* * *
Даня успел добраться до точки сосредоточения космической печали за двадцать минут. Я заказал себе повтор орехового с кексиками и копался в интернете, стараясь больше ни о чем не думать. Как показала практика, это ни к чему хорошему не приводит. — О, мрак. — Это карма, — фыркнул я, пробуя натянуть на лицо улыбку. Но уголки губ предательски съезжались, так что скоро это гиблое дело пришлось оставить. — Не стоило так срываться. Я в порядке. — «Я в порядке», сказал он, «не стоило срываться». Ты что, совсем? Даня повесил куртку на лапу вешалки, дернул завязки ярко-зеленой толстовки и сел напротив. — Что стряслось? Пришлось быть честным. Врать с моим-то удручающим артистизмом бесполезно, а уходить от темы — ещё бесполезнее. — Я тебе… разонравился? — просто чтобы чем-то себя занять я придавил ложкой кубик сахара и стал крошить его на дне чашки. Бой был неравным, так что скоро кубик превратился в коричневую сахарную кашицу. С моими чувствами так же — вроде форму уже приняли, и затвердели, но стоило чуть надавить, бац, лужа какая-то… Насилие над кубиком длилось всего секунд десять, но для меня это были целые часы — к тоске подоспел страх, сверху слоем наложилось ощущение собственной беспросветной тупости. Вишенкой на бутерброде стало банальное разочарование. — С чего ты взял? — Чувствую, что ты отдаляешься. — Так… Я поднял глаза. Данька сидел, одной рукой подпирая голову и разглядывая меня из-под теней ресниц. Лицо не выражало ничего конкретного, какие-то полутона, невнятные недоэмоции. — Вариант, что я хочу большего, ты, конечно же, не рассмотрел? Модель ситуации, сформировавшаяся в моей голове, рассыпалась карточным домиком. Веретено уныния с легкого пинка двинулось в обратную сторону. Сначала я обалдел, потом — смутился. — Вот-вот, — тихо дополнил Новиков. — Ты же зеленеешь от одной мысли об этом. Давай серьезно. Ты не готов. И боишься. — Не боюсь я. — Где-где, но в этом вопросе я не хочу брать тебя на слабо, Костя. Нам пришлось прерваться — появилась официанточка, чтобы принять заказ. Даня попросил классику и дождался, пока она отойдет подальше. — Я говорю это не потому, что хочу вызвать в тебе желание доказать мне обратное, — продолжил Новиков. — Если честно, меня радует то, что ты задумался об этом, но не радует негатив этих мыслей. — Я не… ну ладно, да, я решил, что ты отдаляешься, потому что хочешь вернуть всё как было. — И ты просто перечеркнул всё, что я сказал до? — Прямой, как палка, — сдался я, прокручивая чашку на тарелке. — Решил, что передумал… — Всё очень плохо, — покачал головой Даня. — Никогда больше не обесценивай мои чувства. Несмотря на тон беседы, рядом с Новиковым всё равно не было неуютно. Любые недопонимания в прошлом всегда приводили к тому, что я изводился, как самая настоящая тварь. Я мог коршуном кружить вокруг собственного раздражения и лелеять страхи, раздувая из искорки огромный пожар переживаний. А Данька был самой лучшей сигнализацией в мире. Он умудрился настроиться на меня за считанные мгновения, пригасить искру, да ещё и наладить новые связи на почве факта возгорания. — Ничего не поделать с тем, что я с каждым днем хочу большего. Я могу это контролировать, но, черт, Костя, это непросто, чтоб тебя. Когда ты рядом, в голове такой пиздец, что никому лучше не… — Я хочу знать. Расскажи, — сглотнув, я наклонился вперед. — Изучить… — прошептал Даня. — Я хочу изучить твоё тело. Всё целиком. И если ты попросишь подробностей, я тебя убью, а потом надругаюсь, говнюк. Мурашки помчались по загривку и целым табуном унеслись куда-то. Как и мой мозг. Точнее мозг не унесся, а поплыл. Уютненько уместился в спасательном круге и утек за буйки. — Поэтому я решил слегка притормозить, дать тебе время на осознание, на принятие. Чтобы ты мог с полной уверенностью сказать: «Да, я хочу». Или наоборот. Классический эспрессо прибыл, а мой разум отбыл окончательно. — Дань, ты такой хороший, — пробормотал я, наложив руки на свою рожу и хорошенько потерев кожу ладонями. — Только мне без близости с тобой уже хреново. Очень хреново. Новиков игриво тронул мою коленку под столом. — Ну всё, доволен? Я отрицательно помотал головой. — Просто заставь… меня сделать то, что ты хочешь. Я никогда ничего не делал для парня, так что это будет считаться девственностью. Иначе я рехнусь, пытаясь