Hero

Наверное, у каждого человека бывало такое странное чувство, будто он смотрит на себя как бы со стороны. Будто и не он это ходит, делает какие-то дела, машинально проживая и без того короткую жизнь. Это называется «диссоциация», психический процесс, относимый к механизмам психологической защиты. В результате работы этого механизма человек начинает воспринимать происходящее с ним так, будто оно происходит и не с ним вовсе, а с кем-то совершенно посторонним. Это защищает от избыточных, непереносимых эмоций. Только дело в том, что длятся обычно такие приступы не дольше пары часов. А у меня все не так, ведь я даже теряюсь в ответе на вопрос — Кто я такой? Хотя нет, я знаю, кто я, кем я являлся, по крайней мере до того момента, пока голограмма не превратила меня в то, чем я являюсь сейчас. Я — Риз Коулман, застывший в беспомощном состоянии, взирающий на свое собственно тело, повинующееся и не мне вовсе. Вот смотрите: руки, ноги, голова, туловище — мое вроде, но чужое до ужаса. Я — Риз Коулман, от которого почти ничего не осталось. Последние двадцать четыре часа превратились для меня в хоровод бесконечностей. Либо я, как безмолвный наблюдатель взираю с высоты собственного «Я» на то, как тот, внизу, ходит, тонет в рутине, делает минет своему похитителю. Либо меня затягивает обратно в тело, где я, отрезанный от всех органов чувств тону в страшной, густой тьме, теряя счет времени, уплывая куда-то за горизонт событий, захлебываясь в какофонии рыданий погасших звезд и черных дыр. Мне не за что ухватиться, ведь даже память подводит меня, смешивая в ковше Ursa Major воспоминания, где плотно переплетается прошлое и будущее, настоящее и не случившееся. И в таком состоянии личность моя полностью истлевает в информационном поле мозговых волн. Они бурливы и неистовы как океан, они прекрасны и уродливы в своем безумии. Они — это я. И имя мне — Легион! А на периферии лишь отголоски чужих чувств, страшных, удушающих эмоций, воплощение которым — любовь. И меня охватывает паника, потому что я верю в это, верю в существования этого наваждения, что являлось по сути своей извращенной копией моего собственного влечения к… Не помню к кому, но точно не к тому существу, что обрек меня на вечный вакуум, дрейф среди осколков разума. Без цели. Без надежды. И как бы трепетно он не сжимал в объятиях мою оболочку, как бы обжигающи не были его поцелуи — меня там нет. И не будет. Тебе меня не поймать, слышишь? Я уже нашел свой бездонный грааль, пусть и забыл путь к его святилищу. И у моего живительного источника вместо крови жидкое золото, что вскипая, отравляет все живое, обращая если не в пламя, то в статуи. И у него вместо голоса святой елей: пахнет оливой, втекает в глотку и уши, волнуется, трактуя волю победителя. А глаза… Нет ни у кого больше глаз таких, что дурманят хмелем, ломают изнутри как крепкая дыба, и просят о помощи. И вся любовь моя пропахла кровью и отчаянием. Пропахла… дымом? Дымом? Я выныриваю из безвольного каркаса, чувствуя как все мое естество, не тронутое грязными лапами безжалостной машины, разрывает на мелкие кусочки при виде него: с бокалом виски, в обшарпанной куртке, с кровью на раненном боку. Воспоминание прошивает воспаленное сознание: Я — Риз Коулман Он — Красавчик Джек. И я безумно влюблен в него. — Риззи, сладкий, будь добр, пристрели его. Что? Нет! НЕТНЕТНЕТ! Я не могу! Почему же мое тело забирает из рук треклятой голограммы легкий лазерный пистолет? — Малыш, — этот голос заставляет меня вздрагивать, и рваться из плотной хватки чужой воли. — Ты не представляешь, как я устал, пока искал тебя. НЕТ! Зачем ты подходишь так близко, что