Hero

Открыв глаза, Джек с ужасом взглянул на часы. Время неумолимо приближалось к двум пополудни. Раздражение поднималось в груди мощной волной, когда мужчина понял, что комната пуста. Ни робота, ни тупоголового овоща не наблюдалось. Шатен сел на кровати, с удивлением осознавая, что был укрыт пледом, а на подушке, где еще недавно дрых Риз, лежала записка: «Спасибо. Зед забрал меня в лазарет, а Вон попросил не будить вас. С уважением, Риз» Шатен невольно улыбнулся, представляя, в какой компрометирующей позе их застал глава Детей Гелиоса. Злость ушла, а чашка горячего кофе, что стояла на столе, настолько бодряще пахла, что он мысленно сделал пометку, что разбирать ЭЛИ на запчасти пока не стоит. Задумываться, почему чашка до сих пор горячая, мужчина не стал и со спокойной душой отправился принимать водные процедуры. Из душа он вышел совсем уже расслабленным и довольным и… чуть не подпрыгнул на месте от удивления. Железяка, бормоча под нос, если он конечно есть у роботов, что-то неразборчивое, подогревал газовой горелкой чашку с кофе. Добившись оптимальной температуры и издав неопределенный звук, символизирующий, скорее всего, удовлетворение, он повернулся и заорал от неожиданности: — А! Вы меня напугали! Я этого не люблю! — высокий скрипучий голос заставил шатена поморщиться и иронично выгнуть бровь. — Осторожнее, — он медленно подошел к вынужденному собеседнику, отключая горелку. — Могу я поинтересоваться, какого черта ты делаешь? — Ээээ… ЭЛИ попросила… Кофе подогреть и я… ну как тут откажешь? — брови Красавчика Джека неумолимо поползли вверх, по мере того, как смущение робота достигло апогея. — И вообще, это не ваше дело! КлэпТрэп сорвался с места и пулей вылетел из комнаты, умудрившись вписаться по пути в угол шкафа. Джек, глядя на этот экзотический перфоманс, лишь улыбнулся краешками губ и отпил восхитительно горячий кофе. *** — И тут он на меня как попер! — Риз сделал устрашающую гримасу, не обращая внимания на смеющегося Вона. — И как заорет — «Ты меня уважаешь? Если уважаешь, то выпьешь!» Но я никак не мог объяснить Брику, что больше пива в меня не влезет! Я конечно абсолютно шикарен во всем, но… — парень удручающе покачал головой. Все его лицо выражало крайнюю степень скорби. Зед понимающе кивнул. Он, как никто другой знал, сколько спирта в себя может влить берсерк. И любой другой давно бы впал в алкогольную кому, но только не Брик. У воина было поистине богатырское здоровье и железобетонная печень. По сути, эти посиделки в медпункте начались часа четыре назад, когда Вон, в поисках Риза, заглянул в последнее место, которое пришло ему на ум — в комнату Красавчика Джека. Вообще, бывший финансист за последний год насмотрелся на кучу всяких странностей, и справедливо считал, что удивить его не так-то просто, но вид своего друга, дрыхнувшего в кровати бывшего владельца Гипериона, завернутого в одеяло как гусеница вызвал состояние близкое к шоку. А когда сам Джек, бормоча во сне какие-то угрозы, тщетно попытался забрать у клерка свое одеяло, чуть не рухнув на пол, парень задумался о заманчивой перспективе поваляться в обмороке часок другой. Еле растолкав возмущающегося Риза, который долго тер заспанные глаза и упорно отказывался снова идти к Зеду, он хотел было разбудить и спящего шатена, но друг его остановил. Смущаясь и краснея он попытался объяснить что Красавчик сначала чинил его охренительно долго, а потом был на собрании охренительно долго и, видимо, пытался отобрать одеяло, тоже охренительно долго… И ему стоит отдохнуть, ведь когда Джек недоволен — всем плохо. Накарябав какую-то невнятную записку и наскоро умывшись, Риз под строгим присмотром бывшего коллеги, потопал в медицинское крыло. Хирург, оторвавшись от Лилит, чья бесчувственная тушка подвергалась «самому действенному методу лечения всяких там ненормальных сирен», а именно непосредственному введению внутривенно эридиевой эссенции, удовлетворенно хмыкнул, глядя на то, как