Приют для Эми

Четыре дня подряд лил, практически не переставая, дождь; эта водяная стена скрывала вид из окон, не позволяла спокойно прогуляться или просто выйти из дому; поля и дороги заливало от Плимута на западе до самой столицы. Все эти четыре дня Эмили пролежала в постели, почти не просыпаясь, время от времени принимала лекарства или съедала ложку-другую бульона, приготовленного кухаркой специально для неё. Джуди не навещала её, аргументируя это боязнью заразиться. Она уволила молодую горничную, приставленную к Эмили, она плохо справлялась со своими обязанностями, но зато доверила мисс Джонс поиски новой сиделки. Что это был за жест доброй воли, ни экономка, ни нянька Бетси не поняли. Скорее всего, вдова сделала это необдуманно. Через несколько часов из ближайшего городка в особняк привезли шестнадцатилетнюю Энни Джефферсон, пухленькую, но миловидную и очень подвижную девушку, зарекомендовавшую себя как опрятную и трудолюбивую помощницу. Четыре дня домашние выхаживали хозяйку Хайхиллз, которая, после отъезда Барретта-младшего, сделалась совсем молчаливой и угрюмой. Особняк был вычищен от последней кладовки до комнат на чердаках; всё постельное, купальное и даже запасное бельё выстирано и выглажено; порядок установился даже в конюшнях, ибо Мильтон сам настоял, чтобы к конюху, работающему на Барреттов уже сорок лет, приставили младшего помощника. Выздоровев и окрепнув, Эмили пару тёмных и дождливых дней вовсе не покидала своей спальни. Её отвратительное настроение и страх перед Джуди Коудвел не позволяли ей набраться смелости, выйти к людям, которые считали выше своего достоинства навестить её во время болезни или хоть раз справиться о её здоровье, и с гордостью взглянуть им всем в глаза. Горничные приносили ей завтраки и обеды, а заодно пытались посоветовать, как можно было бы разнообразить гардероб. Бетси напоминала ей — растрёпанной, слегка бледной после лихорадки, одетой в сорочку и халат персикового цвета — что Эмили Паркер больше не существовала. Её место должна была занять Эмили Барретт, супруга капитана Барретта, а это имя стоило носить с гордостью. — Король Георг лишил сэра Виктора его титула из-за обстоятельств мне не известных, — рассказывала как-то Бетси, меняя постельное бельё в спальне; Эми сидела в кресле у окна, поджав ноги. — Его отец был графом Каслмайном из Дорсета, и семейство проживало недалеко отсюда. Но факты есть факты, и кто знает, дорогая. Может быть, молодой хозяин добьётся милости у старого короля, и тот подарит ему титул. — Или хотя бы принц-регент, — сказала Эми, бездумно глядя в окно на серый дождливый пейзаж. — Нынче Его Величество не в себе, кажется, он болен и часто бредит. Я слышала, как мисс Полк обсуждала эту тему вчера за ужином. Эстер Полк до сих пор гостила в Хайхиллз. Каждый раз, когда она появлялась при слугах или Эмили, не важно, в компании своей покровительницы или одна, она блистала: всегда была изысканно одета, причёски отличались разнообразием форм, но несколько тёмно-русых локонов-пружинок обязательно обрамляли её круглое румяное лицо, что казалось весьма очаровательным; при встречах с действующей хозяйкой Хайхиллз мисс Полк была вежлива, но заметно безразлична. Полностью оправившись после болезни Эми старалась как можно чаще попадаться на глаза вдове Барретт, но женщина едва ли удостаивала её больше, чем парой-тройкой фраз. Мисс Полк следовала за нею, никогда не заводила разговор первой, а столовую покидала, едва Эмили входила в комнату. И вскоре девушка поняла, что так будет продолжаться, и юная гостья не изменит своего отношения. Но тогда Эми ещё не знала, что оказалась неправа. Управляющий, сэр Мильтон, настоял на том, чтобы молодая хозяйка нашла себе некое отвлекающее занятие. Но поскольку Эмили не интересовали ни новые наряды (в гости к соседям и в столицу