Приют для Эми

Солнечное утро следующего дня не принесло ничего хорошего. И уже позже, после полудня, не выспавшаяся и хмурая Эмили стояла на невысоком табурете в огромной комнате без штор, наполненной светом, находящейся в одном из салонов небольшого городка Бьюли, в Хэмпшире. Вокруг неё уже более получаса крутилась миссис Фаннетт, очень высокая худощавая женщина средних лет, и снимала мерки. Эмили знала, что никогда не забудет, как вошла в этот салон под руку с Бенджамином, и портниха, бросив на неё лишь один взгляд, не постеснялась заметить: — Какая вы маленькая и тоненькая. Вам следует побольше питаться! Возмущению Эми не было предела, но у неё хватило духу промолчать. Ещё больше она удивилась, когда Бен предупредил женщину грубым тоном: — Запомните, что я плачу вам не за болтовню. Делайте своё дело, миссис Фаннетт, иначе мы уедем. Девушка была благодарна ему, но настроение вновь испортилось, когда она осталась с портнихой наедине. Бенджамин заверил невесту, что вернётся, как только поговорит с викарием из местного прихода. Миссис Фаннетт, однако, своё дело знала и всё-таки под конец примерок разговорилась, не обращая никакого внимания на то, что девушка ей не отвечает. И, будто бы между делом, она совершенно обыденно упомянула, что Эмили весьма повезло стать невестой Барретта-младшего, в особенности именно сейчас, пока та «не превратилась в старую деву». Эмили терпела неуместные замечания, кусая губы и дрожа от холода, потому что в этой огромной комнате тепло весны ничуть не ощущалось. Но худшим из всего оказался, несомненно, разговор с матерью Бенджамина, и весь остаток дня, вплоть до приезда родственников семьи Барреттов, Эмили не могла думать ни о чём, кроме того, что наговорила ей Джуди тем утром. После завтрака, который Эми провела в одиночестве, она обнаружила будущую свекровь в просторной гостиной, скучающей на широкой софе перед пустым камином. Женщина была одета в изящный халат тёмно-синего цвета, расшитый золотыми нитями в рукавах и на подоле; её чёрные волосы были зачёсаны в аккуратную, но простую высокую причёску, только пара локонов падали на плечи. Эмили не видела её уже очень и очень давно, однако, едва взглянула на вдову Барретта и поняла, что эта женщина почти не изменилась. Выглядела она прекрасно даже в это ленивое весеннее утро, даже в простом домашнем наряде. Эмили с отчаянием вздохнула, мимолётно бросив взгляд на своё отражение в зеркале, висевшем справа от неё у больших напольных часов. — Вошла без позволения, не предупредив прислугу, которая могла бы сообщить мне о твоём появлении, — осуждающе прозвучал твёрдый голос леди Барретт. Женщина всё ещё сидела к ней полубоком, а Эмили до того растерялась, что и не нашла подходящих слов, и, прежде чем успела извиниться, вдова заговорила снова: — Полагаю, без наставлений моего сына ты и не решилась бы подойти, — она, наконец, обернулась и поманила Эмили пальцем; девушка подошла ближе и встала перед Джуди. — Дай-ка мне на тебя посмотреть… Ах, такая юная, даже не верится, что прошли годы! Сколько же тебе лет? — Через несколько недель исполнится двадцать, мадам. То, как эта женщина смотрела на неё, совсем не нравилось Эмили. Она чувствовала себя выставленной напоказ перед человеком, который мог с лёгкостью обидеть её. С Катрин всё происходило иначе, к тётке и её вечному недовольству и презрению она привыкла, но теперь под пристальным взглядом будущей родственницы Эми ощущала больше, чем просто неловкость. Чтобы хоть как-то начать намеченный разговор, она слегка откашлялась и сказала: — Мадам, я прекрасно понимаю ваше беспокойство по поводу этой свадьбы. И мне искренне жаль, что всё это произошло так внезапно. Ведь мы с Беном… Пока он не вернулся из Испании, мы больше никогда не встречались. А потом… — И как же, позволь узнать, вы друг друга отыскали? — перебила её Джуди; она глядела в её лицо, слегка прищурившись, а Эми чувствовала, что начинала краснеть. — Так получилось, мадам, мы встретились на праздновании дня рождения мистера Кейна в его доме на… — Я знаю, о ком ты говоришь. Несколько месяцев прошло с тех пор, и вот, вы решили пожениться? Весьма вовремя. Ведь Бенджамину нужно заниматься особняком и продолжать военную службу. Ты не думала о том, что сейчас ему просто будет не до тебя? Эмили опустила голову, не выдержав этого прямого взгляда, в котором так и искрилась усмешка. Видимо, этот разговор с самого начала был обречён. Через минуту или чуть больше вдова Барретт заговорила вновь: — Стоило мне отлучиться, как мой