его вчерашний пациент совершенно спокойно ходит, даже не прихрамывая. И, так как за проведенную «крайне сложную процедуру на нижней конечности» ему не заплатили, Риз был отправлен разобрать списки медикаментов и необходимого больничного оборудования. Вон же, соскучившийся по своему бывшему коллеге, а по совместительству лучшему другу, остался помогать, забив на обязанности. Через час Зед принес самогон, а через два их беседа перешла на новый уровень откровенности. Зед честно признался, что лицензии у него никогда не было, зато был старый учебник по анатомии и страсть к исследованиям, Вон, рыдая на груди у друга, говорил, что скучает по саунам на Гелиосе и корейской жратве из нормальных продуктов, а не той, что готовят тут, используя дендро-фекальный метод. Риз смеялся, вставляя свои комментарии по ходу душевных излияний своих собеседников. В компании Вона он всегда чувствовал себя расковано и расслаблено. Как дома. Внутреннее напряжение, сковывающее бывшего клерка, отступало на второй план. И даже мысли о том, сколько бед он наворотил, отпускали его на время, и парень будто бы становился собой. Таким, каким был до начала всей этой заварушки. — Хах, — Вон откинулся на кресло, сняв очки. — Ты лучше расскажи, как тебе под крылышком у Джека? Все так, как ты представлял? А то я думал, что ты себе ладошку сотрешь, пялясь на его плакаты. — Эй, дедуля, — Риз немного смутился, глядя как поперхнулся самогоном медик от подобных заявлений. Но улыбка его оставалась широкой и яркой. — Будешь такие вопросы задавать, я тебя подсижу, к чертовой матери! — Ага, только смотри, чтоб не так как в прошлый раз, — парень прыснул от смеха. — А то получить должность уборщика вместо кресла вице-президента гиперионского отдела по обороту ценных бумаг — это фиаско, бро. — Вот не надо тут! Если б не засранец Васкес, все было бы кошерно! А там, глядишь… и до президента не далеко! — Да ты гонишь, — Зед опрокинул в себя еще одну стопку, занюхав заформалиненной печенью. — Ты, шкет, да на место Джека? — А что нет? — лыба на лице бывшего клерка стала еще шире. — Все было при мне: амбиции, опыт, репутация, умения, в конце-то концов! Вот Вон бы меня поддержал! Правда, бро? — Не буду отрицать, — парни ударились кулаками. — Зато теперь твои влажные мечты осуществились и ты официально дамочка Джека! — Эй, не правда! — Риз покраснел, а Зед хрюкнув от смеха, чуть не расплескал драгоценное содержимое стеклянной тары. — Я точно тебя подсижу, придурок, и сделаю уборщиком! Медик с бывшим финансистом залились смехом. И никто не заметил, как скрипнула, закрываясь, дверь. *** Шатен сидел в общем зале, бесцельно проверяя данные на планшете. Его охватило очень странное настроение, которое он не мог охарактеризовать не иначе как Очень. Глубокая. Задумчивость. На самом деле, Джек терпеть не мог подобное состояние, потому что и сам не знал, в какие дебри его заведут собственные мысли. В данный момент все его думы занимал только один человек — Риз, который умудрился вновь удивить бывшего владельца Гипериона. Этот парнишка вообще был достаточно интересным фруктом. Он был мягким и податливым, и можно было бы подумать, что он безвольная тряпка, какими и было большинство работников на Гелиосе. Но иногда в его голосе проскальзывала сталь, он умудрялся в некоторых случаях манипулировать им и каким-то невероятным способом умудрялся гасить вспышки гнева начальника. Секретарь, порой, мог в сарказм и прекрасно ориентировался в мрачном чувстве юмора Красавчика. Но сегодня случилось вообще что-то странное. Джек, заглянувший в лазарет, абсолютно не узнал затюканного мальчика на побегушках. Вместо него, на холодном металлическом стуле, сидел красивый, бесконечно уверенный в себе молодой человек, чей звонкий, заливистый смех был абсолютно не похож на легкую, будто стесняющуюся, улыбку, что обычно трогала уголки его полных губ. Он фонтанировал энергией, и эта энергия окутывала мягко, но неумолимо. Все, от