Hero

— Это был ультиматум? — сэр Хеммерлок сидел за столом, спрятав лицо в ладонях. — Нет. Тут уже безоговорочное объявление войны, — Элли тяжело вздохнула, бросая взгляд на Лилит, которая смотрела в одну точку, будто бы в трансе. — Лилс? — Я не знаю, что ожидать от этой суки! — девушка вскочила на ноги, меряя шагами зал для совещаний. — Он превратил труп твоей сестры в марионетку, Алистер! В сраную куклу, которая взорвалась, подойдя к воротам! — мужчина слегка вздрогнул. — Это был нихрена не ультиматум! Что-то грядет, а те, кто может нам хоть как-то помочь с пониманием мотивов этой никчемной голографической твари — уже неделю как валяются при смерти! — она нервно дернула плечом и отвернулась. — Пойду, проверю, все ли готово у Торрга. Она хлопнула ладонью по столу и почти бегом кинулась вперед, правда не в сторону оружейной, где вовсю заправляла бабуля Грегора Торрга, не давая своему «маленькому» внучку разнести к чертям собачьим половину ангара, где тестировали особых радиоуправляемых и пилотируемых мех. Вместе с ним над новым оружием колдовала Джейни, Гейдж и Тина, не говоря уже о целом штате инженеров, представляющих собой остатки филиалов разного рода корпораций. И, многие Искатели, глядя на то, как полнится новым оружием арсенал, были настроены очень и очень оптимистично. Шизострел, к примеру, на пару с Экстоном так и вообще принимали ставки, споря на какой минуте голограмма свалит, поджав хвост. Но Лилит, так же как и Афина, Зеро или Алистер, их оптимизма совершенно не разделяла. Их противостояние с армией клонов было тяжелым, выматывающим и голограмма уже успела себя показать жестоким, безжалостным стратегом, для которого были чужды человеческие чувства и привязанности, а следовательно, вся эта война ощущалась ею как огромная, очень интересная шахматная партия. И она, в отличие от них, не оплакивала, терзая горестным воем небеса, каждого упавшего с доски слона. Голо-Джек не терзался оглушительным чувством вины, понимая, что на его совести тысячи убиенных, в отличие от нее, Кровавого Ястреба. Девушка вылетела на балкончик, оглашая окрестности истошным криком, выплескивая из себя накопившуюся усталость, страх и горечь. Да, теперь за глаза ее называли не иначе, чем Кровавый Ястреб, не в силах простить оплошность, совершенную в Убежище. Не в силах забыть, как в своем эгоистичном желании оставить последнее слово за собой и перестав прислушиваться к голосу разума, она оставила ту самую брешь, которая в итоге привела к массовой гибели и без того катастрофически поредевшего населения Пандоры. Но хуже всего она себя чувствовала, когда неделю назад, войдя в Крепость, Алистер практически кинулся к ней на шею. Он жал девушке руку, вещая о том, что безмерно благодарен за то, что они умудрились сбить Гелиос с траектории падения. Ведь станция, по всем анализам, первые два часа, медленно набирая скорость, летела прямо на их убежище, и, несмотря на то, что эвакуация шла полным ходом, они не успели бы вывести всех. Да и куда бы они пошли? А потом… Потом, огромная махина вдруг начала отклоняться с изначального курса, позволяя всем жителям Крепости Кровомесов вздохнуть спокойно. Лицо Хаммерлока, когда Афина, крепко стиснув зубы, прошептала, что на станции остался Джек, навсегда врезался в память Лилит: шок и непонимание плотно смешались с каким-то странным, почти восторженным восхищением. И восхищение кем? Душегубом, который так долго терроризировал Пандору! Тираном, который не считаясь ни с кем, шел к своим целям. Правда, где-то там, в глубине души девушка понимала, что все это было похоже на обыкновенную, глупую ревность. Ведь как получилось так, что человека, которого два года назад готова была растерзать разъяренная толпа, теперь возводился в ранг героев? И почему так сильно болело ее сердце, понимая, что теперь в ранге изгоев могла оказаться она сама? Хотя, как бы сильно сирена не хотела выпотрошить Красавчика Джека, набив получившийся мешок из кожи мелким опилом, превратив в грушу для битья, она не могла не признать, что