Белтайн

Аматеон был воплощением самой земли. Сейчас многие об этом не помнили, но это и к лучшему. Исконно женский дар у мужчины — не то, чем можно похвастаться в кругу стражей. Но королева, конечно, знала и не использовала его в своих представлениях, только потому что он был верен её сыну и никогда не смотрел в сторону её брата. А он знал, чувствовал плотью и магией, что принц Есус и его — дочь отрезанные ломти, не принадлежащие больше Темному Двору, чуждые фейри. Он вообще лучше многих чувствовал магию, твердь, ситхен и, наверное, мир в целом. Когда он был маленьким и невинным, а фейри еще жили в Ирландии, его нянька-брауни рассказывала ему, что в незапамятные времена таких как он считали совершенными, высшими существами. Они несли оба начала и воплощали саму жизнь. Он быстро перестал в это верить, не с первой же ночью, но… Хорошо что не назвали искаженным или проклятым, а там он научился скрывать. Тем не менее, он знал что произойдет что-то… не плохое или хорошее — значимое, связанное с его даром, еще за неделю до Белтайна — гораздо раньше чем сидхен нашептал королеве. Он то ощущал под ногами мягкую почву, то замирал задыхаясь от накатывающего желания, а иногда видел засохшие растения сидхена живыми и цветущими. К традиционному балу напряжение магии достигло пика. Аматеон не ахнул и не удивился, когда перед шествующей к трону Андаис вспыхнул огонь, из которого она выхватила записку с желанием. А вот то, что частью договора оказался он сам, выбивало из колеи. Взбрыкнуть и отказаться и в голову не пришло — он понимал важность сделки. Но быть выброшенным из волшебной страны в неизвестность — не то, что пожелаешь даже врагу. А еще, было больно от того, что земля которую он любил и которой был бесконечно верен решила пожертвовать именно им. Он же видел, что выбирала не Андаис — выбирала магия всех фейри. Адаир и Айслинг так и не стали до конца Темными — их вымело первыми, как нечто инородное. Усна пошел сам, самовольно, без приказа королевы, так словно ни она, ни его клятвы ничего не значили — видно он слышал и слушал магию еще лучше Аматеона. И Шолто, царь всего что между, предводитель Воинства. Он держался, а может не чувствовал? Но сдался застарелой, въевшейся жажде. Жажде сияющей плоти, которую за четыре столетия никто так и не удовлетворил. Им брезговали, его боялись — считали искаженной тварью. Аматеон сочувствовал молча и еще тщательнее прятал собственное уродство. Но гости, их высокие гости видели другую красоту, хотя во всем, кроме стриженых волос, походили на светлых сидхе. Не на теперешних, а на тех кто жил в зеленых холмах Ирландии и не отдавал своих сил Безымянному. Мало кто из них обошел взглядом слуа и их царя Шолто. А тот то ли не понимал, то ли думал что на них действует его гламор. Скорее первое, конечно. Предводитель Воинства не дурак, но ему негде было привыкнуть к таким взглядам и научиться их понимать. Он и стоял как истукан пока его не взяли силой и платой. Их с Адайром новый король, тоже смотрел на карг и летунов, особенно на летунов, настолько явно предпочитая их сияющим сидхе, что это выглядело намеренным оскорблением. Он даже клятву принял походя, как недостойную внимания безделицу. И прямо сказал, что если бы не сделка, его выбор пал бы на Шолто. Адаир и Айслинг изошли злобой, но показали её только магией и телом — они тоже боялись помешать тому, что близилось и приветствовали переход в чужую, но светлую землю. Аматеон же испытывал радость свершившейся мести. Чудо, первое со дня сотворения Безымянного, одарило не блистающих сидхе, а мерзких Слуа. Он был благодарен своему маленькому королю за эту правду, брошенную в лицо двора. Пусть он и не был полукровкой, но иногда причислял себя к таким как Шолто. Уже сидя за столом нового хозяина, Аматеон шокировано осознавал, что присутствует на детском