You are my safe place

В 30 км к югу от город Мадейн. Говорят, в жизни человеку отведено ровно столько испытаний, сколько сможет он вынести. Однако, кто же отсчитывает допустимую меру? В каких единицах измеряет? Когда понимает, что на этом все? А вдруг этот кто-то ошибется? Переоценит человеческий потенциал, превысит дозу, забудет остановиться? К чему это может привести? К каким страшным последствиям? Все это так или иначе - важные вопросы. Однако всегда, во все времена человек пытался и пытается найти ответ на самый важный вопрос: кого винить за все происходящее? Неужели самого себя? Какая глупость, нелепость. Ведь должен быть кто-то куда более могущественный, чем сам человек? Этот кто-то там, за гранью нашего понимания, за пределами этой жизни и двух последующих. Вершитель судеб, незримый правитель. А существует ли он вообще? - Твой бог тебя оставил, сука! Мог ли бог и вправду ее оставить? На этот вопрос она могла бы ответить не задумываясь. Бог никогда бы ее не оставил, лишь только потому, что для нее нет никакого бога. Есть только она одна. Есть только ее желания, решения, силы. Ей не нужны оправдания и те, на кого можно было бы свалить собственные невзгоды. День изо дня, час за часом, она вела строгий отчет собственный действиям, словам. Ей не нужны подсказки, поблажки. Она вершитель собственной судьбы. Этот зверь в порванной на пузе униформе партизанского отряда хотел задеть ее, увидеть гнев в воспаленных от побоев и пыли глазах, но смог ли он произвести хоть какой-то эффект? Возможно, он понял это, однако не сразу. Он еще стоял рядом с ней некоторое время, что-то выкрикивая на родном языке, ожидая чего-то, но все было напрасно. Их караван остановился. Он прибыл к месту казни. Приклад автомата так стремительно опустился ей на шею, что она едва успела сделать вздох. Кислород иголками впился в плоть где-то в районе ключиц и лишь спустя несколько секунд сумел выбраться наружу, с трудом миновав стиснутые от боли зубы. Шахи рухнула на землю, вмиг погружаясь коленями в густой песок, с тихим стоном, услышанным только ей одной. Крепко стиснутые зубы отдавались покалыванием в районе висков, но эта боль казалась совершенно незначительной, почти незаметной. Голые плечи обдало порывом горячего, почти раскаленного до кипения воздуха, который едва ли не обжег кожу. Было слишком шумно и даже сквозь бесконечный гул в ушах она слышала, как кричали военные то справа, то слева почти ежеминутно, одновременно с этим не упуская возможности кинуть в нее камень или что-то повнушительнее. Но было ли ей до этого какое-то дело? Мир перестал существовать вокруг нее. Мир сузился до размеров собственного тела, превратился в замкнутый вакуум, лишил доступа наружу. Дыхание было размеренным, спокойным. Боли не было, как не было и мыслей в голове. Она прикрыла глаза, теряясь в пустоте, цепляясь остатками рассудка за чистые, белые, словно снег, уголки своей нынешней жизни. Внутри было тихо. Ни ветра, ни голосов, ни страшных воплей. Здесь было тепло, уютно, безопасно. Словно новая жизнь, не загаженная жизненными проблемами, грязью, болью. Здесь можно было бы провести все тысячелетия вселенной, так и не открывая глаза, не упуская ни секунды драгоценного времени, не считаясь ни с чьими правилами. Она словно обрела новое тело, такое подвижное, здоровое, чистое. Нет ни ссадин, ни синяков, ни кровоточащих ран заполненных песком. Так хотелось жить, хотелось чувствовать все это изо дня в день, просыпаясь с первыми лучами солнца, наслаждаться отведенными минутами. Минуты ли это были? Может часы, годы. Сейчас это не имело значения. Ничего не имело значения, кроме этого прозрачного воздуха и бесконечного теплого света. Очередной удар пришелся в район ребер. Она ощутила кожей каждый выступ на подошве тяжелых ботинок. Острая вспышка заставила резко открыть глаза, вмиг упираясь взглядом в грязный песок. Упав лицом вниз, ей даже в голову не пришло решение попытаться встать. Эта жизнь перестала ее интересовать. Навсегда или, может, хотя бы на время. Теперь ее запросто подняли с земли две пары сильных рук. Так просто, будто весила она всего несколько граммов, подхватили под онемевшие от оков руки и попытались поставить на ноги. Ноги больше не могли стоять. Одна штанина была насквозь пропитана кровью, так что ткань до отвращения противно липла к коже. Глаза она все же открыла. Как-то автоматически, случайно вспоминая рефлексы из прошлой жизни, когда кипучая злость заполоняла вены и хотелось идти в атаку. - Имя! - процедил мужчина с черной как уголь бородой и прижал к ее лбу дуло автомата. Ему не было дела, что он вырвал ее из такого чудесного, чистого мира. Ему не было дела, что она, возможно, и не услышала его слово из-за того, что раны на голове так обильно кровоточили, что заливали ушные раковины густой, теплой кровью. - Имя! - Повторил он, с еще большей силой прижимая теплый металл промеж ее глаз. Девушка не отвечала. Не моргая, она смотрела в лицо своей смерти, не желая делать ей никаких поблажек. Она никогда не представляла в каком именно обличии придет за ней смерть. Будет ли это яркая вспышка, непроглядная тьма, женщина из соседней квартиры в доме, где она снимала