Приют для Эми

Деревенька Хаунд встретила её суматохой, громкими женскими возгласами и прерывающимся детским плачем. Эмили и сама не заметила, как привыкла к скорости животного, кобыла слушалась её и двигалась, пусть не настолько торопливо, но плавно. Она не испугалась снующих между домов жителей и доставила новоиспечённую наездницу совсем близко к очагу пожара. Горели два невысоких дома, из распахнутых окон на чердаках вырывалось пламя, а вокруг объятых огнём построек суетились деревенские, таская песок и вёдра с водой. Когда Эмили спешилась и оставила кобылу у столба возле полуразрушенного колодца, на неё едва не налетела крестьянка — полная, немолодая, но привлекательная женщина, растрёпанная и с раскрасневшимся лицом. Увидав девушку, она громко ахнула и, как на духу, выпалила: — Ох, мадам, это вы! Я вас узнала! Вы же жена капитана Барретта из Хайхиллз! Как вы попали сюда? Ищите супруга? — Я… да… нет, не совсем, — растерялась Эми, распуская край юбки, который она заправляла за пояс для удобной езды верхом. — На самом деле он не велел мне приезжать, но я хочу помочь. Что нужно сделать? — Что ж, дело хозяйское, но не подходите близко к огню, иначе капитан с меня шкуру спустит. Просто идите за мной! — А что здесь произошло? И женщина рассказала ей, что первым вспыхнул домик МакЛерров — большой и многоуважаемой в округе семьи; все они выбрались в целости, и сейчас спасали, как могли, остатки ценностей. Огонь скоро перескочил на соседский сарайчик и мигом достиг дома Джеромов, так что они и опомниться не успели — не сумели даже спасти свою собаку, привязанную на заднем дворе. — Адское пламя! — ругалась женщина, за которой следовала Эмили. — Оно перебралось по саду к дому Форестерров! А у них слепая матушка! И она кинулась вперёд с двумя полными воды вёдрами, Эми не оставалось ничего, как побежать за ней. Огонь пожирал простую деревянную мебель, ткани, дешёвую утварь, зацепил даже кое-кого из домашних животных. Ручьи и озерцо находились слишком далеко, а с местными глубокими колодцами быстро не сработаешься — приходилось едва ли не втроём черпать воду. За пролетевших стрелой два жарких и тяжёлых часа Эмили таскала мешки, выводила из ближайших к огню конюшен беспокойных животных, помогала женщинам обрабатывать ожоги, которые получили их мужчины во время борьбы с пламенем. — Принесите-ка нам, милая, сена, сколько сможете ухватить, — попросила её Сара Джером, указывая на высокое строение за поворотом. — Некуда уже укладывать уставших мужчин. Эмили не подпускали близко к охваченным огнём домам, но она была уверена, что её муж находился где-то там; несколько минут назад, да и то мельком, она заметила его жеребца, Крита. Один из деревенских вёл его в дальние конюшни. Оглядевшись ещё раз, она побежала в сторону нужного сарая. Между двух домов, где пролегал её короткий путь, она вдруг остановилась. Странная вязкая тишина окутала её, и Эми оказалась в темноте, будто живой и забредшей в этот неосвещённый уголок поселения. Сделав пару неуверенных шагов, она замерла: футах в тридцати от неё стоял высокий человек, одетый в длинный плащ, в капюшоне, скрывающем лицо. Она не могла разглядеть, но была уверена — то стоял мужчина, широкоплечий, крепкий и совершенно неподвижный, как статуя. С какой-то детской строптивостью Эмили принялась убеждать себя, что угрозы не было; всего лишь человек, вышедший из темноты. Но когда она сделала шаг назад, этот чёрный призрак рванулся вперёд, прямо на неё, и его плащ взметнулся, подхваченный ветром как раз в тот момент, когда в небе над ними вспыхнула молния. Поначалу застывшая от неожиданности Эми вскрикнула и упала на влажную траву, упираясь в ушедшую из-под ног землю руками. Ещё мгновение — по тёмному небу прокатился раскат грома, заглушивший голоса деревенских — незнакомец был уже совсем близко, и Эмили в ужасе ожидала увидеть его перед собою, однако, когда позади неё раздалось лошадиное ржание, а затем — выстрел, она