празднике, проходящим под присмотром единственной взрослой… гувернантки? А болезненно напоминающие Ирландию зеленые холмы, пусть и пропитаны магией, но не скрывают ничего кроме почвы и камня. Айслинг откровенно бесился и осмелился-таки публично снять свои вуали и даже тунику, на что, к его ужасу, никто не обратил внимания. Разве что «гувернантка» окинула мимолетным презрительным взглядом. Местное понимание красоты значительно отличалось от того к чему они привыкли. Но та девушка, в прямом и переносном смысле пленившая Шолто, считалась первой красавицей? И Усна не остается без внимания, но тут скорее надо благодарить его кошачью грацию, а не внешность. Может все дело в празднике и они не займут на новой родине место слуа? Как сказал Гарри: «обидно тратить Белтайн на кого-то обыкновенного»? Когда Андаис их покинула, его маленький король выспросил у… мадам, как передать другу «подарок» и наконец-то обратил к ним красное от смущения лицо. — Пойдем? — спросил он, — Я возьму корзину с вином и угощением. Аматеон встал и первым подал руку своему королю. Тот несмело сжал его пальцы и повел сначала к гигантской карете, рядом с которой стояла простая ивовая корзина, а потом в холмы. Они уже спустились, когда та самая первая красавица их догнала. — Гарри, подожди пожалуйста. Я хочу убедиться, что ты знаешь все что нужно, — сказала она запыхавшись и ткнула пальцем в Адайра и Айслинга: — Вот эти двое не полноценные. А этот пятнистый, полноценен только магией. Я им не доверяю. — Эм, Флёр, что значит неполноценные? — спросил мальчик. — Ох, я уже не удивляюсь! В Хогвартсе совсем не учат по-настоящему важным вещам, — возмущенно высказалась девушка и замялась, подбирая слова: — Смотри, ты и я полноценные, а Рон и Гермиона — нет. — Почему? — жалобно спросил мальчик. — В них половина целого, а не целое, — сказала Флёр и страдальчески вздохнула видя непонимающее лицо собеседника: — Ты маглов хорошо знаешь, да? Магловские мужчины это только мужчины, они никогда-никогда не смогут понести, а женщины наоборот, так? Рон и Гермиона как маглы, из-за этого их магия не полная. Они смогут колдовать не все, а только часть. — Но всем мужчинам очень трудно понести. Я знаю что нужны специальные ритуалы и дорогие зелья. Родители Вуда хотят второго ребенка, но никак не накопят деньги, — сказал мальчик. — Можно и без зелий, — улыбнулась девушка, а представители Темного Двора подняли упавшие челюсти: — Только ждать долго. Но Рону и Гермионе не помогут никакие зелья. У них другое тело, в котором нет нужных частей, понимаешь? У нас они есть, но не от маглов, а от магиков. Магики живут очень долго и рожают редко, поэтому нужны зелья. — Правда? — пораженно сказал первооткрыватель, — Я не знал. Я думал все волшебники одинаковые, а ведьмы другие… ну и там тоже, но не разные между собой. Поэтому Рону нравятся только девочки? — Да, для него это хорошо и естественно, — сказала Флёр и вернулась к тому с чего начала: — Если ты сам полноценный, то лучше всего встречаться с таким же полноценным, а половинкам наоборот искать противоположностей. Но полноценному мальчику вредно встречаться с мальчиком-половинкой. Из-за этого можно испортить… перекосить магию. Не будут получаться многие чары и ритуалы. — То есть, вы гермафродиты? — вмешался Айслинг. — Не совсем. У волшебников есть превалирующее начало. Нам необязательно, но правильней встречаться с тем, у кого противоположное начало, для магии и детей, — ответила девушка и спросила: — А вы что, делитесь как маглы? — Да, — хмуро ответил Айслинг. — Но мой спутник и он, — она указала на Аматеона, — полноценные. — Эти двое пришли к нам из другого сидхена, — ехидно сказал, обнимающий девушку всеми своими щупальцами, Шолто: — Они там поклоняются маглам и выгоняют всех, кто от тех отличается. А мы бываем разные и полноценные, и нет. У вас