Сказы леса

    Они вышли из леса, шутя и смеясь, пихая друг друга в бок и ставя подножки. Они думали, что наконец-то сбежали ото всех, оставили весь Тедас с носом, но отряд храмовников, вдруг появившийся словно из ниоткуда, так не считал. У магов не было посохов, они давно сняли броские мантии, сменив их на невзрачные плащи, но по одному настороженному взгляду рыцарей было очевидно: их узнали. Обоих или кого-то одного — не ясно, но точно узнали. Навряд ли здесь кто-то был в состоянии распознать в Хоук Защитницу Киркволла, теперь носившую высокий хвост вместо короткой прически, и совершенно неприметную одежду. А вот ничуть не изменившегося Андерса могли узнать вполне.     Сам он понял это не по окрикам храмовников, а по приставленному к горлу кинжалу. Кинжалу Мариан.   — Это отступник и малефикар! Я видела, как он призывал демонов! Держите его!     Андерс замер в оцепенении, на мгновение забыв, как дышать. Ему показалось, что этот самый кинжал прошел насквозь через его легкие, и теперь конец лезвия торчит у него из груди. Миллионы вопросов роем носились в голове, хотелось сейчас же задать их, но сил хватило только на то, чтобы удивленно выдохнуть и неверяще уставиться перед собой.     На рыцарей же слова подействовали как флакон с лириумом, и, без лишних вопросов схватив Андерса, они конвоем повели его в сторону деревни, в которой еще минуту назад планировали переночевать отступники.     На Хоук никто даже не посмотрел, и целитель надеялся, что она успеет уйти, прежде чем храмовники спохватятся.     Всё произошло слишком быстро, Андерс начал осознавать это, только когда получил эфесом меча по спине. Споткнувшись и едва не упав, он хотел было оглянуться неосознанно, по наитию, но вовремя себя одернул, продолжая идти за храмовником. Поступок Мариан был практичен, с ним не поспоришь, Андерс и сам не хотел, чтобы ее поймали из-за него, но почему-то на душе всё равно было невыносимо мерзко, обидно до тошноты, и до боли в кончиках пальцев хотелось разнести тут всё.     Целитель одернул себя — это думал не он, а Справедливость, который теперь неистово ломился через выстроенные преграды сознания в попытке завладеть телом. Андерс потер виски пальцами, за что получил ощутимый удар по затылку, и всё стало только хуже. Вернее совсем плохо. Невыносимо. Доверие, такое хрупкое и сокровенное доверие, врученное Хоук еще давно, в один момент разбилось на тысячу осколков, впившихся в душу или вернее то, что от нее осталось. После взрыва он был готов принять любое её решение, потому что понимал и не отрицал свою вину, демоны, да он не одну ночь обдумывал грядущие события и успел смириться, а сейчас он даже не смог ничего понять. Но сил возненавидеть Мариан не было, Андерс просто не смог бы это сделать, как и она не смогла тогда в Киркволле. Наверное, в тот день она чувствовала всё то же самое, что теперь удалось пережить ему. И это было самое неоспоримо справедливое, что только могло с ним произойти.     Когда храмовники скрылись за холмом, Хоук, затаившаяся за деревом, бесшумной походкой двинулась параллельно отряду. Аккуратно переступая в высокой траве и прячась за широкими стволами, она была готова в любую секунду дать им бой, если они вдруг решат не вести Андерса в деревню, а прирезать того по дороге. Она ни на мгновение не предала его, даже не думала об этом, хотя надеялась, что всё выглядело достаточно убедительно. Просто против двадцати вооруженных людей у них не было никаких шансов, каким бы хорошим магом Духа она не являлась, а потому пришлось принимать иные меры, за которые впоследствии Мариан еще долго будет себя корить.     Для нападения на такое количество противников нужно время; всё должно быть подготовлено и спланировано. К тому же у нее не было посоха, и вести сражение будет необычайно сложно. Но цель оправдывала средства. Хоук в этом не сомневалась ни на йоту.     Когда отряд вошел в деревню, Мариан, набросив капюшон, с отстраненным лицом прошлась по торговым рядам, купила пару яблок для вида и продолжала как бы невзначай следовать за ним. Храмовники зашли в неприметного вида барак, заведя туда и Андерса. Соваться к ним просто так было верхом глупости, но ей ничего не стоило затаиться под открытыми окнами, выходящими в сторону леса. Теперь она могла если и не видеть, то точно слышать храмовников. А послушать там было что.   — Эй, лейтенант, гляди, кого мы поймали. Его сдала какая-то деревенская девка, чуть сама не прирезала. Что-то у него рожа больно знакомая…   — Э, так это ж Киркволлский подрывник. По нему Усмирение уже давно плачет.   — Да? А я думал на плаху, но ты тут главный.   — Да давай усмирим, нам всё равно рабочих рук не хватает, а потом сдадим Командору, еще и деньжат срубим. Можно и за решетку, но он, говорят, одержимый, еще чего недоброго сделает. Так что давай побыстрее.   — Всё, иду-иду уже…     Дела…     Хоук до последнего надеялась обойтись мирным путем: выкрасть ключи от камеры, вырубить нескольких храмовников, так, по-тихому, но ритуал Усмирения — непростая штука, при нем наверняка будут задействованы отнюдь не два и не три человека, и разносить придется весь барак.     Мариан сомневалась, кусала губы, заламывала руки и судорожно думала, что вообще еще можно сделать. Затея была рискованная, шансы же — ужасно малы, но и вариантов тоже не было. Хотелось всё решить старым добрым способом: спокойно и дипломатично поболтать, да только время разговоров ушло, и Хоук отчаянно взглянула в окно. Но когда она нашла взглядом Андерса, закованного в какие-то ржавые цепи, и храмовника, нараспев читающего молитву и уже заносящего клеймо, все сомнения ушли в один миг. Страх накатил волной и точно так же отступил, забирая с собой отчаяние и принося убийственное спокойствие.     Не думая больше ни о чем, Хоук достала кинжал и резанула по запястью.     Андерс и впрямь боялся Усмирения, вернее даже не самого процесса, а существования после, когда сходства больше с овощем, нежели человеком, но когда клеймо замаячило в опасной от лица близости, он приказал себе до последнего сопротивляться, даже если всё это сведется к неотрывному наблюдению за процедурой. Оставался ещё призрачный шанс на то, что из-за Справедливости он просто не переживет Усмирение, но никаких доказательств этому у него не было, и приходилось просто смотреть на приготовления к действу.     Где-то глубоко в душе, глубже, чем сидел подавленный Дух, оставалась отчаянная до глупости надежда на то, что в самый последний момент Хоук придет. Придет и играючи раскидает всех храмовников, передушив потом каждого, снимет с него эти цепи, улыбнется своей обычной залихватской улыбкой, протянет руку и как ни в чем не бывало скажет: «Пошли».     Это было абсурдно. Совершенно, непроходимо глупо, и еще горше Андерсу становилось от того, что его шуточные фантазии решили вдруг ненароком сбыться. Вот только не до конца.     В реальности в них не было и не будет Хоук. Сейчас она уже далеко отсюда, так, что и не догнать, и целитель поймал себя на мысли, что радуется за нее. Он и сам прожил жизнь куда лучшую, чем заслуживает. Он любил, и его смогли полюбить в ответ, а это дано отнюдь не каждому магу, он счастливо провел несколько лет и даже смог избавить Хоук от бессмысленной смерти. Так разве это не повод радоваться?     Широко улыбнувшись, он бесстрашно уставился на храмовника, заносившего клеймо. Он уже был готов мужественно принять свою участь, как вдруг что-то пошло не так, а в следующий миг рыцарь отлетел к стене, бесчувственно сползая вниз. Андерс о ритуале ничего такого не слышал и было подумал, что на мгновение Справедливость опять одержал верх, но, оглядевшись, понял, что дело явно не в этом.     Лейтенант, до этого монотонно читавший какую-то церковную ересь, вдруг схватил меч и набросился на стоявших рядом храмовников. Началось до ужаса странное сражение, но когда в комнату вбежало подкрепление, всех собравшихся как из ведра окатило огнем. Секундой позже на них посыпались молнии и демон знает что еще, и при других обстоятельствах Андерс даже посочувствовал бы им.     А потом появилась Хоук. Как всегда неожиданно и почему-то откуда-то сверху, словно гребаный подарок Создателя. Появилась именно тогда, когда он уже перестал верить, надеяться и вообще смирился. Андерс думал, что тривиально задохнется, потому что дышать стало вдруг невозможно, и не из-за дыма, заполнившего горящий барак, отнюдь нет. Какой-то ненормальный восторг напополам с благодарностью сдавил горло и грудь, а в голове билась одна единственная мысль: «Вернулась! Она не оставила меня!» Андерс даже не знал, чего ему хочется больше: наругать за безалаберность или разрыдаться, упав в ноги. Но, будучи прикованным к стене, он не сделал ни того, ни другого и просто смотрел на Хоук, успев уже тысячу раз пожалеть, что вообще посмел так вольно фантазировать.     Хотя, конечно, Мариан с трудом походила на свой героический прототип из мечтаний: вместо лихой улыбки на лице застыла мученическая гримаса, а сама Хоук словно постарела лет на десять. Схватив валявшийся рядом меч, она, кое-как его подняв, рубанула по ржавым цепям, и те с лязгом распались.   — Походишь пока как Фенрис, — даже сейчас она шутила. — Бежать сможешь?     Андерс коротко кивнул, до сих пор пребывая в прострации. Мариан рванула с места, и он побежал за ней, а дальше начался сплошной круговорот: горящий дом, крики людей, окно, забор, деревня и лес, лес, лес… Всё смешалось в одну размытую линию, в которой единственным ориентиром была спина бежавшей впереди Хоук.     Кажется, они шли не меньше часа, хотя возможно ему просто так показалось. Давно уже скрылась и деревня, и тропы лесничих, когда Мариан, наконец, остановилась, сбросив сумку и упав сама.     