обернулась. Бенджамин сидел на гнедом жеребце, вытянув в правой руке револьвер; лицо капитана — бледная, застывшая маска — выражало такой гнев, что девушка поразилась, до чего же в тот момент он был не похож на себя. Крит, взволнованный шумом и настроением хозяина, встал на дыбы и захрипел, так что Бенджамин покрепче натянул поводья. И сделал ещё один выстрел. Отведя с лица влажные пряди волос, выбившиеся из косы, Эмили обернулась и едва успела разглядеть, как странный незнакомец побежал прочь и скрылся за одним из домов. Бен погнал жеребца вперёд, прямо за ним, и под грохот грома они исчезли за поворотом. Пару минут девушка приходила в себя, собиралась с мыслями и, только ощутив капли дождя на своём лице, поднялась и отряхнулась. Пальто, туфельки, да и шемиза в придачу — всё было в грязи и пепле. Незначительная мысль о том, каким пугалом она, должно быть, выглядела, мелькнула у неё в голове. К тому же начинался очередной ливень, и через несколько минут хлынувший с небес поток намочил её. Но она так и не двинулась с места. Бенджамин появился между домов, пустив коня рысцой, проехал мимо неё и, махом спешившись, оказался перед женой. — Я знал, что ты не послушаешься меня! — его сильные руки сжали её плечи, да так крепко, что Эми ойкнула. — До чего же упрямая девчонка! Какого дьявола ты забыла… Он говорил ещё что-то, но она была так поражена произошедшим, вдобавок два выстрела из револьвера слегка оглушили её, что девушка и пары слов в ответ связать не сумела. И, судя по её растерянному виду, вряд ли осознала смысл каждого из его ругательств. Наконец, Бенджамин замолк, оглядел супругу, выругался снова и, стянув с себя совсем не новый серый сюртук, укутал Эми с головой. — Иди за мной, — скомандовал он, взяв в руки поводья; успокоившийся Крит пошёл за хозяином. Эмили повиновалась приказу, взглянув на Бена сквозь пелену дождя, затем хриплым голосом спросила: — Кто был этот человек? — Понятия не имею! Полагаю, что наш поджигатель не сбежал сразу же, как свершил своё грязное дело. Возможно, это был он. Я не увидел его лица в этой темноте. К тому же он оставил лошадь поблизости, я не стал его догонять, — и он обернулся к ней, недовольный, с явным намёком на то, что она была тому причиной. — Хорошо, что я догадался прихватить отцовский револьвер с собой. — Ты попал в него? — Вряд ли! У меня дрогнула рука. Я обжёгся, когда помогал Джеромам выбираться из дома. Руки Бена были скрыты рукавами намокшей рубашки, и Эми с сожалением подумала о том, что он пострадал из-за какого-то негодяя, решившего нарушить покой деревенских. Теперь ливень пришёлся, как нельзя кстати. Пламя утихло уже через несколько минут, показавшихся всем несчастным вечностью; деревенские то и дело подставляли лица дождю, от них исходил густой пар, и никто в те мгновения не заботился о возможной простуде. Уставших детей попрятали у соседей, Бенджамин отдал последние распоряжения и убедился, что все остались живы и целы. — Не возвращайтесь верхом в такую погоду в Хайхиллз, капитан, — обратился к нему старший сын Джеромов. — Вы устали, как и миссис Барретт, и вы ранены. Семья кузена живёт на окраине, у поля вереска. Они уступят вам дом так долго, как только готовы будете вернуться. — Что за вздор, приятель! И куда деваться им? Нет, мы не можем… Пока разгорался очередной бесполезный, незначительный (и обречённый) спор, Эми стояла позади мужа, дрожащая и мокрая, но понимающая, что не имеет права гневаться ни на кого, кроме себя. Её затеей было приехать, только её безрассудство и упрямство. Осторожно она поглядывала на Бена, а сама всё рассуждала — до чего же он изменился! Где тот пухлый, немного неуклюжий подросток, которого она учила лазать по деревьям, а он помогал ей взбираться по стенам развалин замка Хайхиллз? Его тёмные волосы лежали теперь в полнейшем беспорядке, влажные завитки касались лба; рубашка и бриджи совершенно промокли, и она вспомнила вдруг тот вечер, когда он, оголившись по пояс, прыгнул