его поступок был… смелым и очень красивым. Она-то сама слишком любила жизнь, чтобы вот так вот быстро, без раздумий обречь себя на неминуемую смерть. Она нашла бы кучу вариантов, кучу оправданий, чтобы не делать того, что сделал этот импульсивный мужчина. И, возможно Джон понимал, что его история закончится именно так — в глубокой могиле, под тремя метрами сырой земли, а потому и хотел уйти красиво. Уйти с такой помпой, чтобы все еще долго говорили только о нем! Но сука Судьба распорядилась иначе. Ей было плевать, что на падение многотонной станции собралась посмотреть вся Крепость: кто-то с благоговейным восторгом внимал этому ужасающему зрелищу, пожирая взглядом несущийся в бездну символ могущества Гипериона, а кто-то, широко распахнув глаза, с ужасом провожал этот величественный погребальный кортеж одного из самых неоднозначных людей на планете. И все знали, кому обязаны жизнью. А кто не знал — то догадывался. В момент соприкосновения этой громады с планетой, земля вздрогнула и взвыла натужно, как раненный в бок морозный кит. Пламя взметнулось к небесам, облизывая низкие барашки облаков, и, выплясывая дикий, первобытный танец, до хриплого треска спорило с луной. Языки пламени гудели от натуги, выбрасывая в воздух все новые и новые снопы искр. А потом пошел дождь. И все это выглядело бы так пафосно, так неестественно вычурно, будто кто-то включил старую ленту с дурацкой мелодрамой, только вся ирония заключалась в том, что все это происходило на самом деле. И огонь, до последнего боролся с потоками воды, что лились с небес, оплакивая потерянный спутник, но в конечном итоге сдался, оставляя после себя только клубы сизого дыма. И если бы Афина не уперлась рогом, утверждая, что Джек еще жив, указывая на беснующегося в стойле пандоророга, то, вероятнее всего, тот не дожил бы и до утра. Но гладиатор, вскочив верхом на алмазную лошадку, рванула вперед, а за ней двинулась целая кавалькада из внедорожников. Еще тлеющие остатки Гелиоса разбирали все, включая даже Шизострела, чья горячая «любовь» к Джеку была известна. И Жопец безошибочно указывала, в какую сторону следовало двигаться, оглашая горестным ржанием округу. А, спустя шесть часов беспрерывного рабского труда, мы нашли его. Правда от того, что мы увидели, волосы на голове зашевелились даже у Патриции Таннис. Огромный металлический шар, состоящий из кусков обшивки и каких-то деталей, которые были спрессованы каким-то неизвестным электромагнитом небывалой силы, являлся, по сути своей, гробницей для мужчины, запертого в нем. Разрезать эту плотную оболочку удалось только с третьей попытки, извлекая оттуда шатена, у которого были переломаны абсолютно все кости, а травмы были настолько тяжелыми, что, казалось бы, были не совместимы с жизнью. Но его сердце продолжало биться. *** — Я люблю корейскую еду! — высокий голос, будто его обладатель надышался гелием, вызвал у доктора Зеда неконтролируемый смешок. — Боже! А ну прекрати этот детский сад! — Патриция закатила глаза, всем своим видом выражая полнейшую удрученность тем, что ей приходится работать с этим инфантильным идиотом. — Откалибруй ты его уже! — Да ладно тебе, весело же! К тому же, такой имплантат требует самой точной настройки! — О да, и именно поэтому за последний час твой пациент умудрился поговорить голосами Лилит, Брика, Тины и даже Железяки, да? — Вот не надо мне тут! Я просто проверяю частоту вибрации для калибровки! — мужчина грозно потряс огромной отверткой, — А ну-ка еще раз? — Я всех вас пущу на корм рыбам! — голос Красавчика Джека заставил ученую вздрогнуть, а Майю, что возилась с больными в соседней палате, тихонько рассмеяться. — Нет, ты посмотри какая схожесть! Да я чертов гений! — Зед стукнул себя кулаком в грудь. — Риз, не хочешь себе такой голосок оставить? — Даже не знаааю, — парень весело улыбнулся. — Может когда-нибудь потом, когда я стану суперважной и сверхбогатой шишкой, управляющей огромной корпорацией. А пока что, я со своим похожу. Доктор хмыкнул и принялся снова менять настройки в