вздернутого подбородка и сияющих глаз, до расслабленной и уверенной позы были новыми, не знакомыми шатену. Он будто бы видел перед собой начальника одного из многочисленных отделов производства, а не измученного невзгодами молодого человека. А еще, этот ребенок метил на его место! И, как ни странно, эта новость не вызывала негатива. Наоборот, это казалось Красавчику очень забавным и, какой-то мере, вызывало некое удовлетворение, потому что на Гелиосе была целая куча никчёмного ленивого биомусора, способного только трепать языком, а Риз, как видно, пытался что-то предпринять. И пусть у него это вышло через пень колоду, да и привело к абсолютно непредсказуемым последствиям, но он хотя бы не сидел сложа руки. Странно, но в тот момент этот пацан напоминал шатену его самого, еще до того, как жизнь зажевала его и растерла по огромным шестерням судьбы, оставляя только покалеченную душу, да изуродованное тело. До того, как Джон стал Красавчиком Джеком. Такой Риз заслуживал внимания, заслуживал уважения. И хотелось бы воскликнуть — Что же с тобой произошло? Но Джек и так хорошо представлял, ЧТО натворил молодой сотрудник его компании, и в какой узел скрутила его сука-совесть. В какой-то момент, в голове у бывшего программиста мелькнула странная мысль, что ему хотелось бы чаще слышать смех этого мальчишки, чаще видеть искры в глазах и трогательные ямочки на щеках, а потом опрокинуть его на… Мужчина мотнул головой, прогоняя странные картинки, что мелькали в его утомленном сознании. Он вскочил на ноги и направился в сторону выхода, дабы предложить Хаммерлоку свою помощь. И было абсолютно не важно, что бы ему поручили. Лишь бы работа отвлекла его от назойливых, не совсем уместных, размышлений. *** Крепость гудела как растревоженный улей варкидов. К обеду, по донесению разведчиков, караван из разрушенного бункера Атласа должен был пересечь заставу полностью. А пока, первые беженцы уже обосновывались в новом доме. Сэр Хаммерлок, часто бывавший в самом Убежище, был невероятно подавлен. Людей спаслось чрезвычайно мало. Из почти пяти тысяч жителей треть убили, треть забрали в рабство и только чуть больше полутора тысяч добрались до места назначения. Он вглядывался в испуганные, изможденные лица людей, на чью долю выпали эти тяжкие испытания, чувствуя, как судорожно сжимается сердце, ведь на вопрос адресованный Экстону — «Почему?», тот буркнул простое и очень горькое — «Аурелия». Все внутренности ученого будто заморозило, а к горлу подкатил комок. И как бы много боли не принесла ему папина «драгоценная принцесса», как бы сильно она ни ранила его, все равно «баронесса» оставалась ему сестрой. Жестокой, взбалмошной и эгоистичной, но сестрой. Стоило только закрыть глаза, как виделся ему зеленый луг, и десятилетняя Аурелия, верхом на Джонго, редком, земном жеребце, купленном на день ее рождения. Он несся за ней, чувствуя, как взлетает вверх из-под копыт его кобылы пыльца диких цветов, наполняя легкие медовой сладостью. И разве знали они тогда, что через три года, после нападения дикого зверя, он лишится конечностей, а сестра, которая и раньше бывала задиристой и жестокой, особенно в отношении его сердечных предпочтений, превратится в настоящее чудовище, которое будет отравлять его жизнь до самого совершеннолетия, а после побега брата из дома, сподвигнет родителей лишить «предателя рода» наследства. И что бы он там не говорил, душу нельзя обмануть, и боль от ее очередного предательства останется на сердце кровоточащими ранами. И стыдно было от того, что маленькая частичка его естества мечтала, чтоб эта идиотка выбралась живой с Пандоры. А люди прибывали. Израненные Искатели Хранилища, да и простые солдаты Алых Налетчиков до последнего защищавшие караваны буквально валились с ног от усталости. Афина и Брик сразу же отправились на помощь отставшим группам, а Элли и ЭЛИ занимались размещением беженцев. Алистер, не без удивления, отметил, как уверенно и