в озеро, чтобы достать её накидку. Точнее, накидку кузины… Тогда он показался ей таким красивым, настоящим героем из любимых романов Молли; она впервые видела раздетого (хоть и не полностью) мужчину, и тот момент по-настоящему взволновал её. Странное волнение и тепло, разливающееся по всему телу, вернулись к ней сейчас, когда она разглядывала его фигуру, широкие плечи и руки, скрытые под влажной тонкой тканью. — Я спросил, не против ли ты переждать ливень в деревне? Его слегка раздражённый голос ворвался в её затуманенное сознание, и Эмили поспешно закивала, прежде чем даже поняла суть вопроса. Она так устала, и буквально валилась с ног, ей было всё равно, где искать место для сна. Да хоть в амбаре, лишь бы там было сухо и тепло! Бенджамин попросил подождать её под навесом ещё немного. И вдруг кто-то дернул девушку за рукав; она обернулась и увидела пожилую женщину с непокрытой головой: влажные седые волосы её были собраны на макушке, сквозь морщинистую бледную кожу виднелись линии вен; старческая рука, в которой она держала плащ Эмили, напоминала скелет, обтянутый кожей. Старуха была облачена в бесформенные лохмотья, но казалась довольно высокой и не такой худосочной. Промычав что-то на вопрос девушки о том, нужна ли ей помощь, она снова потянула её рукав. — Это — Немая Марта, мадам. Она тут живёт, сколько существует само поселение, — пояснила подошедшая миссис Джером. — Её предки приехали в Британь из Уэксфорда, что в Ирландии, кажется, а она молчит с тех пор, как лет тридцать назад какие-то разбойники отрезали ей язык. Эмили не испытала отвращения, но ей стало жутко, и ещё, скорее, горько от мысли, что подобное могли сотворить с бедной женщиной. — Чего она хочет от меня? — Видимо, как и всегда. Чтобы вы выбрали карту. Наши детки называют её ведьмой, но я не верю в эти россказни. И тогда, словно в подтверждение слов женщины, старуха вытащила из широкого рукава колоду с большими пожелтевшими картами. Она протянула руку к Эмили и не убирала её, пока девушка не указала наугад на первую приглянувшуюся карту. Старуха ловкими движениями высвободила её, а остальную колоду припрятала. Показав и Эми, и миссис Джером карту, она промычала нечто, что, видимо, являлось пояснением к этому странному ритуалу. — Это же «влюблённые»! Моей дочке она гадала тоже, ей выпала эта карта. — И как понимать её значение, если сама она рассказать не может? — спросила Эмили с подозрением. — А вот как пожелаете, так и понимайте, мадам. Ясно, что это не «смерть» и не «дьявол», упаси Боже! — миссис Джером наскоро перекрестилась и махнула на старуху рукой. Когда Бенджамин вернулся и сообщил, что они пробудут в доме на окраине до утра, Эми поняла, что старуха уже где-то скрылась. Капитан без лишних слов подхватил жену за талию, ловко усадил на Крита и повёл жеребца в сторону верескового поля. Промокшие до последней нитки, через несколько минут прогулки под отвратительным ливнем, они оказались перед невысоким домом из камня светло-вишнёвого цвета, с крохотными тёмными оконцами на первом и втором этажах, зато участок вокруг и за забором весь был усыпан цветами самых различных видов. Эмили с горечью взглянула на всю эту пестрящуюся красоту, примятую теперь тяжёлыми частыми каплями, и глубоко вздохнула. Из всех хозяев в доме оставались лишь кузен Джеромов со своей женой; супружеская пара не позволяла Бенджамину и слово вставить в их непрерывный поток из благодарностей и нежностей, с которыми они встретили гостей. В конце концов, даже Бен сдался; глядя на свою уставшую жену, жавшуюся у разгорающегося камина, он махнул на все условности рукой. Хозяева ещё раз поблагодарили его и Эмили за помощь при пожаре и, наскоро распрощавшись, покинули дом, предупредив, что переночуют в огромном амбаре МакЛерров вместе с пострадавшими родственниками. — Миссис Джером разогрела воды для тебя, — объявил Бенджамин, вернувшись из общей спальни в гостиную. — Ты вся продрогла. Там есть несколько