квадратные метры только для сна или передний бампер какого-нибудь фургона, за рулем которого будет сидеть сонный водитель. Какая ей была разница? Зачем тратить время на представление того, что все равно никогда не сможешь представить наверняка. Он с силой двинул кулаком ей в лицо. Очередная яркая вспышка отдаленно обожгла сознание, на какое-то время заставляя ее отключиться. Через сколько она пришла в себя - сложно было представить, да и в сознание она пришла вовсе не по собственной воле, а лишь от того, что на ее раскаленное тело вылили нечто холодное. Она едва ли не захлебнулась в зловонной жиже и с глубоким вздохом подскочила с земли. Ненадолго. Ее снова, силой, заставили упасть на спину. Подошва все тех же тяжелых ботинок теперь с какой-то невероятной силой втаптывалась в ее горло. Онемевшие от боли легкие сотрясали судороги, а вместе с ними и все тело. Радостный гогот витал где-то в паре метров над головой. Теперь она ясно слышала все, что происходит снаружи. Чувствовала, впитывала, ненавидела. Оковы на ее запястьях расстегнули и заставили раскинуть руки. Двое из тех, кто смеялся до сих пор у нее над головой заняли места по обе стороны от нее, двумя руками вставая на онемевшие от долгого заточения конечности. Странно, но боли она не почувствовала. Хотя… может просто не сразу. - Как я рад вас видеть, Сара! На мгновение ей показалось, что такая чистая английская речь просто почудилась, ведь не мог же в этом логове оказаться американец, который имел возможность разговаривать столь свободно. Что либо ответить ей не удалось. Сопровождая свои действия хриплым гоготом кто-то опустил в ее приоткрытый рот горсть песка. Она судорожно закашляла, с каждым спазмом все сильнее ощущая боль от ботинка на шее. - Ну же. Смиритесь с собственным положением, дорогая. Любые ваши попытки сопротивляться закончатся одинаково плохо. Как бы ни пыталась она увидеть того, кто разговаривал с ней, но у нее не получалось. В и без того мутные глаза светило яркое солнце, лишая всякой возможности увидеть говорившего. - Как вы думаете где вы? - ….. - из горла вырвался едва слышный хрип, но и он не был услышан. Быть может ее невидимый собеседник вовсе и не был заинтересован в ее ответе. Но все же он выдержал паузу, в ожидании. - То, что мы пустили вас сюда, должно стать для вас особой честью. Не многим вашим сослуживцам посчастливилось побывать здесь. Так что… - Вновь возникла пауза. - Наслаждайтесь. Родант. Висевшая на расстоянии вытянутой руки боксерская груша была сейчас ее злейшим врагом, самым коварным противником. "Правая, правая, левая". Отработанные движения, доведенные до автоматизма. С каждым движением чувствуя как переливаются на теле мышцы, она едва заметно улыбалась самой себе, чувствуя, как тело расслабляется, наполняется энергией, жизнью. Груша, до смешного старая, заклеенная кое-где скотчем, вот-вот готовая порваться в стыках между дном и боковинами, она беспомощно поскрипывала, покачиваясь на одиноком цепном колечке. Короткие выдохи мягко вылетали из груди, сопровождая каждое новое движение. Костяшки под бинтами горели приятным огнем после часового боксирования. Это было ее любимым занятием. Ее оправданием, ее лекарством. Найти спортзал на острове было не столь сложно, тем более, что он был единственным на всем острове. Не пользующийся популярностью среди местных жителей, в нем можно было встретить только туристов, которые не могли расстаться с привычкой ежедневных тренировок даже во время отпуска. В противоположном конце зала, в приличной от нее удаленности сейчас двое накачанных парней с особым рвением, присущим подобным особям, поднимали штангу, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть. В метре от них, обливаясь потом, пожилая женщина в ярко-розовом костюме вот уже полчаса крутила педали велотренажера. Она то и дело останавливалась, доставала из кармана штанов плеер и долго искала нужную композицию. - Кого я вижу! Услышать этот голос оказалось такой неожиданностью, что Сара едва не развернулась и не заехала его обладательнице в нос. Правая рука застыла на груше, а левая так и осталась в боевой стойке. Крепко сжав зубы и мысленно выругавшись, что эта женщина всегда обладала какой-то невероятной способностью доставать ее даже из-под земли, Шахи все же вынуждена была повернуться к Дорин лицом. Однако стоило ли ей это делать? Капелька пота скатилась по спине, застывая в районе поясницы. Почему-то именно сейчас Сара так отчетливо почувствовала это, словно это было каким-то совершенно невероятным явлением. Однако стоило ли ей объяснять самой себе, что подобная реакция ее организма была вызвана совершенно иным. Мышцы ее моментально напряглись, а нервные окончания превратились в кончики оголенных проводов, вот-вот готовых ударить током любого прикоснувшегося. За спиной раскрасневшейся от радости Дорин, стояла Она. Достаточно забавная, чтобы можно было ухмыльнуться, достаточно серьезная, чтобы можно было насторожиться. Эпицентр всех проблем сейчас улыбался абсолютно искренне и беззлобно. Эми держала руки в карманах толстовки на молнии, тем временем едва заметно переступая с ноги на ногу. Очевидно Дорин вот уже в который раз решила за брюнетку