черное чрево дула упирается тебе прямо в грудь, чуть левее, туда, где бьется сердце? — Спать хочу, а, кофе, который варит Афина, преотвратительнейшее пойло, по вкусу напоминающее разведенный уголь. К тому же мне пришлось терпеть тупость Лилит и назойливость прихвостней вот этого вот субъекта, — шатен машет рукой в сторону киборга. — И все это, между прочим, только потому, что ты так бездарно подставился. — Убей его, — приказ звучит так глухо, теряясь на фоне другого, чуть хрипловатого голоса. — Что бы эта тварь с тобой не сделала — борись, тыковка. — Убей его! Паника нарастает, а палец дрожит на курке. — У тебя есть выбор, Риз! Я пришел за тобой, а мог бы оставить тебя гнить в компании этого дефектного придурка! — Убей его! НЕТ! Я не могу! Только не так! — Стреляй! Нет! Почему так трясутся руки? Я должен выстрелить… Я не могу не выстрелить! — ЖМИ ЧЕРТОВ КУРОК! *БАХ* *** — Где же они, сука? — Лилит с трудом стояла на ногах, в зыбком свете аварийного освещения наблюдая, как Афина потрошит последнего клона, вытаскивая из его карманов патроны. Станция медленно, но верно летела к Пандоре, нервируя девушек. — Кто бы знал, — гладиатор опустилась на пол, рядом с последней работающей капсулой, которая уцелела разве что чудом. А возможно, просто кто-то там, на эфемерных небесах, будь то Бог, Высший разум, Великий Макаронный Монстр, любит их? Иначе, как можно было объяснить, что ей, с обессилевшей Лилит, удалось оторваться от дезориентированных врагов, и даже не потеряться в хитросплетении коридоров Гелиоса? Как объяснить, что при тусклом свете фонарика и постоянно сверяясь с картой, они каким-то макаром миновали почти всех приспешников голограммы, и в бой им пришлось вступить только на подходе к спасательным шлюпкам? Как, блядь, можно было объяснить, что среди рядов пустых отсеков, раскуроченных креплений и разбитых стекол, они отыскали единственную более или менее пригодную для спасения капсулу? А вот черт его знает! — Знаешь, если мы выживем, — сирена прижалась лбом к холодному металлу стены. — Я открою пекарню. Знаешь, там будут такие сдобные булки, посыпанные тертыми плодами джорко и шоколадом. И пироги… Ммм… Какие там будут пироги! И с муссом из яиц варкида, и с мясом скага и, даже, со взбитым кремом из молока мордоплюя. — Классно! — девушка устало прикрыла глаза. — А я с Джейни слетаю на Землю. Там говорят красиво: много библиотек и музеев, много парков и магазинов. Знаешь, накуплю ей целый ворох детских книжек. Она их прочтет и поймет, что кишки, расчлененка и изнасилование отцов раскаленной битой утыканной гвоздями в ее стишках — это лишнее. — Да уж… Точно лишнее. — И никакой войны. — Согласна. Навоевалась я досыта, — Ястреб не выдержала, и опустилась рядом со спутницей, уронив голову ей на плечо. — Может, даже Джека убью не до конца. Хотя, как знать. — Главное, чтоб меня опять расстреливать не взялась, а то я тебя знаю. Не люблю, когда на меня наставляют кучу продолговатых предметов. — Ну, должна же одинокая женщина как-то развлекаться? — Я тебе сейчас скажу, как обычно одинокие сучки развлекаются с продолговатыми предметами! Девушки встрепенулись, глядя как из темноты, практически бесшумно, вынырнул Джек, запыхавшийся и прижимающий к груди странный, темный сверток. — Ты успел! — Афина вскочила на ноги, делая первый шаг навстречу, — А где… Риз. Ее взгляд упал на сверток, который при ближайшем рассмотрении оказался парнем, облаченным в черно-белое платье горничной. Вот только белая вставка посередине была насквозь мокрой и бурой от крови. Рана на раскуроченной шее выглядела очень плохо. — Что… Что, произошло? Где голограмма? — Сбежала, мразь, — голос