одногруппота за считанные минуты табуном молодых козлов ускакала прочь.       Данька слегка задержался — он всегда медлил. И я подкрался к нему справа, бочком, как глубоководный краб.       — Да-а-а-ань, — виновато протянул я. — А помнишь, чем ревность лечится?       — Помню, только согласие уже было, как и пиво-конфеты-крыши-кино, — буркнул он. — Съебись с глаз моих, а то придушу.       — Какие мы злые и опасные, — улыбнулся я, перебирая в голове самые действенные провокации, способные вытащить его из зоны бешенства и загнать обратно в зону комфорта. Выбрал вариант, сам ужаснулся, но была не была. — Секса не было. Ревность ещё сексом лечится.       Он медленно повернулся и уставился на меня, как на ядерный гриб, полыхающий где-то в атмосферных слоях.       — И что… ты… уже к такому готов, что ли? Неужели я настолько офигенный? — злость была мигом забыта, так что я расслабился, но ненадолго.       Ибо провокация удалась на славу.       — Нет, но судя по твоей реакции помогает даже упоминание секса всуе.       — Вот это я понимаю, кидалово, — нервно улыбнулся Данька.       Я ещё чуть-чуть придвинулся и потискал его за щечки, как бабушка треплет внучка, когда у чада отрастает удобная ряха.       — А в следующий раз что? — он аккуратно перехватил мои руки в области запястий и опустил себе на плечи, поверх футболки. Небольшой клочок кожи попал под указательные пальцы. Разгоряченный и слегка влажный. Я действительно удивился тому, что не почувствовал никакого отторжения — скорее наоборот, погладить захотелось.       — Что?       — Что если одно упоминание не подействует?       — Сам догадаешься, или из-за ревности ай кью упал?       — Минет? Или разблокируется даже твоя шлюховатая задница?       Я отпрыгнул к своему шкафчику и начал переодеваться под расслабленный смех Новикова.       — Прости, ты сам начал, — заметил он. — Знаешь же, что я не думаю, прежде чем сказать.       — Ты вообще не думаешь, никогда, совсем.       — Знаешь… я рад, что ты решил меня вылечить, но, если честно, легче не стало.       Когда он переоделся, то сел рядом и запустил руку в волосы.       — Дань, мне этот гондон отвратителен. Мне вообще на всех парней, кроме тебя, наплевать. И допуская мысль, что я хочу чего-то такого с кем-то ещё, ты меня обижаешь.       — Бу-бу-бу. Но он так нагло это сделал — саечку даже… только я могу делать тебе саечку. Вот.       — Не только саечку, — хмыкнул я, закидывая сумку на плечо. — Что угодно. Ну, почти.       — Знаешь, этот разговор размазал границы дозволенного и теперь я не понимаю, о чем ты думаешь.       — Не понимай дальше, мне-то что.       Я вышел в коридор. Скоро сзади послышались шаги. На этаже, кроме нас, никого не было — звонок ещё не прозвенел, поэтому Данька позволил себе коротко притиснуть меня к себе, обхватив вокруг шеи, и шепнуть на ухо:       — Ты в курсе, что дразнить бывшего каратиста не самая удачная идея? Я могу тюкнуть тебя по затылку, утащить домой бессознательное тело и сотворить, что вздумается. Вякнуть не успеешь.       — Солнышко, ты можешь утащить домой моё сознательное тело и сотворить, что вздумается, коль смелости хватит. А я и вякать не стану.       Даня отлип и так витиевато «чертыхнулся», что я аж прибалдел.       А в четверг настала моя очередь проспать первую пару из-за бессонной ночи.