сама и притащила с собой позаниматься спортом. Несмотря не внешнюю компактность - Дорин обладала изрядно боевым характером и с удовольствием занималась восточными единоборствами вот уже три года. Однажды ей даже удалось одолеть Сару. Но это всего лишь случайность. - Что вы здесь забыли? - зубами подцепив липучку на правой перчатке, Сара потянула застежку, высвобождая запястье из пут. - Полагаю, то же, что и ты. - Дорин переглянулась через плечо. - Верно, Эми? - Думаю, мы помешали Саре. - С такой улыбкой отозвалась девушка, словно произносила сейчас какое-то поздравление. - Вы как раз вовремя. Я уже ухожу. - обходя женщин, Сара снимала и вторую перчатку. Едва ей стоило поравняться с Эми, как та, кажется, начала бредить. - Уже? Я думала ты научишь меня парочке приемов. Шахи не то, чтобы растерялась, она скорее потеряла дар речи, когда теплая ладонь легла на ее предплечье и, кажется, вовсе не собиралась с него смещаться. Сара не удосужилась ответить, лишь только уставилась на ее руку, мысленно рисуя в голове все возможные болевые приемы, которые могла бы сейчас применить к этой наглой особе. - Верно! Сара, уверена, ты многому можешь научить Эми… - Дорин столь многозначительно подмигнула, что Сара едва не выругалась вслух. Что за нелепость происходила сейчас у нее под носом? - Нет, конечно, если ты боишься или… Шахи пожалуй слишком брезгливо скинула ее ладонь и теперь снова одевала перчатки. Это был самый дешевый из всех приемов, которые эта туристка только могла применить. Больше она не собирается играть в эти глупые игры. Пожалуй, сейчас именно тот момент, когда, наконец, появился шанс выбить эту дурь из ее головы. - Перчатки в ящике с правой стороны от ринга. Одевайся. Кажется за спиной у нее прозвучал едва заметный смешок и девушки переглянулись, одними лишь глазами давая понять друг другу, что все пошло именно так, как и планировалось. Когда только они успели сдружиться? Сдружиться, да еще и против нее… Долго ждать не пришлось. Стянув с себя толстовку брюнетка ловко забралась на ринг и, остановившись в углу, принялась натягивать на руки перчатки. Шахи молча наблюдала, опустив руки, чувствуя, как чешутся воспаленные костяшки от одной только мысли, что эти озорные огоньки в карих глазах больше не будут отплясывать знакомый танец. В полной уверенность, что теперь ей удастся навести на нее страх, Сара даже не стала советовать ей перебинтовать руки, дабы бить было куда более удобно и безболезненно. Зачем? Она хотела поиграть? У Сары свои правила. - Чертовы липучки… - Удрученно пробубнила Экер, наконец начиная подходить к Шахи. Она все еще пыталась поплотнее затянуть перчатки, которые, очень некстати, оказались на мужскую руку. Наблюдая за тем, как она возится с потрепанным обмундированием, глаза, словно бы против ее воли, разглядывали новоиспеченную противницу. Удивительно, что столь отважно она решила испытать свои возможности именно таким способом. Слишком высокая, слишком мягкая в своих движениях, слишком аккуратная, абсолютно не вызывающая никакого опасения. Саре и в голову бы никогда не пришло, что однажды ей придется увидеть Эми в таком амплуа. Как бы ни старалась она, перчатки все равно болтались на запястьях и вот-вот собирались просто свалиться. Однако какое ей, Саре, было до этого дело? Она встала в стойку. Эми, напротив, остановилась перед ней с опущенными руками. - Заранее извини, если вдруг сделаю больно. - Ты шутишь? Она не шутила. Ее удар был столь неожиданным и сильным, что Сара даже отскочила от нее, едва устояв на ногах. Плечо обожгло от хлесткого удара и кожа моментально покраснела. Вот значит как… Больно. Ответный удар не заставил себя ждать. Не в полную мощь, конечно, но хук справа пришелся ровно в выставленный блок и озорная улыбка заиграла на тонких губах. Писательница оказалась не так проста, как казалась сначала. Ее движения были одновременно четкие и вальяжные, она ловко уклонялась от ударов, всякий раз почти мгновенно отвечая выпадом. Однако проигрывать Сара вовсе не собиралась, от того с каждым новым ударом все прибавляла силы и Эми всякий раз отскакивала все дальше. Улыбка, но на губах теперь уже Сары, заиграла, наконец, в тот момент, когда девушка наконец пропустила удар и перчатка опустилась на ее щеку. Она как-то совсем по девчачьи удивленно распахнула глаза и застыла с полу вытянутыми руками. Ее взгляд выражал полное непонимание, а затем и вовсе обиду. Стянутые в тугой хвост волосы теперь изрядно растрепались, выпуская чуть вьющиеся локоны на лицо. Кожа на ее лице раскраснелась и след от удара стал заметен и на щеке и даже на подбородке. - Давай Эми! - Едва не сорвав голос завопила откуда-то Дорин и Сара вдруг с удивлением обнаружила ее присутствие рядом с рингом. Женщина то вскидывала руки, то удрученно опускала ладони на раскрасневшиеся щеки. Угадать за кого именно она болеет было сложно, так как она, возможно, и сама не представляла, чьей победы желала. - Что!? - наконец поинтересовалась Сара, когда терпеть этот растерянный взгляд стало просто невыносимо. Он словно бы высасывал из нее весь прежний азарт, заставляя чувствовать вину за причиненную боль. - Ты всегда такая агрессивная? - Со мной нельзя