Джуди её не приглашала), ни долгие, скучные прогулки в деревню или город, ему пришлось некоторое время поразмышлять и понаблюдать за потерявшей всякий интерес к обеспеченной жизни девушке. Эмили познакомили с голландским музыкантом, Лейке Янсеном — низеньким худощавым мужчиной, которому было далеко за сорок, но выглядел он много младше — сэр Мильтон несколько дней расхваливал его таланты и уверял, что многие молодые леди из Лондона уже успели взять у него парочку уроков игры на спинете и фортепиано. С явной неохотой согласилась и Эмили. Старинный клавесин, принадлежавший когда-то отцу покойного Виктора Барретта, был извлечён из пыльных комнат чердака. Он и стал значимым инструментом в первопроходческих уроках Эмили. К началу августа — солнечного и спокойного, наполненного запахами свежескошенных трав и цветов из сада — девушка уже неплохо знала несколько новых музыкальных пьес, и мистер Янсен не мог нарадоваться за свою способную ученицу. Как-то вечером она сыграла только что заученную сонату перед управляющим и экономкой, и те искренне аплодировали не меньше минуты. Однако не все обитатели Хайхиллз были столь заинтересованы в успехах хозяйки. Первый месяц от Бенджамина не было никаких новостей, только в середине августа Джордж Мильтон известил вдову Барретт о новом письме с обратным адресом «Кейптаун, Ю-Африканская Республика». Джуди находилась в ту минуту в своей спальне, и никто не мог знать, что она испытывала, перечитывая весьма короткое послание от сына с самым сухим, официальным содержанием. Эмили тоже позволили его прочесть, и нетрудно было догадаться, что Бенджамин до сих пор оставался зол из-за давнишней ситуации с матерью Эми и его отцом. Он коротко сообщал о том, что здоров, но ситуации в испанских колониях всё плачевнее день ото дня. Генералы планируют сдаваться, а около трёх сотен солдат захвачены в плен испанцами, однако никто не отрицает возможности второй волны вторжения, теперь в Буэнос-Айрес. Стало ли это скверное письмо так называемой отправной точкой, непонятно, но однажды вечером, после одинокого ужина, когда Эмили самостоятельно практиковалась на клавесине, Эстер спустилась в гостиную. В самой романтической обстановке горела всего пара канделябров по обеим сторонам от музыкального инструмента, и Эми, одетая в простое светло-голубое муслиновое платье, пыталась отыграть одну из сонат Скарлатти. Тихие уверенные шаги за её спиной выдали мисс Полк, и девушка резко убрала руки с клавиш. — И всё-таки вы занятная личность, — произнесла Эстер деловито; она прошла к узкому дивану из дуба с позолоченными подлокотниками, присела и лениво откинулась на спинку. — Языков вы не знаете, этикету едва ли обучены, модой совершенно не интересуетесь и в финансах не разбираетесь. Но капитан Барретт женился именно на вас! — И что же из всего этого вас так задевает, мисс Полк? — Эми уже чувствовала, что разговор пойдёт натянутый, и она не собиралась быть любезной. — Моя необразованность или выбор Бенджамина? Казалось, юная красотка с русыми волосами была искренне удивлена её словам. — Милая, неужели вы это серьёзно? Прошу прощения за некую бестактность, но вокруг капитана вот уже несколько лет роем вились самые известные леди, от дочерей титулованных господ с севера до дальних родственниц Его Величества! Но Бенджамин сделал вас своей супругой! Эмили стойко выдерживала на себе её наивно-наигранный поражённый взгляд и молчала, слегка улыбаясь. Последнее время она плохо спала из-за кошмаров, снившихся ей ночами, так что в дневное время у неё было предостаточно свободных минут, чтобы обдумать те странные видения. Намёки мисс Полк только усугубляли ситуацию и ничуть не поднимали настроение. — Вы определённо милы, но ваша неопытность в подборе нарядов просто обескураживает. Полагаю, что вы и понятия не имеете, как