ненаглядный сын тут же бросился исправлять ошибки и возрождать старые знакомства. И слухи о вас двоих вдруг стали распространяться по графству с небывалой скоростью! — Бенджамин ни в чём не виноват, я клянусь вам! — попыталась возразить Эмили, понимая, что защищает не жениха, а именно друга детства. — Вся правда в том, что мы всего лишь проводили некоторое время вместе. Если честно, без его компании мне было бы совсем тяжело. После того, как моя тётя решила, что я должна уехать… — Так это правда! — благоговейно произнесла женщина, изящно сложив руки на коленях. — Оказывается, не все слухи оказались лишь сплетнями. Что ж, мой сын действительно оказался в нужное время, в самом нужном месте. Эмили хотела лишь сказать, что ни в коем случае не воспользовалась бы добротой и заботой Бенджамина и не стала бы заставлять его жениться на ней, дабы остаться в Англии, но Джуди сделала нетерпеливый жест рукой и поспешила сказать: — Бенджамин и раньше порой не слушал меня, многие мои советы пропускал мимо ушей, но сейчас это вышло за все известные рамки приличия! Мало того, что он привёл незамужнюю девицу в свой дом, не потрудившись даже скрыть это от соседей и прислуги, да и в добавок так неожиданно объявил о скорой свадьбе! Вы оба понятия не имеете, к каким разговорам привела эта ваша так называемая «дружба»! Девушка стояла перед нею, как провинившаяся школьница, сминала пальцами краешек юбки и не знала больше, что сказать. Как ни старалась, она не могла припомнить, какой была Джуди Коудвел несколько лет назад, пока их с Бенджамином дружба не прекратилась, и семьи Барреттов и Паркеров разорвали всякие отношения. Как это ни странно, Эмили не знала тому причин или, возможно, просто забыла. Вдова Барретт не оставила никаких следов — приятных или отрицательных — в памяти Эмили, зато девушка гораздо лучше помнила, каким вежливым и понимающим был отец Бенджамина: они часто виделись, он угощал её различными сладостями, даже пытался научить ездить верхом, но всё прекратилось, когда Бенджамин уехал учиться. — Что ж, полагаю, милочка, ничего не изменится, — заключила Джуди, покачав головой, затем поднялась и запахнýла свой халат. — Мои мысли о тебе ясны, но… Бенджамина я переубеждать не стану. К тому же это бесполезно. Она прошла мимо неё через гостиную, не удостоив более ни взглядом, подозвала экономку и велела той сообщить Эстер, что после ленча они отправятся на прогулку. Эми ощущала себя настоящей идиоткой. Более странного разговора и не могло случиться. Прежде чем вдова ушла и оставила её в одиночестве, в раздумьях, девушка вновь обратилась к ней: — Мадам! Я всего лишь хотела, чтобы вы знали... Ваш сын мне очень дорог, и я не желаю для него проблем. Джуди обернулась, оценивающим взглядом окинув будущую невестку, и небрежно хмыкнула: — А это мы ещё увидим.

***

В монастыре аббатства Бьюли в день венчания собрались немногочисленные родственники со стороны жениха, кое-кто из родни вдовы Барретт, леди Коудвел, многих Бенджамин увидел впервые в жизни. Тётки и дяди, кузены и их дети, снующие меж взрослых во время ожидания начала церемонии, скорые поздравления и пожелания счастливой семейной жизни — всё это едва ли отвлекало молодого человека от истины, заключавшейся в том, что будущее казалось далеко не таким радужным, каким его предсказывали приезжие родственники. Его мать явно не благоволила к Эмили, они не поговорили ни разу за два дня, по крайней мере, при нём. Эстер Полк хвостиком бегала за вдовой, но умудрялась то и дело попадаться Бенджамину на глаза. Иногда это начинало его раздражать. А его невеста… что ж, она сумела отдалиться ещё больше, если такое вообще было возможно. Приходилось успокаивать себя тем, что это было правильно: им всё равно не полагалось проводить много времени вместе до венчания. Время промчалось незаметно. Настолько, что Бен не успел понять, как теперь он мог находиться здесь, среди почти полусотни человек, пасмурным днём, у входа в небольшое аббатство: вокруг только серые стены, возведённые в веке эдак тринадцатом, забор, поросший вьюнком и мхом у земли, аккуратные лужайки и молчаливые служители церкви. Вряд ли толпа шумной родни была здесь к месту. На какое-то мгновение Бен пожалел, что вообще пригласил их. Но оставлять венчание закрытым было нельзя. Судя по слухам, в графстве и так невесть что болтали о них с Эмили. Стоило отдать должное аббату Брандердэшу — он ни разу не посмел задеть неприятную тему о неожиданной невесте капитана Барретта, а отец Джон, викарий, и вовсе оказался