WOAS. True Blood.

… Шривпорт затопили рассветные лучи, любители вампиров сонно (ах, эта вечная анемия!) разбредались по парковке, силясь отыскать свои автомобили и поскорее отправится домой: закинуться витаминами и забыться тревожным, но таким сладким сном, чтобы к закату снова вернуться к дверям «Клыкочущего Веселья» при полном параде. В вампирском баре стало пусто в один миг, и для Эрика Нортмана это мгновение внезапной тишины всегда было мгновением наслаждения: после ночей, когда он выходил на публику, неизбежно оставалось ощущение некоей брезгливости и утомления. Казалось бы, он никогда не делал чего-то особенного — просто сидел на своем кресле-троне на самом видном месте, приняв картинную позу и смеряя холодным, пронизывающим взглядом снующих вокруг клыков-кулаков, но как же ему, черт побери, претило все это! Он был викингом, он был воителем и завоевателем, но в это гнилое время вынужден был продавать себя снова и снова, чтобы выжить. Нет, его никто не смел касаться руками, но эти взгляды — жадные, маниакальные взгляды наркоманов, зависимых от его сущности, они были гораздо хуже. Все это дерьмо с выходом вампиров из тени на самом деле было удобно только людям — Эрик прекрасно жил без всех этих убогих деклараций о доходах и психопатов из Братства Солнца, пытающихся вычислить, где он проводит день, чтоб спалить его к такой-то матери. О, ну и уж конечно ему на хрен не сдалась эта синтетическая гадость в бутылках, которую люди упорно звали «настоящей кровью». Содержать вампирский бар — это был едва ли не единственный теперь легальный способ получать действительно НАСТОЯЩУЮ кровь, прямо из вены, горячую и восхитительную. Клыки-кулаки сами несли ее сюда, готовые рвать друг другу глотки за возможность подставить свою шею голодному вампиру… Пэм и Длинная Тень вместе с несколькими другими вампирами, которые обслуживали сегодня бар, уже скрылись в дневное убежище под баром, Джинджер и прочие официантки-люди ушли еще около часа назад, а вот Эрик все еще неспешно бродил среди перевернутых на столы стульев и размышлял о бренности бытия живого мертвеца в гребанном двадцать первом веке. Он был достаточно стар, чтобы рассвет не лишал его всех сил одним разом, как это происходило с молодыми вампирами, так что упасть замертво посреди бара ему не грозило, но ощущение легкой сонливости все же нахлынуло, и это было даже приятно в такой момент абсолютного одиночества и тишины… — Я не привыкла видеть тебя таким меланхоличным, — тягучий, мелодичный и насмешливый, до боли знакомый голос внезапно резанул слух. Эрик Нортман упустил кого-то из виду? Нет, это было исключено. Все дело было в том, что еще несколько секунд назад в баре не было никого, кроме него самого, а теперь она восседала на барной стойке, провокационно закинув одну стройную ножку на другую: короткие шортики (так в стиле Сьюки, скромная деревенская полушлюха с наивным лицом, словно бы не подозревающая, насколько провоцирует окружающих) открывали прекрасный обзор. Томная блондинка с вызовом взглянула ему в лицо и медленно откинула блестящие локоны с плеч за спину — ленивый, кошачий жест, обманчиво-небрежный, но наверняка продуманный и отточенный. — Не припомню, чтобы нанимал тебя на работу, — в тон ей отозвался Эрик, впитывая взглядом столь же жадным, как те, которые совсем недавно были прикованы к нему, каждую черточку лица блондинки. Он и узнавал ее, и нет — и это было страшно, но вместе с тем охренительно. Оказывается, у вампиров тоже может «земля уйти из-под ног». Они задвигались одновременно — два невидимых человеческому глазу вихря, два совершенных создания, бессмертные и прекрасные, кружащие в опасном, волнующем танце смерти и страсти, скалящие клыки совсем не для устрашения., а скорее по привычке: привычке, которая прежде была им чужда, потому что когда-то они не были хищниками. Она первой спрятала клыки, и Эрик на подсознательном уровне понял, что это чертовски не ее стиль, но ради него она готова пойти на компромисс. — Привет, Эрик, — мягко произнесла она, останавливаясь синхронно с ним, не сговариваясь: так, как это бывало в прошлом, много веков тому назад, когда они были и началом, и продолжением, и окончанием друг друга. — Ребекка, — хриплым полушепотом откликнулся Эрик, и она улыбнулась так, что его мертвое сердце болезненно сжалось. — Это в самом деле ты… — Мы всегда умели выживать не только вместе, но и по отдельности, — несколько язвительно проговорила дочь Майкла. — Как это по-нашему, Эрик, правда?.. Даже в разлуке мы избрали один и тот же путь, путь к вечности. — Я не знал, что ты обрела новую жизнь, — на лице Нортмана отразилось страдание: он провел не один десяток лет, оплакивая ее, и не одну сотню лет сравнивал всех своих женщин с ее призрачным образом. Стоит ли говорить, что все они проигрывали Ребекке, и ни одну он не любил и не уважал так, как ее. Да и любил ли он вообще после того, как потерял Ребекку?.. — А я вот не сомневалась в том, что ты выживешь, — Ребекка мимолетным движением коснулась лица Эрика, погладив его по щеке тыльной стороной ладони. — И всегда знала, что мы встретимся снова… Просто моя семья все еще уверена в том, что имеет право распоряжаться мною, я вновь была пленницей. — Значит, они так же переродились… — при мысли о других детях Майкла былой, давно утихший гнев красным драконом поднял голову в его сознании. Эрик прекрасно помнил их — Элайджу, приставившего меч к его горлу и требующего оставить Ребекку в покое; Финна, оболгавшего его перед всей общиной по приказу Майкла; Эстер, бросающую ему в лицо проклятье… — Больше они не смогут помешать нам, — твердо произнесла Ребекка. — Майкл мертв, Эстер тоже, а мои братья… Что ж, это они их убили. Теперь я свободна… Для тебя. если ты все еще этого хочешь. — Первое, что я сделал, когда переродился, это вскрыл глотки своему отцу и братьям, — в глазах Эрика бушевал истинный холод севера, когда он произнес это. — Это из-за них Майкл и вся твоя семья презирали меня и считали недостойным тебя. Много столетий их смерть была мне единственным утешением после того пожара, в котором исчезла ты и твои родные. Я считал, что пожар устроил мой отец… — И ты был прав, — подтвердила Ребекка. — Я видела его той ночью, он первым бросил факел. Твоя месть не была напрасной. — А теперь моя вечность не будет больше пустой, — взгляд Эрика смягчился, а в следующую секунду он уже сжимал свою давно утерянную возлюбленную в крепких объятиях и вновь наслаждался вкусом ее губ. Столетия минули с тех пор, когда они принадлежали друг другу, но что значит время для тех, кто бессмертен?.. Впереди у них была вся вечность, и на этот раз они уже не потеряют друг друга.