Четвертый всадник

Чарльз поднес к носу стопку и отшатнулся от запаха. — Что за дрянь? Пахнет, как у Хэнка в лаборатории. Это спирт? — Это водка. Пей. — Как это можно пить? — Быстро. Хлоп — и глотаешь. Эрик сунул Чарльзу в руки толстый ломоть черного хлеба с куском нежного сала в розовых мясных прожилках. — Потом сразу кусай и жуй. — Ты это не серьезно. Чарльз переводил взгляд со стакана на хлеб. — Не дрейфь, Чарльз, от этого не умирают. — Может, хотя бы льда туда? — неуверенно спросил Чарльз. — Или содовой? — Коньяк свой со льдом пить будешь. Давай, смотри на меня. Эрик поднял свою стопку, отставив локоть в сторону. Чарльз, поколебавшись, сделал то же самое. Резкий спиртовой запах пощекотал ноздри. Никакого тебе благородного аромата старого дуба с ноткой торфа или меда, выжженной солнцем кожи, терпкого дымка и прочих выкрутасов. Пахло спиртом, и ничем больше. — А это обязательно?.. Эрик, не отпуская его взгляд, опрокинул стопку в себя, Чарльз сделал то же самое и чуть не выплюнул все на стол. Рот горел, будто он сожрал горсть черного перца. — Закуси, — Эрик подтолкнул его под локоть. — Дай. продышусь… — просипел Чарльз, открывая рот, как рыба. — Кусай, — Эрик втолкнул хлеб в открытый рот, и Чарльз машинально сжал челюсти. Выдохнул, начал жевать. Лицо розовело на глазах. — Молодец. Теперь еще по одной, — Эрик потянулся за бутылкой. Нет, все началось не так. — Ya hochu tri. Tri vodki. — Ни одной не дам, не проси, милок! У нас праздник! Бабка в цветастом платке махала руками, будто отгоняла комаров. Комары в это время уже давно передохли, а на Эрика пассы не действовали. — Dvad’czat' dollarov. Dvad’czat' pyat'? — Да хоть сто, не продам. Эрик полез во внутренний карман за деньгами, но тут из дома вывалился мужик, нетвердо стоящий на ногах, и, приплясывая, направился к калитке. Чарльз из окна машины с тревогой наблюдал, как человек пересек неширокий двор, едва не угодив в развешенные для просушки сети и чуть не навернувшись в корыто с бельем, выволок лохматого пса из будки и принялся горячо целовать его в морду. — Odna but’ilka za dvad’czat' dollarov, — продолжал торговаться Эрик, старательно выговаривая русские слова. Двадцатку он уже держал между пальцев и водил ею перед носом у бабки, будто гипнотизировал, но та стояла на своем крепко. — Анисья, хто там? — мужик наконец отпустил своего Рекса или Кинга, и тот сконфуженно попятился в конуру. — Сосед водки просит, — отозвалась Анисья. — Сосе-е-ед? — протянул мужик и прищурился, пытаясь разглядеть Эрика. — Все соседи уже в доме, а ты что? Хочешь водки — пошли за стол! У нас свадьба! Он цепко схватил Эрика за рукав и потянул к дому. Тот попытался вырваться. — Stoj! Какая нахрен свадьба? Stoj, я сказал! — и откуда-то из глубин памяти вырвалось, — Ruki vverkh! — Э? — мужик притормозил, обернулся. Чарльз выскочил из машины — ситуация требовала немедленного вмешательства. Нет, все началось еще раньше. — Одевайся, поедем. — Куда? — Чарльз растерянно поднял брови. — Ты же сказал, что никогда не пил водку. — Эрик, час ночи! Все закрыто! — Я знаю, где открыто. Эрик натянул потертые джинсы, начал застегивать рубашку. Чарльз, изнуренный романтическим вечером (в исполнении Эрика это был секс в виде прелюдии, секс в виде секса и секс на десерт), уже привычным жестом закутался в простыню и помотал головой. — В десяти километрах отсюда есть русское поселение. Съездим туда, купим водки. — Ночью? Как ты себе это представляешь? — Очень просто: я дам им денег. — Может, съездим завтра с утра? Эрик посмотрел на него с упреком. — Никто не пьет водку с утра. Но если ты не хочешь, я съезжу один. Чарльз вскинулся. Отпускать Эрика одного в ночи куда-то за десять километров, в непонятную деревню к русским было немыслимо. Он спустил ноги с дивана и принялся одеваться. Кашемировый свитер нежного голубого оттенка (под цвет глаз выбирал, и судя по всему, удачно выбрал) плохо пережил столкновение с примитивным бытом, так что Чарльзу пришлось надеть одну из рубашек Эрика. Она пахла дымом, горячим железом от утюга и немного — потом. Запах едва не вызвал у Чарльза головокружение. — Как ты с ними познакомился? — Я починил им лодочный мотор. — Как ты с такой скоростью обзаводишься знакомствами, — пробурчал Чарльз, надев пальто и пальцами прочесывая мех на воротнике. — Тебе надо было назваться не Магнито, а Белоснежкой. Эрик кинул в него тяжелый взгляд и мгновенно стал старше на