вести себя в приличном обществе. Играете ли вы в карты? В курсе ли последних столичных слухов? — Думаю, мои ответы вам заранее известны. Моё обучение ограничилось базовыми знаниями со времени школы, а в свет выходить просто не было необходимости, — сказала Эми слегка раздражённо; она держала обе руки на коленях и всё время старалась унять их дрожь. — К чему вы ведёте, позвольте узнать? И тогда неожиданно Эстер поднялась, горделиво вскинув голову, так что её крупные кудрявые локоны рассыпались по плечам, а пышная юбка домашнего платья колыхнулась в такт её резким движениям. Красивое лицо вдруг приобрело выражение неясного презрения; девушка подошла к клавесину и остановилась всего в паре шагов от сидящей перед инструментом Эми. Их взгляды пересеклись, и лёгкая улыбка, выражающая пренебрежение, появилась на губах гостьи. Когда мисс Полк заговорила, её приятный мелодичный голос превратился в язвительный шёпот: — Вот уже больше года я из кожи вон лезла, чтобы Бенджамин обратил своё внимание на меня. Я готова была есть с его рук, как преданная псина, ползать перед ним, перед его матерью — всё, лишь бы он понял, наконец, что нам суждено было пожениться. И, когда слухи разрослись по всему восточному побережью острова, я была уверена, что он решится… — она сделала паузу, переведя дух, и взглянула на собеседницу так, словно та была не более, чем грязью под её ногами. — И тогда появились вы и разрушили всё, к чему я так долго шла. Как это ни странно, но Эмили не ощутила ничего похожего на стыд или неловкость. Она давно уже приняла неприязнь своей тёти, как нечто, сросшееся с нею, с её образом тихой, послушной старой девы, живущей на попечении Катрин. Она даже смирилась с ненавистью свекрови, ведь её собственная мать была падшей женщиной и разрушила семью. Что могло ожидать такую, как она, как Эмили Паркер — нелюбимую, одинокую, которой нигде в этом мире не было места? Все её мысли смешались в кучу, и бросив последний взгляд на вырезанные на внутренней стороне крышки клавесина узоры, девушка устало вздохнула. — Я не знала, что вы были влюблены в Бенджамина, — произнесла она с грустью. — Но он женился на мне. Поверьте, мисс Полк, если бы я могла что-то изменить… — Что? Вы отказали бы ему? — юная красавица коротко хохотнула, нервно дёрнув шёлковый пояс на талии. — Молю, хотя бы не произносите этого вслух! Не позорьтесь! Да любая из моих незамужних знакомых убила бы за право быть на вашем месте. Капитан Барретт один из самых красивых мужчин, каких мне довелось повстречать, храбрый и благородный. Вы его не заслужили. С этими словами она подтянула на плечи шаль и прошла мимо, так что её юбки прошелестели в паре дюймов от Эмили. Последняя жестокая фраза врезалась ей в голову и долгое время не покидала её, и словно пиявка, сосущая кровь, она лишала её последних крупиц надежды на то, что жизнь в Хайхиллз когда-нибудь станет радостной. Погода вторила хмурому настроению: каждую неделю потоки воды лились с небес, размывая дороги и переполняя ручьи. В конце сентября вдова Барретт решилась сопроводить свою подопечную в столицу, заодно провести там несколько беззаботных дней в компании богатых знакомых, устраивающих приёмы то ли по случаю рождения первенца, то ли из-за помолвки чьей-то хорошенькой дочери. Эмили снова оказалась предоставлена сама себе, ведь в присутствии свекрови в особняке она старалась вести себя так, будто её и вовсе не существовало. Экономка Элен Джонс, с присущей ей настойчивостью домашнего руководителя, уговаривала Эми заняться обустройством спальни, где давно стоило сменить обстановку. В конце концов были передвинуты со своих мест шкаф и туалетный столик, широкая двуспальная кровать была заправлена новым бельём терракотовых оттенков, привезённым из Портсмута, а старый пыльный ковёр заменен на мягкое тёмно-коричневое