играть в такие игры… Можно поплатиться. - Пряча лицо за защитной стойкой Шахи в любой момент ожидала ответного удара. Однако то, что произошло вместо этого, заставило ее растеряться. - И многие так играли? Экер принялась остервенело стягивать с себя перчатки, зубами подцепляя липучки. Можно было отчетливо увидеть, как жмурится она от того, что колючее покрытие царапает десны. Перчатки упали на пол у ее ног. Растерянность в ее глазах снова сменил азарт и знакомые до колик в пояснице огоньки вновь заиграли с новой силой. - Что ты делаешь? - Я паршиво боксирую… Этот выпад был чем-то настолько необычным, что Саре и вовсе оставалось только вскрикнуть, когда писательница одним движением ухватила ее за плечи, потянула назад, одновременно делая подсечку. Буквально камнем падая на твердое покрытие ринга, Сара отчетливо ощущала, как Эми падает вместе с ней, отчего-то занимая место позади нее, позволяя, в итоге, не больно упасть на пол, а упасть ровно на Эми. Экер шумно выдохнула и всего лишь секунду собиралась с силами. Рука ее все продолжала придерживать Шахи, даже не думая отпускать. Чертовы перчатки изрядно затрудняли задачу хоть каким-то образом защититься, предпринять хоть что-то. Плотное покрытие не давало возможности даже нащупать руку на своих плечах, ухватиться за нее. Ощутив вмиг нелепое чувство собственной побеждённости, она предприняла единственное, что могла: с силой пихнула девушку под собой локтем в ребра. Протяжный стон раздался прямо у самого уха и кожу обдало горячим дыханием. Что именно лишило ее возможности продолжить атаку - чертовы перчатки или табун мурашек побежавший по спине, но и после этого удара Сара продолжала лежать спиной на распластавшейся на полу Эми. - Больно же! - простонала девушка, в ответ еще сильнее стискивая теперь уже шею Сары. По кошачьи ловким движением она в два счета заставила Шахи перевернуться на живот, оказаться прижатой щекой к полу, пахнущему пластиком и моющими средствами. Постанывая, Эми заломила ей руку и уселась на Сару сверху. Поза, во многих видах боевых искусств свидетельствующая о полной побежденности противника. Однако какой вид боевых искусств демонстрировала сейчас эта управляющая отеля было непонятно. - Ты не ответила мне. - Экер склонилась над поверженным врагом, едва ли не касаясь губами уха, проговорила так тихо, почти шепотом. - Слезь с меня или снова будешь ныть, что тебе больно. - Шахи не торопилась спихивать с себя девушку, уютно уместившуюся у нее на заднице. Ее рука крепко придерживала Сару по кромке перчатки на запястье. Рука ее, практически раскаленная, заставляла кровь буквально вскипать в этом месте и разносить бурлящую жижу по организму. Пылающее нутро едва ли не выло от желания уложить эту женщину на лопатки и, наконец, дать ей почувствовать реальные удары. - Ответь мне. Быть может тогда, я даже дам тебе победить. Таким легким, почти невесомым движением она оттянула застежку ее перчатки на придерживаемой руке и стянула ее с запястья. Бинты она сняла все так же аккуратно, будто бы разбинтовывала сейчас рану на теле раненого солдата. Ее тонкие пальцы скользнули по пылающим костяшкам, задержавшись на секунду на указательном пальце, именно там, где уродливый, неаккуратный шрам прочертил линию. Шахи шумно выдохнула, ощутив мягкое скольжение по своей ладони и тело, совершенно против ее воли, бессильно обмякло. Вмиг стало наплевать на этот нелепый проигрыш, глупую игру, дважды заваленное на пол собственное тело. Вселенная взорвалась, закружилась в диком водовороте, словно мокрая собака стряхивая с себя все ненужное, чужое, лишнее, оставляя лишь самое главное, такое реальное и невероятное в одно и то же время. Мир сократился до этой руки на ее ладони, до прохлады тонких пальцев, до едва ощутимого царапанья короткими ноготками. Ей вдруг показалась отвратительной мысль о том, что всего секунду назад она собиралась сделать больно этой девушке, что сидела у нее на спине, показать свое превосходство, заставить ее бояться. Зачем все это? Какой в этом смысл, если можно было просто лежать вот так, чувствуя мягкое скольжение от ладони до запястья, чувствовать, как мягкие подушечки пальцев бережно поглаживают продолговатый шрам на костяшке. - Теряешь форму, Шахи! Словно гром среди ясного неба голос мужчины заставил обеих вздрогнуть, вмиг заставляя рассоединиться и хотя бы сесть. Эми откатилась от Сары на приличное расстояние, так что Шахи даже едва ли не посмотрела на нее с сожалением, однако все же сдержала себя в последний момент и решила вовсе не поднимать на нее глаз. Она брезгливо потерла руку о футболку, будто бы надеясь стереть только что испытанные ощущения с кожи. Поднимаясь с пола она, наконец, обратила внимание на подошедшего шерифа. Да уж, как ни странно, Дейв вот уже тридцать лет, каждый день, хотя бы на полчаса посещал спортивный зал. Когда-то, когда он только поступил на службу, прежний шериф усомнился в его физических форме и заставил ходить в спортзал. Бэнкстот первое время делал это из-под палки, всякий раз причитая о мучившем его с молодых лет артрите, однако все же смирился с этой участью, а со временем и вовсе полюбил заниматься спортом. Прежний шериф давно покинул