голосовом аппарате. Он хорошо помнил, какие странные, очень противоречивые эмоции испытал в тот момент, когда Брик занес в лазарет молодого человека в странном девчачьем костюме и с разорванной шеей. С одной стороны он боялся потерять отличного собутыльника, а с другой… наверное он считал, что смерть стала бы для раненного избавлением. Тогда, прослушивая еле заметный нитевидный пульс, ему казалось, что Риз не выкарабкается. Что умрет, не протянув и часа, так как трахея была непоправимо повреждена, потому что тот, кто пытался регенератором остановить кровь, никак не мог вставить внутрь хрящевой трубки распорку, чтобы она срослась правильно, и теперь воздух в легкие поступал маленькими порциями, так как сжатые воздухоносные пути не позволяли нормально дышать. Ломать же трахею снова — чистое убийство. К тому же мальчишка в таком случае остался бы немым на всю оставшуюся жизнь. Выход подсказала Патриция, которая с нескрываемым восторгом изучала ЭЛИ параллельно с восстановлением поврежденных Джеком систем, дивясь сложности и технологичности ее «начинки». Она предложила заменить изуродованную часть трахеи био-имплантатом, а разорванные голосовые связки исправить многопрофильным модулятором звуков. Операция оказалась не столько сложной, сколько очень трудоемкой. И пусть металлические щитки на шее выглядели не очень эстетично, зато по окончанию процедуры состояние шатена стабилизировалось и с каждым днем улучшалось. И, где-то часов двенадцать назад, секретарь Джека пришел в себя, озираясь по сторонам удивленно и слегка потеряно. Естественно, он чуть снова не грохнулся в обморок, услышав гневный вопль Патриции из соседней палаты: — Да я этой сволочи снова голову оттяпаю! Был Джек и нет Джека! Конечно, вовремя подоспевшая Майя успела вернуть в постель взволнованного парня, готового уже ползти спасать своего начальника, по пути рассказывая о том, что случилось: — Он, отправив к Пандоре капсулу с вами, отвел траекторию падения Гелиоса в сторону от Крепости. Его достали, но никто и понятия не имеет, что там произошло: Джек оказался запечатан в плотной капсуле из спрессованного металла, в которой, судя по всему, его знатно так помотало при падении станции. Но все же, она спасла ему жизнь. И не только она… Действительно, Таннис готова была себя буквально гладить по голове, мысленно салютуя бокалом себе из прошлого, которая при воссоздании тела покойного Красавчика отказалась от натуральной костной ткани в пользу укрепленного био-пластика, в который заботливо был встроен костный мозг. Именно подобная, гибкая и упругая структура костей грудной клетки и стала основной причиной, почему мужчина остался жив. Обычная человеческая кость, при сильном ударе о твердую поверхность имела неприятное свойство ломаться, причем ребра при таком ударе просто бы проткнули легкие и сердце, обрекая хозяина на верную гибель. Пластик же, от удара лишь прогнулся, так как имел гораздо большую упругость, и в итоге, несмотря на переломы конечностей, жизненно важные органы остались нетронуты. Но, бесилась женщина в основном потому, что ее «лучший эксперимент» во-первых, сильно ударившись головой, вот уже неделю отказывался приходить в себя, а во-вторых, его показатели были настолько странными, что она металась между благоговейным ужасом, чудовищным восторгом и профессиональным интересом. Сейчас же, пока Зед возился с голосом шатена, она упорно пыталась как-то встряхнуть нервную систему Красавчика Джека, в обход энергии с крайне необычной сигнатурой, которой все тело больного буквально фонило, но, пока, ей это не удавалось. Вдруг дверь распахнулась и в лазарет ввалился Вон в компании с Афиной. — Живой, — выдохнул глава Детей Гелиоса. — А я для тебя уже отличный гроб присмотрел. — Не дождёшься! — голос Риза был уже больше похож на его собственный, хотя и был немного ниже. — Я еще не накостылял голограмме за то, что она такая скотина! Девушка весело фыркнула, хлопнув приятеля по плечу: — Думаю, тебе такая возможность представится. Но пока, тебе следует отдохнуть, а