Голодные игры:Возрождение

POV Тори.       Прихожу в себя в знакомом госпитале 13 дистрикта, в глаза бьет яркий свет из окна. Сколько я здесь нахожусь? В руку понатыкано трубочек, питающих различной полезной жидкостью мое ноющее тело. Оно не просто ноет, оно жаждет нового. Не приключений, не какой-то обстановки. Оно жаждет нового себя. Ведь сейчас я вся в синяках, ссадинах, от наблюдения себя такой, от воспоминаний того ужасного дня, от той боли, что пришлось испытать, хочется волком выть. Повернув затекшую шею, расплывчато вижу Китнисс, спящую в непонятной, вряд ли удобной, позе на стуле. В горле пересохло, и я хочу пить. -Китнисс, -выдыхаю я. Она просыпается и подходит к кровати. -Проснулась. Губы Эвердин трогает легкая улыбка. -Что ты хочешь? -Принеси воды, -еле раскрывая рот, прошу я. Ничего не ответив, девушка уходит. Возвращается через полминуты в руках со стаканом воды. Помогает мне приподняться и попить. -Спасибо, -шепчу я. Китнисс кивает. -Сколько я уже я здесь? — спрашиваю у нее. -Третьи сутки. Ты приходила в сознание, что-то говорила и уходила вновь. Ты выглядишь намного лучше, чем когда тебя только доставили сюда, — рассказывает девушка. -А мама? Голова болит, звук собственного голоса ужасно раздражает. -Она приходила. Плакала первый день, потом ее перестали пускать. Я так много пропустила, находясь здесь. Три дня тянуться для меня уже вечно.        Тут в палату вваливается, а иначе не скажешь, ментор. -Мы потом поболтаем, ладно? -говорит она и выходит. Я соглашаюсь. -Да уж, выглядишь ты паршиво, -хриплым басом произносит Эбернети. -Себя видел? -язвительно выдавливаю я. -А ты не перестаешь удивлять, солнышко, -с легкой улыбкой говорит он, — Умом ты не шибко блестнула, бросившись к планолету. -Где Джек? -вновь спрашиваю я, пропустив его колкость. -В соседней палате, если завтра будешь хорошо себя чувствовать, и он будет нормально себя чувствовать, то увидитесь, -рассказывает мужчина. -Хеймитч, вытащи меня отсюда, -умоляю я, вскочив с кровати. Чуть ли не падаю, Хеймитч подхватывает меня. -Милая, посмотри на себя. Я оглядываю свободные от бинтов части тела. На мне живого места нет. -Скоро придет твоя мама, я не надолго, — укладывая обратно на кровать, оповещает он. -Какого черта ты пришел? — хрипло цежу я. -Хотел убедиться, что ты в порядке. И если тебя так раздражает мое общество, я уже удаляюсь. Ментор шаткой походкой направляется к двери. -Нет, постой! -придерживаю его за рукав. Слезы текут из глаз из-за моей безысходности, -Ты спас меня, я не должна так говорить тебе. Прости. -Детка, если бы я спас тебя вчера, то, поверь мне, тебя бы здесь не было. Он злится на себя и винит. Дышать становится трудно. Хеймитч садится на стул, взяв мою руку. -Ты сделал все, что смог, — выдавливаю я. Руки холоднеют, я чувствую, как мне становится плохо. Не физически, а морально. -Виктори, знаешь, что я делал вчера, позавчера, по приезду обратно? -спрашивает Эбернети. -Что? -Я пил, -уже спокойнее, но так обречено, говорит Хеймитч. -Зачем ты мне говоришь это? -интересуюсь я. -Чтобы ты знала, что я поломан, что не умею держать обещаний, -начинает наговаривать на себя он, сжимая руку в кулак. -Покажи мне хоть одного нормального победителя, -тихо повторяю его слова. Лицо мужчины озаряется улыбкой. -Ты, -повторяет мои слова Хеймитч и молча уходит, проведя пальцами по руке.        Следующей забегает мама. Как давно я ее не видела. Я опять оставила ее тогда. -Тори, девочка моя! Как так вышло? -с превеликим переживанием расспрашивает она, на ее глазах застыли слезы. -Я сама виновата, что пошла к этому планолету. Китнисс не при чем, никто не виноват, кроме меня, -объясняю я. -С тобой могло, что угодно случится! -Я не могла умереть, не попрощавшись с тобой, — шепчу, прижавшись к ней. -Не говори так! — приказывает мать, — Все будет хорошо, родная. Она прижимает меня к себе еще сильнее, поглаживая по спине и голове. -Мамуль, скажи это человеку в зеркале, -говорю я и легонько смеюсь. -Дуреха! -сказав, мама целует меня в макушку.