этот мир, Дейв вот уже многие годы находился на посту шерифа, а старая добрая привычка боксировать и отжиматься до сих пор верой и правдой сопровождала его изо дня в день. - Я бы на твоем месте не была так уверена. - оскалилась Шахи в тот момент, когда Дейв принялся натягивать на руки перчатки. Вмиг ощутив какой-то едва ли не волшебный прилив сил, она уже в который раз за сегодня приняла оборонительную позу. Вот теперь-то она точно сможет выпустить пар. Она вдруг вспомнила, что где-то здесь, в метре от нее должно быть продолжала сидеть Экер, удрученно потирая ушибленное ребро. Однако мимолетного взгляда хватило, чтобы убедиться в ее отсутствии. Странно. А быть может и хорошо в какой-то степени. Костяшка на правой руке вмиг отдалась бережным прикосновением, будто бы давая понять, эта девушка где-то совсем рядом. В 30 км к югу от город Мадейн. Ее всегда готовили к этому. Беспощадные курсы выживания пять раз в неделю по двенадцать часов. Острые колючки металлических ограждений со скрежетом сдирающие плоть, гулкие взрывы учебных гранат всего в метре от собственного тела, бесконечные болевые приемы и неумолимое желание командующих превратить новобранцев в боевые машины, способные выдержать буквально все. Однако, насколько правдоподобно разыгрывали свои представления тучные смурные мужчины в армейской форме, насколько сильно удавалось им коверкать реальную картину, превращая очередной курс в нечто смахивающее на компьютерную игру, где после каждой ошибки у тебя был шанс начать задание сначала? Там, за пределами ада, войны, бушующих восстаний, где каждый новый командир казался настоящим исчадием ада, требующим едва ли не невозможного? В их глазах всегда горел огонь. Бушующее пламя, сжигающее на своем пути всех тех, кто не способен был противостоять боли, страху, жестокости. А прямо за этим пламенем, пылающим словно огонь самой преисподней, крохотными обломками тлели угольки нормальных жизней, существовавших когда-то совсем давно, что сейчас уже и вспомнить-то было сложно какими именно были они до войны. Угольки заставляли нагреваться черепную коробку изнутри, вздуваться напряженные вены на висках, краснеть исполосованные шрамами лица и рвать воспаленные голосовые связки, выкрикивая отточенные до отвращения лозунги, будто мантры, способные изменить ход времени, изменить людей, правила любой игры. Её никогда не прельщало быть знатоком чьих-то душ. Ей нравилась внезапность, спонтанность, скоропостижность. Но с каждый днем, с каждый месяцем, с каждым чертовым годом ее движения, ее эмоции, ее ощущения становились до того рефлекторными, что она спустя секунду после удара в чей-то нос уже не могла вспомнить, что именно произошло только что. Жизнь утекала из некогда подвижных мышц, отдаваясь в распоряжение резким спазмам, всякий раз заставляющих наклонить голову, чтобы не порезать собственную глотку, выкинуть вперед колено, отбивая чей-то удар, с бешеной скоростью достать из-за пазухи пистолет и выстрелить не раздумывая. Жизнь утекала из ее тела, какое-то время еще так отчаянно сопротивлявшегося происходящему. Постепенно ей становилось не страшно, не больно. Словно в сотый раз приходилось смотреть один и тот же фильм, молча хлопать ресницами, всем телом ощущая собственную беспомощность. Хорошо ли это? Скорее всего, да. По крайней мере, ее вполне это устраивало. Такое положение вещей. А почему нет? Она профессионал, она военный, она чертова правительственная машина правосудия. И не важно чье это правосудие. Жирных толстосумов желающих завоевать новые территории и месторождения нефти, или справедливость целого народа, беспощадно уничтожаемого захватчиками. Так зачем ей нужны были привычные людям чувства? Ей нужно было лишь ощущение шершавого металла в ладонях и мелодичные отзвуки разрывающихся снарядов. Ее учили быть сильной, непобедимой, непоколебимой. Ей говорили, что нужно отгородиться от всего, запретить себе думать, задушить чувства, отдаться чьим-то коротким распоряжениям, чьей-то воле и правилам. Ей пророчили ад на земле через который ей непременно придется пройти. Ее готовили к этому, теперь казалось, что всю жизнь. Едва она продрала глаза в обшарпанном роддоме и нащупала губами мамину грудь. Едва ей удалось устоять на собственных ногах и даже сделать крошечный, почти незаметный, но самый свой первый шаг. Теперь казалось, будто вся ее жизнь шла именно к этому моменту. Все случайности, все обстоятельства в ее жизни вмиг обрели смысл. Острый на вкус, колючий на коже, обжигающий нечто на уровне подсознания. - Пусть гниет здесь до приезда Офицера! Голоса теперь звучали в ушах так приглушенно, словно ей каким-то магическом образом удалось перенестись из этой пыли и копоти в морскую воду. Она даже могла поклясться, что слышит в ушах шум накатывающих волн. На самом деле это была кровь, тонкими струйками заполняющая ушные раковины густой жижей, но ее измученный рассудок напрочь отметал всякие намеки на насилие. Нет. Хватит. Теперь только море, океаны, бескрайние земные просторы. Шахи протяжно застонала, с трудом подтягивая к животу связанные ноги, сворачиваясь в калачик на сырой земле. Сил больше не было. Их не было даже на то, чтобы наполнить