9 - Немного откровенно
22 июня 2016 г. в 14:33
Утро в некотором голубом царстве-государстве началось с того, что я проснулся от головной боли.
Она была воистину дьявольской, но не помешала собрать в кучу осколки реальности и выяснить, что тело, в котором я был вынужден влачить своё бренное существование, находилось в объятиях.
В настолько теплых и уютных объятиях, что я возжелал на полном серьезе остаться в них навечно — и пофиг на всё. На головную боль, на учебу, на родителей, на мужской половой хуй в непосредственной близости от моей…
— М-м-м, — сонно вякнули в затылок. — Только не начинай… хорошо же спим…
— Хорошо, — не согласиться с голосом было трудно, но мужской половой всё ещё несколько беспокоил, так сказать, вносил легкий дискомфорт в пребывание тела в руках Даниила Новикова. Усугубилось незначительное неудобство тем, что, распознав попытку отползти, Данька положил руку на бедро и притиснул обратно.
— Не очкуй.
— Бро, мне уже не уснуть, — сиповатым спросонья голосом сообщил я.
Было так откровенно, что я даже слегка взмок. Но Даньку, похоже, терзания не смущали — он, фактически, внедрил свой эклер в мой поперечный разрез и был этим фактом доволен.
— Не переживай, я же не похотливое животное.
— А...
Итак, я решил воспринимать ситуацию как утреннюю разминку. Только нормальные люди разминают бока, ноги, грудную клетку, а я — психическую устойчивость.
— Я терпеливый, я тебя уважаю… — бормотал Данька, опаливая мой затылок дыханием. — И забочусь. Кто будет без подготовки творить такое с важным ему человеком?
Короче говоря, мысленно я нарек Даню великим учителем по психической устойчивости. И как любой учитель он должен был помогать мне преодолевать испытания.
Да-да, испытания.
Я слегка двинул бедрами, чем извлек из сенсея заинтересованное «хм-м-м?» и получил возможность оценить размеры… э-э-э… тренировочного агрегата.
— О, черт…
— Терпение испытываешь? — осторожно скользнув по моей груди ладонью, спросил Данька. — Провокатор ты, Блэкджек.
— Голова трещит, — я решил перевести тему, потому что тренировка пошла по пизде и ни о каком душевном равновесии речи уже не шло.
А всё потому, что прикосновения чувствовались так ярко, словно кто-то проливал на кожу горячее — жглось, стекало в низ живота, превращало мышцы в тяжелую ватную субстанцию. Даже слегка затошнило от волнения и ощущения беспомощности, хотя коньяк вчера был отличный и, по идее, не должен был серьезно испортить утреннее состояние.
Тут я осознал, что, вздумай Данька дойти до конца, он бы это сделал, потому что я не то, что сопротивляться не буду — шелохнуться не смогу. Даже слова выговорить.
Словно догадавшись, о чем я думаю, Даня сжал мой подбородок и прижался губами к виску.
— Успокойся ты. Доверяй, ага?
А потом отлип, нехотя выбрался из-под одеяла и смачно зевнул.
Заметив палатку между его ног, мне пришлось признать, что уровень учителя непомерно высок. Прям-таки недостижим.
Через пару минут Данька поплелся в неведомое куда-то, оставив меня наедине с полыхающим лицом и полным поражением. Но ненадолго. Вскоре вернулся с аспирином, стаканом воды и Маргаритой.
— Надо с ней погулять. Побудешь один? — разместив набор юного алкаша на тумбе, Данька навалился на меня поверх одеяла и уткнулся лицом куда-то в живот. Остановить его я не успел. Следовательно, жить нам оставалось недолго, поскольку Рите не стоило этого видеть. Думаю, её ранимое сердце грозилось не выдержать таких фривольностей.
— Угу. Ты сам-то как?
— Живой. Эм… то, что вчера было. Извини, я…
— Не-не-не. Оба красавцы, угомонись.
Я осторожно тронул лохматую макушку. Даня напряженно выдохнул, подставляясь под мою ладонь.
— Просыпаться с тобой так здорово.
— Это иллюзия. Я не пинался?
— Может и да, я не помню. Мы легли-то пять часов назад, так что у тебя было мало времени, чтобы как следует разойтись.
