Иные жизни

      Самое главное, если не единственное препятствие на любом пути — это страх. Страх ошибиться, сделав неверный выбор, или же инстинкт самосохранения, заставляющий человека отшатываться от края пропасти.       Майор лишен этого недостатка. Майор Майрон — не человек.       Поэтому крыши небоскребов становятся дорогой не хуже, чем та, по которой сейчас из штаба спешит подкрепление. Майрон уже рассчитал, что оно не успеет, и терпеливо ждет, когда то же самое поймет капитан.       — Майор, на месте? — чужие мысли уже давно не заставляют вздрагивать, даже не отвлекают.       — На месте, капитан Лайтвуд.       — Видишь их?       — Ищу, — кратко отзывается Майрон. Перед глазами проносится трехмерный план здания отеля, на крыше которого он стоит. Холл — чисто, коридор, комнаты — одна за другой. Робот-горничная убирает с пола разбросанную еду, в одном из номеров совсем еще юная девочка принимает ванну, в другом — занимаются сексом двое парней и женщина постарше.       Коридор. Номера. Стены под сканирующим их взглядом кажутся тонкой полупрозрачной сеткой.       — Что у вас, капитан?       — Ищу. — Лайтвуд тоже не большой любитель отвлекаться на пустую болтовню.       — Нашел. — Майрон тратит лишние доли секунды, чтобы сравнить интуитивно знакомое лицо с сохраненной в базе данных фотографией. С некоторых пор он не особенно доверяет «живой» памяти. — Зал для собраний, сорок седьмой этаж. Представитель корпорации «Ханка», он же — один из ведущих ученых, доктор Далин.       — Вижу. Отлично, подкрепление…       — Опоздало, — обрывает Майрон, видя под закрытыми веками, как взрывается осколками стали и пластика дверь зала Собраний и в в образовавшийся проем вваливаются вооруженные террористы.       — Оставайся на месте, майор.       Майрон не собирается слушать и дальше. Он скидывает сковывающий движения плащ и шагает с края крыши, уже в свободном падении активируя маскировку и группируясь для того, чтобы попасть в окно нужного этажа.       Когда не боишься — на твоем пути нет препятствий.              — Если ты не в курсе, майор, то я возьму на себя смелость просветить, — ворчит доктор Эрондейл, склоняясь над простреленной рукой Майрона. — Ты крепче и сильнее любого человека, да, но ты не бессмертный. Черт возьми, стоило собирать для тебя новое тело, чтобы ты так над ним издевался!       Майрон молчит и игнорирует, и она наконец-то умолкает. Спустя несколько секунд над поврежденной рукой склоняется механический манипулятор, начиная латать сначала треснувшую кость, потом мышцы, а затем наращивать кожу.       — Как ты в целом? — все еще глядя исключительно в свой планшет, спрашивает доктор Эрондейл. Но Майрона давно уже не обманывает нарочито безразличный тон — за прошедший год он успел понять, что доктор переживает за него гораздо сильнее, чем старается показывать. Это можно понять — первый удачный опыт помещения живого мозга в синтетическое тело, должно быть, требует особого наблюдения. Майрон старается не забывать об этом, чтобы не поддаться заблуждению, что доктор видит в нем не только удачный проект.       — Так что? — напоминает о себе она. — Ты принимаешь лекарство? Сбои были в последнее время?       — Принимаю, — Майрон смотрит, как тонкие иглы копошатся в его развороченной руке. — А сбои… пару раз. Картинка и звук.       — Дай-ка гляну на твой код, — доктор становится сзади, отводит волосы Майрона, чтобы подключить планшет к разъему под основанием черепа. Майрон придерживает волосы целой рукой и косится на отросшие черные пряди. Собственное отражение в зеркале до сих пор вызывает странное чувство, будто по ту сторону стекла не он. Хотя Майрон не помнит, как выглядел раньше, а доктор заверяет, что постаралась максимально воссоздать его настоящее тело.       — Ага, вижу. Ничего страшного, просто небольшие погрешности работы живого мозга с искусственной частью. Удаляю?       Майрон колеблется достаточно долго, чтобы ей пришлось повторить:       — Я удаляю запись об ошибке?       — Я, майор Майрон Киллиан, даю доктору Селин Эрондейл разрешение на удаление данных, — произносит он стандартную фразу.       Он знает, что сейчас она парой касаний исправит возникший сбой. Залатает ментальную дыру в его сознании так же легко, как раненую руку.       В сотый раз влезет в его голову, чтобы подогнать его под нужный шаблон.       