собственные легкие тем, что с натяжкой можно было бы назвать воздухом. Ободранные до мяса колени нещадно заныли от попадающего в свежие ссадины песка, но стоила ли эта боль того, чтобы тратить последние силы на очередной стон. Голоса постепенно отступали, оставляя лишь ровный шум прибоя и едва уловимый морской бриз. Казалось ей достаточно было сделать всего шаг, всего какое-то мизерное телодвижение отделяло ее от блаженной прохлады. Она рефлекторно дернулась, словно бы помогая собственной грудной клетке хотя бы немного, но приподняться в попытке вдохнуть. Она коснулась воды. В этот самый момент, отчетливо почувствовала кончиками пальцев, как ласкает теплая вода кожу, вот-вот и даже коснется лодыжек. - Эй. Вода вдруг начала отходить. Море начало удаляться. Воздух, этот прохладный морской воздух вдруг закрутился в воронке, превратился в тайфун, зашипел диким зверем. - Эй! Земля под ногами затряслась, а может это просто кто-то колошматил ее за плечо. Однако тело вдруг нещадно заболело, заныло, и рваные раны по всему телу тянуло так, словно кто-то принялся резать ее заживо. - Во накачали тебя… - засипел мужской голос теперь над самым ухом. Добродетель попытался подняться ее и усадить, но с неизвестно откуда взявшейся силой она мощно отпихнула его от себя, угодив босой ступней именно туда, куда обычно целятся дамы. Этот кто-то зашипел в дальнем от нее углу, выплевывая в затхлый воздух совсем уж неприличные оскорбления. Дела ей до этого не было, словом, как и до всего происходящего, но теперь было невозможно вернуться туда, откуда ее так беспощадно выдернули. Теперь ей столько всего мешало… Как жаль. - Я ж помочь хотел, дура! - Себе помоги. - прохрипела девушка, в тот самый миг, когда тело ее едва ли не затрещало от того, что его заставляли принять сидячее положение. Колючие выступы бетонной стены буквально впились в ссадины на спине, но это можно было бы вполне вытерпеть, главное теперь у нее появилась возможность оглядеться. На это ушло не так уж и много времени. Отчасти из-за того, что помещение было всего два на два метра, отчасти из-за непроглядной темноты, едва-едва нарушаемой лишь тоненьким лучом света, проникающим через щель толщиной в палец где-то над дверью. Белесое пятно в углу по правую руку постоянно вздрагивало и ерзало, словно мужчина пытался поудобнее усесться на сырой бугристой земле, но сделать это все никак не удавалось. Высокие, потрескавшиеся и исчирканные заключенными стенами ближе к потолку покрывала плесень, сейчас уже начинавшая тянуть щупальца к потолку. Почти удушающая вонь саднила глотку и заставляла едва ли не щурится. Застыв в одном единственному удобном ей положении, Сара попыталась пошевелить онемевшими от оков конечностями. Адская боль пронзила обе руки, где на местах под оковами мясо уже стерлось до такого состояния, что еще пара движений и можно будет коснуться кости. Зашипев и едва слышно застонав от боли, Шахи сделала всего один короткий вздох и так резко дернула правой рукой, что уже наверняка почувствовала как металл буквально впивается в разорванную плоть. Но оно того стоило. Правая рука была сейчас настолько скользкая, что буквально вынырнула из кандалов. Металл чиркнул по оголенным костяшкам и тихо звякнул об утоптанную землю. Зашипев словно раненная кошка, Шахи прикусила обе щеки с внутренней стороны. Ощутив на языке вкус крови, она брезгливо сплюнула. - Зря ты их сняла. Увидят - свяжут так, что дышать не сможешь. - Насрать. - Неблагоразумное дитя… Ее едва ли не перекосило от удивления. В местах подобных этому вряд ли можно было услышать такие словечки. Что он вообще сказал такое? Ему бы сейчас крыть ее матом или, быть может, начать обшаривать карманы, в надежду найти еду или воду. Но пятно подле противоположной стены только опустило голову, лбом уткнувшись в собственные колени. В этой темноте едва можно было рассмотреть собственную руку, а уж оглядеть товарища по несчастью и вовсе не представлялось возможным. Просидев в задумчивости битые несколько минут, Сара наплевала на идею знакомства с сокамерником и попыталась встать. Напрасно. Слегка запекшаяся кровь на ране не выдержала нагрузки и брызнула тонкой струйкой на землю. - Сиди. Сейчас лучше просто сидеть тихо. - хрипело пятно напротив. Мужчина вдруг вскинул голову в сторону двери и внимательно прислушался. - Я здесь не собираюсь подыхать. - А ты здесь и не умрешь. Скорее всего ты встретишься с всевышнем в адских мучениях в кольце повстанцев. Все те, кто был до тебя были заживо закопаны там… - он кивнул в сторону двери. - Могилы находятся ровно под лагерем Джазара. - Он вдруг сделал то, что делать было, по ее мнению, сейчас абсолютно бессмысленно - перекрестился и тихо зашептал молитву. - Давно здесь сидишь? - ей было невдомек, что отвлекать его сейчас, пожалуй, не стоило. - Здесь никто не сидит долго. - Но говоришь так, словно протираешь своей тощей задницей землю уже не первую неделю. - Я могу быть им полезен…Я могу быть им полезен. Ей на мгновение показалось, что он, сам того не ведая, впал в транс и слова его, произнесенные с абсолютно одинаковой интонацией заполонили крохотную камеру доверху. Она попыталась привстать, дабы перенеся центр