мужчины был нервным и хриплым. — Куда? — Нет времени объяснять! Все расскажу, когда доберемся до планеты! Он долго не протянет без помощи! — не выпуская из рук свою ношу, шатен дернул рычаг, активирующий капсулу. — Залезайте! Живо! Гладиатор подхватила под руки Лилит, заводя ее внутрь и усаживая в одно из кресел. — Возьми его, — бывший программист осторожно протянул ей тело умирающего парня, настраивая нужные координаты приземления. — Аккуратно, блядь! Фиксируй сильнее. Посадка будет жесткой. — Джек я… Капсулу дернуло так, что воительница рухнула на пол, больно приложившись копчиком. — СУКА! Я ТЕБЯ ПРИКОНЧУ! — Лилит беспомощно взирала, как их спасательный корабль набирает скорость, оставляя позади умирающий Гелиос, и Красавчика Джека, оставшегося на станции. *** Мужчина медленно брел по пустым коридорам своего разрушенного дома. Тишина, не разгоняемая даже звуком шагов, который тонул в ее первородной сути, ластилась так преданно, будто признавая в нем хозяина. Ноги сами знали, куда идти, отмеряя путь, будто метроном. И мужчина безоговорочно им доверял, прокручивая перед глазами события последних двух часов. Мальчишка стоял перед ним, держа в руках оружие. Это было так фантасмагорически странно, что хотелось нервно рассмеяться. На секунду ему даже показалось, что это и не Риз вовсе, а просто марионетка, движимая рукой безумного кукловода. Но стоило ему заглянуть в глаза этому парнишке, как все вставало на свои места. Взгляд его маленькой тыковки, столь испуганный, столь живой, невозможно было подделать. Это голографическая тварь смогла взять под контроль его тело, но Риз все еще был заперт внутри, а потому, Джек и взывал к нему, надеясь достучаться. Поэтому, он и… Что, собственно, он? Был в шоке от того, что этот дурачок направил ствол на себя и если бы не качнувшаяся в этот момент станция, он бы пробил себе голову насквозь, заляпав паркет ошметками мозгов? Или пребывал в состоянии магикостолбнячного ужаса, глядя как из разорванного горла парня хлещет кровь, булькая и пенясь. Рванув вперед, он безошибочно нашел аптечку, которая всегда хранилась в его кабинете на «особый случай», и, даже не обратив внимания на то, как на пол рухнула пустая кибернетическая оболочка сбежавшей голограммы, он принялся судорожно заливать лекарством поврежденное место, молясь лишь о том, чтобы кровь не попала в дыхательные пути. Какой-то мерзкий голосок, тот самый, который привык крыть сарказмом все что движется и нет, ворчал, что проще сразу же наложить ему жгут на шею. И пусть агонизирующий парень умудрился заляпать его кровью с ног до головы, пусть гуманнее было бы просто избавить его от страданий одним метким выстрелом, мужчина не мог оставить его умирать. Только не после того, как Риз выменял его жизнь ценой своей. А потому, едва дождавшись, когда обильное кровотечение прекратится, а регенератор поможет затянуться на трахее тоненькому слою кожи, он подхватил на руки бездвижное тело и рванул в сторону спасательного отсека. Но сейчас он шел обратно, по безлюдным переходам некогда заполненного до отказа жилого сектора. Шатену было абсолютно начхать на то, что возможно Лилит прожгла своей горящей сракой обшивку капсулы, обрекая всех на гибель. У него осталось еще одно незаконченное дело. *** — Да чтоб этой мрази пусто было! — Господи, да прекрати ты уже! — сухой ветер в долине Три Рога трепал волосы Афины, которая, выбиваясь из сил пыталась доставить своих спутников в Крепость Кровомесов. — Задолбала, сил нет! Они приземлились на Пандору где-то с час назад прямо в точке назначения, то есть всего в паре десятков километров от последнего пристанища