Почему я ненавижу фанфики

      Только полный идиот не догадался бы, что Никита — человек-западня. Я причислил себя к этой группе немного припозднившись, а именно, увидев жертву, которую мне требовалось осадить по его запросу.       И да, я был не просто идиотом, а из подразряда сказочных долбоёбов, потому что решил всё-таки не отступать от первоначального плана.       Подумал: ну, скажу. Будет или не будет выполнять — не моё дело. Отбрехаюсь и убегу, а бегаю я быстро.       Итак, возле сломанного питьевого фонтанчика, скрестив на груди мускулистые руки и злобно зыркая по сторонам, меня ждал самец спортивной наружности по имени Володар Соломонов.       — Чувак, — нейтрально-мирно начал я, мысленно наметив пути отступления и подкатившись как бы невзначай. — Меня попросили тебе кое-что передать. Учти, я не имею к этому никакого отношения.       «Чувак» сощурился так, что со скоростью уменьшения его глаз сжимался и мой анус.       — С какой стати я должен тебя выслушивать? — спросил Володар.       — Ни с какой. Моё дело — сказать. Остальное меня не касается. Короче, если ты не перестанешь убеждать всех вокруг, что Сапёр — говножуй, с которым не стоит связываться, он устроит тебе проблемы. Он какой-то сынок, поэтому у него есть связи и возможности не дать тебе защитить диплом.       — Чего? — естественно, Соломонов ни капельки не обрадовался таким новостям. — Этот хер смеет мне угрожать, да ещё и через своих шестерок?       — Я ему должен. Просто возвращаю долг.       — Сам-то ты явно счастлив, что обратился к нему за помощью, пятнистый.       — Просто необходимость, — я засунул руки в карманы, пропустив мимо грядок камень в мой огород. — В общем, это всё.       И собрался уйти, но не тут-то было.       — Куда?       Легко подцепив за ворот рубашки, Володар подтолкнул меня к стене. Я не сопротивлялся — в стенах универа всё равно нечего бояться, да и привлекать внимание не хотелось.       — Ты знаешь, как зовут этого ублюдка?       — Я сам… связывался с ним только через… сообщения, — как уже говорилось, врать я не умел. Нихуяшеньки. А потому начал мямлить и бормотать под нос.       — Скажи по-хорошему — и разойдемся.       — Я не знаю! — прошипел я, легко вырвавшись из хватки. В основном потому, что через три аудитории находился деканат, и Володар явно не хотел проблем. — От себя дам совет: успокойся и подумай. Никто не пострадает, если он продаст твоим неуспевающим друзьям пару готовых дипломов. И волки целы, и бараны сыты.       — Это кидалово.       — Доказать можешь?       Соломонов замолчал и отвернулся. Я тоже не горел желанием продолжать нашу высокоинтеллектуальную беседу, поэтому решил поскорее слиться:       — Я не нарывался. Так что извини.       И ушел.       Настроение моё, естественно, было испорчено, а раздражение победило здравый смысл — стоило хотя бы натянуть на лицо улыбку, чтобы не попасть под целебные приёмчики Новикова, но я не мог.       Вся эта история не на шутку меня парила, и вести себя непринужденно не получалось. Но мне повезло. На последних двух парах нас загрузили так, что у Даньки не было никакой возможности завести разговор, а значит, и раскусить. Он был занят графиками зависимостей и устройством транзисторов. И то, и другое давалось ему нелегко. Настолько нелегко, что к метро мы оба шли пришибленные. Благо, Данька принял мою пришибленность за аналогичную своей, поэтому ничего не спрашивал.       Не стоило удивляться тому, что в небольшом аппендиксе-переулке неподалёку от спуска и ряда небольших магазинов поджидала срака в лице трех обворожительных господ.       — Эй, пятнистый, — Володара я узнал мгновенно. Двух других, менее угрожающих на вид, но куда более туповатых на едальники, увидел впервые. — Быстро разберемся и забудем. Будешь хорошо себя вести, вообще без крови обойдется.       — Чего? — моментально взъершился Данька.       Мне требовалось срочно что-нибудь сделать, чтобы не усложнять ситуацию. И я не придумал ничего лучше, чем…       — Иди, — я повернулся к Новикову. — Я догоню тебя.       Вот интересно, существует в нашем городе что-то вроде центра обучения лжи? Потому что мне очень туда надо — не умею я людей убеждать. Не умею!       Тонюсенькая напряженная ниточка понимания протянулась между мной и Данькой. Короткий диалог без слов. Я просил, потому что не хотел втягивать его в этот конфликт, он сомневался.       — Да, красавчик, иди, — ляпнул Соломонов, и невидимая ниточка лопнула. — Будь умницей.       