тёплых одеял и халат, который она одолжила. Чёрт возьми, я таких приветливых людей ещё не встречал, Богом клянусь! Девушка устало улыбнулась и с трудом поднялась со скамьи, стоявшей возле очага. На её побледневшем лице лежал заметный отпечаток этой жуткой ночи. К тому же Бен увидел следы пепла на её плаще и за воротом, на шее. Поначалу он порывался помочь ей дойти до спальни, но всё, что сделал — лишь проводил Эми долгим взглядом. Вся эта ситуация казалась ему теперь совершенно неловкой. И в его голове до сих пор не укладывалось, как же могла эта дерзкая девица ослушаться его приказа и не остаться в Хайхиллз? До чего же он размяк! Если ему не подчиняются женщины в его собственном доме, что уж говорить об опасных кампаниях в Южной Америке! Давно он так не опасался за будущее затеянных за океаном операций. Но самым значимым для него было вернуться домой живым ради жены. Он уже было подумывал отослать её в столицу, к хорошим знакомым, которые укрыли бы её от ненависти его матери, пусть даже не в Хайхиллз, иначе без него Джуди сживёт Эмили со свету. Бенджамин снял безнадёжно испорченную рубашку и бросил её в кресло. В свете горящего камина он осмотрел свою руку — на запястье красовался внушительных размеров ожог. Жжение и боль можно было стерпеть, и не с таким он сталкивался. Однажды какой-то дикарь-испанец проткнул ему ногу штыком… Боль была невероятно острой, но ничего, выжил ведь. Сколько времени он провёл в одиночестве, стоя перед камином, он так и не понял. Когда позади раздались неуверенные усталые шаги, Бенджамин обернулся. Закутанная в купальную простыню и тёплое покрывало Эмили сообщила упавшим голосом о том, что уже закончила и оставила один таз с водой для него тоже. Взволнованный её состоянием, Бен сам подвёл девушку к огню и поспешно ретировался в спальню, пообещав в скором времени вернуться.

***

Наплевав на жуткий ливень, вздорный нрав коня — упрямого и дикого животного — и превозмогая сильнейшую мигрень, Пэттон мчался в этой холодной, страшной ночи так, словно дьявол гнался за ним. До ближайшего городка, где находилась его гостиница, он погонял жеребца, будто сумасшедший. Во внутреннем дворе притормозил, едва не задев несчастного младшего конюха, спешился и стремглав пересёк путь до своей комнаты — мрачного номера с вычурной, потрёпанной мебелью, видавшей, по меньшей мере, времена Георга Первого. Там он прямо на пол сбросил мокрый плащ, снял перчатки и положил их на дубовый письменный стол. Затем, сообразив что-то, взял и бросил их в корзину для мусора. Несколько минут он бесцельно метался по комнате, как загнанный зверь, ругался и проклинал Бенджамина Барретта, на чём свет стоит, и, в конце концов, раздевшись по пояс, встал перед большим овальным зеркалом в углу комнаты, возле постели. В отражении на него смотрел некто другой, но не он, не Роберт Пэттон, хладнокровный до мозга костей, умеющий держать себя в руках деловой джентльмен, являющийся для всех примером образцового представителя уважаемого в королевстве семейства. Но последние месяцы этот человек провёл в настоящем аду, разразившемся для него на Земле. Потеряв аппетит, сон и покой, он мог думать лишь об одной единственной женщине, которую по глупости и нерешительности упустил. Стоит признать, поначалу он всячески старался избегать даже мыслей о ней, но Эмили Паркер преследовала его повсюду: её лицо, её образ он замечал в каждой из его знакомых женщин. А таковые имелись, и предостаточно, только они не соответствовали тому идеалу, который он «вылепил» для себя по подобию юной мисс Паркер. Со времени последнего насилия, когда в подвале его лондонского дома скончалась мисс Уоллес — его супруга, он так и не позволил себе ответить на кокетства столичных наследниц. С тех пор, как ни старался, Пэттон не мог выбросить из головы Эмили Паркер. Эта странная зависимость от молодой, хрупкой и очаровательной особы начинала злить его, а когда злость и зависть скапливались в нём, как горячий