в этом разобраться. — Причина не отступать? — глухо рассмеялся он. — Тебе нужен повод? Почему нельзя просто созреть? — Потому что я, бля, круг сыра с плесенью, который может зреть десять лет! И то остаться сырым, — я вновь понизил голос, чувствуя, что начинаю шуметь. — Пойми, я не против. Я уже не боюсь. Я… волнуюсь так, что у меня кровь в венах… кипит. Вот и всё. Всё ещё не решаясь выбираться из ладошечной крепости, я услышал, как Данька сделал глоток кофе. — Ладно. Хорошо, пусть так. Мы уже ничего не разрушим? — Нет. — Тогда вот тебе задание: как насчет сделать мне интимную стрижку? Я заржал, обратив на себя внимание всех немногочисленных посетителей Кофемании. Попалился и уткнулся в меню, всё ещё пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. — Шучу. Сходи со мной на настоящее свидание, — сказал Новиков, облокачиваясь на стол. — Настоящее-пренастоящее. С романтикой. — Я могу пойти и так, не обязательно тратить желание… — У меня одно условие. Ты доверишься мне, и мы поплывем в закат под сопливую музыку. Договорились? — Звучит просто чарующе. А интимная стрижка до или после? — Во время, — теперь уже и его прорвало так, что люди снова хмуро покосились в нашу сторону. — О, боже, я слышу это. Закат, свечи, романтичная музыка, щелчки ножниц… — Хозяин хочет оставить волосы на яйцах? — Заткнись. Заткнись сейчас же. — Стиль восьмидесятые или свободолюбивый хиппи? — Косфя, ты барыан, — прикрывая рот рукой, сипел Новиков. — Боже… Кое-как отсмеявшись, мы сидели там такие: раскрасневшиеся и счастливые до головокружения. Что ж, может быть, это действительно неплохая идея. Просто довериться… Во всяком случае, мне это определенно поможет. Только вот что с желанием-то делать?12 - Веретено уныния и страсть
1 июля 2016 г. в 20:06
Страсть.
Как много и как мало в этом слове!
Всё проще простого, думал я. Когда шомпол ноет от одиночества, его надо куда-то присунуть, чтобы на время почувствовать свободу от недостойных мыслишек. И превратиться из похотливого гандона в обычного, привычного миру Костяна-Понго-Тесакова. Страсть или желание — просто двигатель, название древнего, как сама жизнь на Земле, стремления впрыснуть кому-нибудь свой генный материал.
О, боже. Как же я ошибался.
Первые открытия начались, когда я вернулся из больничной ссылки, отдохнувший-отоспавшийся и готовый к новым приключениям на своё седалище. Пару дней всё шло относительно ровно, и мы с Новиковым общались почти как до истории с гейством — подшучивая и расслабляясь в обществе друг друга, помогая на парах, просто наслаждаясь возможностью находиться рядом.
А потом началось…
Даня сидел на скамейке, согнувшись в три погибели, среди числа остальных, загнанных на физкультуре до полной невменяемости. Он был в первой партии, а я к своему забегу только готовился и ошивался неподалёку, разминаясь.
Мой взгляд упал на его спину и что-то внутри заклинило. Как есть. Клац и всё. Оси-шестеренки остановились.
Ниже линии волос Новикова торчали позвонки, с висков стекало, руки подрагивали от напряжения, а сбитое напрочь дыхание разрывало раскалённый воздух.
Я так засмотрелся, что пропустил свой старт.
— Тесаков, шевелись! — прикрикнул препод.
Косплея сломанного робота, я сдвинулся с места. Мыслей в голове не было. Никаких. Только тишина и одна-единственная картинка — загнанный Данька.
Следующий ебизод случился по дороге к метро.
Я глазел на его ключицы, беспалевно изучал линию шеи, и тонул в каком-то бесконечном мягком облаке пространственного тупняка. Даньке пришлось потрепать меня за плечо, чтобы привести в более-менее вменяемое состояние.
— Что-то ты в последнее время подтормаживать стал, — он улыбнулся, и облако стало гуще, мешая дышать. — Обновиться не хочешь?
Когда мы разошлись по домам — отлегло. Пустоту в черепушке сменили мысли. Как уже повелось, не самые оптимистичные.
В первую очередь меня смутило то, что я не замечал за ним таких странностей. Он больше не замирал, разглядывая меня так пристально, что становилось неуютно, не пытался прижаться то коленом, то плечом. Стал аккуратен и больше не допускал даже случайных касаний.
Чем не повод, чтобы накрутить?
Видимо, я ему теперь не интересен как сексуальный объект, предположил я, прогуливаясь по торговому центру в поисках новых наушников. Был, наверное. Был, да. Но теперь — нет.