четко ведет себя Джек, чья помощь оказалась незаменимой при наведении порядка в рядах гражданского населения. Люди слушались шатена беспрекословно. И пусть за его спиной не стояла армия из роботов, пусть одет он был в простую желтую футболку, брюки и кеды, было что-то такое в глазах бывшего владельца Гипериона, что заставляло людей внимать ему. Джек не повышая голос дробил поток человеческих тел, направляя в нужную сторону. Но интересно было даже не это… А то, за какое короткое время пропал страх и ненависть по отношению к этому мужчине в сердцах тех, кто еще пару лет назад так неистово и страстно сопротивлялся его политике. Сам же Алистер не испытывал такой лютой ненависти к Красавчику Джеку. Естественно, он не одобрял подобной грубой и захватнической политики, которой придерживался Гиперион по отношению к Пандоре, да и варварские эксперименты со шлаком тоже были достаточно неприятны исследователю. Правда, видя, как ведется политическая игра в его семье, и как, иногда, идет расход ресурсов, неважно живых или нет, на принадлежащих Хаммерлокам планетах, действия Джека казались не такими уж отвратительными. К тому же, сам Красавчик, казалось бы, не только не испытывал неприязни к ученому, но и не раз предлагал тому место в лаборатории или в многочисленных селекционных заповедниках. Но Хаммерлок сознательно выбрал другую сторону, и почти не жалел об этом. *** Стой сволочь! — громогласный бас разносился под высокими сводами Крепости Кровомесов. Люди оборачивались, глядя как по длинному коридору несся на всех парах один из Искателей Хранилища, пытаясь отстреливаться от своего разгневанного товарища. Мордекай на протяжение последних недель чувствовал себя настолько мерзко, будто его настигло адское похмелье. Только избавиться от странного, давящего чувства в груди не помогала ни работа, ни ящик дешёвого пива. Произошедшее в Убежище поставило его в тупик. Причем перед самим собой. И пусть в тот день им двигал градус алкоголя и непередаваемая боль от предательства и гибели его бывшей жены, то когда зеленый змей разжал, наконец, кольца, что сдавливали его сознание, до мужчины дошел, наконец, весь ужас происходящего. И суть была даже не в том, что он по пьяни засосал своего боевого товарища и лучшего друга, а в том, что протрезвев идея повторения происшествия не казалась ему отвратительной. Смотреть в глаза Брику, проебав в тридцать девять лет свою гетеросексуальность, он просто не смог. А потому, поступил как обычно — он сбежал. Сначала на миссию, а потом и вообще в Крепость к Вону. Правда, стало только хуже. Особенно, когда в вотчину Детей Гелиоса прибыла Элли, избегать которую было труднее, чем заставить Когтя съесть шпинат. На разговор с девушкой у Мордекая просто не хватило бы сил, ведь вопросы о Мокси всплыли бы сами собой. И после семи дней бесконечных пряток, ему как снег на голову обрушилась новость о разрушении Убежища. И вроде что может быть хуже, чем лица друзей, запятнанные скорбью и отчаянием? Что может быть хуже постоянных нападений и плача осиротевших детей и людей, которые не смогли нормально проститься с родными и любимыми? Хуже стало лишь тогда, когда раскидывая огромными кулачищами очередных, слетевшихся на падаль и легкую добычу, хищников, Брик ворвался в строй. Их взгляды пересеклись лишь на мгновение, но снайпер буквально почувствовал, как его прошил электрический разряд невероятного напряжения. В голубых глазах воина светилась абсолютная решимость и нечеловеческое упрямство. Брик желал разговора. И Брик был намерен его получить! И вот теперь снайпер убегал от упертого как танк воина, не понимая, зачем он это делает. Подобные ребяческие поступки были совершенно не свойственны Мордекаю, но холодящий душу ужас сковывал его разум, заставляя инстинктивно двигаться вперед. В итоге, захлопнув прямо перед носом у бритого блондина дверь, мужчина смог перевести дух, ощущая, как бухает в груди сердце. — Как малодушно, друг мой, — голос