Сопротивления. Уже само по себе удачное завершение их полета, если не учитывать пары синяков при столкновении с землей и морской болезни Лилит, вызывало странное, зудящее чувство, будто что-то пойдет не так. Слишком уж привыкли Искатели, что с их-то везением пойти не так могло абсолютно все: от нападения гигантских призраков хомяков-убийц, до приземления в кратер вулкана, которых сроду в этой местности не было, но он бы появился специально для них. Собственно суть бомбежки Лилит была гладиатору предельно ясна — они умудрились потерять из поля зрения индивида и его производные, в виде голограммы и клонов, который занимал почетные места, с первого по десятый, в списке самых непредсказуемо-опасных тварей практически во всем Свободном Космосе, а также в списке бесяво-упорных мудаков стоял под буквами от А до Y, место под литерой Z занимал, как ни странно, Железяка. Но суть проблемы крылась немного в другом. По какой-то неведомой причине интуиция, что всегда предупреждала шатенку об опасности, теперь смирно посапывала где-то на краю подсознания. И это было очень странно, учитывая, что она орала благим матом, предвещая стычку с Атласом, или бухтела что-то неразборчивое, когда девушка принимала предложение Джона о сотрудничестве и, даже, при знакомстве с Ризом, она стабильно капала воительнице на мозг. А тут — тишина. Развод и девичья фамилия. К тому же… — Гелиос продолжает падать! — она поудобнее перехватила тело подозрительно затихшего парня и мельком глянула на небо. — Не думаю, что Джек просто решил так красиво самоустраниться. — Но, там включились двигатели… И это было правдой. Их капсула была достаточно медленной, а потому, когда это случилось — он не успели полностью войти в атмосферу, где огненные всполохи трения скрыли бы от посторонних глаз тот самый факт, что на темной, затихшей станции одно из сопол вспыхнуло синим пламенем. — Я не знаю. Не понимаю, что он задумал, но чертова станция продолжает неумолимо приближаться к чертовой планете, — женщина резким движением убрала с глаз мешающую прядь. — И поверь, я хочу отдохнуть хотя бы пару часов, чтоб иметь силы и желание снова расхлебывать эти идиотские «дворцовые игры»! Да и вообще… — Хэй! Афина! Лилс! — никогда гладиаторша не думала, что голос Брика будет звучать в ее ушах райской музыкой. — Хаммс увидел челнок, и послал нас на встречу, — блондин кивнул на Мордекая и Когтя. — А что, собственно, происходит?  — Ну, я их тащу, а они тащатся, — женщина без зазрения совести вручила берсерку свою ценную ношу. — Причем вместо благодарности, я получаю только не прекращающийся поток бухтения со стороны Лилит. — Правда? А где Джек? Уж он-то бы смог ее успокоить! — Брик подмигнул помрачневшей подруге. — Все потом, ладно? — Афина резко пресекла поток ругани, который Ястреб уже готова была изрыгнуть, понося, на чем свет стоит, бывшего владельца Гипериона. — Потом так потом, — меланхолично пожал плечами Мордекай. — В любом случае, вам еще благодарности принимать. — Благодарности? — сирена недоуменно приподняла бровь. — Ну да. По поводу Гелиоса. Вы же всех спасли. *** Мужчина с глухой тоской смотрел на свои прошлые трофеи: уникальное оружие, артефакты и личные вещи. Пальцы, словно живое существо, небрежно пробежались по полированному боку автомата, наслаждаясь прохладной гладкостью. За спиной мерно гудел, перезагружаясь, компьютер, беззастенчиво поглощая энергию из немногих оставшихся целыми аварийных генераторов. Эти знакомые звуки успокаивали. Джек усмехнулся, глядя на документ, который он даже вставил в рамочку, чтобы подчеркнуть ироничность ситуации. «Сертификат о покупке корпорации «Атлас» привычно лег в руки, даря ворох неоднозначных воспоминаний. Его маленькая, но очень продуктивная войнушка с Атласом не только принесла ему огромную славу, но и вывела Гиперион совершенно на другой уровень — уровень мега-гиганта на рынке оружия, с такой сырьевой базой, что все остальные компании, включая сдавший свои позиции ДАЛЬ, пандоровский Торрг, прущийся по земной истории Владофф, не говоря уже об узкоспециализированных Джейкобс и Малливан, с заглотом отсасывали его бело-желтые стволы. В тот день, стоя в генеральном штабе, рухнувшего под весом собственного самомнения гиганта, выгнившего изнутри, а потому и склонившегося перед ним, взирая пустыми глазницами выпотрошенных глав командования, молодой директор испытывал яркое опьянение от искристо-пенного восторга. Именно по этому он заставил последнего из руководства Атласа, подписать издевательскую купчую, где он становился владельцем корпорации всего за один рожок патронов. И, поверьте, никто не посмел бы обвинить его в задержке оплаты! Шатен сам не знал зачем, но сложил тисненую бумагу и положил ее во внутренний карман куртки. Позади пиликнул компьютер, оповещая хозяина о загрузке. Джек, привычным движением опустился в кресло, ощущая под пальцами легкое покалывание от энергетической сенсорной панели. Пара кликов, и на его планшет потек целый поток данных, которые просто грех было не скопировать, учитывая, что на то, чтобы собрать весь этот массив воедино у него ушла целая жизнь. Правда, взять под контроль управление станцией извне не получалось, учитывая, что убегая, голограмма заблокировала все доступы, указав, до кучи, точные координаты падения. И это все удручало. Мужчина осмотрел стол и, не найдя искомого, принялся рыться в ящиках. Мгновение, и он извлек из-под кучи хлама маленькую рамочку с фотографией девчушки, что весело взирала на своего привычного зрителя. В ее разноцветных глазах плескался жемчужный восторг, ведь на ее десятый день рождения он достал невероятно древний фотоаппарат Айи, со странным названием «Polaroid» и повез свою малышку смотреть на мордоплюев и кристальные леса Пандоры, позволив ей с восторгом носиться по бескрайним полям Нагорья пытаться поймать глупых сусликов. И он не мог не запечатлеть этот день на пленке. День, когда Ангел в последний раз назвала его папой. Тряхнув головой, он одним движением сломал рамку, доставая блестящий кусок плотного картона, на обратной стороне которого был записан код активации ИИ станции. Добраться до нужных файлов не составило особого труда, а потому… — Здравствуй, тебя давно не было, — знакомый голос вызвал болезненный спазм в груди. — Можешь провести полный анализ систем и электроники? — Конечно, одну минуту. Мужчина откинулся в кресле, ощущая нервирующе-медленное, но неумолимое движение станции. — Все готово, — экран мигнул, выводя списки и таблицы. — Нужен краткий отчет? — Валяй. — Мы в полной жопе! — Не выражайся, Ангел! — Выражайся не выражайся, но мы в жопе! Работают четыре генератора. Один идет на то, чтобы компьютер не сдох, два других пошли на временное удержание щита над Гелиосом, ну и еще один — отвечает за освещение. Остальные сгорели, когда что-то извне заставило их подтолкнуть станцию к нужным координатам на Пандоре, где конечная цель падения — Крепость Крововмесов. Красавчик Джек устало потер переносицу, пытаясь решить, что ему делать дальше. Как бы ему не хотелось верить в ошибочность суждений, но если уж его Ангел говорила, что все херово — то все херово. Собственно раньше, еще в прошлой жизни, тоскуя по убитой дочери, он собрал о ней все данные, все ее фразы, привычки и даже мозговые колебания, создав