Ну всё, подумалось мне. Жопа, друзья. Приплыли. Песня спета. Трагичный финал. Вперед за гробами на четверых. Пиздец нам всем, Джеки Чан пробудился.       — А повтори, — ровным, пугающе-ровным голосом сказал Данька. Если бы мне пришлось показывать большой публике уровень его самоконтроля, я бы ткнул пальцем на сломанный осциллограф. И на ту линию, которую он рисует. Безколебательную.       Уставившись на Даньку, я потратил очень важный для всей ситуации миг на рассматривание — облизал взглядом миловидный профиль, острые у висков темно-русые прядки, заценил нехорошие тени в уголках глаз и опасную сосредоточенность в глубине зрачков, распавшихся подобно каплям чернил.       Я ещё не видел его таким, даже когда мы отбивались от гомофобов. Это была не злость, о нет. Режим «вижу цель — не вижу препятствий», волна ледяной, уверенной силы человека, который может запросто сломать кому-нибудь хребет.       Активацию режима заметил не я один, Володар тоже оцепенел. А вот один из его дружков оказался менее внимательным. Устав ждать подвижек в столь немногословном диалоге, он додумался положить руку на моё плечо и сдавить так, что я едва сдержал вскрик. Затем последовал короткий удар в бок. Очень резкий, выполненный так, чтобы проходящие мимо люди даже понять ничего не успели. Куда там полицаи, успешно отлынивающие от работы в патрульной машине на расстоянии трехсот метров от места действия.       Боль затащила моё сознание в бесформенное белое пятно.       И пока я тонул в мареве, пляшущем перед глазами, вокруг не раздавалось ни звука.       Данька шагнул беззвучно. Шагнул и с такой силой дал в грудь невнимательному, что парень катапультировался обратно в аппендикс — облюбованное курильщиками местечко, хорошо защищенное от любопытных глаз. Мотнулся куда-то туда и второй дружок, но самостоятельно.       Володар остался.       Наподдав невнимательному, Новиков просто остановился напротив — и я подумал, что любой человек, неспособный себя контролировать, так сделать не смог бы.       Будь он неумелым бойцом или вспыльчивым дураком, он бы затеял драку с полноценным разбиванием носов, кровушкой и бешеной яростью. Но нет. Нет.       В нём сидел мастер кёкусинкай, способный сломать хребет, но не делающий этого только из-за личных правил.       Я аж сам охренел от того, что так легко вспомнил название его боевого стиля. Правильно говорят — мозг в стрессовых ситуациях работает лучше. Пойти что ли о транзисторах почитать?       Пока я тихо хватал воздух, забивший грудную клетку колотьём, они стояли друг напротив друга — Володар и Даня. Думаю, Володар хорошо понимал, кого принял за симпатичного лошка, но отступить ему не давала уверенность в собственных силах.       Едва заметно Соломонов кивнул в сторону аппендикса. Данька никак не отреагировал, но стоило этому качковому детине двинуться, пошел следом.       — Дань, — позвал я. — Не надо…       Но его уже потащили туда силой.       Раздались звуки ударов — всё такие же тихие, сдержанно-тяжелые. Я метнулся следом и зафиксировал в памяти пружиняще-точный замах правой ногой, похожий на атакующий скачок змеи. Между прочим, это была больная нога.       Мне хотелось помочь, но в этом не было никакой нужды. Данька расправился с ними так же быстро, как с невнимательным — в конце концов, когда-то он был чемпионом на татами. Теперь я осознал, что на втором курсе не разозлил его даже на десятую часть сегодняшнего уровня.       Если бы Данька захотел разбить мне физиономию, я бы меньше всего беспокоился о родимом пятне, потому что у меня бы была сломана пара-тройка лицевых костей.       Как только с вражинами было покончено, Новиков явился из тени аппендикса на осеннее солнышко с самым умиротворенным выражением лица, какое только может быть у человека.       Молча подхватил меня под локоть, повел за собой. И я пошел. Я вообще был в таком шоке, что передвижение ног занимало все ресурсы моего мозга.       Дорога была привычная: спуск на эскалаторе, две станции, недолгий путь до красивенького дома через заставленный дорогущими машинами двор. Домофон, седьмой этаж, квартира направо, черная металлическая дверь.       Когда я перешагнул порог, бабахнуло. Оказалось, это Данька хлопнул ладонью по стене над моей головой. Воздух потяжелел мгновенно. Настолько, что я едва им не подавился.       Было странно. Хотя бы потому, что смотрел Даня совершенно нечитаемым взглядом — не злым, не больным, не внимательным, а всё это вместе, в какой-то адовой мешанине.       — Прости, что тебе пришлось… — начал я. — Я пытался…       — Замолчи, — прервал Данька.       Ждать неизвестно чего было невыносимо. На полном серьезе казалось, что сейчас сердце-сердечко откажет к херам и на том всё, досвидос.       Поэтому я собрал всю свою решимость, чтобы справиться с нервами и схватить его за ворот. Притянул ближе, зашипел в губы:       — Хочешь врезать — вперед.       Ниточка, которую я успел уловить возле метро, вдруг сменила цвет и снова натянулась между нами. Опасно загустела кровь, с напором врезаясь в виски, страшно бликнули Данькины глаза, сменившие окрас с омута пьяных чертей на влажную осеннюю листву.       Удар прилетел не оттуда, откуда я ожидал — Данька стукнулся о мои зубы своими и больно прикусил нижнюю губу. Прижал к стене. Как так случилось, что через секунду мы с остервенением целовались, оба благополучно проебали.       Будь я жидкой субстанцией, то стёк бы по стеночке ему под ноги, потому что меня просто накрыло им, его губами, его сильной хваткой, его запахом и теплом его тела. Накрыло, как накрывает наркоманов, наверное, потому что всё остальное ушло на второй план, а на первом остался лишь один-единственный могущественный глюк. Мы были в одежде, а почувствовать тело, обнаженное тело, хотелось просто до помешательства. И лезли-тянули, задирали, стягивали, просто как больные, но толком ничего не добились — потому что важнее всего был этот чертов поцелуй.       В итоге получилось так, что я содрал с Даньки куртку, а он расстегнул моё пальто и рубашку. Лишь окончательно захлебнувшись воздухом — кажется, мы таким неэффективным способом пытались задушить друг друга, Данька пришел в себя. Я как раз боролся с помрачением сознания и болью в боку, так что испытал что-то похожее на разочарование и облегчение вместе. Эдакое разоблегчение.       — Отекает, — Данька коснулся болючего места и зло скрипнул зубами. — Синяк будет.       — Что я, синяков не получал? — прохрипел я.       — Надо с Ритой погулять. Иди в мою комнату и жди.       — Ждать чего?       — Когда я вернусь, чтобы отделать тебя по полной.       Последним шоком стало то, что Марго всё это время наблюдала за нами — стояла и ждала, будто шокированная женушка, при которой муж засосал стервеца-секретаря. Благо, в туалет она хотела сильнее, чем убить меня, а потому прыгнула в приоткрытую щель, едва Данька нацепил на неё намордник.       Дверь закрылась. Я кое-как стащил с себя верхнюю одежду и отправился в указанное место, придерживаясь за несчастные ребра. Злить Новикова ещё сильнее как-то не хотелось.       Мой мозг отказывался принимать всё произошедшее за чистую монету. Я убедил себя, что это просто необычный сон. Присел на диван, а потом и прилег — в боку несносно ныло.       В таком виде меня и застал Данька. В расстегнутой рубашке, полусонного, обессиленного. Мне было лень даже глаза открыть, чтобы взглянуть на него. Отделает так отделает, решил я. Не впервой.       Данька погладил моё плечо, затем плавно перевернул на спину.       — Дай посмотрю. Я много раз видел такие. Главное, чтобы ребра были целы.       Его пальцы невесомыми касаниями прошлись по телу.       — Потерпи, — шепнул он и слегка надавил на место ушиба. Я недовольно мыкнул, но Данька вздохнул с облегчением. — Ребра в порядке. Костя…       Я нехотя открыл глаза. Новиков нависал надо мной, пристально вглядываясь в лицо.       — Что ты натворил? Кто эти уроды, во что ты ввязался?       — А… да ничего серьезного, просто попал под горячую руку. Я выполнил просьбу Никиты и Володар, это тот здоровяк, немного обозлился на меня. Предполагаю, что он хотел узнать его имя и как он выглядит, где учится… но я и сам толком ничего не знаю. Видел в лицо, да, но это всё…       — Я предупреждал тебя.       — Да. Я проиграл.       — Ты идиот, при чем тут спор? А если в следующий раз меня не будет рядом?       — Выкручиваться буду… убить не убьют.       Даня выдохнул и так же медленно вдохнул. Я определенно его бесил. Да куда там бесил — доводил до белого каления.       Склонившись, он вдруг клюнул меня носом в обнаженный живот и потерся щекой.       — Я испугался...       — Даньк, я же не девчонка. Я справлюсь. Драться не умею, конечно, но я многое могу выдержать.       — Рациональные объяснения не сработают. У меня забрало упало и всё. Тишина в голове.       — Нога не болит? Ты ударил его с правой.       — Бить с левой слишком травмоопасно. Она у меня и до аварии была мощнее, так что…       — Можно я буду называть тебя вождь Левая Нога?       