Price of Love

      Минсок обедает в столовой, полностью поглощённый едой и не обращающий внимания ни на что вокруг. Поэтому он в удивлении поднимает голову, когда напротив его подноса с грохотом приземляется другой, а после хмурит брови, узнавая его владельца.       — Ты всегда один, — утверждает младший, присаживаясь.       — И что в этом такого?       — Тебе не одиноко? — с беспокойством спрашивает Хань.       Минсок задерживает в воздухе палочки, встречаясь взглядом с парнем.       — Абсолютно. — Он складывает палочки на столе, чуть откидываясь на спинку стула. — Чего ты хочешь?       — Нам нужно поговорить.       — Я тебя даже не знаю, о чём разговаривать? — В голосе сквозит лёгкое раздражение.       — Зато я тебя знаю, — повышает голос Хань, но, заметив удивлённые взгляды других студентов, привлечённых шумом, стушёвывается и сбавляет громкость. — И я не собираюсь оставлять всё так, как есть. — Он делает паузу, собираясь с духом. — Ты ведь не можешь не быть в курсе своей «особенности», — выделяя последнее слово, произносит он, наклонившись к старшему ближе. — Я ведь не ошибся в своих догадках, верно? А ты не можешь не замечать, что некоторые фрагменты твоей жизни ускользают от тебя.       Минсок уже привычно цыкает:       — По твоей милости, между прочим.       — Ты же говоришь, что не знаешь меня. — Хань совсем по-детски распахивает глаза.       — Мне удавалось разглядеть лишь твои слабые очертания прежде, чем власть над телом оставляла разум. — Парень складывает руки на груди.       — А сейчас?       Старший хмыкает:       — Сейчас я полностью взял контроль над собой. Не на совсем, но «Сюмин» теперь долго не появится.       Хань поджимает губы и хмурится.       — И что мне теперь делать?       — Угадай, насколько мне не плевать. — Минсок безразлично наблюдает, как нижняя губа его собеседника дёргается. — Не моя вина, что так вышло, и я не собираюсь заниматься благотворительностью и ради тебя позволять другому забирать своё время. — Он ровно садится на стуле и вновь берёт в руки палочки. — Если это всё, о чём ты хотел поговорить, то я, пожалуй, продолжу есть, пока не кончился перерыв.       Следуя своим словам, Минсок принимается за обед и, быстро с ним расправившись, встаёт и уходит, оставляя так и не притронувшегося к еде Ханя сидеть, даже когда столовая заметно пустеет, выпустив студентов, спешащих на следующую пару.       Минсок выдерживает прожигающий его упрямый с долей обиды взгляд, делающий парня ещё больше похожим на мальчишку, когда через пару дней он снова присаживается напротив в общей столовой. Минсок чувствует давящий взгляд и тогда, когда возвращается к обеду. Ничего. Даже если этот парень не прекратит его преследовать, семестр скоро закончится, Минсок уедет на время каникул к родственникам и будет надеяться, что за это время о нём мечтать перестанут.       — Меня зовут…       — Я знаю твоё имя, не трудись, — останавливает его Минсок. — Давай сразу к делу: чего ты ещё от меня хочешь?       — Добиться твоей симпатии. Наверное.       Минсок хмыкает:       — Мне это неинтересно.       — Потому что я парень?       Во взгляде Ханя читается плохо прикрытая тревога.       — Нет. Я в принципе не заинтересован в отношениях. Любых.       — Почему?       — А зачем? — Минсок изображает искреннее удивление на лице, но жестом останавливает Ханя, когда он пытается заговорить. — Не надо. Что бы ты там не сказал, у меня другой взгляд на это. Смирись.       — А может, ты просто конченный эгоист, который не хочет думать ни о ком кроме себя? — заводится Хань.       