свое самое совершенное ИИ… Которое он почти не включал, коря себя за слабость и слюнтяйство, а главное, боясь невыносимой боли, что возвращалась раз за разом, стоило только ему услышать звонкий девичий голос, разговаривающий с ним так, будто его хозяйка была реальной. Будто и никогда не покидала его. — Скажи, пожалуйста, можно как-то отвести удар? — Зачем? — Что? — мужчина недоуменно уставился на экран. — Как зачем? Там теперь не бандиты, а остатки Алых Налетчиков во главе с Искателями, ну и беженцы. — Но ты ведь так их всех ненавидишь. Всех тех, кто живет в этой крепости и часто говорил, что хочешь их истребить. Так зачем ты пытаешься их спасти? Действительно, зачем? Мужчина склонил голову, пытаясь понять ответ на этот вопрос, хотя он и был очевиден. Какой бы мразью он не был, каким бы чудовищем его не считали, сам он знал, что желание всеобщего блага — не просто прикрытие. Что за всем этим ворохом обид, отвратительных поступков и рек крови, скрывалось всего одно единственное желание, что билось о стенки черепа, до крови раздирая и без того измученное сердце бывшего тирана. Желание быть героем. Именно оно, а не жажда мести, толкнуло его отправить своих тупоголовых спутников в полет, обрекая себя на гибель. Ведь если бы он хотел мести, он бы с безграничным удовольствием наблюдал, как убежище Детей Гелиоса превращается в полыхающий ад. Именно оно, а не жажда наживы, заставляло его вгрызаться в недра планеты, добывая тонны руды. Ведь если бы он хотел денег, он бы, подобно большинству богачей Гелиоса, носил бы баснословно дорогие шмотки, увешавшись с ног до головы драгоценностями и прикупив пару вилл на более благополучных планетах, а не вкалывал бы до потери сознания, имея в гардеробе всего два комплекта одежды и неуемные амбиции. Именно оно, а не жажда власти, сжимало тогда его руки на горле Гарольда Тесситера. Ведь если бы он хотел власти, то существовали и более изощренные методы, оказаться на самой вершине, ведь он виртуозно умел вести тонкую игру, прикидываясь абсолютно безобидным. — Я герой, Ангел, что бы ты там обо мне не думала. Так что, есть у нас возможность поменять траекторию полета? — Да, пожалуй, — ИИ затихла, а через мгновение станцию резко тряхнуло. Аварийный свет погас. — Все готово. Приземление пройдет вдоль горной гряды на окраине долины Три рога. — Хорошо, — шатен снова наклонился, доставая из-под стола футляр со скрипкой. — Как долго простоит щит? — Он выдержит только половину падения. Оплавление корпуса начнется уже ближе к земле. — Хорошо, — он повернулся лицом к огромному окну, которое позволяло во всей красе лицезреть мерное сияние удаляющегося Элписа, что розовой жемчужиной висел в бездонном бархате безмолвного космоса. — Умирать, так с музыкой. Первый звонкий аккорд разрезал густую тишину — Я не знала, что ты играешь. — Сначала я купил ее для того, чтобы поиздеваться над Мордекаем. А потом мне стало скучно. Видимо я что-то делал не так, раз мне раньше постоянно было скучно. Вот сейчас мне скучать точно не приходится. Медленная, тягучая мелодия разносилась по коридорам, будто оплакивая свою тоскливую судьбу, вторя эху обреченных стонов тысяч застывших теней, прячущихся в беспросветном мраке. — А умирать страшно? — Нет, милая. Для тебя нет, — смычок порхал над струнами, снимая боль и напряжения своим скользящим ритмом. — Вот пока меня не было, тебе было больно или плохо? — Нет… Ты ушел, а потом вернулся. — Вот и сейчас будет так же, — крещендо сотрясало воздух, будто желая разорвать его на истлевшие лоскуты. — Ты еще вернешься? — Нет. Вряд ли. Не знаю. — Я люблю тебя, пап! — И я… Струны лопнули с резким хлопком.