двадцать лет. — У моей дочери был дар, — негромко сказал он, и Чарльз почувствовал, как воздух вокруг сгустился, будто перед грозой. — Она могла общаться с животными. Обожала этот мультик. — Эрик, прости… Я… Я не хотел. Я… — забыл. Чарльз, помертвев, смотрел на Эрика, не решаясь к нему приблизиться. Он забыл, что была какая-то другая жизнь за стенами этого дома, что были другие люди, мутанты, школа, обязанности, еще свежие раны. Он ничего не хотел помнить — и вот, пожалуйста. Перед мысленным взором всплыла навязчивая картинка Эрика с дочерью на коленях перед телевизором. Some day my prince will come Some day we’ll meet again — Поехали, — тихо сказал Эрик. — Молодец. Теперь еще по одной, — Эрик потянулся за бутылкой. Стол буквально ломился от тарелок, салатниц, рюмочек, вазочек, горшков, бутылок и мисок. Большая часть была уже уполовинена шумными гостями, но и того, что оставалось, хватило бы на две деревни. Чарльз, едва переведя дух, скакал взглядом по тарелкам. Гости шумели друг с другом, не обращая внимания на соседей. Кто-то пел, кто-то причитал, новобрачные целовались. Кто-то принимался считать, но раз за разом сбивался. — Три!.. Четыре!.. Пять!.. Десять!.. Шестнадцать!.. — Зачем они это делают? — шепотом спросил Чарльз. — Без понятия, — ответил Эрик и налил им обоим еще по стопке. — Не обращай внимания. — Как думаешь… мы можем здесь что-то попробовать? Что тут съедобно? Вместо ответа ему на тарелку упало три крупных дымящихся картофелины, которые тут же посыпали сверху зеленью и полили мясным соусом. Хозяйка, с легкостью держа в руках таз картошки, обходила стол и подкладывала горячее каждому, просили ее об этом или нет. — Не скромничай, русские страшно обидчивые, — Эрик потянулся через весь стол к банке с солеными огурцами. — Если отказываться от их гостеприимства, придут и подпалят дом. — Шутишь? — с опаской спросил Чарльз. По голосу Эрика было не похоже, что врет. — Пей. Чарльз выдохнул, взял новую стопку. Предыдущая неплохо угнездилась в желудке и теперь распространяла оттуда тепло по всему телу, как портативный ядерный реактор. Эрик смотрел ему прямо в глаза. — За всех, кого мы потеряли. Ты и я. Чарльз мгновенно сосредоточился. — За то, чтобы больше никто никого не потерял, — добавил он, проникнувшись моментом. — Нет, — отказал Эрик. — За это — следующая. Вторая и третья булькнули легче, приятнее, Чарльз зажевал острый вкус обжигающей картофелиной и облизнулся. Пристальный взгляд Эрика сразу потяжелел килограммов на сто. Чарльз с сочной ухмылочкой провел языком по верхней губе, у Эрика дернулась щека, зрачки расширились, как у кота в подвале. Он налил им еще, щедро плеснув на стол дрогнувшей рукой. — За тех, кто остался, — предложил Эрик севшим голосом. — Ты, я. Хэнк и Рейвен. — Вот Рейвен не трогай! — вскинулся Чарльз. — Я тебя никогда не прощу. — За то, что ушла со мной? — Сам знаешь за что. — Это был ее выбор, Чарльз. Я ее никуда силком не тащил. — Если б ты только попробовал, я бы тебе мозги сварил прямо в шлеме, — запальчиво заявил тот и добавил для надежности: — Мудак. Эрик выглядел удивленным. — Да при чем здесь Рейвен? Мы же давно все выяснили. — Да, мы давно выяснили, что ты мудак, — угрюмо буркнул Чарльз. — Это была ошибка. — И козел. — Я же сказал, что сожалею, Чарльз! — Как ты мог так с ней поступить? Она же доверяла тебе! — Ты про тот случай… — Да, я про тот случай! Про тот самый гребаный случай! Как у тебя рука… как у тебя вообще что-то поднялось? Она же моя сестра! — Если бы она была моей сестрой, я сделал бы то же самое. — Что? — Чарльз выглядел охреневшим и пьяным, причем одно усиливало другое. — Ну ты и псих. — Конечно, сейчас я бы не стал. Но тогда я не видел другого выхода. — Надо было поискать другой вход! — Что? — Эрик потерял нить разговора. — Не чтокай! У тебя хоть какие-то тормоза в голове есть? Да ты бы пальцем ее не тронул, если бы она была твоей сестрой. — Тронул бы, — убежденно ответил Эрик. — Не тронул! — А что мне еще было делать? — Дрын свой держать на привязи, вот что! — Чарльз попытался вскочить, чтобы выйти из-за стола, но наткнулся на плотную стену из спин и животов и упал обратно, красный от ярости. — Я тебе ленточку подарю, чтоб к ноге привязывать. А еще лучше — скотчем примотать. Эрик смотрел на него, как на придурка. — Чарльз, о чем ты вообще говоришь? — Не прикидывайся, ты сам все прекрасно знаешь. — Я не понял ни слова, Чарльз. — Ты трахал