Только сейчас Андерс заметил, что вся ее левая рука по локоть в крови. Первый порыв помочь почти сразу же сменился пониманием, и целитель так и застыл, не решаясь ни подойти, ни отшатнуться.     Хоук это заметила.   — О, чего же ты испугался? Думаешь, я одержимая? — Она наклонила голову, чтобы видеть его лицо. — Да, я маг крови и уже давно. Во всяком случае дольше, чем тебе бы хотелось. Давай, сдай меня храмовникам, пока мы недалеко ушли, а то ещё призову сейчас парочку-другую демонов.     Она невесело усмехнулась и дернулась, когда Андерс опустился рядом, осторожно взяв ее израненную руку. Чистая и светлая магия струилась из его пальцев, едва касающихся глубокого пореза, и Мариан была готова вечно смотреть на это самое настоящее чудо и пресловутый Дар Создателя.   — Маг крови ты или нет, но ты меня спасла, — негромко начал Андерс, залечив рану. — Когда Справедливость… нет, я, когда я нагло использовал тебя тогда, в Киркволле, когда творил всё… это, ты всё равно оставалась рядом, не возненавидела, хотя любой другой бы уже давно поквитался со мной. А теперь ты думаешь, что какая-то магия может изменить моё отношение к тебе? Разве не ты говорила, что любовь превыше всего?     Он сказал бы что-нибудь еще, о, он многое мог сказать, но Хоук вдруг порывисто обняла его, до боли впившись пальцами в его плечи. Это не было похоже на нее, обычно она обнимала куда более раскрепощенно и тепло; сейчас же Мариан буквально вгрызлась в его плечи, то ли боясь отпустить, то ли что-то еще.     Андерс осторожно коснулся ее напряженной спины, медленно проводя руками вдоль нее в попытке успокоить. На его памяти ничего такого не было, даже после смерти Лиандры Хоук вела себя иначе, более сдержано, хоть и просидела с ним всю ночь, не выпуская руки. Но то была мать, а сейчас она волновалась… за него. Плечи уже начинали ныть, но Андерс и не думал отстраниться от Мариан; в конце концов, она его спасла, и если так он сможет помочь ей, то готов сидеть вплоть до Шестого Мора. Но Хоук всё же разомкнула пальцы и безвольно повисла на целителе, положив голову ему на плечо. Она никак не могла поверить, что всё получилось, и они снова выбрались сухими из воды, и вроде бы нужно радоваться, но страх потерять единственного близкого человека никуда не пропал, и руки продолжали мелко подрагивать. Судорожно вдыхая, Мариан всё же обняла Андерса, беспорядочно шаря ладонями по его спине: тёплый, живой, здесь, с ней, родной…     Так они и сидели, не произнеся ни слова, пока солнце не начало садиться.   — Пора идти, — сказала Мариан, но голову с плеча Андерса не подняла.   — Пожалуй, а то нас могут и догнать.   — Навряд ли кто-то захочет связываться с малефикаром.   — И одержимым.     Хоук рассмеялась и, наконец, поднялась с земли, разминая затекшие руки. Перекинув сумку через плечо, она уже было хотела идти дальше, как вдруг обернулась, вперив озадаченный взгляд в Анднрса.   — О, — изрекла Хоук, садясь обратно, — тебе понравилось быть окольцованным?     Целитель посмотрел на свои руки и ноги, на которых до сих пор красовались оковы, и неоднозначно хмыкнул.   — Да давай сниму. — Мариан, коснувшись кандалов, прошептала какое-то заклинание, и те просто рассыпались.     Она хотела взять и вторую руку, но Андерс мягко отстранил ее.   — Спасибо, но дальше я могу справиться и сам.     Хоук хмыкнула, наблюдая за его потугами, но после того салюта в бараке сил и впрямь оставалось немного, поэтому когда с оковами было покончено, отступники медленным шагом направились дальше.   — Скажи, — нарушила тишину Мариан после недолгого молчания, — ты ведь мне поверил.   — С чего такая уверенность? — Андерс теперь шел впереди, выбирая дорогу, и обернулся на слова Хоук.   — Просто… ты на меня так смотрел, будто я сама Андрасте. Так не смотрят, если знают наверняка, что всё нормально.     Целитель помолчал, не зная, что ответить, а потом тихо усмехнулся.   — У тебя был бы большой успех в орлейском театре.     Теперь Мариан не могла подобрать слова. Хотелось извиниться, но это всегда получалось ужасно и неубедительно, поэтому она выбрала уже проверенный метод свести всё к пустякам.   — Ну, — нерешительно протянула Хоук, — я надеюсь, ты больше не купишься на этот трюк. Ты же знаешь, что я всегда буду защищать тебя.   — А я тебя. — Андерс улыбнулся в своей обычной манере, и Мариан сразу стало так спокойно и легко, что она резко почувствовала потребность подгадить счастье.   — Кста-ати, — елейно протянула она, прищурившись, — а не думает ли без пяти минут жертва Усмирения как-то наградить свою спасительницу?     Но настроение было хорошим не только у неё, и Андерс не остался в долгу.   — О да, конечно, — совершенно серьезно сказал он, — жертва Усмирения обещает уговорить Справедливость не обижаться на твои шутки целую неделю и так и быть подыщет пригодное для ночлега место.