по ту сторону дверного полотна вызывал безотчётную волну мурашек, что начиналась где-то около шейных позвонков и затихала на уровне копчика. — Поговорим, а? — Нам не о чем говорить. За стеной засмеялись: — Да ну? Именно поэтому ты драпал от меня как безбашенный крабоид? — Брик легонько стукнул по металлической поверхности. — Не дури, Кай… Иначе я прикончу твою птицу. Брюнет огляделся, отмечая, что Коготь, кажется, и правда остался по ту сторону баррикад: — Блефуешь, сэр Кирпич. Ты без ума от него. — Возможно, — берсерк бессильно сполз на пол, прижимаясь спиной к преграде, что отделяла его от цели. — Но я могу отдать его крошке Тине. Она давно хотела сделать ему розовое мелирование. За дверью всхлипнули, то ли от ужаса, то ли от смеха. — Ты не посмеешь! — Посмею, — воин ласково погладил по голове ручного крыла, который с нежным клекотом устроился у него на коленях. — Может все-таки поговорим? — Я тебя слушаю. — Блеск… Ладно. Почему ты свалил из убежища сюда, даже не предупредив? И какого черта убегал от меня? Слушай, если я сказал что-то не то, если обидел тебя — так могли бы решить это как взрослые люди, — Брик устало потер глаза, ощущая, как утомила его эта неопределённость. А за спиной было тихо. Оглушающе тихо. — Знаешь, мне хреново, когда я не понимаю, что сделал не так. — Мне нужно было отдохнуть от тебя. Мне было противно из-за того, что сделал спьяну. — Противно было из-за поступка или я стал тебе противен? — Просто это была ошибка, — Мордекай горько усмехнулся, понимая, что это все похоже на идиотизм. И хотелось бы сказать Брику правду, но портить отношения с напарником ой как не хотелось. — Мне нужно время, чтоб отойти от этого. — Какой же глупый разговор у нас получается, — мужчина тяжело поднялся на ноги. — Страшно до пизды. Жаль, что Фиона не права была, и нихрена тут ничего не прояснилось. Отдохни. Не торопись. Только целоваться больше не лезь. Быть зависимым от тебя мне абсолютно не нравится. — Что ты несешь? — Хах, так я тебе и раскрыл все карты, — смешок у Брика вышел абсолютно невеселым. — А хотя, чего терять-то? Я, кажется, влюбился в вечно пьяного дрища с птицей. Он уже хотел было уйти, как сзади щёлкнул открываясь замок. *** В тот момент, когда в лазарет вошли первые пациенты, из последующего огромного потока беженцев, которым требовалась медицинская помощь, состояние всех присутствующих было близко к стадии «пьяные постыдные откровения». Зед чертыхнулся и, ворча под нос, что ему даже в законный выходной не дают спокойно накатить, шаткой походкой двинулся в смотровую. Вон и Риз потопали было к выходу, но доктор поймал их за шиворот и потащил за собой: — Помогать мне будете. К тому же, самогон мы еще не допили. Майя, что сопровождала тяжело раненых, по началу хотела возмутиться тем, что состояние Зеда не сильно подходило для точных операций… Правда, спустя два шота с эридиевой рудой, пусть и влитых почти насильно, сирена стала гораздо мягче и втянулась в разговор, с интересом обсуждая причины создания тираничной голограммы. Причем предположения варьировались от пропагандистско-коммерческих, до извращенно-эротических. Как ни странно, даже в состоянии полного транса доктор Зед, пусть и со свойственной ему жестокостью, умудрялся действительно лечить людей. Риз, за те часы, что они с Воном носились между операционными, успел почувствовать себя чем-то средним между святым Лазарем и Джеком Потрошителем. Хотя, почти все медики Пандоры представляли из себя подобный гремучий коктейль. — Тааак, продолжаем беседу, — Вон ловко стягивал бинтами пропитанными лекарством грудь очередного несчастного, попавшего в лапы диким мордоплюям. — Тайные влюбленности? Фантазии? — Джек, — не раздумывая выпалил Риз, складывая чистые металлические плошки в ящик. Майя как-то странно хихикнула, заливаясь краской. — Эй, я сказал «тайные», а не «пипец, какие очевидные», — парень, с помощью доктора перенес пациента на кушетку. — Давай, удиви