пар в работающем механизме, он выходил из себя, готовый погубить любого, кто попадался на его пути в тот момент. Но положение в обществе и всё, чего он добился ухищрениями и крепкими связями, не позволяли «монстру» выбраться наружу. Барретт получил мисс Паркер, сделал её своей женой, наплевав на приличия, её материальное состояние и протесты родни. Это бесило Пэттона ещё больше, ибо он оказался не столь решительным и дерзким, как молодой капитан. Долгими вечерами, после приёмов и редких заседаний в министерстве, уставший и измождённый он садился перед камином, напивался до полуобморочного состояния и оказывался неспособным ни на что, кроме как размышлять об Эмили. Разумеется, красавец Барретт-младший её покорил, думал он, глядя на танцующие языки огня, и она уже отдала ему свою невинность, да и с большой радостью, разумеется. О, самым мучительным из всего было представлять её в объятьях этого тупого, наглого солдафона, будь он проклят! Принадлежи девушка ему, он бы просто не выпускал её из дому. Держал бы под замком, в собственной спальне, да хоть в самой постели! Какими же дразняще-непорочными казались Пэттону её большие карие глаза, а фигура, утратившая уже всякую подростковую неуклюжесть, была стройной, и какой изящной она была даже в самом обыкновенном домашнем платье… Эмили была первой из женщин, кто вызвал в нём не обыкновенную плотскую похоть, но восторженное чувство обожания, пусть и не такое сильное, как желание просто заставить её быть рядом. Он понимал, судя по каждому из актов его «любви» и их результатам, чем мог бы окончиться подобный союз. Но потом он вспоминал острую сердечную боль, которую испытывал каждый раз, когда видел мисс Паркер, и заверял себя, что никогда не смог бы убить её, как тех, предыдущих. Однажды он всё же не выдержал и подобрал проститутку на Рэм Эллей Стрит, в столице, но она не пережила той ночи — в порыве безумия, на самом пике возбуждения, он задушил её ремнём. Пэттону было всё равно, то лишь шлюха, не более, чем предмет или безделушка, рассуждал он. Но если бы на её месте была Эмили Паркер? Один раз он подкупил уволенную вдовой Барретт служанку из Хайхиллз, и та рассказала Пэттону, что капитан с супругой видятся редко и совершенно точно спят в раздельных спальнях. Да и в целом их отношения оказывались не самыми благоприятными. Но в последнее время хозяин Хайхиллз всё реже отлучался и надолго особняк не покидал. Эта новость так подействовала на Пэттона, что он, обеспокоенный и взволнованный, как бы снова не опоздать и не отдать девчонку Барретту, за пару дней надумал план: выманить капитана из собственного дома надолго и наверняка. Настоящая дикость, не меньше, но в тот момент он не мог думать ни о чём другом, лишь о невероятной удаче, ведь, по словам служанки, Эмили всё ещё могла быть нетронутой… Даже теперь, почти пойманный, но, как он надеялся, неузнанный в ночи, под проливным дождём, он заставлял себя не отступать. Если был хоть малейший шанс, что девушка могла целиком и полностью принадлежать ему, он непременно должен им воспользоваться. Барретт не настолько силён, чтобы отыскать её потом, у него просто не будет доказательств… Только бы ещё раз оказаться рядом с ней, ещё хоть раз быть так же близко, как этой ночью… — Чёртов сукин сын мог задеть меня в темноте, — прошипел он злобно, рассматривая спутанные светлые пряди своих волос в мутное зеркало. — Но он не видел лица, нет, просто не смог бы узнать меня. Но кто же знал, что она поедет за ним вдогонку!.. Глупая девчонка! Зачем ты так истязаешь меня? Я давно уже отрёкся от тяжести этих душевных привязанностей, а ты заставляешь моё сердце обливаться кровью… Неужели это моё наказание за всё, что я сотворил? Не Бог, а ты, значит, мучаешь меня? Или тобой руководит Дьявол? Пэттон облачился в сорочку, налил себе хереса и выпил пару бокалов, а после лишь сидел перед распахнутым окном до самого рассвета, наблюдая, как оживляются постепенно узкие городские улочки.