Минсок ухмыляется, глядя на него:       — Ты такой милый, когда злишься. — От этих слов щёки Ханя вспыхивают ещё больше. — Можешь думать как угодно. Мне абсолютно плевать. Но позволь дать тебе совет: не трать своё время и найди кого-нибудь, с кем не будет столько проблем.       — Я сам буду решать, что мне делать.       — Да пожалуйста. — Минсок разводит руками. — Ты только ответь, почему Сюмин ничего тебе не рассказал? Не думал об этом? Почему, если так «любил» тебя, не доверился, не открылся? По-моему, все люди — эгоисты, и пекутся только о себе. Разница лишь в том, что кто-то пытается это скрыть, заводя друзей, любовников, семью и делая вид, что обеспокоены заботой о них, а кто-то показывает себя такими, какими они являются на самом деле.       — Как ты?       Минсок неопределённо пожимает плечами.       — Это не имеет значения. — Он встаёт, забирая свой поднос. — Кажется, тебе есть над чем подумать. А мне пора откланяться.       Он и в самом деле наклоняет корпус в сторону Ханя и только потом уходит.       — Ты серьёзно?       Минсок почти смеётся, когда Хань спустя три дня подсаживается к нему в кафе, в котором старший решил посидеть на свободной паре, заканчивая курсовой проект, что уже скоро нужно будет сдавать.       — Более чем. — У Ханя в руках только что купленный кофе.       — Я думал, у тебя занятие. Если я правильно помню твоё расписание.       — А я думал, ты не общаешься с людьми.       — Сложно быть частью социума и совсем ни с кем не разговаривать, знаешь ли.       Хань устраивается на мягком диванчике так, что едва ли не касается локтем Минсока, который даже не попытался отодвинуться.       — Значит, ты выучил моё расписание? — Хань подносит пластиковый стаканчик ко рту, с удовольствием, которое отображается на его лице, вдыхая ароматный кофейный запах.       — Конечно. В моих интересах было свести встречи с тобой к минимуму.       — А теперь ты так спокоен, потому что контролируешь вторую личность?       — Я контролирую себя. А его — подавляю.       — Тебя этому научил… психиатр, который с тобой работал?       Минсок вздыхает, сохраняет документ и закрывает ноутбук, понимая, что здесь закончить ему не удастся.       — Ни у какого психиатра я не был. И вообще тебя это не касается. — Он встаёт и принимается убирать ноутбук в рюкзак.       — Нет, касается. Меня касается всё, что связано с тобой.       Минсок упирается обеими руками в стол и разворачивает голову к Ханю.       — Послушай. Я не Сюмин, не твой парень или кем вы там были. У нас всего лишь одинаковая внешность, но я не тот, в кого ты влюблялся. Я другой, — он ставит акцент на этом слове, — человек.       — Это ты послушай. Вы не разные люди, а части одного целого. И я не буду воспринимать тебя как-то иначе.       — А ты время даром не терял, я смотрю. Книжек начитался? — Хань немного стушёвывается. — Значит, угадал. Только в жизни всё несколько иначе, чем пишут в книгах.       — Но я хочу быть с…       — С кем? Со мной? — В тёмных глазах Ханя читается мольба понять его. Минсок невесело усмехается. — Ты даже в этом ещё не разобрался. — Он закидывает рюкзак к себе на плечо и выходит из-за стола. — Бывай.       На столе остаётся его наполовину выпитый кофе. Такой же, что и в руках Ханя.       Минсок вынужден признать, что Хань мог бы на равных соревноваться с ним в упёртости, если бы такие соревнования вообще существовали. Младший с завидной регулярностью его находит в разных частях кампуса. Но странно то, что при этом Минсок не чувствует внутри никакого сопротивления. Что ж, так даже лучше.       