то, когда я видела тебя в последний раз, ты был немножечко мёртвеньким. — Я притворялся, — парень улыбнулся. — К тому же, Лилит уже была тут. Она сказала, что я просто необходим на военном совете. Говорит, вы там без меня все загибаетесь. — Да чтоб ее, — гладиатор покачала головой. Она-то прекрасно знала, что вытащить больного парня на собрание — исключительно инициатива сирены. Алистер и Элли наоборот настаивали на том, чтобы дать только что пришедшему в себя Ризу чуть больше времени на восстановление. — Смотри по своему самочувствию. В любом случае, все начнется только в девять часов. — Я понял. Думаю, я даже догадываюсь, что от меня хотят. *** — Он не ожидал разрушения станции, — голос молодого человека рокотом проносился над головами слушающих. — Теперь у него остался всего один козырь — Гортис. Пусть не до конца, но я видел какие-то чертежи, схемы, которые бы сделали ИИ Гортис уязвимым для вторжения разума голограммы. Нужно быть готовыми к тому, чтобы дать отпор не только чудовищу, охраняющему Хранилище Путника, но и самой Гортис, в том случае если программа возьмёт над ней контроль. Вон хмыкнул, глядя на своего друга. Он не знал, что произошло на Гелиосе, а Риз, пока, наотрез отказывался что-либо рассказывать, но что-то в нем неуловимо поменялось. Этот твердый, уверенный голос, прямая спина, резкие движения руками — будто к нему вернулся тот самый Риз, который мечтал занять президентское кресло. И, с одной стороны, он был безумно рад видеть этот живой, горящий энтузиазмом взгляд, а с другой… ему страшно было даже представить, через что Ризу пришлось пройти. — Потеряв супероружие, противнику не останется ничего другого, как бросить в бой все свои силы, а у него их немало. Удары будут подобны молоту, так как ему совершенно нечего терять и достаточно пробить брешь в нашей обороне — все будет кончено, ведь у Крепости есть одно слабое место — нам некуда уводить людей! Падет Крепость — падет все Сопротивление, открывая голограмме путь во всю свободную галактику! Он знает про Хранилище что-то такое, что позволит ему пройтись по миру, неся за собой хаос и смерть! — Боже, наш Риззи стал таким большим и серьезным! — Брик смахнул несуществующую слезинку, пихнув Мордекая в бок. — Согласен, — мужчина невозмутимо отхлебнул пиво. — Но, мы не можем позволить прорвать оборону! У каждого Искателя Хранилища будет своя дислокация и удержание этих точек — стратегически важная задача! Никто из клонов или грузчиков не должен будет добраться до стен, — молодой человек увлеченно делал пометки на карте. — Мехи будут входить в первую линию обороны. За ними пойдет пехота. — Вот дает, — Джейни положила голову на плечо Афине. — Его Джек покусал? — В смысле? — Ну, ты только послушай: властные интонации, непоколебимая уверенность в себе и ни капли сомнений — ну просто полный набор. А вроде еще только вчера бегал за Джеком хвостиком, не поднимая головы. — Думаю, отчасти так и есть, — шатенка поежилась, вспоминая, как несла его окровавленное тело на руках. — Но, зато такой энтузиазм заразителен, не находишь? А между тем Риз продолжал: — Естественно, чтобы мехи не подвергались заражению, программное обеспечение следует перепрошить хотя бы так, как были прошиты имплантаты в моей голове. Это сильно снизит возможность перехвата управления машиной. Возможно, Красавчик Джек может улучшить свою программу, — в голосе у молодого человека послышалась горечь. — Когда очнется. Шатен замолчал глядя на собравшихся и с трепетом ожидал решения. — Мы благодарим тебя за помощь, Риз, — Алистер встал рядом с бывшим клерком. — Вопрос один — все ли согласны с этим планом? Под дружный гул одобрения, вверх взметнулись руки и одна бутылка пива. — В таком случае, — Хаммерлок улыбнулся. — Нужно обсудить еще несколько деталей. *** В ангаре было тихо. Мерно гудел генератор, навевая сон. Молодой человек методично перебирал чертежи, абсолютно не удивляясь такой безлюдности. А чему тут удивляться? В четыре часа утра вся Крепость, кроме часовых, была погружена в