же тоже есть половинки, я правильно понял? — Есть, — вздохнула Флёр, — особенно много в Хогвартсе. Это школа в которой учится Гарри. Там двигают науку, но не учат жить. — Флёр, — остановил подругу мальчик, — мне надо успеть договориться с другом. Он не знает о том, что я затеял. — Ты думаешь он захочет в этом участвовать? — спросила девушка, — Ему точно не понравится быть с таким же как он сам. — Это не Рон. Это мой родственник. Он взрослый и когда-то был влюблен в мужчину, — смущенно сказал Гарри и улыбнулся: — Флёр, правда, надо идти, мне еще получать заслуженную порку. — О! Это совсем другое дело. Тогда я не буду волноваться, — ответила девушка, — Но ты все равно хорошенько подумай, стоит ли то, что ты пожелал проблем с магией. Первая ночь это очень важно. — Стоит, — ответил Гарри, — Я бы не решился отдать Молнию, если бы не стоило. — Надеюсь, это действительно так, — сказала Флёр и повела своего короля к танцующим парам. Аматеон снова подал руку мальчику и они обошли холм. Теперь ему было понятно, почему волшебная страна отправила его сюда и обезглавила Воинство. Чтобы там не говорил Шолто, а полноценными у них были именно половинки. Как Богиня и Консорт. А такие как они так тщательно скрывались, что считались несуществующими. Он и не подозревал, что при дворе есть еще один такой же, и Шолто думается тоже. Когда холм надежно закрыл их от остальных празднующих, Гарри остановился. — Подождите немного, пожалуйста. Вот, — он протянул Айслингу корзину, — тут вино и чай. А мне надо договориться с домашним эльфом и крестным. Айслинг кивнул и взял предложенное, а мальчик отошел на десять-двенадцать шагов и щелкнул пальцами: — Добби? — неуверенно позвал он. Тут же раздался хлопок и рядом с Гарри появилось небольшое существо, похожее на крупного, белокожего пикси. — Добби рад служить великому волшебнику Гарри Поттеру, серу — сказало оно тонким визгливым голосом. — Я тоже рад тебя видеть снова, Добби, — нервно ответил мальчик, — Мне очень нужна твоя помощь. — Добби счастлив помочь самому доброму на свете волшебнику, — ответил пришелец. — Я знаю, Добби. Ты всегда мне помогаешь лучше всех, — сказал Гарри. — Гарри Поттер, такой добрый. Он всегда хвалит недостойного Добби, — взвизгнуло существо и обхватило ноги мальчика. — Но, понимаешь, у меня сейчас такое поручение, которое ты может быть и не сможешь выполнить. И я не хочу, чтобы ты из-за этого расстраивался, — медленно, едва ли не по слогам, сказал Гарри и погладил существо по голове. — Если Гарри Поттер говорит не расстраиваться, Добби не будет. Но Добби очень хочет помочь Гарри Поттеру. — Хорошо, Добби, — тяжело вздохнул мальчик: — Мне надо чтобы ты нашел Бродягу. Ты помнишь кто это? — Добби помнит, это крестный Гарри Поттера, сера, Сири…, — Гарри ладошкой закрыл рот существа и сказал: — Не надо говорить его имя вслух. Попробуй его найти. Если получится, и если рядом с ним никого нет, то попроси его отправить мне Патронус. Потом, дождись мой ответный Патронус, спроси у Бродяги согласен ли он, и если он согласен, перенеси его сюда. Если не найдешь или он не сам — возвращайся и расскажи мне. Ты все понял? — Да, Добби понял. Он находит Бродягу, просит послать Патронус, ждет Патронус Гарри Поттера, сера, и спрашивает согласен ли Бродяга. Если тот согласен — Добби переносит его сюда. — А если ты не нашел, он не сам или отказывается? — Добби возвращается к Гарри Поттеру, серу, и рассказывает об этом. — Ты умница, Добби. Существо расплылось в слезливой улыбке и исчезло. Мальчик обнял себя руками и поднял лицо к небу. Постоял так немного и вернулся к ним. — Помните, Мадам Максим возмущалась, что нас не учат бытовой магии и самообслуживанию? — со смешком сказал мальчик, — Она просто не знает, что это вынужденная мера. В Хогвартсе самая большая в мире колония домовых эльфов. Они устраивают