приятным малым. Ему едва минуло сорок лет, и после разговора с ним Бенджамин почувствовал себя намного легче. Прогуливаясь с ним во время ожидания начала церемонии по территории аббатства на достаточно дальнем расстоянии от родственников и особенно матери, которая не рискнула улыбнуться ни разу за утро, взволнованный жених рассказал о своих переживаниях, о недостатке жизненного опыта. Викарий лишь заверил его о Божьей воле, процитировал что-то из Библии и добавил также, что неожиданные решения не всегда случаются во вред. Детей, племянников и племянниц Барретта-младшего, успокоили и усадили вместе с родителями на вторых и третьих рядах, впереди — самые близкие, и, вопреки традициям, родню Бенджамина разместили также и на правых рядах перед алтарём. Готовясь встречать викария и невесту, Бен успел заметить в толпе горничную Катрин Паркер — Марию — вместе с супругом. Она несколько раз пересеклась с ним взглядами и, стоит заметить, не выглядела особенно довольной. Бенджамин помнил, как она относилась к нему, считала солдафоном и слишком беспечным. Слава Богу, она не была родственницей Эмили, дабы не терпеть её время от времени в качестве гостьи. Ни Катрин, ни её дочки он не увидел в тот день. Про Роберта Пэттона он тоже не забывал. Более того, какое-то время он высматривал его среди гостей ещё снаружи, у церкви, но, видимо, Пэттон не посмел показаться там в день свадьбы. Несколько раз Эстер поздравляла его с «таким знаменательным событием», стараясь делать это, когда около молодого капитана оказывалось как можно меньше людей. Девушка выглядела очаровательно в пышном шёлковом платье цвета бронзы и с высокой причёской, украшенной сверкающими в свете свечей бусинками. В конце концов, Бенджамин сдался и постарался прекратить во всём видеть лишь подлог. Эстер всё-таки была гостьей его матери. Он даже осмелился принять её кроткий поцелуй в щёку. И через каких-то четверть часа, в тишине, присущей, пожалуй, только таким древним местам, хранящим в своих стенах многовековую историю, раздались звуки неторопливых шагов отца Джона, который вёл под руку невесту, спрятанную ото всех под плотной длинной фатой. Белое одеяние так отчётливо выделялось на всеобщем фоне золотого и красного убранства церкви, что даже Бенджамину это показалось неестественным. Он смотрел на Эмили, шедшую по проходу к алтарю, и невольно улыбался. Он заметил в её волосах веточки цветов и зелени, которые удерживали фату, и заулыбался ещё сильнее, когда вспомнил, как его мать отозвалась об этом «украшении деревенской простушки» до венчания. По его мнению, Эмили была совершенна. И чуть позже, стоя на коленях перед аббатом Брандердэшом, вместо того, чтобы мысленно повторять молитвы, он убеждал себя, что все опасения были бессмысленны: он знает Эмили лучше, чем кто-либо другой, он станет ей прекрасным мужем, а она — замечательной женой для него, и вскоре они оба забудут всю эту суету, с которой началась их совместная жизнь. Самые главные слова были сказаны, неважные, заученные обещания тоже, и в тот момент, когда Бенджамин повернулся к новобрачной и приподнял вуаль, что скрывала её лицо, он впервые за целый день увидел её: бледную, немного растерянную, едва сдерживающую слёзы. Он посмотрел в её большие, влажные глаза, наклонился и чуть ощутимо коснулся губами тёплой, мягкой щеки. — Теперь, кажется, мне полагается выпить шампанское из твоей туфельки? — шёпотом предположил он и с облегчением заметил, что Эмили, наконец, улыбнулась. — Я избавляю тебя от этой глупости, — поспешно ответила она и повернулась к подошедшей знакомой. Мария, её супруг и многие родственники Бенджамина уже в привычной манере поздравляли новобрачных, пожелания семейного счастья и здоровых наследников лились рекой ото всех сторон, и новоявленный муж поторопился принять на себя крепкие объятия неугомонных, смеющихся родственников, видя, что Эмили чувствует себя неловко. Бенджамин не удивился, когда, при выходе из церкви, их встретили незнакомые зеваки, принялись горячо поздравлять и осыпать зёрнами пшеницы. В Бьюли многие знали семью Барреттов, и подобное событие в любом случае не осталось бы незамеченным. Пока викарий призывал гостей к порядку, Джуди с трудом протиснулась к сыну, ласково приобняла и чмокнула в гладко выбритую щёку. — Ты чудесно выглядишь, дорогой, просто чудесно! — она пригладила ладонью ворот его тёмно-голубого сюртука и вздохнула. — Жаль, что ты всё-таки поспешил с этим событием. — Нет, мама, не будем больше касаться этой темы. Ко всему прочему, как долго