***
Джонатан и правда оказался невероятно похож на Валентина. Те же светлые платиновые волосы, те же резкие и тяжелые черты лица. То же безумие в матово-черных, как нефть, глазах. Но все тесты и проверки психиатров он прошел с едва ли не идеальным результатом. У его отца, кстати, тоже так получилось в свое время… В его медицинскую карточку вписали моральную истощенность и депрессию после смерти отца, социальные службы оформили бумаги, и Джонатан появился на пороге их с Клэри дома в четверг вечером. Джослин сама не смогла бы сказать, почему это так запало ей в память. Может потому, что пятница была рабочим днем, а она боялась оставлять Клэри наедине с братом и радовалась гибкому графику и работе на дому. Джонатан клялся, что ничего не знал про отца. Говорил тихо, растерянно, с болью и шоком, и ему все верили. Все, кроме Джослин. Теперь она чувствовала притворство с такой же невероятной ясностью, с какой слепотой когда-то не замечала, кем на самом деле являлся Валентин. Но Джонатану было всего семнадцать, и он был ее сыном. Которого она когда-то бросила с маньяком-отцом. Люк всегда упрекал ее, что она слишком храбрая и совестливая, и чувство вины в очередной раз оказалось сильнее страха. Джонатан остался с ними.***
В какой-то момент Джослин все же купилась на его игру, как все остальные. Стала замечать в нем не только черты Валентина, но и свои. А Джонатан слишком отчаянно искал помощи, не делал вид, что не замечает ее подозрительности и по-детски открыто обижался. Срывался и обвинял. Не мог простить. Давил на все то же чувство вины. Клэри на новоявленного брата сначала косилась не менее подозрительно — а как же еще после наказов Джослин запирать перед сном дверь комнаты и держать под рукой биту и газовый баллончик, — но потом они, кажется, пришли к какому-то соглашению, нашли общий язык. Это было неподъемно тяжело: постоянно вздрагивать, когда Джонатан подходит сзади, даже если заранее слышишь шаги. Доставать из-под подушки пистолет и снимать предохранитель, когда ночью со скрипом открывается соседняя дверь, считать минуты и выдыхать только, когда он возвращается назад. Джослин чувствовала себя не то в клетке с тигром, не то в камере с особо опасным преступником. Никто не знал, чему именно Валентин эти семнадцать лет учил Джонатана. Так что ящики со столовыми приборами и кладовку с инструментами Джослин запирала на ключ. А потом в округе стали пропадать девушки. Все — рыжие.***
Еще до того, как Джонатан переступил порог их дома, Джослин нашла умельца, который за соответствующую плату сделал ей подобие «жучка» для прослушки. В первый же день пребывания сына в доме «жучок» был спрятан в его часах. Для этого пришлось постараться и подгадать момент так, чтобы потом тот ни о чем не догадался. Но часы когда-то принадлежали Валентину, и Джослин надеялась, что именно их Джонатан будет носить постоянно. Надежда оправдалась. Хотя лучше бы оправдалась другая, совсем слабая — на то, что, все-таки, хоть раз в жизни все будет хорошо. Но хорошо не было. Было холодно, как всегда холоднее на окраинах, чем в центре города — может, от пронизывающего ветра, от которого низкие, давно нежилые дома и заброшенные склады нисколько не защищали. Ветер свистел в выбитых окнах, продувал полые, выпотрошенные коробки зданий. Так же насквозь проходил через пальто, кожу и кости. От него кровь застывала колкими льдинками точно так же, как от переданного «жучком» и услышанного в динамике короткого разговора Джонатана и незнакомой девушки. «Привет, сестренка». Нужно было позвонить Люку. Джослин думала об этом, поднимаясь в свою комнату, думала, надевая пальто и пряча пистолет во внутренний карман, думала, когда заводила машину. И так этого и не сделала.***