кошмарные истерики, если кто-то пытается отобрать их работу. А учиться общаться нам приходиться в первую очередь с ними. — Они как брауни? — спросил Адаир. — Похожи. Только брауни служили и маглам, и существам, а домовые эльфы — только волшебникам. Всех остальных они ненавидят, — ответил Гарри, — Брауни ушли с территорий МКМ четыреста лет назад. С провозглашением Статута Секретности. Не захотели расставаться с маглами, как вампиры и некоторые фейри. — МКМ? — Международная Конфедерация Магов, — сказал Гарри и хотел что-то добавить, но со склона холма на него прыгнул огромный черный пёс. Сидхи, мгновенно кинулись спасать своего короля, и рассыпались по траве как пестрый, оброненный веер. — Сириус! — обиженно крикнул мальчик и не выдержав засмеялся: — Фу! Ну что ты творишь! Пес хорошенько вылизал лицо отбивающегося подростка и перетек в худого, темноволосого мужчину. — Я думал тебя взяли в плен, а ты тут Белтайн празднуешь! — фальшиво возмутился бывший пёс. — Немедленно расколдуй наших гостей и извинись! — велел Гарри, — Если бы ты не тратил время на пытки моего домовика, то давно бы знал куда тебя приглашают. — Зачем их расколдовывать? Посмотри какая красота, — ответил мужчина и повел рукой, — Нарси помнится таких коллекционировала… лет до трёх. А потом решила, что Люциус более функционален. — Сириус! — взвизгнул Гарри, давясь от смеха, — Перестань немедленно! Я между прочим заключил сделку! — Сделку? — растерянно спросил Сириус и воскликнул: — О, Мордред! Зачем? — Расколдовывай, приноси извинения и я расскажу, — сказал мальчик и обиженно добавил: — Если, конечно, в этом еще будет потребность. Мужчина недовольно ворча, что кто-то не понимает хороших шуток, направил на каждого странную указку… нет волшебную палочку — вспомнил забытое мастерство Аматеон — и окаменение остановившее их неудачную атаку спало. Сиды вскочили и заняли оборонительную позицию. Гарри поднялся на ноги и протянул к ним открытые ладони. — Простите, ради Мерлина. Крестный любитель шуток, но больше так делать не будет, — сказал мальчик, строго посмотрев на ехидно улыбающегося мужчину: — Пожалуйста, давайте успокоимся, выпьем чай, и я расскажу ему о сделке. — Он гончая дикой охоты, — напряженно сказал Адайр, — он очень опасен, а мы должны тебя защищать. — Он не обидит меня ни при каких обстоятельствах. Он мой самый близкий человек, тот ради которого я пошел на сделку. И он анимаг, а не гончая, — серьезно и спокойно сказал Гарри. Аматеон вдруг понял, что маленький король говорит с ними как с тем Добби, и этот факт невыносимо обиден. Он первым спрятал меч и подошел к волшебникам. Не хотелось думать, что те воспринимают их как брауни. Мальчик достал из корзины свернутую скатерть и Аматеон подхватил её край помогая расстелить. На расшитом золотыми драконами полотне тут же появились чашки и блюдца, сладости и фрукты, вино и большой исходящий паром чайник. Сидх едва не открыл рот от удивления. Когда-то и у них были волшебные горшки и кубки, в которых не заканчивалась еда и вино. Но о таком благе магической цивилизации как то, что лежало перед ним, он не слышал и в сказках. — Ух ты! Мы с Джеймсом заполучили такую только на седьмом курсе, — сказал мужчина, — Скатерти со спиртным не продают детям. Как тебе удалось её достать? — Сириус, давай сперва о сделке, — тихо попросил Гарри, сглотнул и опустил голову. — Ладно, давай, — ответил мужчина и тревожно заглянул в лицо мальчика. Заикаясь и запинаясь, маленький король быстро вывалил на мужчину суть сделки и предложенный королевой план действий. Мужчина отставил чашку, растянулся на траве заложив руки за голову, сорвал и сжевал травинку, а потом снова сел. — Скажи мне честно, тебе действительно настолько плохо у Дурслей? — спросил он у мальчика, — Дамблдор говорит, что ты преувеличиваешь и не воспринимаешь всерьез