Когда она заканчивает, Майрон все же не может сдержаться и не спросить в сотый раз (он считает и запоминает каждый):       — Мои воспоминания когда-нибудь восстановятся?       Доктор Эрондейл снова отворачивается.       — Со временем, думаю, да. Ты должен понимать, что до тебя у нас не было возможности наблюдать такие случаи, и мы не знаем…       Зато Майрон отлично знает, что на обезличенное «мы» доктор Эрондейл переходит тогда, когда лжет.              Доктор Эрондейл выговаривает Майрону за неосторожность.       Капитан Лайтвуд — за самоуправство, на самом деле подразумевая то же самое.       Майрон знает, что спор с ними ни к чему не приведет, но молчать и кивать тоже не может. Он — оружие. Его одного спасли после трагедии со взорванным кораблем, и на нем одном теперь ответственность за то, чтобы оправдать возвращенную жизнь. Чтобы спасти других.       Чтобы не позволить сумасшедшему террористу делать людей пешками в своей игре, проникать в их мозг, лишать воли и использовать в своих целях.       Майрон не совсем понимает, когда Кудзе из разряда одного из расследований Девятого отдела становится его личной навязчивой идеей. Но ему все больше кажется, что он один знает что-то, что поможет справиться с преступником. Как будто Майрон знал его когда-то. Как будто смог бы что-то понять, вспомни все, что было до того момента, как он пришел в себя в лаборатории «Ханка» и доктор Эрондейл рассказала ему о взрыве, устроенном террористами и унесшем множество жизней, включая семью Майрона, почти убившем и его самого.       Теперь он просто не может допустить повторения чего-то подобного. Если у его второй жизни и есть какой-то смысл, то он должен быть в том, чтобы найти Кудзе.       Порой, когда Майрон подбирается к нему вплотную, так, что тому удается улизнуть только в самый последний момент, кажется, что Кудзе даже хочет, чтобы его нашли. Чтобы его нашел именно Майрон.       Стоило догадаться, что это всего лишь приманка.              Майрон не вполне понимает, что именно с ним сделали, но тело висит непослушным грузом на подключенных к шее проводах. В голове мутится, так что сосредоточиться удается с трудом. Пол в полутемном помещении — подвале? пещере? — на несколько сантиметров покрыт водой, так что шаги сопровождаются плеском и хлюпаньем. Закутанная в плащ с капюшоном фигура обходит Майрона по кругу, прежде чем остановиться прямо напротив.       — Ты — Кудзе, — заговорить получается, даже голос не дрожит, и Майрон тут же пробует заодно пошевелить пальцами, но безуспешно. Поэтому продолжает делать хотя бы то, что получается. — Значит, тебе и правда что-то от меня нужно, так?       — Не совсем.       Майрон удивлен, что ему так просто отвечают. Хотя то, что он слышит дальше, звучит еще более странно:       — На самом деле, это тебе кое-что от меня нужно.       — Закончить череду твоих преступлений твоей же смертью, пожалуй. Устроит? — огрызается Майрон.       Кудзе не отвечает, только сбрасывает капюшон. Обычного человека увиденное еще могло бы обмануть в первые несколько секунд, но Майрону темнота не мешает рассмотреть слезшую на скуле кожу и металлический блеск под ней.       Плащ Кудзе падает на пол. Майрон со смесью ужаса и любопытства рассматривает белый торс и проглядывающий местами под кожей металл.       Меньше пластика, чем в самом Майроне. И определенно, раны Кудзе никто не латал в лаборатории уже очень давно.       — Хорошо, что синтетика не знает заражения и разложения, — передергивая плечами, говорит тот.       — Хорошо, что все твои преступления не обошлись тебе даром, — шипит Майрон, сам уже понимая, что увиденного достаточно как минимум для того, чтобы задаться неприятными вопросами о том, какие еще тайны скрывает «Ханка».       Кудзе подходит вплотную, становясь в круг света, падающего через пролом в крыше. Растрепанные спутанные волосы на солнце горят почти нестерпимо ярко-рыжим, неподходящим этому времени, месту и им обоим цветом. Слишком теплым, слишком живым.       — Когда они делали меня, то постарались сделать искусственное тело таким, каким было человеческое, — произносит он, перехватывает взгляд Майрона, не отпуская, не позволяя отступить, спрятаться и не слушать. — Только потом поняли, что это дурная идея — такого агента не спрячешь от знакомых, да и воспоминания возвращаются быстрее. Тебе они не оставили подсказок.       У Майрона в голове каша из подозрений, надежд и страхов. Наверное, будь он свободен, он бы делал то же, что и сейчас — замер бы истуканом, не зная, как поступить.       — Тебе, они, конечно, сказали, что ты первый, да? — спрашивает Кудзе. И сам же отвечает, не дождавшись того от Майрона: — Конечно, кто же станет сознаваться в предыдущих, менее удачных попытках… Не «Ханка».       — Ты меня убьешь?       — А ты бы меня убил? — лицо Кудзе кажется более подвижным, и Майрон не понимает, из-за разницы технологий или просто потому, что Кудзе — другой сам по себе. Что они в принципе могут быть разными, а не штамповкой с единым прописанным алгоритмом, как обычные роботы.       — Спроси это, когда я не буду обездвижен, — выдыхает он.       Кудзе вскидывает руки — Майрон не успевает даже моргнуть, как опутывающие его провода исчезают. Почти сразу телу возвращается чувствительность, сознанию — ясность, но он все равно не успевает сгруппироваться, чтобы устоять на ногах. Кудзе подхватывает его, обнимает, мягко, но крепко удерживая.       — Ты меня убьешь? — шепчет он, едва размыкая губы.       Майрон сжимает руку на его плече — оно едва теплое, будто система поддержания температуры барахлит. Он, наконец, замечает не только сорванную явно в потасовках кожу, но и то, что Кудзе бледен до синевы, а губы у него сухие и потрескавшиеся.       — Ты знаешь, кем я был, — Майрон уже сам не хочет отпускать его. — До всего этого.       — Нет. — Кудзе качает головой, но потом улыбается. — Я знаю, кто ты.       Майрон нервно облизывает губы. Тело, которое он даже не ощущал своим, всего лишь чужеродный кусок пластика, металла и прочей синтетики, горит там, где его касается Кудзе. В горле как будто пересыхает, сердце, которое никогда не сбивается с ритма, начинает судорожно колотиться. С Майроном творится какая-то чертовщина, он впервые за последнее время чувствует себя больным.       Он впервые за последнее время чувствует хоть что-то.       Грохот взрыва заставляет вздрогнуть обоих. Но если Майрон потом растерянно застывает, то Кудзе отшатывается в сторону и пятится к одному из проходов в дальней стене — прочь от приближающихся голосов.       — Пойдем со мной, — зовет он.       — Я не могу, — Майрон ненавидит себя за нерешительность, но Девятый отдел — единственные люди, принявшие его как своего за все это время. Пяти минут разговора слишком мало, чтобы заставить его их бросить.       Кудзе кивает.       — Прекрати принимать лекарства, которые тебе дают, — торопливо говорит он. — Они не помогают твоему мозгу принять искусственное тело, они стирают тебе память.       — Майор! — близнецы, как всегда, появляются первыми. Эр вскидывает оружие, а Джи хватает его за руку, глядя мимо Майрона — на Кудзе.       Тот колеблется пару секунд, которых Майрону хватает, чтобы спросить:       — Как тебя на самом деле зовут?       — Я надеюсь, ты вспомнишь, — Кудзе отступает и растворяется в темноте.       Майрон через весь зал смотрит на замерших близнецов и понимает, что только что отпустил опасного террориста на свободу. Поэтому он разворачивается и скрывается в другом коридоре, игнорируя оклик за спиной.              Майрон выливает лекарство в сточные воды. Сливает в отходы собственную жизнь, если Кудзе соврал.       Страха все равно нет, так что Майрон не останавливается на полпути и избавляется от недельного запаса инъекций.       Лавлейсы находят его ближе к утру.       — Не мог выбрать местечко, где хоть пахнет поприятнее? — ворчит Эр. Джи садится рядом, опираясь спиной о парапет моста. И смотрит одновременно тяжелым и проницательным взглядом.       — Значит, темные делишки «Ханка»? — спрашивает он.       — Похоже на то, — Майрон сжимает руки в кулаки, разминает шею. Тело слушается как всегда, хоть он и опоздал с приемом лекарства на несколько часов. Впрочем, возвращающихся воспоминаний тоже пока незаметно.       — Этот парень, — Джи снова косится со странным лицом, так что Майрон начинает подозревать за их вопросами какую-то подставу, — Кудзе, верно? Он выглядел так, словно его не помешает подлатать.       — Или все же добить? — Эр коленом толкает Майрона.       — Нет, — он смотрит на них по очереди, не зная, что тут можно сказать. Как убедить их, что Кудзе не опасен. И как узнать, действительно ли это так. — Я думаю, сначала нужно разузнать про дела «Ханка», а потом уже…       Эр прячет лицо в ладони и сгибается над парапетом. Потом с силой ударяет по нему кулаком.       — Твою ж мать!       — Эр, — спокойно окликает Джи.       — Да ты его слышал?!       — И он тоже слышит нас прямо сейчас.       — Как мы его теперь к Алеку приведем, ты подумал? Он же нихрена не помнит.       Майрон смотрит на них и чувствует, как клубок мыслей и подозрений в голове, созданный намеками Кудзе, только путается еще больше.       — К Лайтвуду? — переспрашивает он. Лавлейсам, может, и можно, как родственникам, звать капитана по имени, но сам он не имеет ни малейшего желания делать так же.       — Слышал? — снова обличающе указывает на него Эр. — Пиздец…       — Может, это вообще не он, — с явным сомнением произносит Джи. Смотрит испытующе, будто пытается что-то отыскать на лице Майрона.       — Стоп, — тот вскидывает руки перед собой. Этот поток малопонятных фраз здорово раздражает. — Или вы все объясняете…       Близнецы и не думают обращать на него внимание. Эр смотрит куда-то за парапет моста и хмыкает:       — Не он, ага. И Кудзе тоже — не Патрик. До последней гребаной веснушки не Патрик, конечно.       Близнецы не могли со своим самым обычным, человеческим зрением, в полутьме, с большого расстояния разглядеть эти чертовы веснушки на лице, шее, плечах Кудзе. А вот Майрон успел…       Он чувствует себя так, словно проваливается в виртуальную реальность, путается в чужом коде, как было один раз, когда он пытался взломать систему безопасности робота-гейши. Он слышит, как Джи говорит: «Этот-то даже не похож», — а губы уже сами собой, словно чужому телу на мгновение передалась моторная память, произносят:       — Патрик Эрондейл.       Эр достает сигарету и повторяет:       — Ну пиздец.       Джи пожимает плечами.       — По крайней мере, они все-таки живы.       — Патрик наверняка тоже мало что помнит, если год маялся херней вместо того, чтобы с нами связаться, — Эр закуривает и передает сигарету брату.       — Макса вон помнит, — замечает тот.       — Да кто бы сомневался, — Эр ухмыляется.       — Так, хватит мельтешить, — Майрону приходится сделать глубокий вздох и досчитать до десяти, чтобы собраться. — Из ваших причитаний я цельную картину едва ли соберу, а времени у нас остается все меньше.       Он снова переводит взгляд с одного близнеца на другого, и те так же по очереди вопросительно вскидывают брови.       Майрон хмыкает и поясняет:       — Времени до того момента, как агенты «Ханка» меня найдут.              Служба безопасности «Ханка» находит его через пару часов. Быстрее, чем хотелось бы, но этого, разумеется, стоило ожидать. Черт возьми, удивительно, что они не справились раньше — глупо было бы думать, что у них нет средств слежения за Майроном.       Максом.       Максом Бейн-Лайтвудом. И смешно и страшно теперь вспоминать, как капитан сказал ему едва ли не в первый день службы:       «Ты мне кое-кого напоминаешь».       Год назад Александр Лайтвуд потерял сына в перестрелке в непокорной зоне.       Через месяц в Девятый отдел перевели первого в своем роде киборга с вживленным человеческим мозгом.       «Ханка» стерли ему все воспоминания о прошлом, изменили внешность, а удостоверившись, что он не сорвется, как предыдущий — как Патрик, — продолжили проверять, отправив чужаком к собственной семье.       И теперь у Макса накопились к ним кое-какие вопросы.       — Что здесь делает директор Каттер?       Селин смотрит в свой планшет, сжав губы в тонкую линию.       — Ты пропал из поля зрения больше чем на полсуток, — она пожимает плечами. — Нам нужно убедиться, что все в порядке.       Она подходит к давно привычному креслу для обследований, в котором сидит Макс. Красный огонек блокировки загорается над дверью в смежную комнату, где ждет Каттер, наблюдая за ними через стекло.       — Что ты вспомнил? — уже совсем другим тоном спрашивает Селин.       — Каттер нас слышит? — Макс говорит, не поворачивая головы и не меняя выражения лица.       — Нет. Он приказал сохранить для архива твои воспоминания с начала службы, а потом устранить. Зачем ты вообще вернулся? Раз ты вспомнил хоть что-то…       Она выдвигает из своего стола какие-то ящики, перебирает шприцы для инъекций и препараты.       — Эр и Джи тоже сказали, что это самоубийство, — медленно произносит Макс. — И что у тебя не дрогнула рука вскрыть череп родному брату.       Несколько ампул с пресловутым «лекарством» со звоном катятся по полу. Каттер, не отводя от них взгляда, достает мобильный.       — Патрик бы не выжил после того, как вас взяли в непокорной зоне, — едва слышно выдыхает Селин. — Пулевые ранения, осколки гранаты… Для него это был единственный шанс.       — А для меня?       — А тебе я всегда мечтала вскрыть череп, как ты выразился, — огрызается она. Обходит Макса, держа в руках пистолет для инъекций. Склоняется над его рукой.       В ладонь ложится что-то небольшое, металлическое, и Макс торопливо сжимает кулак.       — Ты ведь за вашими воспоминаниями пришел?       — Ты помогла Патрику сбежать, — Макс ловит ее взгляд, и она кивает.       — А здесь, — Селин на секунду касается его пальцев и говорит уже торопливо, — еще и кое-какая информация о «Ханка». Об этом проекте. Кстати, второй выход из лаборатории не заблокирован. Иди, пока Каттер не вызвал охрану.       — А стекло пуленепробиваемое? — спрашивает Макс.       Каттер целится в них из пистолета. Макс отталкивает Селин в сторону. Выстрел отдается в плече, на секунду Макса дергает назад. От второго он уворачивается.       В третий раз Каттер выстрелить уже не успевает.       — Вот поэтому я тебя и ненавижу, — Селин медленно поднимается с пола. — Ты никогда не действуешь по чужому плану.       Макс ухмыляется и напоминает:       — Твои планы привели тебя в организацию, делающую из своих противников агентов-киборгов.              С охраной столкнуться все-таки приходится, пока Макс выбирается из здания, а еще когда пытается связаться с Эром и Джи и разобраться, почему Девятый отдел уже у главного офиса «Ханка». И особенно, какого черта здесь же делает Патрик.       Умом Макс понимает, что с прошлого раза тот никак не изменился, но ему все равно кажется, что при ярком дневном свете все раны и ссадины выглядят более пугающе. Сколько ни говори себе, что для таких, как они с Патриком, это царапины, сколько ни напоминай, что боль им незнакома.       Макс еще даже не все вспомнил, не вернул Патрика до конца. Он не может потерять его сейчас.       Он никогда не хочет терять его снова.       Патрик улыбается так, что страх за него становится почти невыносимым.       — Вот за это я тебя и люблю, — негромко признается он, за локоть притягивая Макса ближе. — То, с чем я не справился за год, ты решил меньше, чем за сутки.       — Мне больше повезло с исходными данными, — отшучивается Макс. Хотя он, конечно, вовсе не против, чтобы на него и дальше смотрели с таким восхищением.       — Надеюсь, Каттер теперь за все ответит, — произносит он, глядя, как того усаживают в машину близнецы. — И надеюсь, что Селин это коснется меньше.       Патрик пожимает плечами.       — Она знала, на что шла, и осознавала, что делала. Да, едва ли Каттер просто отпустил бы ее, откажись она заниматься этим проектом. Но и она могла его сдать гораздо раньше. Я даже думать не хочу о том, сколько до нас с тобой было неудачных попыток.       — Карьера для нее всегда много значила, насколько я помню.       — А насколько ты помнишь? — Патрик всматривается в его лицо, и Максу приходит в голову, что вот так видеть чужую внешность должно быть довольно тяжело. Постоянно напоминать себе, кто перед тобой.       — Я пока пропустил только два приема «кислоты для памяти», так что немного, — он прикрывает глаза, стараясь собрать воедино обрывки воспоминаний. — Что-то насчет совершенствования тела и сверхчеловека и все в таком духе, этим ведь твоя сестра была одержима?       Когда Макс открывает глаза, Патрик улыбается как-то странно.       — И за это тоже, — не вполне понятно отвечает он.       Макс отводит взгляд. Потом тянет его за собой:       — Пойдем, подлатаем тебя, пока лабораторию не опечатали.       — Разберешься без Селин? — уточняет тот.       — Знаешь, сколько раз за прошедший год меня восстанавливали? — Макс вскидывает бровь. — Вся эта чертова синтетика не восстанавливается сама по себе, так что вместо сверхчеловека господа ученые сделали зависимых от них калек.       Скрыть горечь, видимо, не получается, потому что Патрик ловит его руку и успокаивающе сжимает.       — Мы с этим справимся, — убежденно произносит он.       Макс колеблется, но потом кивает. Теперь он хотя бы точно знает, с чем предстоит иметь дело, видит перед собой цель и знает, кто он такой. И пусть платой за это станет постоянный страх снова все потерять.       Потому что когда тебе нечего терять и ты не чувствуешь страха, это вовсе не значит, что на твоем пути нет никаких препятствий.       Это значит только, что тебе некуда идти.