покрытие. И всё-таки этих перемен было совершенно недостаточно, Эмили могла отвлечься от своего одиночества на несколько часов. Новые книги не приносили пользы тоже, хотя она и позаботилась о том, чтобы библиотеку еженедельно обновляли новыми томами, которые доставляли в Хэмпшир с материка. Очередное послание от капитана Барретта она получила на руки, пока Джуди гостила в Лондоне. На этот раз её муж ограничился всего несколькими строками, начерканными, скорее всего, в спешке или даже на ходу. Строчки уходили в уголок мятого листа бумаги, а Эми, увидав подобное письмо, попросту испугалась: неужели у её супруга не хватает времени даже на то, чтобы спокойно написать своим близким? «Испанцы не такие безмозглые дикари, какими их ожидал увидеть Бересфорд. Но он толкает нас всё дальше и ближе к опасным границам, — писал Бенджамин. — Ещё пять сотен наших солдат были убиты или взяты в плен. Я не могу спать по ночам. Страх смерти более не тревожит меня. Больше всего на свете я боюсь выжить и остаться на этой чужой земле». Поражённая до глубины души Эмили снова и снова перечитывала последние строчки послания, и непрошенные слёзы застили ей глаза каждый раз, стоило подумать о Бенджамине. Однажды вечером, когда вернулась из столицы вдова Барретт, она в одиночестве сидела перед горящим камином в гостиной. На коленях лежали желтоватые исписанные листы, на высоком столике рядом — чернила. Эмили уже успела перепачкаться, даже на платье попали несколько капель, но ей было всё равно. Она пыталась написать своему мужу, но в каждой новой строчке ощущалась какая-то неуместная недосказанность, почти холодность. Ей стало так тяжело размышлять над тем, какие слова стоило бы подобрать, чтобы успокоить Бенджамина, и в конце концов она попросту отвлеклась и за несколько минут набросала пару четверостиший. В последнее время хозяйка Хайхиллз скучала довольно часто, а любовь к литературе в совокупности с одиночеством помогала ей творить. Позади послышались шаркающие шаги, Эми обернулась и увидела в полутёмном коридоре подошедшего Старого Эда. Его выходной костюм — давненько уже не новый, перештопанный и затёртый на локтях — больше походил на звериную шкуру тёмно-бурого цвета, к тому же, он почти никогда не появлялся в других одеждах. Вдова Барретт терпеть не могла старика, называла его выжившим из ума и безумцем и старалась никогда не встречаться с ним в доме. Возможно, проблемы с памятью и помутнённым рассудком не были единственными причинами, по которым Джуди так не терпела его. Вслух он довольно часто вспоминал Джейн Паркер, сам того не осознавая. Эмили улыбнулась, когда Старый Эд подошёл к камину и встал рядом, ссутулившись и сцепив руки за спиной. — Что такое, девочка? Не спится тебе? — поинтересовался он слегка кряхтящим голосом, не обернувшись. — Нет, сэр. Я пыталась написать письмо вашему внуку… Бенджамину, но ничего толкового в голову не лезет. — Но ведь что-то уже ты начеркала там? Погляди-ка! Вся испачкалась!.. Эмили подумала, что он начнёт отчитывать её за испорченное платье, но вместо этого старик стал бубнить себе под нос: — Ах, Джейн, Джейн! Всегда такая непоседа, такая увлечённая! Любишь ты эти книжки и романтические стишки. Не выдержав приличной паузы и устав, наконец, ото всех этих беспамятных недомолвок и бормотаний, девушка отложила листы в сторону, поднялась и подошла к камину. Жар пламени был сильным, она чувствовала сковывающее кожу тепло сквозь ткань одежд. — Сэр, пожалуйста, объясните мне, что означают все эти разговоры о моей матери и Викторе Барретте? Вы же знаете, да? Знаете? Умоляю вас, попытайтесь вспомнить хоть что-нибудь ещё! Много лет Эдмунд Барретт был часто вхож во владения племянника. Здесь его любили за бесконечную весёлость, пристрастие к крепким напиткам Старой Англии и извечную привычку защищать