Наступает пора экзаменов, в которую Хань реже, но всё-таки навещает его и пытается, как он сам выразился, «узнать получше». Под конец сессии старшие студенты устраивают товарищеский футбольный матч среди всех желающих, прошедших несложный отбор, разбивая ребят по командам с помощью жеребьёвки. Команд со всего института набирается целых четыре, в одной из которых числится Минсок. Когда его команда собирается на следующий день после объявления результатов жеребьёвки, чтобы сыграться, Минсок, который не видел смысла узнавать имена членов своей команды, сильно удивляется, натыкаясь на Ханя, который набивает мяч. Минсок резко выходит вперёд, когда парень перекидывает мяч с груди на ногу, и ловит его в полёте.       Хань поднимает голову и забавно приоткрывает рот.       — Это… очень неожиданно. Не знал, что ты играешь. — Он пожимает в приветствии руку слегка заторможено.       — Я не затворник и принимаю участие в студенческой активности, пускай и не часто.       — Здорово. — Хань улыбается и по-дружески бьёт Минсока по плечу, ловя не очень довольный взгляд, но уже привычно его игнорируя. — Я рад, что мы будем играть вместе.       Футбол, безусловно, — не контактный вид спорта, однако среди сокомандников объятия — не редкость. Обуреваемые эмоциями игроки поддаются секундному порыву разделить с товарищами по команде радость после, например, удачно забитого мяча, и, уже являясь частью внушительного людского кольца, ты можешь заметить, кто именно обнимает тебя за плечи, стоя рядом. Их команда побеждает и в первом туре, и во втором, и Минсок искренне улыбается, когда поворачивается к младшему.       Капитан их команды — как раз один из старшекурсников-организаторов — зовёт всех в бар, чтобы выпить и отпраздновать. Минсок вежливо отказывается.       — Почему ты не пошёл? — Хань, не сразу заметивший отсутствие старшего, нагоняет его.       — Футбол — это одно дело. Но шумные компании я не люблю.       — А со мной? Не хочешь выпить со мной? — Хань забегает вперёд и прекращает идти, заставляя и Минсока остановиться.       — Не думаю, что это хорошая идея.       — Да ладно тебе. Один раз. Всего один. В честь победы.       Минсок впивается в младшего взглядом, надеясь найти гарантию того, что ничего страшного не случится, по ту сторону радужки его глаз.       — Только в честь победы.       — Тогда поехали ко мне.       — Ну уж нет, — растягивая последнее слово, возражает Минсок. — В такие игры я не играю. Будем пить на нейтральной территории.       Хань заметно тускнеет, но соглашается.       — Вот скажи, почему ты продолжаешь таскаться за мной, словно дворняжка, которую один раз покормили, и она возомнила этого человека своим хозяином?       Минсок вообще-то собирался пропустить пару-тройку кружек пива, но оно каким-то образом алхимизировалось в соджу. Впрочем, Минсок не считает себя тем, кто быстро теряет голову.       — Потому что я пообещал Сюмину его не оставлять.       — Его — не меня! — Минсок подливает прозрачную жидкость своему собеседнику, который почему-то пьёт без особого энтузиазма. — И ты разве не должен был на него обидеться?       — За что?       — За то что он ничего не сказал, я полагаю?       — Уверен, у него были на то причины.       — М, — саркастично тянет старший. — Но я не он. И мне не понятно, почему ты всё ещё здесь.       — Минсок.       — Ну что?       Блин, какого чёрта он согласился пойти. Какого он делает рядом с этим парнем, от общения с которым нельзя ожидать ничего хорошего. Минсок начинает подозревать, что его околдовали.       — Минсок, посмотри на меня.       Старший поднимает голову. Перед глазами всё словно заволокло мутной дымкой, и парень фокусирует взгляд прямо в центре выразительных зрачков напротив, чтобы не кружилась голова.       — И что я должен увидеть?       Хань с надеждой смотрит на него.       — Ты в самом деле такой тугодум и ничего не понимаешь?       — Не-а. — Минсок специально тянет гласные.       — Ты мне нравишься, Ким Минсок.       