меня. Риз задумался, пытаясь собрать в кучу остатки извилин не тронутых алкоголем: — Тройничек с голограммой и настоящим Джеком! Лица вытянулись у всех, а потом Зед заржал, прижимая тару с алкоголем к груди: — А у тебя губа не дура, малец! Один тиран — хорошо, а два — подтверждение правила тридцать четыре! — Да ладно вам, — шатен слегка смущался под слишком заинтересованным взглядом сирены. — Как будто у вас нет тайных увлечений! Вон, колись! — Элли! — Серьезно? — Ну, а что… Такая женщина! И в горящий трейлер войдет и скага на скаку остановит! — И на руках носить будет, — засмеялась Майя, намекая на то, что Вон доставал рослой дочери Мокси разве что до плеча, и то в прыжке. — Да ну вас! Ничего вы в красоте не понимаете! А сама-то? Тебе небось Железяка симпатичен! — Не правда, — продолжая смеяться, сирена меняла капельницы с эссенцией у главы Алых Налетчиков, наблюдая, как начинают ярко светиться ее татуировки. — Я влюблена в Гейдж и Лилит. Причем, они обе нравятся мне одинаково. Вот так-то! Ну что, остались только вы, доктор Зед. Медик как-то погрустнел и опрокинул в себя черт-знает-какую-по-счету стопку сорокоградусного пойла. После долгой паузы он все же ответил: — Патриция Таннис. Все застыли в ступоре, ощущая, насколько личным было это признание. Настолько шокирующим, что… — Да быть не может! — звонкий голос разорвал неуютную тишину. — Думаю, это решило бы очень много проблем! Все обернулись, глядя как рыжая сирена потирает глаза и пытается встать. *** Джек устал. Он буквально еле держался на ногах. Работа с беженцами отнимала очень много сил, несмотря на то, что они старались выполнять указания кураторов быстро и точно. Но ведь всегда найдется уникум, который ничего не понимает и ничего не знает. И именно этому уникуму необходимо все разжевать в личном порядке. И если раньше Джек подобные проблемы решал меткими выстрелами, или нажатием заветной кнопочки, что превращала тупицу в фарш, то сейчас он был вынужден как попугай повторять этим бездарям одно и то же. Будь проклят сраный пацифизм! Хотя, подобная монотонная и утомительная работа имела свои плюсы — думать о чем-то другом было просто не возможно. И вот теперь, разобравшись, наконец, с последней группой, Джек готов было уйти в свою комнату, как его запястье обхватили теплые пальцы. — Пойдем, прогуляемся. Мужчина с удивлением смотрел на Элли, чей расфокусированный взгляд говорил о том, что она либо под препаратами, либо нашла тайную заначку Мордекая. — Я не… — Это не просьба, Джон, — девушка дернула своего собеседника, утаскивая его куда-то вглубь темных коридоров. Какое-то нехорошее предчувствие закрадывалось в сердце бывшего тирана, оставляя на языке горькое послевкусие. Собственно, не нужно было понять, в чем причина такого состояния девушки. Естественно, даже если Мордекай промолчал о случившемся в Убежище, кто-то из беженцев точно мог ляпнуть нечто, касающееся ее матери. И даже понятно было, почему она схватила именно его, нажавшего на курок мерзавца. Единственное, правда, что беспокоило Джека — это вопрос, как вразумить девушку, которая находилась в не очень адекватном состоянии, что его смерть не принесет Искателям Хранилища ничего хорошего? А между тем, очередная вентиляционная шахта вынырнула на плоскую полукруглую площадку. Вид на степь открывался божественный. Она раскинулась бархатной тканью нежного зелено-бурого цвета. Редкие цветы и травы колыхались на ветру, нежась в блеклых лучах предзакатного солнца, облака продолжали свой бег, откидывая пятна теней на утомленную от дневного пекла равнину. И там, высоко в небе, в легком розовом зареве Элписа, висела его станция. Захваченный и опустевший дом. — Садись, — блондинка указала спутнику на старый продавленный диван, обитый красным плюшем. — Держи. Она протянула шатену бутылку пива. Когда Джек принял у нее напиток, Элли сорвала зубами крышку и, в три глотка осушив свою бутылку, потянулась за следующей. Мужчина безрадостно