материнскую защиту. — Я десять лет жил в чулане, — после паузы, медленно сказал Гарри, — Они меня никогда не били, но перед тем как получить письмо из Хогвартса, я не ел две недели и не мог сходить в туалет и душ. У меня никогда не было новых вещей, а подарить мне могли разве что старые носки Вернона, чтобы посмеяться над ненормальным. Я до магловской школы даже имени своего не знал. Сейчас, они бояться запирать меня или морить голодом, но никакая защита не оправдывает жизнь с ними. — Мордред! — простонал Сириус, — Я убью старого уродца. — Не стоит, не хочу чтобы ты пачкал руки убийством. И дело не только в Дурслях, — спокойно сказал их маленький король, — Я не хочу быть «Мальчиком-Который-Выжил». Не хочу каждый год влипать в приключения. Не хочу спасать девушек и драконов, сражаться с Темными Лордами и Василисками или участвовать в турнирах. Особенно против своей воли. Я может и не очень умный, но и не идиот. Охрану философского камня не могут пройти первокурсники, а одушевленный дневник, способный накладывать Империо, не может проникнуть сквозь Хогвартские щиты, против воли директора. Защиту на кубок накладывал сам Дамблдор — сильнейший светлый маг современности. Так неужели кто-то смог незаметно обойти её, в его же школе? — Расскажешь мне потом подробнее, — попросил мужчина, — Кое в чем ты ошибся. Сильнейший светлый маг современности — не Дамблдор, а ты, Гарри. Т-с-с, я потом тебе расскажу. Близиться полночь, пора заверять твою сделку. Мальчик покраснел и опустил голову, мужчина рассмеялся и повернулся к фейри. — Начнем со знакомства? Я Сириус Орион Блек, волшебник и анимаг. Предупреждаю, я Мордредову тучу лет не занимался любовью и, кажется, забыл как это делается, — представился он. — Аматеон, сидх, лорд Земли и бывший страж королевы. С любовью у нас всех примерно так же, — криво улыбнулся фейри и за ним представились остальные. — Сразу внесу маленькие дополнения в план вашей леди, — сказал Сириус, — Семени нужны вода и свет. Гарри и те кто с ним, пойдут вон на тот южный склон у моря. Свободе и любви нужны ветер и огонь. Мы разожжём костер на вершине, прямо над Гарри, и там же ляжем. — У меня есть жаровня, — сказал мальчик, — Ей можно заменить ваш костер? — Нет. Пусть лучше Добби принесет дров, а я пока покажу тебе парочку полезных чар, — ответил волшебник. Перед ним тут же появился местный брауни, поджавший большие ослиные уши и виновато поглядывающий на мальчика. Аматеон никак не мог понять: тот настолько быстро двигается, всегда находиться рядом или каким-то невообразимым способом перемещается в пространстве? Чары оказались интимного свойства, его маленький король бледнел, краснел и ронял палочку, но справился не больше чем за пять минут. Сидх в который раз поразился причудам здешней магии. Дома никому бы и в голову не пришло выдумывать и разучивать заклятья для таких безделиц. Правда, их древние палочки предназначались для одного-двух направленных действий, а эти похоже были универсальными. Он пообещал себе, что утром непременно одолжит палочку. Не колдовать, а подержать в ладонях, прощупать, оценить силу и свойства артефакта. Наконец, не осталось причин сидеть вокруг зачарованной скатерти. Сириус отправил Усну и Адайра к большому костру, магией поднял дрова, подмигнул Гарри и поманил за собой Айслинга. Они начали подниматься, а Аматеон сжал ладошку своего короля и повел его в указанную Сириусом сторону. Гарри всю дорогу молчал, а когда они остановились, задрожал, подавил порыв отстраниться, но не смог его скрыть. Аматеон старался не принимать это на свой счет. Четырнадцать лет, не целован, не знает чем конкретно отличаются мальчики и девочки. Смелый в общем-то у него король, раз согласился на то, что предложила Андаис, и не отступил, услышав уточнения друзей. Ему бы самому не подвести, после стольких-то лет целибата, вздохнул