— Теперь… у нас всё серьезно, да?
— Что тут скажешь? На данный момент я знаю вот что: с тобой охренительно. Я беспокоюсь за тебя, даже если ты делаешь вид, что держишь всё под контролем. И если ты вдруг обратишь внимание на другого парня — я прибью вас обоих. Ты вскружил мне голову, засранец.
Да, мне и раньше признавались в симпатии. Но это — это было нечто, затронувшее чуткие штуки в глубине души, хотя до этого момента я был уверен, что уродился без печально известных типа «струн» и «фибр».
— Голову тебе вскружил коньяк. И я тут ни при чем.
— Хорошо жить в неведении.
— Ха.
— А ты что чувствуешь?
— То же, с поправками на радиус поражения. Я придушу всех, и девушек, и парней, и Маргариту… точнее умру в бою с ней.
— Раз тут мы разобрались, пойду приведу себя в порядок, — очаровательно усмехнувшись, Данька свалил в душ.
Ощущение грядущего пиздеца вернулось тогда, когда хлопнула дверь в ванную. А потом темные глаза Маргариты угрожающе сверкнули в полумраке, и стало не до шуток.
Началось с того, что она обнюхала непредусмотрительно торчащую из-под одеяла ногу. Чтобы убедиться, стало быть, что это действительно я, а не какая-нибудь девица.
То, что меня пришибло её многокилограммовой тушей, я понял тогда, когда тяжелая лапа приземлилась прямо между ног. Я вскрикнул и на свою голову успел перевернуться на живот, прежде чем Ритуся водрузилась на меня целиком.
Даня обнаружил нас в весьма пикантной асане йоги.
Я боялся пошевелиться, прикидываясь фундаментом, а Маргарита возлежала на спине, аки сфинкс возле пирамид и угрожающе дышала прямо в затылок.
— Матерь божья, Рита, ты совсем упоролась? — возмутился Данька. — Ещё пять лет назад разобрались, что на мой диван тебе нельзя. На моего Костю тоже нельзя, тем более если он на моем диване, ты…
— Сними её, — предсмертным шепотом попросил я.
— Ко мне, — позвал Данька. Маргарита зов проигнорировала и ткнувшись ледяным носом, вдруг вздумала навести на моей голове порядок. Огромный теплый язык пару раз скользнул по волосам.
— Д-данечка, Дань, она хочет меня сожрать… — скулил я.
Он приблизился к нашей причудливой икебане.
— Нет, похоже, она признала тебя за своего. Марго, — Даня включил капитана корабля. — А ну брысь. Это приказ.
Прежде чем спрыгнуть на пол «мисс заусенец смерти две тысячи шестнадцать» зачем-то потопталась на моей сраке, чем едва не переломала бедренные кости. От всех этих утренних нежностей аж головная боль прошла.
— Иди в душ, — сказал Новиков. Оторвав лицо от подушки, я обнаружил, что он возвышается рядом в одном полотенце, и сайгаком сорвался в ванную.
— Я там всё на виду положил. Если что, ори!
— В жопу вас всех! — крикнул я. — Если что!
И в сердцах хлопнул дверью.
Что касается ванной, то у Даньки было нереально круто — большая душевая кабина со встроенной стереосистемой и подсветкой, причудливый потолок, усыпанный перламутровыми капельками, пол с подогревом. Стягивая с себя одежду и забираясь под теплые струи, я подумал, что пора бы уже избавиться от груза старых мыслей и вопросов — потому что это утро принесло новые. Скоро от всего этого у меня просто голова взорвется.
Ясное дело, этот разговор испортит Даньке настроение, но я больше не мог поджидать подходящего момента.
В обители чистоты я провел аж полчаса, а всё потому, что был вял, ленив и страдал похмельем. За это время Данька успел выгулять чудовище и разогреть какие-то полуфабрикаты.
В общем, я застал его уже посвежевшим, к своему огромному удивлению в шортах и… безразмерной черной футболке. В футболке. Фут-бол-ке.
Невольно скользнул взглядом по шраму — сзади под кожей из-за него образовывалась небольшая вмятина.
— Ноги брил, что ли? — спросил Данька.
— Лосьонами натирался, — желчно ответил я.