тяжести на израненные колени, можно было придвинуться ближе к впавшему в небытие соседу, но голос сокамерника заглушил лязг отпираемой двери. В этой полутьме проникший свет оказался похожим на удар хлыстом. И без того трескавшаяся напополам голова вмиг запульсировала еще упорнее и, крепко стиснув двумя руками собственную голову, Шахи зажмурилась, лбом припадая к сырой земле. Голоса вошедших заполонили камеру, мужчина у стены моментально затих. Послышались удары, затем стоны, снова удары и все стихло. Лишь мерное дыхание над головой ознаменовало то, что охрана до сих пор остается стоять над ней. Ей не составило труда разобрать парочку незамысловатых фраз, что просипели мужчины в повязанных на лица платках. Ее, наверное, должно было это напугать, возможно ей следовало сейчас начать вырываться, обороняться, но ничего подобного сделать даже не пришло ей в голову. Уже знакомым движением ее подняли за шкирку с земли и поволокли прочь из камеры. "Приказано копать для нее яму" Родант. Она вошла в раздевалку, громко хлопнув дверью за спиной. Стоило признать, Дейв был в той форме, в какой выходят на ринг некоторые боксеры на соревнованиях. Такой сноровке могли позавидовать многие и даже Саре пришлось признать, что не всегда она успевала реагировать, отвечать, группироваться и уходить от ударов. После долгого перерыва ей было сейчас сложно даже руки поднять. Мышцы словно налились свинцом, напрочь лишая возможности шевелится. Шахи не сразу поняла, что в раздевалке вовсе не одна. Едва слышный шум воды доносился до нее всего полминуты, а потом стих. Привалившись к стене спиной, девушка прикрыла глаза, тихо приходя в себя после тройной тренировки. Казалось она бы и уснуть смогла так, в мокрой насквозь футболке, придерживая на коленях полупустую бутылку. Казалось, это была самая удобная поза сейчас и долгожданное спокойствие буквально разливалось по телу. Из полудремы ее вывело шлепанье ног по кафелю. Кто-то, едва ступая, стараясь не шуметь, проник в раздевалку со стороны душа и тихо пошлепал к своему шкафчику. Все еще не желая прерывать свой отдых Шахи не стала утруждать себя открыванием глаз, а все же попыталась вновь погрузиться в нечто, отдаленно напоминавшее сон. - Надеюсь, в том что ты выжата как лимон виновата и я, отчасти? Этот голос заставил ее распахнуть глаза и едва ли не вскочить с места. Она придержала рукой лежавшую на коленках бутылку и молча уставилась на Эми. Что, черт ее дери, она так долго здесь делала? Тоже спала? Или специально поджидала Сару? Да нет… Глупости конечно. Скорее всего, это дамочка просто вынуждена была заняться какой-нибудь йогой с Дорин, дабы той не было слишком одиноко корчится в невероятных позах в пустом зале. Коснувшись затылком холодной стены Сара в который раз блаженно закатила глаза. Ей сейчас почему-то вдруг стало так жарко… - Ну? - Рукой придерживая дверцу шкафчика Эми не выглядывала из-за нее, что-то упорно выискивая среди своих вещей. - Ты не умеешь боксировать. - Но я все же сумела тебя одолеть. - Чушь. - Ты всегда говоришь так, когда знаешь, что я права? Верно? - Нет. Ты уложила меня на пол только потому, что стянула перчатки и начала заниматься непонятно чем. - Но ты ведь тоже могла их снять и заняться этим "непонятно, чем". Что-то выпало из ее рук, звонко ударилось об пол и покатилось к противоположной стене. Экер резко выглянула из-за шкафчика, наконец оказываясь в поле зрения своей собеседницы. Сара с трудом проглотила возникший из ниоткуда ком в горле, но тупая боль в затылке отчего-то вспыхнула пожаром. Все что было сейчас на девушке - повязанное на голое тело полотенце, едва-едва прикрывающее задницу и какие-то нелепые шлепанцы на размер больше. На худых ключицах еще поблескивали капельки воды, с каждым ее движением по очереди скатываясь вниз, скрываясь под махровым полотенцем в ложбинке между грудей. Мокрые после душа волосы спадали на голые плечи и вообще, сейчас оказалось, что у этой писательницы невероятно длинные волосы. Очевидно обычно они вьются, от того кажутся малость короче. Сара медленно изучала девушку в нескольких метрах от себя, аккуратно, исподлобья, только бы не заметила она этого взгляда. По крайней мере она так думала. Эми же замерла на том самом месте, где и была все это время. Какое-то мгновение она ловила взглядом укатившийся предмет, а потом, словно почувствовав, что на нее смотрят, взглянула на единственного присутствующего здесь человека. Шахи, по большому счету, было абсолютно все равно, заметила ли ее взгляд писательница. Сейчас ей доставляло какое-то эстетическое удовольствие смотреть на нее, изучать, впитывать и запоминать. Ей просто нравилось. - Не поднимешь? - казалось, в голосе ее едва заметно сквозило смущение. Она покрепче вцепилась в металлическую дверцу шкафчика, словно ее единственное укрытие могло сейчас снести ветром. - Сама поднимай. - Наконец заставляя себя прикрыть глаза, Сара устало коснулась затылком стены. Молчание затянулось, а, быть может, она просто провалилась в сон на какую-то долю секунды. Однако Эми все же молчала какое-то время, продолжая недовольно сопеть подле своего шкафчика. - Пожалуйста. Подними. - Сделав акцент на первом слове писательница