Джек.

      Через два дня, после завтрака плотного завтрака больничной едой в госпитале, мне разрешают зайти в соседнюю палату. Голова вроде не кружится, но походка моя заторможенная и неуверенная. Я снова чувствую свое тело, каждую связку и мышцу.       Сюда пришли все посмотреть на встречу несчастных влюбленных-2. Ну, Пита, Китнисс, Хеймитча, Эффи трудно назвать всеми. Но все же.        Дверь к нему в палату свободно открывается, я захожу. Джек сидит на кровати, ему делают укол. Он весь в синяках, кровоподтеках, ссадинах, совсем не похож на того, кто спас меня от толпы хулиганов. Я медленно, аккуратно прохожу вглубь комнаты. Позади меня двигаются остальные. Когда мы все оказываемся в палате, я близко подхожу к Миллеру и дотрагиваюсь до его плеча. -Джек. Глаза начинают блестеть от слез. -Кто ты? -внезапно спрашивает он. В груди застывает крик. -Это я — Тори. Ты не мог забыть меня. Встаю напротив и обхватываю его лицо ладонями. Джек отбрасывает мои руки и поднимается на ноги, разворачиваясь к присутствующим. -Хеймитч, объясни мне все, -раздраженно просит он ментора. Почему он помнит его, а меня нет? Что с ним сотворили? -Парень, ты чего? -удивляется тот. -Кто эта девушка? — злясь, повторяет вопрос он, указывая на меня. -Не дури, Джек, -встревает Пит. -Постой, Пит, — просит Эбернети и кладет свою руку ему на плечо, — Как его зовут? -спрашивает Хеймитч про Пита. -Пит Мелларк, -отчеканивает Джек. -А ее? Ментор показывает на Китнисс. -Китнисс Эвердин, -четко отвечает тот. -А как ее зовут? -показывает он на Эффи. -Эффи Бряк. Этот опрос длится вечно, с каждым верным ответом Джека, мне становится все больнее. -Ну, а это кто? -в конце концов Эбернети спрашивает про меня. -Это я у тебя хотел спросить, -нервно говорит Миллер. -Какого хрена? -вырывается у Хеймитча. -Следи за языком, -делает замечание Эффи. Выясняется, что Джек не помнит только меня. Но как? Этого не может быть! -Не до твоих заморочек, -резко отвечает он, -Джек, это Виктория Леман. Тори. Помнишь? Ментор берет Джека за плечи и смотрит ему в глаза. -А, что-то припоминаю… Виктори, Тори, — проихзноюзносит Миллер, словно пробуя моне имя на вкус, — Это та своенравная девчонка, которая вершит революцию, та, с которой я выиграл Голодные Игры. Я вспомнил. Я смотрю на Миллера и ничего не понимаю. -А ты изменилась. Сильно. В его голосе нет того, что я привыкла слышать. Он холодный и такой безразличный, его голос пропитан ненавистью. -Джек, ты любишь ее, -напоминает ему Китнисс. -Я? Ее? Китнисс, ты шутишь? Сердце сжимается до неимоверно маленького размера, в душе разгорается огонь отчаяния и горечи. -Неужели ты и правда таким стал, Джек? Подхожу ближе, чем стоило. Миллер втискивает меня в противоположную стену, надавливая предплечьем на горло. Я зажмуриваю глаза. -Не смей трогать меня! -вопит он. -Отпусти ее, Джек! -приказывает Хеймитч. Джек не реагирует, тогда ментору приходится применить силу. Он подбегает и заламывает свободную руку парня, тот взвывает от боли и отпускает меня. Я сползаю вниз по стене, хватая ртом воздух. -Что тебя толкает заступаться за нее? Она заставила вас всех быть здесь, да? Она не та, за кого себя выдает! Не верьте ей! Каррингтон сказал, что она вечно врет! — кричит Джек, — Ее нужно убить и война кончится! Убить. Санитары оттаскивают его в другую палату.       По моим щекам льются слезы, я обречена. Я навсегда потеряла мальчика-защитника. Я навсегда потеряла Джека Миллера, которого люблю! Он не предатель, он был украден. Они разрушили его сознание. Мальчика, спасшего мне жизнь, больше нет.