мисс Полк будет гостить у нас? — Её родители в отъезде, дом совершенно опустел. Неужели ты хочешь отправить бедную девочку коротать долгие дни в этой серой, неуютной столице? — Действительно, где может быть скучнее всего, как не в Лондоне! — Бен, прошу тебя, только без саркастических высказываний! Бенджамин покачал головой, недовольный сложившейся ситуацией. Ничего, он разберётся с этим позже. В нескольких шагах от него Эмили, похожая на воздушного ангела из старых книжек со сказками, разговаривала с его двоюродным дедом. Он жил в небольшой деревне под названием Хайт, к северо-востоку отсюда, в старом фамильном замке, полуразрушенном и холодном. Родственники давно прекратили свои визиты к нему, и Бенджамин был единственным, кто поддерживал тёплые отношения со стариком. Он находил его забавным и мудрым, несмотря на то, что другие считали Старого Эда «болтуном и маразматиком». И судя по тому, что Эмили улыбалась, Эдмунд Джозеф Барретт ещё мог развеселить дам. Его отвлёк деревенский мальчишка, который, дёрнув пару раз за край сюртука, передал молодому капитану сложенную вчетверо записку. Извинившись перед аббатом, Бенджамин отошёл в сторону, развернул желтоватый листок и, едва бросив взгляд на подпись в самом углу, не постеснялся выругаться вслух. У этого человека хватает наглости и смелости напоминать о себе на его свадьбе! Мало того, что Бен думал о нём с самого утра, испортив себе таким образом настроение, так наглец ещё и умудрился написать ему! Пока повеселевшие родственники были заняты и не обращали внимание на его отсутствие, Бенджамин вышел за ворота с восточной стороны аббатства, где до самого горизонта простирались поля, и узкая дорога петляла неровной линией. Здесь, за каменными стенами, он увидел Роберта Пэттона в серой шляпе с широкими полями, одетого в тёмно-коричневый плащ, скрывающий его до самых пят, и чёрные сапоги. — Чего вы хотите? Оставьте нас с Эмили в покое и убирайтесь! — Бенджамин подошёл ближе и вскинул руку в угрожающем жесте. — В моём послании говорилось об обыкновенной дискуссии, а вы уже готовитесь обороняться, — произнёс мужчина спокойно, равнодушно. — Вы типичный солдат, с такими, как вы, одинокие дамы могут провести… разве что минут пятнадцать, не дольше. Потом они попросту устают и… — У меня нет времени выслушивать ваши оскорбления. — Ах да, вы теперь женатый человек! Какое событие! — голос Пэттона сделался наигранно-озабоченным. — Что ж, вы правы, капитан. Не стану растрачивать попусту время. — Что вам нужно? — процедил Бенджамин, сделав шаг назад. — Я пришёл, чтобы напомнить вам и вашей молодой супруге обо всех обстоятельствах, при которых мы втроём попали в эту… неприятную ситуацию. Мисс Паркер была единственной кандидаткой на роль моей спутницы, — Пэттон слегка скривился, то ли пытался улыбнуться, то ли выразить негодование. — А вы всё испортили. — Она не стала бы вашей женой, даже не думайте об этом. А что касается ситуации… — сказал Барретт и пожал плечами, — всё ясно, как Божий день: вас больше нет в её жизни, она вскоре забудет о том, что родная тётка пыталась продать её незнакомцу, которому лично я и за щенком присматривать не доверил бы. Роберт Пэттон склонил голову, явно не понимая намёка. Бенджамин не мог сдержать себя, он уже заметно расслабился в присутствии этого человека: — К слову о супругах. Не хотите ли поговорить о вашей первой жене? Я всякое слышал, но никогда какого-либо адекватного объяснения её кончины. Если б он только мог, Бенджамин сравнил бы мгновенно посеревшее лицо собеседника с хмурыми тучами в небе. А лучше с грязью под его сапогами, что куда приятней. — Обстоятельства смерти моей супруги не касаются никого, кроме меня, — ответил мужчина твёрдо, однако отвёл глаза в сторону. Бенджамин мысленно ликовал: он заставил этого назойливого наглеца понервничать. Через несколько секунд стал накрапывать мелкий дождик. Поднялся ветер, и Пэттон поспешно подтянул воротник плаща. — У вас прелестная молодая жена, Барретт. Чистая и невинная, пожалуй, во всех смыслах. Но хватит ли у вас сил и опыта сохранить её такой? А защитить? Подумайте об этом сегодня, перед тем как возляжете с нею на постели, где, возможно, вы сами и были зачаты. Нелюбимый сын… нелюбимой жены. С этими словами он прошёл мимо Бенджамина, а молодой капитан, обернувшись, мог лишь наблюдать, как мужчина идёт вдоль каменного забора и скрывается за ближайшим поворотом. Бена трясло, словно в ознобе, от неясности. Пэттон как будто бы оглушил его. Откуда, чёрт его подери, он всё знает?!