вновь притихла, а Сара все же открыла глаза. Шахи вдруг с удивлением обнаружила на глубине всегда искрящихся глаз какую-то непонятную панику, едва ощутимо перемешавшуюся с огорчением. Капельки воды мерно стекали с мокрых волос, обрамляя четко очерченные скулы блестящими дорожками. В голове со скоростью света носились варианты возможных поводов ее непонятной реакции, однако, все они проносились с такой бешеной скоростью, что ни одну из них невозможно было успеть понять. Просидев в молчании еще несколько секунд, Шахи все же согнулась, рукой нашаривая под скамейкой пропажу Экер. Всем телом ощущая как предательски заныли мышцы, брюнетка поморщилась, всеми фибрами души предвкушая завтрашнее свое состояние. Непослушные пальцы наконец нащупали маленький кулон. Разглядывать его отчего-то совершенно не хотелось, как не хотелось и оттягивать эти дурацкие мгновения растерянного взгляда девушки напротив. Заскрипев зубами, Шахи поначалу замахнулась, надеясь кинуть кулончик, однако боль так резко пронзила плечо, что пришлось все же встать и подойти. - Ну вот. Можешь подойти ближе, я не укушу… Слова, слетевшие с ее губ отпечатались где-то в районе солнечного сплетения, колко обжигая кожу, но вскоре даря почти блаженство. Ноги едва ли не врастали в кафель, ставший вдруг невероятно мягким, словно зыбучие пески, затягивающий ступни. Хотелось отбить удар, сказать что-то сбивающее с толку, поставить на место эту наглую особу. Но губы словно онемели, язык перестал слушаться, а все ее существо, будто бы домашний кот попав под теплые лучи летнего солнца уже в который раз отдавалось на волю случая, отдавалось в эту теплую нежность, искрящуюся из карих глаз напротив. Шахи смотрела теперь не скрываясь, не пряча хмурый взгляд под густыми ресницами, не цепляясь рвано за отдельные черты. Эта усталость, ноющая боль в мышцах, ментоловый запах геля для душа, этот мягкий, с поволокой взгляд карих глаз, стремящийся попасть в самую душу, в самый центр ее, Сары, существа, чтобы показать нечто такое, о чем никогда Шахи и думать не смела, что-то такое легкое, светлое, пестрящее яркими вспышками нежности. Это мгновение должно было длится вечно. Почему? Шахи не знала. Ей был не знаком этот свет вокруг, этот мир перестал иметь границы. В отражении глаз напротив этот мир казался таким безграничным, таким потрясающе необъятным. - Я не играю в эти игры. - Как предательски некстати сел голос и слова ее едва ли были понятны. С секунду помедлив, Сара откашлялась, но больше говорить ничего не стала. - Играешь. - Так безапелляционно, словно сказанное было написано у Сары на лбу. - Больше не играю. - Я хочу услышать правду. Мне так много и так часто врут. - Эми все сильнее сжимала пальцами металлическую дверцу. - С чего ты взяла, что я буду говорить правду? - Ты тоже знаешь каково это, когда тебе постоянно врут. Сару вдруг едва ли не клещами выдернули из забытья. По крайней мере, она могла поклясться, что почувствовала на своих плечах колючие прикосновения чего-то ледяного. Тело тряхнуло, кровь ударила в голову и на висках проступили венки. Ее рывок был таким стремительным, что, казалось, она сама не рассчитала его силы. Оказавшись слишком близко, вонзив пальцы слишком сильно, вперившись взглядом слишком угрюмо, она ощутила на своей шее рваное дыхание вмиг растерявшей запал Эми. Онемевшими от удивления пальцами Экер придерживала на груди развязавшееся полотенце, безуспешно надеясь прикрыть голое тело. Спину обжег металлический холод шкафчика и лопатки угодили прямо в стыки между шкафами. Зажатые в тиски места на спине пронзила боль и девушка зажмурилась, стараясь не совершать лишних движений. - Слушай сюда. Зажмуренные глаза напротив не заставили ее ни на йоту сбавить пыл. Хотелось рвать и метать. Хотелось крушить все вокруг, сносить стены, взрывать потолки, уничтожать все, что еще мгновение назад позволяло чувствовать себя в безопасности. - Еще раз ты попытаешься сунуть нос в мои дела, в мою жизнь… Еще раз ты позволишь себе эти… - Шахи запнулась, так придирчиво выбирая подходящее слово - Этот нелепый флирт. Клянусь своими орденами, я уничтожу тебя так стремительно, что ты не успеешь даже вздохнуть. Пылающая в груди боль пронзила теперь поясницу, заставила покачнуться, на миг даже усомниться в действительности происходящего. Сара дышала так громко и так тяжело, что ноздри ее раздувались буквально в попытке начать извергать пламя. Грудь вздымалась высоко и тяжело, с трудом опускаясь и вновь набираясь сил устремиться вверх. Пульсирующая в висках кровь словно отбивала давно знакомый ритм, чем-то отдаленно напоминавший канонаду разрывающихся снарядов. В глазах помутнело. Потом потемнело. Мир поплыл и ноги просто отказались удерживать тело. С протяжным стоном она бессильно полетела на пол, только в самый последний момент ловя себя на мысли, что падение оказалось совершенно безболезненным, скорее наоборот. Ей вмиг стало так тепло, как не было еще никогда. Это тепло пленило, увлекало, обещало быть вечным, быть искренним, быть настоящим. Это тепло воплотилось в аккуратные прикосновения. Мягкие подушечки пальцев коснулись крепко сжатых скул, заставляя расслабиться, отступить, раствориться…