А может интересен, но по-другому. Мы чувствуем по-разному? Или я слишком гоню лошадей? Или Данька начал понимать, что я ему не подхожу, и сейчас думает, как бы вернуть всё на круги своя без потерь?
— О, Костя, привет. Ты меня не заметил?
Голос Даши — звук, который мне меньше всего хотелось услышать в процессе погружения в состояние особой степени тяжести: «Я молодец, я нахуевертил». Но звук оказался не галлюцинацией и очень скоро слева обнаружился его источник в бежевой шапке с помпоном и короткой курточке нараспашку.
— А должен был? — грубовато ответил я.
— Не обижайся ты так. Сделала глупость, с кем не бывает, — улыбнулась Голопокина. — Не хочешь по кофейку в Кофемании прогнать?
— По делам, — я пошел мимо. Не помогло. Дашка пристроилась шаг в шаг.
— Кость, я извиниться хотела. Прости, пожалуйста, за ту шутку, ага?
— Да пофиг. Забудь.
— И ещё я… я хотела бы узнать, есть ли у меня шанс всё исправить.
Я остановился.
— В смысле?
— Снова наладить отношения.
От Дашки пахло приторно-сладкими духами, да так сильно, что следом тянулся целый шлейфище. Зачем — вдруг подумал я, раньше совершенно не обращавший на это внимания.
Спросил то же самое:
— Зачем?
— Как, зачем? У меня остались к тебе чувства. Я же на эмоциях всё. Ну, Кость. Не заставляй меня унижаться. Я знаю, что ты сейчас один. Давай попробуем снова?
— Нет.
— Ты так сильно бесишься из-за того, что я люблю иногда чуть-чуть выпить? — в звонком голосе прорезалось раздражение. Судя по капризам, Даша была уверена, что получит положительный ответ или хотя бы что-то вроде «я подумаю».
— Да мне на это со смотровой вышки насрать. Я уже не один. И вовсе не заставляю тебя унижаться. Не драматизируй.
— Ты ни с кем не встречаешься. Я точно знаю, — уверенно сказала она, подергивая прядь волос.
— Встречаюсь, — теряя терпение, прошипел я. — Вон, к примеру, с Данькой.
— Чего? — рассмеялась Даша. — С Новиковым-то?
И вдруг, осмотрев меня с головы до ног, покраснела пятнами, как мухомор.
— Стоп, погоди, мне надо это переварить. Парень? Ты и парень?
— Слэшевая душонка, — припечатал я, описывая вокруг Голопокиной неровный полукруг. — Только попробуй фанфик написать.
— Давай дружить! — бодро крикнула Дашка мне в след. — Всегда хотела иметь такого друга!
Хоть отстала и то хлеб.
Я продолжил путь, вернувшись на тропинку неприятных мыслей. На данный момент веретено уныния крутилось недостаточно быстро — я решил его ускорить.
Если Даня захотел снова стать друзьями, как скоро он скажет мне это в лицо? И почему так хреново от одной мысли, что я оказался недостаточно хорош?
Да, между нами были эпизоды помутнений, но это могло быть влияние настроения. Со мной такое случалось. Когда страсть возникала к девушке, которая мне на самом деле не очень-то нравилась.
Короче говоря, через пятнадцать минут я успешно довел себя до черного отчаяния и пошел в Кофеманию, заливать горе ореховым кофе с шоколадной крошкой.
Не прошло и пяти минут, эта жопа как почувствовала моё шекспиро-лермонтовское настроение.
— Блэкджек, я ничего не понимаю в этом сраном курсаче. Либо ты спасёшь меня, либо я бесславно погибну, погребенный под учебниками, — трагично взвыла трубка.
— Помогу, — ответил я.
— Что с голосом?
— Устал немного.
Горло сжималось, будто кто-то вязал в крепкий морской узел трахею с пищеводом. И говорил я именно так, как говорил бы человек с бобиной в шее — удушенно.
— Кто виноват? Что-то случилось?
— Я сам у себя случился и сам у себя виноват.
Упрекать Даню было глупо, как и переваливать печали с больной головы на более-менее здоровую. И что я мог сказать? Эй, чувак, какого хрена ты начал отдаляться от меня после того, как сказал о своих чувствах?
И что-то вроде: не бросай меня? А то я без тебя как-то уже не могу?
— Ты не дома? — тихо спросил Данька.
— Нет, я… в Кофемании сижу. В центре.
— Дождись.
В ухо ударили короткие гудки.
Скрипнув зубами, я обессиленно уронил голову на стол.
Дурак? Дурак. Типун, ты бы уже навестил меня чисто ради приличия, что ли?