глубокий, предрассветный сон. А вот Ризу не спалось. С момента его пробуждения прошло уже почти две недели, наполненные интенсивной работой и липким, гнетущим ожиданием чего-то страшного и неизбежного. Будни тянулись медленно, будто густая патока, сливаясь в единый поток, благо, тотальная занятость отгоняла от него мрачные мысли. Но вот стоило молодому человеку только закрыть глаза, как тело его прошивала судорога, встречая один и тот же муторный кошмар, что терзал его измученный разум. Вакуум, плотный, беспросветный, он растворял в себе его личность, превращая в ничто отголоски мыслей и эмоций. А потом налетали цепи, вкручивали по рукам и ногам, стирали кожу в кровь, вызывая вспышки нестерпимой боли. Крик тонул в плотном тумане непоколебимой пустоты, и как бы ты ни срывал голос, как бы ни вопил от ужаса — спасения не было. Он бился как зверь, попавший в капкан, натягивал путы, пытаясь вырваться. И, будь его воля, он бы отгрыз себе плененную конечность, вот только выгнутое в неестественной позе тело отказывалось слушаться хозяина. И ничего не оставалось… Только смирение. Только подчинение. Он просыпался в холодном поту, вскакивая на кровати и пытаясь разжать пальцы, что добела вцеплялись в простыни. Сердце бухало как набат, гоняя кровь, которая не могла согреть бьющееся в ознобе тело. Риз, с огромным усилием, вставал с кровати и брел в душ, где по полчаса стоял под обжигающими струями, возвращая себе размеренное дыхание и самоконтроль. Ему было так смешно слушать все эти одобрительные комментарии по поводу того, что он стал увереннее в себе и своих поступках. Вот только самому виновнику торжества хотелось побиться в истерике, спрятавшись ото всех. Это была не уверенность в себе, просто, когда ты направляешь на себя дуло пистолета, пытаясь спасти человека, который тебе дорог, не остается ни каких больше страхов, кроме самого страха смерти. Становится настолько наплевать на то, что о тебе думают, как на тебя смотрят и что говорят, что ты начинаешь смотреть на вещи по другому, понимая, что дар жизни — есть нечто особенное, постижимое разве что теми, кто переступил грань и вернулся. И, как бонус, то, что сделала с ним голограмма — сложно назвать чем-то обыденным. Парень и сам не понимал, что произошло, но внутри у него что-то щелкнуло, что-то перестало болеть. Он свободен, он жив и он готов бороться — что еще можно пожелать? Ну, разве что прекращения кошмаров. Но, как бы сказал Джек: «Губу закатай, кексик!». Парень тяжело вздохнул, углубляясь в чтение. О Красавчике Джеке он старался не думать, слишком уж болезненными были эти мысли. Иногда, он заходил в лазарет, мимолетно кивая уставшей Майе, садился рядом с его кроватью, безотчетно вглядываясь в черты лица. Когда-то, казалось бы, годы назад, он так же рассматривал его профиль, еще не скрытый маской, а потому такой настоящий и незнакомый. Тогда, почти так же как и сейчас, никто не верил в его возвращение, но он, как знатный упрямец, выкарабкался, влетев в ряды Искателей сея восторг и смуту. Он доказал всем, что с ним стоит считаться, что все они ошибаются и ни деньги, ни власть, ни репутация не являются мерилом личности. И, почему-то было так страшно смотреть на этого мужчину, бездвижно лежащего на белых простынях, на чьём лице застыло непоколебимое спокойствие, будто бы это и не человек вовсе, а холодный мрамор. Казалось, стоит только отвернуться, и он исчезнет, рассыплется пеплом, не оставив Ризу на память даже воспоминаний. И пока никто не видел, парень осторожно касался губ шатена, с трепетом ощущая тепло от легкого дыхания, убеждаясь, что перед ним не восковая кукла, а живой человек. — Чёрт… — Риз уронил голову на ладони, отложив в сторону стопку бумаг. — Вы сэр — тот еще сторонник гомосексуальных отношений со склонностью к девиантному поведению. — Но-но, молодой человек, я настолько фалломорфирован вашим высказыванием, что могу и ногу прострелить. Риз вздрогнул, резко вскидывая голову. На пороге ангара, в каких-то странных трениках и кедах на босу ногу стоял Красавчик Джек.