Нервы сдали, и Данька заржал мне в живот. От его смеха мурашки разбежались в разные стороны.       — Сильно болит? — постепенно он возвращался к привычному состоянию, чему я был невыразимо рад. Этот новый Даня-оружие, Даня-холодная-решимость меня пугал, хотя и завораживал.       — Нормально, жить буду.       — Давай намажу. Мы им все синяки смазывали после занятий.       Он достал из тумбы какой-то гель в ярком тюбике и выдавил немного на пальцы. Штука эта была чертовски холодной — я аж дернулся в сторону и зашипел, как змея.       — Тихо ты. Полежи спокойно.       Он умолк. Я тоже. Говорить о поцелуе не хотелось. Готов пятку отдать на отсечение, мы оба не понимали, что произошло в коридоре. Это было просто безумие какое-то. Но привкус... едва ощутимый привкус дикости остался.       Данька всё ещё держал руку на моей боевой ране, хотя в этом не было необходимости. Прикрывая, словно так она могла зажить быстрее.       — Прости, — шепнул он. — Я немного переборщил там. В коридоре.       — Это было странно, — сказал я, стараясь не смотреть ему в лицо. — Не помню, чтобы… чтобы мне хоть раз сносило башню. Вот чтобы по-настоящему. Раз и… и всё.       Я прикрыл глаза предплечьем, чувствуя, как краска поползла на шею.       — Угу.       — В какой-то момент я захотел… на секунду, просто как предположение… чтобы всё зашло дальше.       Сев, я вцепился в спинку дивана до побелевших костяшек. Медленно, словно в трансе, протянул руку и коснулся живота Даньки. Он вздрогнул, покосившись на меня с настороженным выжиданием во взгляде.       — Можно кое-что проверю? — неуверенно улыбнулся я. — Только ты не дашь мне в рожу и не разозлишься.       — …Ладно.       Он застыл, боясь шелохнуться. Я опустил руку ниже и поддел пальцами пуговицу на его джинсах. Получилось ловко, стало быть, от стресса я не только умнел, но и с координацией движений справлялся в разы лучше. Тихо звякнула молния ширинки.       Даня молчал. Молчал и, кажется, не дышал.       Слегка прикусив костяшки пальцев другой руки, я скользнул в образовавшуюся складку ткани и всего лишь осторожно погладил его сквозь темную ткань боксеров. Новиков перехватил мою руку.       — Я сейчас очень хреново себя контролирую, — сказал он. — Не рискуй так, если не готов к большему.       Мои внутренности провалились в какую-то бесконечную пустоту. Я просто пытался разобраться в себе, но Данька понял меня раньше, и он оказался прав.       Я был не готов.       Тишина сгустилась. Убрав руку, я прилип к спинке дивана и уткнулся в неё лицом.       Данька приобнял со спины, погладил по лопаткам.       — Не сходи с ума. Сегодня был дикий день, мы оба вымотались и переволновались, отоспимся — всё обдумаем и разберемся вместе. Хорошо?       — Да, конечно. Я просто слегка увлекся.       — Если бы только ты один. У меня такая каша в голове, что без абсента не разгрести. В таком состоянии наворотим дел…       Собрав себя в кучу, я поднялся на ноги. Боль резанула изнутри, растеклась волной по телу. Но, стоит признать, она была не такой сильной, как раньше. Всё-таки чудо-мазюка помогала.       Даня молча оделся, чтобы проводить меня до метро. Когда я садился в вагон, не корчился и не дурачился — смотрел серьезно и внимательно, чем беспокоил ещё сильнее.       Хотя, наверное, он просто волновался, поэтому я не имел права развалиться перед ним и рассеянно помахал на прощание.       Стресс истрепал психику напрочь, так что едва добравшись до своей койки и сбросив одежду в корзину, я обесточился и проспал несколько часов, ворочаясь со скоростью турбины генератора.       Проснулся с жуткой головной болью. Такой силы, что не смог встать и ахал-охал, как девушка девятнадцатого века, придушенная тесным корсетом.       — Тридцать восемь и три, — недовольно буркнула мама, постучав по градуснику. — А я тебе говорила, надевай осенние ботинки. Нет же, «в них жарко». Вставай и вперед в клинику.       — Не-е-е-е-е-ет, — страдальчески взвыл я. — Пусть врач сам приедет?       — Ты, королева драмы, — мать нахмурила идеально выщипанные брови, что смотрелось особенно ужасающе под серо-зеленой маской на её лице. — Не пять лет уже.       Оставалось лишь продолжать драматизировать и валяться, тихо радуясь тому, что не придется сидеть на лекциях. С моей травмой это было бы мучительно.       И слава богу, спутанное сознание не давало возможности много думать. Как показывает практика — с этим у меня с каждым днем возникало всё больше и больше проблем.