Старший взрывается пьяным хохотом. Чуть отсмеявшись, он уже собирается что-то ответить, но голову вдруг пронзает резкая боль. Минсок невольно обхватывает себя руками и начинает приглушённо скулить. Он чувствует на себе чужие руки, которые поддерживают его, когда он теряет сознание.       Хань приводит его к себе домой и укладывает Минсока, который теперь, похоже, спит, на свою постель. Вечер превращается в ночь, и Хань ложится рядом со старшим, трепетно обнимая его рукой. Когда Хань уже и сам готов провалиться в сон, он слышит невнятное бормотание.       Минсок садится на постели и отползает к самой стене, поджимая колени к груди. Его голос звучит испуганно, и Хань включает ночник и подползает к нему, желая успокоить.       — Всё хорошо, — он осторожно гладит парня, — это всего лишь кошмар. — Старший тем не менее продолжает всё громче бормотать, по-прежнему устремив взгляд куда-то вперёд. Хань начинает паниковать. — Минсок! Минсок, ты слышишь меня?       Парень поворачивается на голос.       — Да.       — Слава Богу, а то я уж подумал...       Хань смотрит в его глаза, и у него руки леденеют от страха. Взгляд Минсока пустой и он смотрит словно сквозь него, словно за Ханем кто-то или что-то есть. Хань понимает, что Минсок всё ещё спит, пускай и с открытыми глазами. Он тянется к нему, чтобы попробовать уложить обратно.       Минсок дёргается:       — Я обещаю! Я буду хорошим мальчиком! Папа…       Когда Минсок продирает глаза, те выхватывают очертания комнаты, которая знакомой совсем не кажется. Голова словно разрывается на части, и возникшая тревога от пребывания в новом месте только усиливает боль. В комнату входит Хань, и Минсок не знает, рад он, что оказался именно у него, или не очень.       — Ты напился. И потерял сознание.       — И поэтому я оказался здесь, а не в больнице. — Пожалуй, Минсок всё-таки злится.       — Прости.       — Да толку от твоих извинений.       Минсок встаёт. На нём нет ничего, кроме нижнего белья. Ещё раз пробежавшись по комнате взглядом, он находит свою одежду в сложенном виде на стуле.       — Сюмин ни разу не показывался топлес. И уж тем более… — Он пробегается взглядом по всему телу старшего снизу вверх, закусив губу.       — Это не то, что тебе стоило говорить.       — Хватит дуться. Я же ничего с тобой не сделал. — Хань подходит к натягивающему на себя джинсы Минсоку и протягивает кофе. — Скажи, ты помнишь, что тебе сегодня снилось?       Минсок настороженно смотрит на него, но мотает головой.       — Я вообще не уверен, что мне что-нибудь снится. На утро абсолютно никаких воспоминаний.       — Ясно.       Умывшегося и полностью одетого старшего Хань сажает завтракать. Минсок вздрагивает, когда его ноги касается что-то мягкое. Он заглядывает под стол.       — Это… что?       Хань смеётся.       — Это кот. Неужели испугался?       — В начале. Чуть-чуть.       Хань снова прыскает. Минсок благополучно это игнорирует.       Когда с завтраком уже покончено, и Хань собирает всю посуду со стола, чтобы отнести к раковине и помыть, Минсок задумчиво подпирает голову рукой, утыкаясь взглядом в спину младшего.       — Я не собирался ничего говорить, но так и быть поставлю тебя в известность.       — Что ты имеешь в виду?       — Я уезжаю.       Хань замирает с посудой в руках, а потом выключает воду и поворачивается.       — Как это? Куда?       — К родственникам. До следующего семестра.       Хань немного расслабляется, но тревога во взгляде остаётся.       — Это обязательно?       — Желательно. Наконец перестану с тобой видеться. — Минсок усмехается. — Может, ты наконец протрезвеешь и посмотришь вокруг, чтобы найти кого-ни…       Минсок не может точно сказать, что сильнее — звук от пощёчины или жгучая боль, что она после себя оставляет на его щеке.       — Ну почему ты такой?.. — Хань, кажется, из последних сил сдерживает слёзы. — Почему не хочешь понять, что чувства — это не вещь, которую можно отнести в магазин и обменять на другую? Я именно тебя люблю!       — Но ведь это же неправда! — Минсок тоже повышает голос. — Ты любишь не меня, а…       Он застывает, когда Хань рывком сокращает расстояние между ними и целует. Слишком неожиданно, чтобы Минсок успел хоть что-нибудь сделать. И прекращает прежде, чем Минсок соображает его оттолкнуть. Хань опускается на пол перед ним, берясь за руки и заглядывая в глаза. Минсок возмущённо хватает ртом воздух, но слова пока не могут сформироваться в фразу, способную выразить его состояние.       — Не уезжай. Пожалуйста. Я же нравлюсь тебе. Нравлюсь ведь? Ты только этого признавать не хочешь. — Минсок пытается выдернуть руки, но Хань только крепче их хватает. — А ты попробуй.       — Зачем?       — Затем, что это не настолько ужасно, как тебе кажется.       — Я всё ещё склонен считать, что у нас разные взгляды на ситуацию. — Минсок немного остывает от спокойного и, что он давно признал, приятного голоса младшего.       — Ну что плохого может произойти по-твоему?       — То, что рано или поздно происходит со всеми взрослыми людьми, которые встречаются.       Хань отводит взгляд, задумавшись, а затем шире распахивает глаза и снова их устремляет на Минсока.       — Ты… боишься этого? — ставя акцент на последнем слове, спрашивает Хань, не в силах сдержать улыбки.       Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт, кто его за язык тянул и заставлял откровенничать?!       Минсок хмурит брови.       — Это не повод для смеха, — мрачно отзывается он.       Хань прикусывает губы, видимо, пытаясь убрать улыбку с лица.       — Но это странно.       Минсок снова выходит из себя:       — А каким местом я вообще похож на нормального человека?!       — Мин…       — Да пошёл ты…       Он резко встаёт, скидывая руки Ханя с себя, и стремительно направляется к выходу. Если бы он был уже обутым, наверное, Хань бы не успел его нагнать — Минсок бегает быстро, и он бы убежал. Но Минсок пока в одних носках, и Хань обнимает его сзади несмотря на то, что старший усиленно сопротивляется.       — Я дурак. Прости меня, пожалуйста. Только не уходи.       Минсок разворачивается и со злой насмешкой смотрит на младшего.       — Вот они лишние проблемы, о которых я говорил. Не было бы тебя, не было бы у меня поводов волноваться. Так скажи мне ещё раз, зачем соглашаться?       — Затем что приятного от этого гораздо больше! И в контрасте с отрицательными чувствами светлые ценятся ещё сильнее!       — Сомнительное предложение, знаешь ли, — хмыкает старший.       — Есть уйма приятных вещей, которые я могу дать, если разрешишь.       Минсок отказывается объяснять самому себе, какого чёрта он творит, когда позволяет Ханю его поцеловать. Сначала нерешительно и нежно, но затем, не чувствуя сопротивления, всё настойчивее. Хань подходит к нему вплотную, мягко ведёт ладонями по крепкой шее и зарывается пальцами в волосы на затылке, вызывая судорожный вздох у Минсока, которым младший пользуется, чтобы проникнуть языком в его рот.       У Минсока уже начинает скручивать живот от беспокойства, когда Хань звонко отрывается от него и внимательно смотрит, всё ещё обнимая за шею.       — Это слишком опасно, — выносит вердикт Минсок.       — Я от тебя всё равно не отстану. И лучше тебе прекратить бегать. Хватит. Мы оба с тобой сейчас убедились, что ты тоже этого хочешь.       — Я как кот в мешке, Хань, — предпринимает последнюю попытку разубедить младшего Минсок. — Ты не знаешь, на что подписываешься.       — Так позволь узнать. — Парень наклоняет голову, прижимаясь щекой к одной из рук и становясь слишком очаровательным.       — Я об этом точно пожалею.       Минсок остаётся. Размещает объявление о том, что даёт частные уроки и помогает с проектами младшекурсникам, чтобы иметь дополнительный заработок, и остаётся. Родственники не возражают — уже привыкли справляться без младшего помощника. Он с подозрением относится к тому, что альтер-эго до сих пор мирно себя ведёт и не доставляет проблем, он чувствует, что это не просто так, но все предположения разбиваются о стену неведения. У Минсока не хватает информации, чтобы выстроить хоть какую-нибудь теорию, которая бы его устроила.       «Встречаться» с Ханем… непривычно. Минсок ощущает себя русалом, который всю жизнь привык плавать под водой, а затем ему внезапно хвост превратили в ноги, а его самого вышвырнули на поверхность и заставили учиться ходить.       Из Ханя учитель выходит так себе. Потому что не привык, похоже, когда его собеседник так же упрям, как и он, и не намерен соглашаться с каждым сказанным им словом. На любое суждение младшего Минсок выдаёт своё и с такими аргументами, что пойди попробуй опровергнуть. Минсок считает любовь потребительством, а не чем-то возвышенным. Своего рода сделкой, срок которой определяется тем, насколько взаимовыгодны её условия. Минсок — технарь, привыкший всё просчитывать, в противовес чувствительному Ханю, который верит, что есть вещи, которые можно понять только сердцем. С чего бы ни начинался их разговор, он приводит к спору, но прежде, чем Минсок успевает пожалеть о том, что согласился встречаться с младшим, Хань устало вздыхает и замолкает, в очередной раз признавая минсоковскую истину: они видят ситуацию с разных углов.       И Минсок со временем замечает, что ему нравится узнавать новый взгляд на привычные вещи. А ещё ему нравится ощущать под ладонями кожу Ханя, нравится целовать его всегда мягкие губы, нравится слушать его голос, когда парень о чём-то рассказывает, с этим его хорошо различимым акцентом и лёгкой хрипотцой; нравится смотреть в его красивые глаза и наблюдать лёгкий румянец на щеках, когда зрительный контакт затягивается. Он говорит об этом младшему, и тот спрашивает, значит ли это, что Хань нравится ему целиком.       Минсок не знает.       Они сидят в кухне-гостиной Ханя, облокотившись на диван позади, прямо на полу, потому что лето и жара страшная, потягивают из жестяных баночек холодное пиво, увлечённые просмотром футбольного матча. Третий раз со времени их знакомства — почти традиция. Минсок ловко предсказывает тактику любимой команды. Он настолько погружается в свои расчёты, что почти забывает о своём компаньоне до того момента, пока не слышит звук хлопающей дверцы холодильника. Минсок провожает глазами Ханя, который встал за очередной порцией пенистой прохлады. Хань чуть приподнимает верхние веки, когда замечает наблюдающий за ним взгляд старшего, снова устраивается рядом с ним, не разрывая зрительного контакта, и кивает в сторону экрана, мол, вообще-то туда ты должен смотреть.       Но Минсок продолжает почему-то разглядывать его, даже когда Хань вновь поворачивается к нему боком, вскрывает с лёгким пшиком банку и подносит к своим губам. Открытое окно не спасает от июльской жары, и длинноватые волосы младшего, которые тот отказывается стричь, мокрые там, где они соприкасаются с кожей. Мелкие капли блестят на висках и шее и привлекают Минсока. Он тянется к ним пальцами и замирает в нерешительности, но стоит ему начать убирать руку, как Хань хватается за неё, разворачивается и выжидающе смотрит.       — Не смотри так. Это всё ещё кажется мне странным.       — Нет ничего странного в том, чтобы прикасаться к человеку, с которым ты встречаешься. — Хань приподнимается, перешагивает одним коленом через ноги Минсока, придерживаясь за его руку, и садится к нему лицом. — Я тебе разрешаю. Давай.       У Ханя зрачки расширенные и чертовски красивые. У Минсока в очередной раз весь его рационализм рассыпается в пыль, и инстинкт самосохранения, настойчиво требующий бросать всё и бежать куда подальше, бессовестно игнорируется. Минсок накрывает влажную шею младшего ладонью и заводит её за голову, пальцами собирая прозрачный пот. Хань тихо стонет, приподнимая подбородок, чтобы открыть второй ладони больше пространства. Минсок хватает его у линии челюсти и заставляет вновь посмотреть себе в глаза. Хань наклоняется к нему совсем близко и целует, продолжая едва слышно постанывать, когда Минсок мягко проводит пальцами у самых корней волос.       Хань перестаёт терзать его губы, поцелуями перебираясь к уху, и Минсок, отвлёкшись на его тяжёлое дыхание, не сразу замечает, что младший держится за него только одной рукой. Новый, уже более несдержанный стон немного отрезвляет голову Минсока.       — Хань? Ты что там де… лаешь.       Минсок шумно сглатывает, когда Хань выпрямляет руку, которой держится за его плечо, чтобы продемонстрировать своё покрасневшее лицо и, ох чёрт, вторую руку, которой он сам себя медленно ласкает. Хань также оценивает Минсока взглядом, после закусывает нижнюю губу, прекращая сам с собой развлекаться, и встаёт с Минсока.       — Я понял, что ни разу тебе не рассказывал. У меня в детстве тоже кое-что случилось: я увидел своего двоюродного брата жестоко убитым. Его и ещё какую-то женщину. — Он отходит дальше, подставляя свою свободную рубашку и волосы влетающему через окно ветру. Закатное солнце красиво подсвечивает его светлую кожу, и Минсок бы наверняка им залюбовался, если бы зародившийся страх не начал захватывать разум. Он невольно поднимается с пола и садится на диван, придвинувшись к самой спинке, чтобы оказаться как можно дальше от младшего. — Я тогда побежал домой и всё рассказал. Потом были похороны, — Хань стягивает с себя джинсовые шорты и аккуратно складывает, прежде чем оставить рядом на стуле, — на которых была куча народу. И каждый подходил и гладил меня по голове, считая своим долгом показать, как сильно сочувствует мне, пятилетнему ребёнку, который увидел нечто настолько ужасное. — Минсок начинает серьёзно паниковать, когда следом за шортами Хань стаскивает с себя и брифы, оставаясь в одной светло-голубой рубашке, прикрывающей его пах. — Не знаю, кто сказал им, что поглаживания по голове обязаны утешить человека. Но вот я после этого стал бояться прикосновений к ней. — Хань принимается медленно высвобождать мелкие пуговицы из петель пальцами одной руки, всё ещё не глядя в сторону Минсока, у которого стала кружиться голова. — Те места, которые никому нельзя было трогать, стали настолько чувствительными, что моя непроизвольная реакция, когда кто-нибудь осмеливался это сделать, была поистине пугающей. Но знаешь, — Хань расправляется с последней пуговицей и позволяет полам рубашки разойтись в стороны, — Сюмин научил меня тому, что не все прикосновения одинаковые. Он всегда касается меня так, — парень оголяет свои плечи и ведёт раскрытой ладонью вдоль всего тела, — что я чувствую себя кем-то ему очень дорогим. И этих прикосновений я совсем перестал бояться. Понимаешь? — Хань устремляет наконец на него свой взгляд.       — Ч-чего? — Минсоку дурно, и голос звучит сипло, когда он говорит.       Рубашка соскальзывает на пол, во всей красе являя Минсоку стройное и крепкое тело молодого мужчины, когда Хань опять подходит к нему.       — Тебе меня не нужно бояться. Я не желаю тебе ничего плохого, ты ведь знаешь это, правда?       — Хань, не надо, — взволнованно просит Минсок. — Я тебя прошу, перестань. Не…       — Тш, — прикладывая палец к его губам, останавливает Хань. Он уже собирается сесть к Минсоку на колени, но старший резко вскакивает с дивана, тратя на это, кажется, последние силы. К ужасу Минсока Хань реагирует быстро, поэтому пробежать мимо него, чтобы выскочить за дверь, не удаётся. Минсок беспомощно отходит к стене, пытаясь вжаться в неё как можно сильнее. — Я бы не был так упрям, если бы не видел, что ты тоже этого хочешь. — Минсок зажмуривается, когда Хань вплотную к нему подходит и шепчет прямо в ухо: — Но ты возбудился даже раньше меня, ещё когда втихаря на меня пялился.       Минсок широко распахивает глаза, по его спине пробегают морозные мурашки, и руки начинают трястись, когда Хань едва ощутимо накрывает его пах, чего хватает, чтобы Минсок в полной мере оценил степень своего возбуждения. Хань лукаво ему улыбается, когда заглядывает в глаза, а затем легко целует. Минсок пытается пошевелить хоть чем-нибудь, чтобы оттолкнуть, открывает рот, чтобы вразумить младшего, но без толку — охваченное паникой тело отказывается ему подчиняться, и ему остаётся молча и неподвижно стоять, чувствуя спазмы в животе и сильное головокружение.       — Хотя бы позволь мне попробовать, ладно?       Хань ещё раз его мягко целует и смотрит прямо в глаза. Если бы он знал, что Минсок абсолютно не в состоянии ему ответить…       Сердце Минсока стучит как бешеное, когда Хань опускается перед ним на колени и цепляется за пояс его шорт на резинке. Те несколько мгновений, за которые Хань высвобождает его плоть, кажутся Минсоку Вечностью. Его голова бессильно склоняется, и он видит, как Хань облизывается, прежде чем…       Минсока тошнит прямо ему на макушку. Хань застывает, а у тела Минсока, слегка скинувшего стресс, появляются силы, чтобы идти.       Минсок выходит из его квартиры, не оборачиваясь, идёт, не разбирая дороги. Лишь бы подальше, лишь бы подальше… Он видит перед собой только слабые силуэты, не может понять, день сейчас или ночь, окружающие звуки сливаются в оглушающую какофонию, и Минсок зажимает уши ладонями и закрывает глаза.       «…Мини, малыш, иди поиграй, пока мама с папой поговорят.       …Мама, что это у тебя? Это папа сделал? — Да. Просто папа очень любит маму. И нашего малыша Мини тоже очень сильно любит.       …Мини, давай убежим, хочешь? Будешь только ты и мама. — А папа? Папа же любит нас. Мы не можем уйти без папы. — Конечно. Ты прав, малыш.       …Папа! Папа, перестань! Что ты делаешь?! — Мама провинилась, Мини, и папа меня наказывает. Иди поиграй один, мама скоро придёт. — Да, Минсок. Ты ведь хороший мальчик и послушаешься старших? Ведь пока Минсок хороший мальчик, папа не будет его наказывать».       — Минсок!       «…Папа, где мама? Её так долго нет. Она нас больше не любит? — Любит, конечно. Папа обязательно её найдёт. Найдёт и накажет. А потом мы снова будем жить все вместе. Договорились?       …Папа, папа! Я видел маму, видел! Она сказала, что любит меня и скоро придёт домой. — Где?! Где ты её видел, Минсок?! — Пусти! Мне больно, папа! — Скажи, где ты её видел?! — Папа, не сердись! Я встретил её на улице. Я не знаю, где она сейчас».       — Минсок! Минсок, Господи, очнись!       «…Ты сказал, что она вернётся! И где она?! Посмел мне врать, щенок?! — Папа! Папа, не бей меня! Минсок хороший мальчик, Минсок не врёт! — Тогда где твоя мать, Минсок?! Где?!       …Ты уверен, что она там? — Да, я видел, как она туда заходила с незнакомым дядей. — Пошли, Минсок. Нам нужно поскорее вернуть твою маму».       — Минсок, я очень тебя прошу, очнись…