— И всё ради меня? — он поставил на стол две чашки чая.
Я округлил глаза.
— Ты здоров? Или ещё не протрезвел?
— Я умею быть гостеприимным. Я взрослый самостоятельный мужчина.
— Ага, не способный на глаз отличить соль от перца. Не смеши мои колени.
Он улыбнулся.
— Слушай… — вздохнул я. — Давно хочу спросить, что случилось с твоими родителями. Прости, что так прямо, но мне правда важно знать.
— А, — вопреки ожиданиям, Данька не выглядел расстроенным. — Ну, их просто нет. Мама умерла очень давно, когда я был совсем мелким. А отец исчез, когда мне было шесть. Его я тоже не помню.
— Отец исчез?
— Да, пропал без вести. Уехал в Австралию в какую-то экспедицию и не вернулся. Тело не нашли.
— И дедушка забрал тебя к себе?
— Ну, почти. Дедушка меня обеспечивал. Нанимал нянек, квартиру эту купил… — Данька как-то заторможенно огляделся.
— А Рита?
— О, с ней забавная история, — он пододвинул стул и прижал пятую точку. — Я как-то пристал к деду, мол, какого хрена тебя никогда не бывает дома? Мне лет десять было. Я уже привык быть один, но меня всё ещё тянуло к семье.
Вот, опять — очухалось очередное недоброе существо и начало кромсать меня изнутри. На этот раз отрывая кусочек за кусочком, медленно и мучительно.
— А он такой: «Мелкий, у меня есть работа. Я уже вырастил твоего отца, знаешь ли»! Я начал ныть, мол, грустно с няньками и всё такое… и дед сказал, что подарит мне любое животное, какое захочу, лишь бы только угомонился и отстал. Я попросил самую большую собаку в мире. Вот так и сказал: самую большую в мире подавай! Через три дня его личный секретарь привез огромного щенка. И кучу килограммов мяса.
Качнувшись на стуле, Данька опустил взгляд вниз.
— Так Марго завела меня, а квартира превратилась в большой собачий двор. Я был в таком восторге, что просто потерялся в уходе за ней. Даже карате пропускал, чтобы погулять лишний часок.
— Почему «Маргарита»?
— Это её клубное имя. Точнее её зовут Маргарет, «жемчужина». Назвали так, потому что была самой жирной и большой.
Мы немного помолчали. Я подвинул к себе чашку и уставился на собственное отражение в чайной глади.
— Тебе было очень одиноко, да? — сам не ожидал, что скажу это настолько душераздирающе — голос дрогнул, словно я собрался разреветься в голосину.
Резко подняв голову, Данька странно изменился в лице.
— Кость… а ты… ты знаешь, если меня спрашивали об этом, то говорили «офигеть, какой у тебя дед богатый и классный, вот бы мне такого». Почему?
— Что ты такое говоришь… кому понравится так?
Мы притихли. Данька, кажется, избавился от последних симптомов похмелья, но по уши увяз в каких-то размышлениях. Смотрел на свои руки, дышал урывками, даже моргал медленно, как будто пленку жизненной силы кто-то замедлил в два, а то и в три раза.
— То ли ты чертовски проницательный, то ли ты действительно что-то ко мне чувствуешь. Я не знаю, как иначе это объяснить.
— Что? — я оцепенел, стиснув кружку в ладонях. Руки жгло, и это помогало держаться за реальность.
— То, что ты с легкостью раскусываешь меня. Каждый гребаный раз. «У тебя что-то болит»? «Ты действительно любил карате». «Было одиноко?»
— Это очевидные вещи.
— Очевидные только для тебя. Костя, ты не первый человек в моей жизни, с которым я сблизился настолько, что открыл душу. Но… я потрясен.
Я молчал, не в состоянии что-то ответить. Стало жутко — всё это начинало приобретать привкус помешательства. Эй, нам хорошо вместе, но как же родители, как же общество, как весь остальной мир?
Никто и никогда не одобрит того, что с нами происходит. Да хотя бы потому, что Данька до сих пор не встречал никого, кто бы понимал его — люди слепы. Даже если любят, не могут отличить фальшивой улыбки от настоящей, не могут почувствовать чужих эмоций, не могут просто представить, каково это…
Быть одному. Возвращаться в красивый, дорого обустроенный, но пустой дом, где никто не приготовит невкусную кашу, не упрекнет в том, что на голове нет шапки, не поцелует в лоб перед сном.