улыбнулся, откупоривая хмельное питье. Страха не было. Только какая-то неопределенность, которая тяжелым напряжением висела в воздухе. Механик потянулась за пистолетом и взяла бывшего любовника матери на мушку. Джек опустил глаза, понимая, что от него тут мало что зависит. Выстрел грянул оглушительный, заставив шатена вздрогнуть. Переполошенная стая ракков с криком поднялась в воздух, заунывными криками взывая к небесам. Девушка кинула пистолет с обоймой холостых патронов под ноги мужчины. — Она мучилась? И что он мог сказать? Что сам бил бывшую по лицу, спине, ногам, пока эта сука не призналась в содеянном? Что получал удовольствие от ее страданий и агонии? — Не сильно. Элли рухнула на диван, рядом с убийцей своей матери, пряча лицо в ладонях. Ее плечи содрогались от глухих рыданий. — Джон… Почему она так поступила? — странно, но это имя в устах рыдающей блондинки, которую он помнил еще мелкой девчонкой с двумя хвостиками, не вызывало у него отторжения. — Страх. Она просто боялась. Она боялась меня и предпочла пойти на радикальные меры. Она боялась за тебя… И слегка перебрала с радикальными мерами. Утешать у Джека выходило на редкость плохо, вот и сейчас, глядя на убитую горем собеседницу он откровенно не знал, что делать. Время текло медленно. Элли плакала, пытаясь вместе со слезами отпустить свою боль, что разрывала изнутри. Джек пил. Одна бутылка превратилась в три, а крепленый напиток мягко прокатывался по пищеводу, оседая обжигающим теплом в желудке, растекаясь негой по телу. — Все это — глупое и нелепое стечение обстоятельств, — неожиданно для себя начал бывший программист. — Я мог ее не убивать. Я планировал ее не убивать. Оставить в темнице, а потом просто изгнать с планеты. Но она чуть не выдала один секрет, который никогда не должен был всплыть, иначе Риза просто бы разорвала разъяренная толпа. — Риз… — она потеряно разглядывала лицо собеседника, будто не совсем понимая, что тот говорит. — Скутер хотел ему помочь. Скутер хотел… Скутер, — она уткнулась лицом колени, пытаясь справиться с накатывающей истерикой. В нем говорил алкоголь, но руки уже не слушались и он притянул к себе дрожащую от напряжения девушку. Пальцы зарылись в мягкие волосы, перебирая пряди в попытке сделать хоть что-то. Элли вцепилась в него как в спасательный круг, как делала когда-то очень давно, когда мама снова ругала ее за лишний вес, или когда ее обижали молодые люди, или когда умерла ее любимая собака. Она забегала в комнату к Джону, обхватывала его руками и долго сидела, уткнувшись лбом в острое плечо. И как бы тот не был занят, сколько бы программ ему не требовалось закончить, он никогда не отказывал ей в этой слабости. С легкой улыбкой он всегда находил слова утешения, шутил и улыбался. Из всех быстро сменяющихся «отцов» они с братом любили больше всего Мордекая, ведь у того была обалденно крутая птица, и Джона, который никогда не отказывал им во внимании. Порой, Элли казалось, что она в него влюблена. В его странные, разноцветные глаза, забавный вихор на голове, громоздкие и слишком мрачные шутки и самоуверенную улыбку. И, казалось, Джек и сам проникся к этим неуправляемым подросткам. Иногда ему хотелось познакомить Элли с Ангелом. Но, судьба распорядилась по иному, раскидав некогда близких людей по разные стороны баррикад и отводя им роль непримиримых соперников. А теперь, у этой молодой женщины, что, несмотря на самостоятельность, всегда знала, что есть те, кто ее примет и поддержит, не осталось никого. Лишь пустота и ответственность за тысячи жизней. Возможно, этот опыт был сопоставим с его собственным. Возможно. И он обнимал ее, чувствуя, как расслабляется в его руках теплое тело. Как дыхание становится ровным и глубоким. И пусть никто больше не узнает об этой ночи их общей слабости, он понимал, что останется тут до утра, а с восходом солнца они разбредутся по своим делам, оставив в памяти этот момент тепла, будто украденный у прошлого.