прислугу в том случае, если той слишком доставалось от хозяев. Разумеется, ещё тогда, будучи в здравом уме, он не мог не заметить горячей увлечённости Виктора дочкой одного покойного барона, обедневшего задолго до рождения Джейн Паркер. Много воды утекло с тех пор, фамильный замок Барреттов превращался в руины, семья растеряла свои титулы, и Эдмунд с каждым днём всё глубже погружался в старческое небытие. Но именно сейчас, будто бы вернувшись на много лет назад, он начал вспоминать, твёрдый голос его глухо звучал в мрачной гостиной: — Что за прелестная голубка, эта милашка Джейн Паркер! Одни говорят, они с Виктором встретились на рынке в Портсмуте, другие, что он попался ей на тракте, по дороге в Борнмут, где, как благородный рыцарь, посадил на своего коня и довёз домой. Да, его увлечение не обещает закончиться ничем хорошим. Его уже ждёт богатая невеста и обязанности перед королевским двором. Но единственный рассудительный человек из них — это Джейн! Бедная голубка! Бегает она от него, как от огня, а он, проклятый распутник, и слушать ничего не желает! — Так моя мать этой связи не желала? — приободрившись переспросила Эмили. — Уж и ругают её благородные дамы, и всё за зря! А правду никто и слушать не хочет! — продолжал старик, упрямо уставясь в огонь. — Этому поганцу стоило бы попридержать свой инструмент за ширинкой, Диавол его раздери! Но, кажется, маленькую мисс Паркер берёт в жёны какой-то подмастерье из деревни. Ничего, в наше время и худшее случается с девочками. Ещё долго Эми пыталась уложить в мыслях всю эту новую истину. Ей казалось, отчего бы несчастному старику привирать? У него не осталось ничего, кроме воспоминаний и жалости к её покойной матери. Всё, что знала Эмили о родителях — лишь со слов самой Джейн. Она любила своего единственного мужа, а дочери рассказывала, что он был для неё дороже жизни. Если он и был никем, он хотя бы спас её от великого позора. И подарил ей в утешение Эмили. Теперь она знала, о чём могла бы написать Бенджамину. Возможно, эта крошечная правда сумела бы немного обелить Джейн Паркер в его глазах. Подавшись внезапному порыву и вспомнив о той ночи в деревенском домике Джеромов, Эми написала, что скучает и ждёт возвращения своего мужа. Она не знала тогда, что Джуди слышала всё, о чём рассказал ей Старый Эд. Тёмный уголок под лестницей оказался надёжным убежищем, ни Эмили, ни Эдмунд не заметили её. А на следующее утро Джуди появилась на раннем завтраке, села напротив невестки и с самым задумчивым видом вдруг произнесла: — До чего же странными и ничтожными бывают мужчины. Но нет в нас никакой силы, чтобы подчинить их своей воле. И от этого мы страдаем. Затем она, как ни в чём не бывало, приступила к завтраку, не обратив более внимания на удивлённую Эмили, застывшую в напряжённой позе с поднятой в руке ложкой каши. В это время на другом конце света, на чужой земле, в местечке под названием Энсенада, что в Южной Америке, семидесятый британский полк терпел полнейшее поражение от рук испанцев. Генерал Уильям Бересфорд сдался, вторжение было провалено. До последнего кровавого часа капитан Бенджамин Барретт вёл вперёд отряды из трёх тысяч солдат, но в этот раз силы оказались неравны. Против нескольких сотен убитых испанцев находились две тысячи мёртвых британцев и ещё две сотни взяты в плен. Капитан Барретт был вынужден отступить, чтобы дать шанс выжившим товарищам. В ожидании генерала Джона Уайтлока они потеряли ещё несколько недель, а в феврале следующего года, во время второго вторжения, вместе с Барреттом они сумели захватить городок Монтевидео. Но скорое подкрепление испанцев разрушило надежды на дальнейшее продвижение армии. В очередной стычке за стены Буэнос-Айреса британцы потеряли три тысячи солдат, а среди двух сотен взятых в плен оказался и раненый капитан Бенджамин Барретт.