Где никто не поможет разобраться, в чем разница между гаечным и замочным ключом, не заклеит ссадину на коленке, не научит играть в футбол.
Где никого. Нет.
Перед глазами так ярко встали эти сцены, что горло стянуло холодным горьким узлом. Мальчик, тот, которого я видел на татами… один за уроками, один с грамотой после выигранного турнира, один в больнице с раздробленной ногой.
Отодвинув кружку, я подлез к Дане и обнял его. Если бы я открыл рот и выдавил из себя хоть слово, я бы точно завыл, как раненый кит, а потому повис на нем молча.
Я не мог быть настолько самонадеянным, чтобы заявить, что никогда его не оставлю, но в тот момент хотелось прилипнуть к нему, как пиявка, и никогда не отпускать.
Данька погладил меня по спине.
— Что, салфетки пора нести? Блэкджек, не вздумай меня жалеть. Я не хочу, чтобы ты был рядом из жалости.
— Я с тобой из-за денег, — сказал я, костяшкой пальца стерев влагу с глаза. — Если салфетки, то только с вкраплениями золота.
— Продажная сучка, — фыркнул Данька. Его голос слегка надламывался, и я боялся отстраняться. Если бы увидел что-то похожее на боль, то истерику было бы уже не остановить. — Ты что, ревешь?
— Это всё коньяк, — улыбнулся я. — Не обращай внимания.
Рита поскреблась в дверь, и мне пришлось от Новикова отделиться. Я впустил её сам и вдруг ощутил второй прилив нежности — на этот раз к Маргарет, так долго спасающей Даньку от одиночества.
Протянув руку, я осторожно тронул внушительное пространство между её ушей. Шерсть была чуть прохладной и неизменно мягкой. Ритуся покосилась на меня, как на сумасшедшего, но не сдвинулась с места, видимо, ожидая дальнейшего развития событий.
Безрассудство моё не знало границ. Я склонился и грубовато почесал её за ушами, чем, кажется, ввел в некоторый собачий ахуй. Она-то привыкла, что за столько времени я не проявляю к ней никаких признаков любви или вообще интереса.
— Марго, у нас с тобой были некоторые проблемы, но давай оставим всё в прошлом и начнем сначала?
— Так бы и сказал, что ты просто зоофил и на самом деле давно влюблен в мою собаку, — подколол Данька. — Тебе жратву подогреть? А то остыло уже.
— Ох, кажется он меня раскусил, — заговорщицки прошептал я Рите.
От сердца отлегло, зато прилегло к желудку. Захотелось есть. Точнее уже не есть, а жрать.
— А твой дед как отнесется к подобным… новостям, если узнает о нас? — спросил я, когда мы расселись за завтраком. — Закажет меня киллеру?
— Я, если честно, даже представить не могу. Мы с ним видимся очень редко, потому что соблюдаем договоренность — он обеспечивает меня, помогает встать на ноги и получить любое образование, а после забирает в компанию как наследника. Из-за того, что отец пропал, ему пришлось отложить это на кучу лет. Сейчас уже и здоровье подводит, несмотря на врачей, да и надоело ему.
— Выходит, тебе перейдет его бизнес? Чем он занимается?
— Восстановлением и перепродажей антикварных машин и трейдом.
— Звучит внушающе. А сам-то ты хочешь этим заниматься в будущем?
— У меня нет выбора. Я обязан ему всем, что у меня есть. Так что не могу его подвести, — Новиков искренне улыбнулся. Спорить с ним не хотелось, хотя я считал иначе. Но был не вправе затирать Даньке мои взгляды на жизнь и на важность выбора дальнейшего пути.
Завтракали мы молча, и молчание совершенно не тяготило. Наверное, впервые за долгое время в наших чувствах установился режим полного покоя. Плюс, теперь я понимал Новикова ещё лучше.
И знал, что увлечен этим человеком по-настоящему. Замуты с девушками, как и попытки отвлечься, тут не помогут. Так что, будь что будет, решил я.
Будем бороться с проблемами по мере их поступления.