мою сестру! Так понятнее? Эрик ударил ладонью по столу так, что стекло зазвенело, и заржал. Чарльз смотрел на него с ненавистью. — Чарльз, я… Новый приступ смеха скосил, не давая выговорить ни слова. — Смейся, смейся, ублюдок. — Чарльз сложил руки на груди и отодвинулся подальше, впилившись в чей-то бок. — Я не спал с Рейвен. — Ага, как же. — Чарльз, я серьезно. Я думал, ты говоришь про Париж. Что я пытался убить ее. Чарльз ревниво насупился, но глаза у Эрика были веселые и честные. — Во-первых, она была для меня мелковата. Чарльз напряженно дышал, но не отводил взгляд. — Во-вторых, я спал с Эммой. — Твою мать! — Чарльз зажмурился, тряхнул головой, пытаясь выбросить это из памяти, но раскаленное воображение уже нарисовало ему длинноногую блондинку с пышными буферами, обхватившую наманикюренными пальцами сухие твердые плечи. — Обязательно все портить? Мог бы и обойтись без подробностей. — Я без подробностей, — Эрик примирительно поднял руки. — Я же не рассказывал, как она… — Так, — Чарльз вскочил. — Мне надо на воздух, или меня стошнит тебе на колени. Пробиваясь следом за ним через плотную толпу людей к выходу, Эрик не унимался. — Чтоб ты знал, если бы я спал с ней, все было бы намного проще. Она ушла от меня, потому что я не стал. — Разборчивый какой, — с явной обидой в голосе буркнул Чарльз, вываливаясь из дома в холодную осеннюю ночь. — Сестра моя ему нехороша. — Ты непоследовательный, — Эрик пошарил в карманах, нащупал мятую пачку сигарет и с наслаждением затянулся. — А ты… ты придурок. Чарльз нахохлился и зашагал в сторону машины. Двор показался ему странно длинным, еще пару часов назад в нем был всего десяток шагов, а сейчас он отмахал все пятьдесят. Наткнулся на непонятную черную громаду, замер. Вытянул руку и коснулся шершавой бревенчатой стены. Привалился к ней, прислонился лбом к выпуклому бревну, пахнущему смолой и паклей — а чем ему еще пахнуть, конфетами? В голове гулко шумело, во рту скопилась слюна. Чарльз сглотнул. Эрик бесшумно встал сзади, угадываясь по запаху табака. — Я не мог так поступить ни с ней, ни с тобой. Не потому, что она мне не нравилась. А потому что она была твоей. Все, что у меня от тебя осталось. — Заткнись уже, — мучительно попросил Чарльз, поворачиваясь лицом и прижимая затылок к холодным бревнам. Огонек сигареты щелчком улетел за забор. За углом сарая послышалась какая-то возня, сопение, хриплый шепот, сменившийся шуршанием ткани и отчетливыми хлюпающими звуками. Чарльз прокрался ближе, высунул голову. Молодожены торопливо трахались, вцепившись друг в друга. — Пойдем, — шепнул Эрик, нетвердо качнувшись. Чарльз развернулся, оступился на скользкой траве и схватил его за ремень. — Пойдем. Точно. Он втащил его в щель между забором и стеной сарая. Голые кусты малинника захрустели, ломаясь. Чарльз ударился коленями об землю, задергал пряжку. Кожа у Эрика под рубашкой была горячей. Чарльз, шалея от собственной наглости, дернул вниз джинсы и сразу же, не давая опомниться ни себе, ни ему, присосался к члену. Эрик с размаху приложился затылком о бревно, и под закрытыми веками побежали цветные всполохи. Он схватился за стену — для надежности, колени подламывались. Чарльз до синяков впивался пальцами в бедра, толкая к себе, щекоча языком, облизывая, целуя, заглатывая. Эрик опустил ладонь на гладкую макушку и тут же получил чувствительный укус в бедро. — Без рук! — влажным ртом приказал Чарльз, и Эрик повиновался. — Не знал, что ты такая сучка, — прошептал он. Восхищенный? Изумленный? Все вместе, смешать, нагреть, добавить отчетливую жажду мести. Чарльз снизу что-то утвердительно промычал — да, именно такая, ты даже не представляешь, какая еще. Эрик всем собой ощущал и быстрый сильный язык, и гладкую нежную поверхность щеки, и скользкие губы. Под ногти забивалась древесная труха, Эрику казалось, еще немного — и он процарапает эту чертову стену насквозь. Он как со стороны слышал свое тяжелое хриплое дыхание. Мысли смешались в расплавленную лаву, по черному небу поплыли цветные ленты, разгораясь все ярче и ярче, догоняя друг друга, свиваясь, переливаясь, пока на полнеба не вспыхнуло безмолвное торжественное сияние. Чарльз медленно поднялся с земли, привалился к стене рядом с Эриком, облизывая вспухшие губы. Они переглянулись и нетрезво хихикнули. — Это ты? — Чарльз мотнул головой на облака. — Нет. — Эрик дрожащими пальцами заправил рубашку и застегнулся. — Это — ты.