Аматеон и вознес молитву Богине. Потом обнял мальчишку, зарылся носом в темные волосы и отстранился пытаясь заглянуть в лицо. Он так и не разглядел его толком. Тусклый свет бального зала, отсветы костра и сумрак маленькой долины не то что позволит узнать какие у партнера глаза и каким цветом будет сиять его кожа. А Гарри все это время так старался не смотреть на будущих любовников, что кроме их роста ничего и не мог увидеть. Что говорят девственникам? «Не бойся, милый, я не сделаю тебе больно»? Вранье чистой воды, больно он сделает — другое дело, что потом будет приятно. «Успокойся, тебе понравится»? Тоже не факт, особенно учитывая предрассветный план. — Ты не передумал? — спросил Аматеон и мальчик отрицательно покачал головой: — Тогда посмотри на меня, пожалуйста. Блестящие глаза, опушенные темными ресницами, припухшие искусанные губы, страх и решимость. Подрагивающие ладони на его предплечьях. — Ты боишься боли? — Нет, — покачал головой мальчик. — Позора? — озвучил сидхе свой собственный страх и получил непонимающий и удивленный взгляд в ответ: — То что ты будешь снизу не считается недостойным? А то что нас будет трое? Нет и нет, я правильно понял? Тогда чего ты боишься? Почему сжимаешься и стараешься не смотреть на нас? Его маленький король покраснел так, что это было отчетливо видно в свете медленно ползущей луны. И Аматеон успел пожалеть, что затеял разговор, но Гарри вдруг успокоился и ответил: — Вы меня не выбирали. Вас выбрала королева. Я читал, что сделку заверяют договаривающиеся. Представить не мог, что кого-то заставят… лечь со мной против воли. Мордред, чувствую себя помесью Темного Лорда и проститутки! Аматеон сел на траву, усадил мальчишку рядом и уложил спиной к себе на грудь. Пару минут, он молча перебирал короткие кудри, а потом заговорил: — Мы принадлежали королеве душой, телом и магией. Принадлежали столетиями, а королева у нас не сахар. Мы были обязаны соблюдать целибат… полный целибат — не могли утолить жажду даже наедине, без чьей-то посторонней помощи. Она редко меняет фаворитов из стражей, а нас много. Последним из нас троих, вкушал радость плоти Айслинг. Это было чуть меньше двухсот лет назад, еще до того, как он пришел к Темному Двору. То, что произойдет сегодня, для каждого из нас будет чудом и большой радостью. Не тревожься. Мальчик не знал, что их ему отдали насовсем, и Аматеон решил не пугать его и себя раньше времени. Договорив, он наклонился, осторожно и легко поцеловал Гарри, не позволяя ответить и утопить их обоих в болоте слов. Он протянул руки к завязкам, стягивающим ворот странного одеяния мальчика и тут же отдернул. По пальцам пробежала маленькая молния, а Гарри ахнул. — Прости, забыл совсем. Это ритуальная мантия, сперва надо разорвать пояс. Аматеон чуть отстранился, провел руками вдоль худенького тела, нащупал толстый шнур и разорвал. Эта пакость молниеносно разлетелась на миллион сверкающих… песчинок? Они взмыли огромным светящимся облаком и начали медленно падать, как легкий летний дождь. — Это семена, чтобы не таскаться по лесу, а собрать цветы на месте, — усмехнулся Гарри, — по ним потом гадают. Продавец хвастал, что там больше пятисот видов, а какие именно вырастут, зависит уже от нас. И да, недостойный не смог бы порвать эту веревку. — Я поражен местными магическими изысками, — сказал Аматеон, повалил смеющегося мальчишку на землю и поцеловал как полагается. Так, чтобы тот забыл, что умеет говорить. Потом, когда Гарри стало нечем дышать, он встал и начал раздеваться: — Посмотри на меня. У нас принято воздавать должное красоте любовника. Я хочу чтобы ты увидел и оценил мою. — Ты красивый! Я еще в зале увидел, — заполошно сказал мальчик. — Тш-ш. Смотри и попробуй сказать это взглядом и телом, — ответил Аматеон, с трудом удержавшись от нелицеприятного высказывания про зал.