В здании было теплее. Когда-то это, кажется, был завод или какой-то небольшой цех, сейчас полупустой. Только кое-где стояли огромные контейнеры, из пола торчали остатки станков, а с потолка свисали цепи. А еще запах. Сильный — химикатов, чуть пробивающийся сквозь него — горелой плоти и крови. Страшно Джослин не было. Она, может, и ушла из полиции шестнадцать лет назад, но навыков не растеряла. Она справится — а если нет, то хоть защитит Клэри. Джослин все-таки сбросила Люку смс, прежде чем выключить мобильный и зайти сюда. Но она должна была попытаться покончить с этим сама. Джослин шла как на учениях, четко, словно и не было всех лет после увольнения. Никаких лишних движений. За спиной — укрытие или стена. Не шуметь. Она только задержала на несколько секунд дыхание, когда наткнулась на трупы. На их части, сваленные в одну зловонную кучу. Закрывать глаза было нельзя, хотя очень хотелось, но Джослин старалась даже не моргать лишний раз. Да и в любом случае, подсознательно она уже понимала, что увиденная картинка так и будет, как приклеенная к векам, стоять перед глазами, даже если она зажмурится. Сегодняшняя девушка уже тоже была мертва. Джослин была уверена, что подошла бесшумно, но Джонатан поднял взгляд на нее, словно почувствовал интуитивно или учуял, как дикий зверь. — Эта была совсем ненастоящая, — доверительно сообщил он, не выпуская окровавленных рук из растрепанных рыжих волос мертвой. Джослин не сдержала сдавленного не то вскрика, не то всхлипа, когда он так же, за волосы, поднял голову с постамента и повернул лицом к ней. — Мне она показалась многообещающей, я так надеялся, что она будет хоть немного, как сестра. Джослин поняла, что не может дышать. — Ты не мог ничего сделать Клэри, — это даже не был вопрос. Этого просто не могло быть. Клэри не могла… уже быть там, в углу, с остальными. — Конечно, нет, — будто бы возмутился Джонатан. — Я же обещал, что буду о ней заботиться. Но иногда, — без всякого перехода продолжил он, — иногда так хочется проверить ее на прочность, понимаешь? Но нельзя, — огорченно вздохнул он. Джослин вскинула пистолет. Она не должна была все это слушать, весь этот бред изначально ненормального, взращенного его мужем в такое же чудовище, как он сам. Джонатан будто бы не заметил ее движения. Привычным жестом опустил голову в стоящий у постамента контейнер — не такой большой, как те, у входа, а переносной. — Знаешь, мам, — задумчиво произнес он. — Мне нужно будет попробовать поискать тебя. Может быть, это будет легче, чем с Клэри. Только теперь он, кажется, обратил внимание на направленное на него дуло. — Ну, в самом деле, мам. Ну ты же не выстрелишь. Шаг вперед. Маленький сверток у нее на руках. «А вот и малыш Джонатан». Еще шаг. Ночь, кровь, страх, отрезанная кисть руки в ладошках ее сына. «А мы тут с папой играли». И еще. Валентин с простреленным лбом и Джонатан на ее пороге. «Я позабочусь о Клэри». Еще шаг. Расчлененные трупы рыжих девушек. «Нужно поискать тебя, мам». Джонатан протянул руку, чтобы забрать пистолет. Джослин все-таки зажмурилась. Одна секунда растянулась невозможно долго, ладони взмокли, на лбу выступил холодный пот. А потом раздался выстрел. Джонатан упал быстро и как-то нелепо, как всегда бывает, если пуля убивает сразу. В сердце или в голову. Джослин целилась в голову. Клэри попала в сердце. Джослин обессиленно опустилась на пол — ноги перестали держать. — Надо было стрелять в затылок, — безэмоционально, еще не до конца осознавая произошедшее, произнесла она. — Со спины попасть в сердце шансов меньше. — Я же попала, — Клэри так и стояла, сжимая пистолет обеими руками, будто одеревенев. Потом выронила и упала рядом на колени. — Мам? Звуки — надрывающаяся полицейская сирена, главным образом, но еще шаги и голоса — обрушились на Джослин как-то разом, словно дверь на склад открыли только сейчас, а не несколько минут назад. Она тряхнула головой, понимая, что не может собраться, не может прийти в себя. Слишком хочет проснуться. Появившийся в какой-то момент Люк — Джослин даже не могла толком сказать, когда он пришел — гладил ее по плечу, Клэри что-то успокаивающе бормотала о том, что она бы не промазала: тренировалась заранее, станет копом теперь, и на самом деле даже не думала, что все зайдет так далеко. Просто за нее, Джослин, испугалась. Но теперь все будет хорошо, теперь они смогут спать спокойно. — Зачем? — наконец смогла разлепить губы Джослин. Клэри посмотрела на нее серьезно, разом перестав причитать. Чернота зрачка — во всю зеленую радужку. — А ты бы не смогла.